Читать книгу На грани времен - Ирина Юльевна Енц, Ирина Енц - Страница 5

Баба Феша налила из чугунка в таз горячей воды, принесла чистых тряпиц, кинула несколько щепотей травы в котелок, стоявший на печи, и скомандовала внуку:

– Бери все и неси в спальню. Сначала стрелу нужно вынуть.

Движения ее были четкими быстрыми, но без суеты. У Глеба, почему-то тряслись немного руки, скорее, от волнения и необычности обстоятельств, чем от страха. Крови на своем веку, не таком уж и долгом, он повидал в достатке. Просто, ситуация была, как бы это помягче сказать… нестандартная. Не каждый день находишь такое диво. Баба Феша подошла к кровати и, встав на колени стала внимательно осматривать древко стрелы с черным опереньем, торчавшее из спины девушки. Потом, тяжело вздохнув, покачала сокрушенно головой.

– Надо же… Срезнем ударили, будто зверя какого… – И пояснила не очень понимающему Глебу. – Срезень – это наконечник такой для стрелы, на большого зверя рассчитан. При ударе такой стрелой зверь или человек сразу начинает много крови терять, что делает его слабее. А тут на девчонку, да с таким стрелами. Одно слово – изверги… – Потом, подумав несколько мгновений, опять покачала головой, тихо проговорив: – Придется вырезать. Стрела насквозь не пробила тело, на излете была, с другой стороны не вынуть…

Развернула чистую льняную тряпицу, которую принесла с собой. Глеб тихонько присвистнул, увидев, что в ней было завернуто.

– Бабуля, да у тебя тут весь набор хирургических инструментов, словно у профессионального врача.

Баба Феша хмуро на него посмотрела:

– Не у каждого… Таких инструментов сейчас у ваших-то, современных и не сыщешь. Помоги разоблачить ее.

Расстегнуть ремни кожаного нагрудника было непросто, но Глеб с этим справился. От волнения, и от опаски навредить девушке или причинить своими неловкими руками ей боль, у него капельки пота выступили на лбу. Рубаху стянуть не получалось, поэтому, ее пришлось просто разрезать, чтобы обнажить спину. За все время, как раненую принесли в дом, она не издала ни звука,и Глеб обеспокоенно спросил:

– Ба, а она точно, живая…? Я пульса ее не чувствую…

Бабушка, занятая делом, только проворчала:

– Да, живая, живая… Я чую…

Достала небольшой нож с замысловатым закругленным концом. Опустила лезвие на несколько секунд в плошку с крепким соляным раствором, и велела коротко внуку:– Держи ее крепче за плечи…

Ловко орудуя своим необычным инструментом, сделала неуловимым жестом два небольших надреза по краям раны. Кровь, словно нехотя тихонько заструилась из порезов. Баба Феша, проговорив себе под нос едва слышно что-то по поводу того, что времени почти не осталось, взялась крепко за древко, и с силой, какую нельзя было заподозрить в ее хрупком старушечьем теле, и в то же время очень осторожно, стала тащить стрелу из раны. Кровь потекла быстрее. Девушка дернулась всем телом и едва слышно застонала. Глеб, крепко державший ее за плечи, только сурово сжал губы, а в глазах застыла тревога и жалость к несчастной. Баба Феша откинула стрелу в сторону, быстро и умело обтерла рану чистой тряпицей, смоченной в настое еловых шишек. А затем, накрыв рану своей ладонью, стала очень тихо шептать-приговаривать:

– На море на Окияне, на острове Буяне, лежит бел горюч камень-алатырь. На том камне-алатыре сидит красна девица, швея – мастерица, держит иглу булатную, руду жёлтую, зашивает раны кровавые. Заговариваю я дщерь Рода незнамого от ран, от порезов. Булат, прочь отстань, а ты, кровь, течь перестань. Ныне и присно и от круга до круга! Тако бысть, тако еси, тако буди!

Кровь стала течь медленнее. Женщина удовлетворенно кивнула, словно отвечая своим мыслям. Выбрала из своих инструментов большую иглу с закругленным концом, и стала ловко стягивать концы раны конопляной нитью. Затем еще раз обтерев рану чистой тряпицей, наложила распаренный лист лопуха, и стала умело и быстро перебинтовывать грудь раненой девушки. Глеб, как мог помогал бабушке, закусив губу от сострадания и жалости. В голове скакали блохами мысли: «Как? Откуда? Кто она такая?» Но, ответов на эти вопросы он не находил, и даже не было никаких догадок. От этого становилось немного не по себе. Создавалось ощущение нереальности всего происходящего.

