Читать книгу Рябиновая долина. Слезы русалки. Книга третья - Ирина Юльевна Енц, Ирина Енц - Страница 8

Выехали мы, когда небо на востоке едва начало сереть. Нечего и говорить, что ночь прошла беспокойно. Только-только успела прикрыть глаза, как в следующее же мгновенье зазвонил проклятущий будильник. Мужа рядом со мной не было. Зато по дому витал аромат свежесваренного кофе, а с кухни доносились чьи-то тихие голоса. Похоже Игорь с Кириллом не спали всю ночь, беседы беседовали. Ну что ж, их дело мужское. Вчера (точнее, уже сегодня) я все-таки умудрилась довести тесто до ума, как говаривала моя бабуля. Испекла большой пирог с мясом. А вот на уборку в кабинете силы у меня не хватило. Но муж меня заверил, что наведет порядок сам. Встав с постели, первым делом, я, из чистого любопытства, сначала заглянула в кабинет, проверить, сдержал ли слово или оставил этот кавардак на потом. В кабинете царил идеальный порядок, за исключением дыры в полу, из которого неизвестные выдрали несколько досок. Ну и ладно… Пускай пока будет дыра. Успеется.

Скороговоркой поздоровавшись с сидящими за столом мужчинами, выскочила на крыльцо. Ведро с водой, как всегда, дожидалось меня на своем обычном месте. Я не уставала удивляться (если не сказать, восхищаться) своим мужем, его способностью придерживаться заведенного порядка, что бы ни случилось. Хоть снег, хоть дождь, хоть камни с неба, а все должно идти своим чередом. Не могу сказать про себя, что я любитель хаоса, но подобной педантичностью в мелочах я, увы, не отличалась. Тяжело вздохнув, на тему «умеют же люди», вылила ведро воды на себя, закуталась в огромное махровое полотенце и рванула в свою комнату.

В общем, уже минут через сорок, мы ехали по лесной дороге. Туман заволакивал все пространство вокруг и даже свет фар был едва виден в этой молочной мути. Кирилл сидел на заднем сидение и задумчиво смотрел в окно. Интересно, что он там такого интересного узрел? Мельком оглянувшись, поняла, что ничего он не узрел, а просто погрузился в свои какие-то мысли. Мои же мысли требовали «всенародного» обсуждения, и я стала приставать к мужу. В первую очередь я хотела выяснить, нашли они с Кириллом что-то, на предмет прослушки, в машине или нет. От ответа на этот вопрос зависело, насколько свободно мы могли разговаривать. Но вопрос задать тоже нужно было с умом, на случай… В общем, понятно, на какой случай. Не придумав ничего умнее, я, озабоченным голосом проговорила:

– Давненько ты машину не мыл…

Муж мой пасс понял правильно и коротко хмыкнув, ответил на незаданный вопрос:

– В машине чисто…

Мне показалось, что подобный ответ имеет продолжение, но так как муж продолжал молчать, словно сговорившись с Юдиным, я, несколько раздраженно спросила:

– И…? В машине чисто, и…?

Игорь усмехнулся:

– Ты была права. В кабинете мы нашли парочку зловредных «насекомых», но не тронули, оставили их на месте. А вот в столовой, пришлось их «вывести». Причем, говоря «вывести», я подразумеваю буквальный смысл этого слова. Кирилл их просто забрызгал клейким аэрозолем, как самых настоящих тараканов. Так что, они остались на месте, но теперь, кроме невнятного шума не пропускают никаких звуков, особенно, если говорить тихо.

Я кивнула. Честно говоря, меня не особо волновал сам способ, каким они обезвредили подслушивающее устройство, меня волновал результат. Ладненько. С этими «тараканами» разберемся позже. Главное, сейчас мы могли свободно разговаривать, не боясь, что нас подслушают. Воодушевленная этими выводами, стала приставать к мужу:

– Скажи, ты знаешь дорогу к дому деда Евпатия? – Муж, на секунду оторвав внимательный и напряженный взгляд от дороги, глянул на меня с удивлением. И я поспешно пояснила: – Я просто хочу узнать, твой отец нарисовал в своем дневнике схему проезда? – И пояснила свое любопытство: – Это я к тому, чего нам следует ждать от жизни. Потому как, если в дневнике есть схема, то эти чертовы Радетели могут нас опередить. Они не станут заморачиваться полной расшифровкой, а прямо рванут по схеме. Чай, не глупее нас, ироды!