Тем временем, баба Феша стала аккуратно протирать влажной тряпицей ссадины на плече и руках девушки. Когда с этим было покончено, вдвоем с Глебом они натянули на нее просторную чистую рубаху, и перевернув осторожно ее на спину, укрыли тонким покрывалом до самого подбородка.

– Ты пока с ней побудь, а я пойду отваром займусь, ее надо напоить, иначе, у нее просто не хватит сил, чтобы бороться с ранами.

Баба Феша, собрав инструменты и грязны, выпачканные кровью тряпки, не забыв прихватить стрелу, отправилась в кухню, где на печи уже булькала в котелке вода с травами, распространявшими горьковатый аромат по всему дому. Глеб, оставшись один в спальне, присел на корточки у изголовья кровати, и стал рассматривать лежащую девушку, мысленно пеняя себе за несвоевременное любопытство. Но ему очень хотелось рассмотреть, как следует их «найденку». Девушка была красива, даже теперь, с черными кругами под глазами, запекшейся коркой на губах, с царапинами на лице, со спутанными волосами.Волосы в косе были цвета спелой пшеницы, а вот брови и ресницы былиугольно-черного цвета. Ничего необычного, «потустороннего» в ее внешности не было. Если, конечно, считать «обычным» такую красоту. Она неуловимо напоминала ему хорошо закаленный стальной клинок. Внешне тонкий, с изящными формами, но в тоже время, холодный и смертельно опасный. Он был, почему-то уверен, что глаза у нее такие же, как и у его бабушки, серого стального цвета. Попадись она ему где-нибудь, скажем, в деревне, он, конечно бы обратил на нее внимание из-за ее яркой внешности, но не более того. Он про себя хмыкнул. А чего он ждал, что у нее на лбу будет написано: «Я пришла из другого мира»? Его внимание привлек большой медальон в виде лапы волка, висевший у нее на шее на прочном кожаном ремешке. Он, было,протянул руку, чтобы взять его и рассмотреть поближе, но, в последний момент, почему-то, передумал и опасливо отдернул руку назад.

Пока он ее разглядывал, девушка ни разу не пошевелилась, и даже было невидно, что она дышит. Грудь не вздымалась, крылья носа не трепетали. Он, все-таки, решил еще раз попробовать нащупать ее пульс. Взял осторожно ее кисть, и тут, от увиденного замер. Опрометью кинулся в кухню, где у плиты хлопотала бабуля, и с порога выпалил:

– Ба…!! У нее раны затягиваются!!!

Баба Феша оторвалась на несколько секунд от своего занятия, и посмотрела на внука с некоторым удивлением.

– Что ты этим хочешь сказать?

Глеб торопливо проговорил:

– То и хочу сказать, что сказал. Раны затягиваются прямо на глазах!!! Сама посмотри!!!

Баба Феша сначала сняла котелок с печи, и поставила его на стол остывать, и только потом пошла за внуком в спальню. Глеб подошел к кровати, и чуть откинул с тела девушки покрывало в сторону, потом осторожно взял ее руку, и удивленно выдохнул:

– Их нет… Посмотри сама. У нее все руки были в царапинах, а сейчас нет ни одной, даже следов не осталось!!! Что ты сделала? – Глеб посмотрел на свою бабушку с нескрываемым восторгом. – Я даже не подозревал, что ты так умеешь!!

Лицо бабы Феши выглядело озадаченным, даже, можно сказать, встревоженным, но отнюдь не довольным. Она проговорила себе под нос:

– Плохо… Очень плохо…

Ее слова Глеба несколько озадачили.

– Почему, плохо? Разве это не хорошо, что ее раны затягиваются? – Выглядел он растерянным.

Баба Феша покачала головой, словно бы и не слыша вопроса, который задал ей внук. Присела рядом с изголовьем, взяла руку раненой в свою сухую ладошку и прикрыла глаза. Посидев так с сосредоточенным видом несколько минут, она осторожно положила руку девушки обратно поверх покрывала, и прошептала:

– Э-э-э… девонька, да ты не так проста, как мне показалось вначале. – И, не обращая внимания на растерянного и обескураженного Глеба, поспешила обратно в кухню. Она оттуда вскоре вернулась, неся в кружке чуть остывший отвар. Попросила внука: – А ну, Глебушка, помоги мне ее напоить. Если удастся протолкнуть в нее хоть пару глотков, значит, жить будет, а нет… – Продолжать она не стала, только еще раз тяжело вздохнула.

Глеб осторожно, вместе с подушкой, приподнял голову девушки, а баба Феша попыталась влить ей в рот из ложки отвар. Первые две порции стекли по губам и подбородку на рубаху, оставляя на белой ткани желтоватые потеки. Но старая женщина не оставляла своих попыток. И вот, на третий раз, девушка, наконец судорожно глотнула и тут же тихонько застонала. Влив таким образом еще пару ложек зелья, баба Феша, наконец отставила кружку на небольшую деревянную тумбочку, стоявшую недалеко от кровати. Ее морщинистое лицо утратило тревожную сосредоточенность, и она, с некоторым облегчением, выдохнула. Поднялась на ноги, проговорив внуку:

– Ну все… Теперь остается только ждать. Пойдем в кухню…

Глеб, все время оглядываясь на лежавшую по-прежнему неподвижно на кровати девушку, поплелся за бабушкой. На лице у него застыло недоумение пополам с тревогой.

Баба Феша села на лавку, привалившись спиной к теплому боку печи, и со вздохом облегчения, вытянула ноги. Посетовала:

– Старею я, Глебушка… Силы-то уже не те.

Глеб только с улыбкой головой покачал:

– Бабуля, брось прибедняться. Ты еще многим молодым форы дашь. – Потом улыбка сошла с его лица. – Ба, объясни, ЧТО происходит. Если это не ты…? И почему, ты сказала, что это плохо? Может, тогда ее лучше в больницу?

Баба Феша вскинула удивленно брови.

– Да, Бог с тобой, внучек! Какая больница? Разве ж там ей помогут? Ладно, слушай. Как объясню, так и сам поймешь, что никакой больницей тут дела не выправишь. Пришла она из-за грани. Что там случилось, не спрашивай, я знать не знаю, могу только догадываться. С кровью грань переходить нельзя. Да и вообще, не для того ее боги создавали, чтобы мы туда-сюда через нее шастали. К добру это не приведет. Но что-то у нее ТАМ не заладилось. Кровь была пролита, и произошел сдвиг миров. Опасаюсь, что последствия этого нам еще аукнутся. – Она махнула рукой. – Ладно… Что сейчас об этом. Так вот, в момент самого взрыва она вольно или невольно (а я думаю, что невольно) образовала вокруг себя некий защитный кокон из собственной энергии. Скорее всего, это уже не разум, само тело так среагировало. – Увидев, как внук смотрит на нее широко открытыми глазами, она усмехнулась. – Ну и чего ты на меня так глядишь, будто думаешь, что твоя бабка из ума выжила? – Потом, посерьезнев добавила. – Вспомни, сколько раз я тебе говорила, что наш разум способен на очень многие вещи. Только ваше «образование» не учит этому, а только морочит голову! А наши Пращуры это знали! И жили в гармонии с природой и всем окружающим миром, и к звездам летали, и их «технологиями» были не какие-то там механизмы или железки, а РАЗУМ! Потому и умели многое!

Глеб виновато посмотрел на бабулю, и спросил:

– Тогда я совсем не понимаю, почему это плохо? Ты ведь сказала, что это плохо. Так, почему?

Баба Феша тяжело вздохнула.

– Да потому что тело без разума для защиты берет свою внутреннюю энергию. И будет до последней капли этой самой энергии защищать себя, раны врачевать.А вот как последнюю каплю-то выпьет, тут все и кончится. Только разум может контролировать сколько взять, да когда остановиться. Это как костер в тайге. Представь: есть у тебя запас дров на лютую зимнюю ночь. Тебе холодно. Без ума-то ты возьмешь, да сразу все и сожжешь, весь запас, потому что тебе тепла захочется. А ежели с разумом-то, так ты экономить будешь. Может не сразу согреешься, но зато, на всю ночь дров хватит. – Женщина глянула на внука, и со вздохом проговорила. – Может я как-то бестолково объясняю. Но ты умный, понять должен. Вишь, организм-то сам раны залечивает, а на это, ох, и много энергии надо!И чем серьезнее раны, тем больше энергии черпать будет. А разум ведь не контролирует. Раны-то залечит, а силы на то, чтобы подняться может уже и не хватит. Переход через грань большой энергии требует, а она к тому же раненая, крови много потеряла. Энергия грани мощна, безлика, и потому, неумолима. Ей что добрые, что злые – все одно. Выпьет силы, невзирая ни на чины, ни на ранги. Ох, беда, беда… Боюсь, моих сил может не хватить, чтобы поддержать ее. А то, что раны так быстро излечиваются, говорит о том, что организм последние остатки сил выхлестывает на это. – И она опять сокрушенно вздохнула, покачав головой.