Игорь с пониманием кивнул:

– Схемы нет. Все описано словами и зашифровано. Так что, им понадобится некоторое время, чтобы с этим разобраться. Отец описал все очень просто. Сколько поворотов реки нужно проехать, куда свернуть и прочее. Так что, я надеюсь, мы найдем, то, что ищем. Правда, как мы будем уговаривать этого самого деда Евпатия отдать нам книгу, я не имею ни малейшего представления. Но, для начала, нужно его найти, а там уже и думать будем.

Я с мужем была полностью согласна. Проблемы следовало решать по мере их поступления и не бежать «впереди паровоза», что называется. Тем более, я думала, что с этой миссией должен хорошо справиться Кирилл. Ведь не зря же его Хранители отправили с нами!

Солнце выкатилось из-за леса раскаленной золотой монетой. Под его лучами туман стал съеживаться, скукоживаться, прятаться под корни вековых деревьев, забиваться по небольшим логам и впадинам, словно спрут, втягивать свои щупальца под огромные валуны и буреломы, покрытые яркими пятнами мха и лишайника. Игорь вел машину неторопливо и аккуратно, и я, не выдержав монотонности движения, даже слегка задремала. Очнулась я, когда машина остановилась. Протерла лицо руками, пытаясь прогнать остатки дремы, и покрутила головой. Мы стояли на довольно живописной полянке. Никакой дороги дальше не просматривалось. Муж с улыбкой посмотрел на меня, и проговорил:

– Приехали… Дальше пойдем пешком.

Я кивнула головой. Ну что ж… Пешком, так пешком. Мне не привыкать. Мужчины вскинули на плечи рюкзаки, а я взяла в руки свой карабин. Как же в лес, да без оружия. Да и мой охотничий нож тоже был при мне, на своем месте, за кожаным голенищем ботинка.

Игорь шел впереди, время от времени оборачиваясь, чтобы подбодрить меня взглядом, я за ним, а замыкал наше маленькое шествие Кирилл. Мне, почему-то пришло на ум, что это уже было. Точно таким же порядком мы уже шли когда-то. Правда, в тот раз, враги преследовали нас по пятам, и опасность пряталась за каждым камнем. Сейчас, вроде бы, никаких врагов поблизости не было. Я усмехнулась. Вот именно, что «вроде бы». Те, кто украл дневник, вполне могли его уже прочесть. У них вся ночь была впереди. Наверное, следуя из этой предпосылки, я периодически настороженно крутила головой по сторонам. И тут же, за моей спиной раздался тихий голос Кирилла:

– Нет здесь никого… Я бы почувствовал…

Я только хмыкнула в ответ. Почувствовал бы он…, блин! И я бы почувствовала! Вот только моя интуиция семафорила мне, пока еще, желтым светом, что означало: близко никого нет, но…. Вот именно, что «но». И от ощущения этого холодило спину. Я чуть прибавила шагу, и, догнав мужа, спросила шепотом:

– Далеко еще?

Вопрос был с моей стороны довольно глупым. Откуда Игорь мог знать, если шел, можно сказать, наугад, по описанию, сделанному много лет назад его отцом? Может там уже и дома-то никакого нет, может и дед этот Евпатий давно помер… Тьфу, тьфу, тьфу… Не желаю ничего плохого этому неизвестному мне человеку. Просто, во мне росло какое-то раздражение, которое требовало выхода. Муж, обернувшись, пожал плечами:

– Откуда мне знать, Люсь… Как дойдем, сразу и увидим… – Попытался он пошутить, внимательно глядя на меня. Почувствовал мое настроение, как чувствовал его всегда. И, наверное, поэтому, в его синих глазах был вопрос.

Я вздохнула и покаянно пробормотала:

– Прости… Чего-то я сегодня, словно не в своей тарелке. Хочется кому-нибудь морду набить. – И повторила жалобно: – Прости… Знаю, что желание несколько «не женское», но ничего не могу с собой поделать… Эти Радетели уже достали!

Подошедший сзади Кирилл с тревогой спросил:

– Что случилось?

Игорь ответил быстро, не задумываясь:

– Ничего… Думаем, как лучше идти: держаться по самому берегу реки, или чуть углубиться в лес?

Кирилл задумчиво посмотрел по сторонам, и проговорил нерешительно:

– В дневнике твоего батюшки сказано, что дом стоит «недалеко» от реки. Значит, если берегом пойдем, то можем и промахнуться. Так что, думаю, лучше идти лесом.

Игорь кивнул:

– Да, мы тоже так подумали… – И прошептав мне: «Потерпи, родная…», направился дальше.

Обычно в сказках говорится: «Долго ли, коротко ли…», а еще мне нравится: «Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается…». В общем, солнце уже стояло над самыми нашими головами, когда мы вышли на небольшую прогалину. Среди вековых сосен стоял дом. Когда-то это был настоящий большой хутор, с приличным участком возделанной земли, с добротными хозяйственными постройками. Сейчас вся, когда-то пахотная земля, поросла мелким березняком и осинником. Крыша на покосившемся сарае давно прохудилась, и сквозь дыры нагло выглядывала мелкая березовая поросль. Столбики изгороди тоже стояли сикось-накось, почерневшие от времени и сырости, и к ним давно не прикасалась хозяйская рука. Но сам дом выглядел вполне себе крепким, сделанным на совесть. Ладный пятистенок из толстых сосновых бревен, резные наличники, выточенные столбцы подпирали козырек над крыльцом. В общем, тот, кто его строил, делал это с любовью, можно сказать, не на один век. Только вот двор зарос буйной крапивой, ставни были заколочены, а на дверях висел большой амбарный замок.

Мы остановились под защитой рябинового куста, и стали внимательно осматриваться. Через несколько минут Игорь проговорил, озвучивая очевидное:

– Сейчас здесь никого нет…

Я, продолжая осматриваться вокруг, добавила:

– Твое «сейчас» никак не меньше недели… Посмотри, к крыльцу вела тропинка. На данный момент ее слегка затянуло травой. Но трава на ней чуть примята. Значит, или хозяева, или гости, были здесь никак не позднее пяти – семи дней. И, скорее всего, что хозяева. Гости непременно бы пошли заглядывать по окнам. А вот под окнами трава совсем нетронутая стоит.

Кирилл внес предложение:

– Давайте подойдем поближе…

Честно говоря, в этом я смысла не видела, но и развернувшись, отправиться восвояси не солоно хлебавши, тоже не собиралась. Продравшись сквозь заросли молодняка и бушующего ярко-фиолетовыми султанами цветущего кипрея, мы вошли во двор. Мужчины пошли осматривать все вокруг, а я присела на крыльце. Кстати, крыльцо было вполне себе добротным, и не так давно, кто-то заменил на нем две нижних, по-видимому, прогнивших ступени. Значит, кто-то здесь, все же, время от времени, появлялся, причем, именно из хозяев. Вряд ли, те же Радетели кинулись бы ремонтировать здесь крыльцо.

Солнышко припекало, и меня опять неудержимо потянуло в сон. Стрекотание и жужжание насекомой живности навевали сладкую дрему. И тут меня словно кто локтем в бок заехал. Сонное состояние словно ветром сдуло. Чей-то тяжелый взгляд буравил мне висок, грозя проделать в нем впечатляющую дыру. Полошиться я не стала, просто, сделав неловкое движение, «нечаянно» выронила карабин. Вполне натурально чертыхнувшись, потянулась за ним, быстро оглядев из-под руки густые заросли пихтача, откуда, как мне показалось, на меня кто-то смотрел. Мягкая лапа питы шевельнулась, словно под ветром, только, вот ветра никакого не было. И тут же с высокой березы, стоявшей неподалеку, тяжело сорвалась большая сова. Совы, вообще-то, днем летать не любят, только, если чуют опасность. Так, так, так… В прятки, значит, играть любим. Еще бы понять, то ли это хозяева такие пугливые, да робкие, то ли враги уже тут как тут, затаились и выжидают, неизвестно чего.

В этот момент, из-за угла дома вывернул Игорь, отплевываясь от паутины, а за ним шел Кирилл. Лица у обоих были разочарованные. Понятно… Ничего и никого они не обнаружили. Подойдя к крыльцу, Игорь проговорил очевидное:

– Нет никого…

Кирилл добавил:

– Но, не так давно, кто-то был… Следы за домом почти совсем свежие. Ветки у кустов сломаны и листья только чуток подвяли.