Глеб смотрел на бабушку в растерянности.

– И что же теперь делать?

Бабушка сердито на него глянула.

– Что делать, что делать… – Проворчала она. – Теперь только ждать. Отвар она выпила, значит, надежда есть. Но я вот о другом сейчас думаю. Такой переход не каждому по силам, а уж в такой ситуации чтобы раненая, да защиту успеть поставить… Не видала еще такого. Только догадываться могу. Это, как опытный охотник. Когда дичь видит, у него руки сами действуют, по привычке, когда еще и разум не понял ничего. А руки уж ружье вскидывают и стреляют. Понимаешь? Не думая. Таким ведь умением даже в старину не каждый мог обладать. А владели этим… – Она не договорила, задумчиво разглядывая свои руки. – Только Жрица, сызмальства воспитанная в Скиту Матушки Йогини могла эдакое сотворить. Или… – Она махнула рукой. – Что толку гадать! Вот на ноги ее поставим, тогда все и узнаем. – Потом глянула на внука. – Ты, Глебушка, ступай. Дальше я тут сама управлюсь. Тебе, поди, на службу надо.

Глеб отмахнулся:

– Успеется… В нашем медвежьем краю все тихо. Ну, если только, кто из мужиков напьется, да буянить начнет. Так у таких мужиков и жены привычные. Сковородой умело не только у печи пользуются. – Он коротко хохотнул. – А я пока тебе по хозяйству чего помогу. Давай, баню истоплю, или еще чего. Ты говори, я мигом. – И он вопросительно уставился на бабулю.

Та задумалась на некоторое время, а потом проговорила:

– А, давай! Баню-то сейчас ей в самый раз. Баня, ежели с умом в ней париться, энергию дает. А это сейчас для нее самое нужное, поважнее всякого лекарства будет. – И поспешно проговорила в спину выходящего из дверей внука. – Только не шибко жаркую, Глебушка…

Когда Глеб вышел, баба Феша вернулась в спальню, и, присев рядом с кроватью, долго смотрела на лежавшую там девушку.

– Эх… Откуда ж ты, девонька… Как к нам-то забрела-попала… – Она, присев на край кровати, взяла руку лежащей в свою ладонь и стала ее поглаживать, тихонько напевая:

– В зы́бку сон Веле́с кладёт

С ко́робом к тебе идёт

Шо́бы сладко в но́щи спать

Ди́да Ве́леса позвать

Сла́док сон несе́ до ны

О́чи Сва́рога видны

За́волшует мудро бог

Шоб ни ки́чилса воро́г

Сво́ей силою лихо́й

Дух отсе́ле и́дша злой

По́чиванье до́брим стань

Си́ня Сва́рга в сон заглянь…

Эту колыбельную баба Феша помнила еще с младенческих лет. Ей для нее напевал ее дед. Говорил, что это не просто колыбельная, а еще и очень мощный оберег. Когда тело засыпает, душа становится беззащитной, и любая темная тварь, крадущаяся в ночи, может ей навредить. Или кусок отгрызть, или тьмы напустить. Потому и исстари повелось на нашей земле, что мальцам мамки колыбельную поют. Она ее и Глебу пела в младенчестве. А теперь вот, почему-то, сама не понимая причины, захотела спеть совершенно незнакомой девушке, пришедшей невесть откуда. Баба Феша повторяла и повторяла куплет раз за разом, пока не увидела, как над телом раненой появилось слабое голубоватое свечение. Довольно улыбнулась, и осторожно положила руку девушки поверх покрывала.

– Эх… девонька… Видать, из нашего ты Рода. – Потом поправилась. – …Или мы из твоего, что вернее будет.