Я, едва заметно усмехнувшись, прибавила:

– … И тот, кто был, до сих пор здесь. – На недоуменно-вопросительные взгляды мужчин, пояснила: – В зарослях пихтовых кто-то есть. – И поспешно добавила: – Не смотрите и не кидайтесь сразу. Осторожничает или прячется. Если хозяева такие пугливые, так это не страшно, дождемся. А вот если «гости» неизвестные – тогда хуже. Так или иначе, нужно разобраться. Думаю, сейчас нам нужно сделать вид, что мы уходим, а потом…

Муж усмехнулся:

– А потом, будет суп с котом… Пойдемте…

Я поднялась с крыльца и зашагала следом за мужчинами. Шли неторопливо, не оглядываясь. Но я и так знала, что тот, кто следил за нами, все еще там, в кустах. Его взгляд был напряженный, я чувствовала это. И внутри этого напряжения прятался страх. Ну что ж… Это уже кое-что. Не думаю, чтобы Радетели были способны чувствовать именно такой страх. Их страх походил на злобную гаргулью, которая, даже умирая, была способна на ядовитую и коварную жестокость. Здесь же, страх того, кто прятался в пихтаче, был похож на загнанного зверька, который не чаял, когда хищники уйдут от его норы и оставят несчастного в покое. Я всегда была способна ощущать человеческие и звериные эмоции. Но после всех наших, мягко говоря, приключений и озерных монстров, эти способности у меня, как бы, проявились более сильно. Это уже были не туманные ощущения, а какие-то более яркие и цветные образы. В общем, я уже привыкла к этим своим особенностям, и более того: я им доверяла.

Кирилл, шедший рядом с Игорем, вдруг проговорил:

– Я чувствую ЕГО присутствие… Он затаился… Ждет, когда мы уйдем.

Муж нахмурился:

– Нам некогда играть в прятки. Того и гляди, Радетели подсуетятся и нагрянут. – И потом, обращаясь к Юдину: – А может это они и есть? Что скажешь?

Тот пожал плечами.

– Не знаю… Я могу только ощущать присутствие человека. А вот, что это за человек… Увы… Отец Федор может проделывать такие штуки, он может «видеть». Мне этого не дано… По крайней мере, пока. – Откровенное сожаление по поводу ограниченности собственных возможностей, явно сквозило в его голосе.

Я со вздохом проговорила:

– Это не Радетели… Скорее всего, это хозяин дома. Но он очень напуган… – Объяснять, откуда я это знаю, не стала.

Мужу мои объяснения были без надобности. Он уже давно привык к моим некоторым странностям и даже в шутку, иногда, называл меня за это «ведьмой». А вот Кирилл удивленно вскинул брови. Причем, смотрел он при этом не на меня, а на моего мужа. И в его глазах был немой вопрос: «Ты ей веришь?». Игорь, обладая, можно сказать, сверх повышенной чувствительностью к подобного рода ощущениям (муж и жена – одна сатана), ответил ему с усмешкой:

– Уж поверь мне… Если Люся так сказала, значит, так оно и есть. Но это несколько облегчает нашу задачу. Нам его надо выследить и каким-то образом, дать знать, что мы не желаем зла. Идеи есть?

Юдин пожал плечами и посмотрел на Игоря.

– Как всегда… Ты слева, я справа… – Потом перевел чуть насмешливый взгляд на меня: – А Людмила по центру…

План был так себе, но, так как другого у меня все равно не было, я кивнула, соглашаясь с предложением Кирилла. Хотя, эти его взгляды, удивленно-снисходительные, чуть насмешливые меня ужасно раздражали. Но, разумеется, я своих чувств старалась не показывать. Еще чего не хватало!

Мы отошли поглубже в лес, чтобы со стороны дома нас нельзя было увидеть. Мужчины, не сговариваясь, словно полжизни служили в одной разведроте, скользнули неслышно в разные стороны. Чувствовалось, что школу они прошли одну и ту же. Я, проверив карабин (больше по привычке все перепроверять, чем из-за сомнений, заряжен ли он), залегла за небольшой куст можжевельника недалеко от тропы, по которой мы пришли к этому хутору. Время потянулось невыносимо медленно. Впрочем, в подобных ситуациях всегда так бывает. Честно говоря, я, по неведомой причине, не особо волновалась. Почему-то мне казалось, что тот, кто следил за нами, не представлял особой опасности и был один. По крайней мере, в кустах, совершенно точно, прятался один человек. Я чувствовала только его эмоции. Не думаю, что, если бы там был еще кто-то… Додумать я не успела. Впереди и справа, ближе к реке, вдруг раздались какие-то возгласы, шуршания, а затем, голос Игоря выдал… В общем, при мне он так никогда не выражался. И должно было случиться, что-то из ряда вон, чтобы мой муж употребил подобные выражения. Я сорвалась с места и рванула на звук борьбы. Потому что, все звуки, которые я слышала, совершенно определенно говорили о том, что Игорь кого-то сцапал, и сейчас там идет самая настоящая потасовка.

Я выскочила на небольшую полянку, поросшую мелким березняком вперемешку с редким пихтачом. Точнее, это место БЫЛО поросшее мелким березняком и так далее. Теперь полянка выглядела так, будто по ней прокатился асфалтоукладчик. Посреди всего этого безобразия стоял мой муж и тихо, но весьма живописно ругался, тряся кистью левой руки. Почти у его ног присел Юдин, упираясь одним коленом в спину кому-то, лежащему ничком на земле. Ворот его куртки был отодран, а на скуле наливался синевой здоровенный синяк. Вид он тоже имел злой и потрепанный. Увидев меня, Игорь моментально прекратил выражаться, и с видом обиженного ребенка, с негодованием выдохнул:

– Укусил, гаденыш… Представляешь?! Мы же только поговорить хотели, а он укусил!!!

Кирилл же, времени на жалобы тратить не стал, а, выдернув ремень из собственных джинсов, усердно связывал поверженного супостата. Покончив с этим, он встал на ноги, и, дернув за ворот старенькой выцветшей брезентовой куртки распростертого на земле человека, не особо любезно, скомандовал:

– Вставай, партизан-разведчик, блин!

Человек, при помощи Юдина поднялся с земли, и я охнула. Это был мальчишка! Рослый, плечистый, довольно высокий, но мальчишка! Ему было не больше пятнадцати лет! Я набросилась на мужчин рассерженной кошкой:

– Вы что, спятили совсем?! Это же ребенок!!! Сейчас же развяжите!!!

Мужчины между собой нерешительно переглянулись. Муж проворчал недовольно:

– Угу… Ребенок… Мне руку прокусил, Кириллу дубиной в челюсть заехал… Ребенок… Этот ребенок, только развяжи, сразу стрекача даст! Лови его потом по лесам…

Я подошла поближе к пленному пацану. Это был крепкий парнишка. Пожалуй, с пятнадцатью годами я погорячилась. Ему было никак не меньше семнадцати. Меня ввело в заблуждение его лицо. Немного курносый нос, разбитый и чуть распухший, из которого тонкой струйкой стекала кровь, невозможно рыжие волосы, которые сейчас были похожи на клок растрепанной соломы. Именно они придавали ему вид встрепанного, не очень взрослого домовенка. Светло-карие глаза мальчишки были сощурены и в них плясали злые, как у сердитого кота, зеленые искры, брови насуплены. Полные губы упрямо сжаты. Такой и не только укусить может! В общем, хоть сейчас пиши с него картину «партизан перед расстрелом».

Я сделала еще один короткий шажок к парню, и тихо проговорила, глядя ему прямо в глаза:

– Мы – не враги… Просто, хотим поговорить. Сейчас тебя развяжут, только сначала, дай слово, что не станешь убегать, хорошо?

Мальчишка продолжал хмуриться, но в глубине его глаз что-то дрогнуло. А я продолжила говорить, по-прежнему тихо, короткими фразами, стараясь пробить эту его стену отрешенного отчаянья:

– Мы приехали сюда по поручению профессора Кондрашенкова. Это, – я указала на Игоря, – его сын, Игорь. Олег Константинович поручил ему позаботиться о Евпатии. Он когда-то здесь жил. Ты его знаешь?

Парнишка волчонком глянул на настороженных мужчин, потом перевел взгляд на меня и через силу буркнул:

– Это мой дед…

Я позволила себе немного выдохнуть. То, что мальчик заговорил, уже было хорошо. Чтобы закрепить свой небольшой успех, продолжила:

– Замечательно… Отведи нас к нему. Он должен помнить профессора. Твоему деду грозит опасность. Мы хотим его предупредить и помочь. – И еще раз, вложив всю душевность и убежденность на какую только была способна в этот момент, повторила: – Мы – не враги… – И уже обращаясь к Кириллу: – Развяжи его уже, ради Бога.

Игорь протестующе поднял руку, но я на него так глянула, что он только покачал головой, и тяжело вздохнул, мол, делай, что хочешь. А я опять обратилась к мальчишке:

– Я Людмила, Игорь – мой муж, а это наш друг Кирилл. А тебя как зовут?

Юдин распутал связанные руки пацана, и тот, потирая запястья, тут же отбежал от него на несколько шагов назад. Кирилл с Игорем уже изготовились рвануть за ним, но я сделала предостерегающий жест рукой:

– Стойте! Он не станет больше убегать. – И обращаясь к мальчишке: – Ты ведь не станешь от нас больше убегать, правда? – Тот стоял насупившись, напоминая мне сейчас молодого упрямого бычка, и я опять спросила: – Так все же, как тебя зовут?

Паренек продолжал молча и очень пытливо смотреть на меня. Я взгляда тоже не отводила. Мне эта ситуация напоминала мои общения с волками. Тем тоже нужно было смотреть прямо в глаза и тихо говорить. Отведи только взгляд, и зверь кинется. В нашем случае, это был не волк, но настороженность и чуткость в нем чувствовалась звериная. Едва разомкнув губы, он с трудом выдавил из себя:

– Тимофей…

Я сделала небольшой шажок по направлению к нему и успокаивающим тоном проговорила:

– Хорошее имя… Тимофей. Ты отведешь нас к своему деду, Тима?

От этого моего ласкового «Тима» в глазах у пацана что-то метнулось, будто мое слово раскаленным угольком попало на сухую солому. И в его взгляде появилось такое отчаянье, словно какая-то, невысказанная, глубоко спрятанная в его душе боль, рвала его изнутри на мелкие клочья. У него затряслись губы, и он еле сумел вытолкнуть из себя:

– Дед умер… – Неожиданно он, вдруг, всхлипнул, словно маленький, и выдохнул: – Убили его…

Едва сумев выговорить эти страшные слова, он опустился на землю, словно ноги не держали его, и, обхватив голову двумя руками, затрясся крупной дрожью. Я кинулась к парню, опустилась перед ним на колени и, обхватив его за плечи, принялась говорить тихо всякие глупости, на тему «ну чего ты» и «все будет хорошо». Да, собственно, было не особо важно, что сейчас, в данный момент, было говорить. Сами слова совершенно не имели никакого значения, только интонации успокаивающего и сочувствующего голоса, только тепло моих эмоций, извечных эмоций всех женщин в мире, которые хотят защитить и утешить. А мужчины стояли, растерянные, несколько обескураженные, не зная, что предпринять. Мальчишка стал понемногу успокаиваться. Поднял голову, вытирая тыльной стороной ладони сухие щеки, и пробурчал, пряча от меня взгляд:

– Я в норме…

Я про себя вздохнула. Какая там, к чертям собачьим, «норма»!! Парень был в шоке, причем, не в том, который употребляют медики, касающегося физического тела человека, а совсем в другом, в тяжелом, изнуряющем и выматывающем силы, шоке души. И без долгого разговора тут было не обойтись. Его нужно было как-то, не то, чтобы, отвлечь, а переключить с собственных переживаний, на другие, которые касались либо других людей, либо какой-то ситуации. В общем, нужно было, чтобы он перестал себя жалеть. Это всегда помогало и всегда срабатывало. И я задала вопрос:

– Ты где живешь?

Он недоверчиво посмотрел на меня, и пробурчал охрипшим голосом, мотнув головой себе за спину:

– В доме деда…

У него опять затряслись губы, и я поспешно спросила, изображая удивление:

– Так дом на замок закрыт и ставни заколочены. Ты что, призрак, сквозь стены проходишь? – И улыбнулась, давая понять, что это шутка.

В таком состоянии человек не понимает разницы между шутками и серьезными разговорами. Мальчишка понял верно. Едва заметная улыбка тронула уголки его губ:

– Почему призрак… Там задняя дверь есть.

Тут встрял Игорь.

– Так там тоже замок висит, мы с Кириллом проверяли…

Тимофей грустно усмехнулся:

– Висит… Для чужаков. Только там есть маленький секрет… А ставни я не открываю, ну, чтобы те… другие… – Он запнулся на половине фразы и замолчал. А в его глазах опять заплескался страх. Я сжала его плечо, мол, не бойся, мы с тобой, Он трудно сглотнул и закончил: – Чтобы ОНИ подумали, что в доме никто не живет…

Тут вступил Кирилл.

– А что, они возвращались? – Его голос звучал настороженно.

Парень испуганно вскинул на него глаза:

– Нет… Но я читал, что преступника всегда тянет на место преступления. ОНИ непременно вернутся, и тогда… – Он сжал кулаки. В его глазах, смотревших прямо перед собой в одну точку, полыхнул гнев. Он прошептал, словно давая клятву самому себе: – И тогда я их убью…!!

У меня, от того, как он произнес эту последнюю фразу, мураши побежали по всему телу. Мои мысли заметались, как блохи на горячей сковородке. Нужно было во всем как следует разобраться, иначе, мы можем наделать массу глупостей, которые обойдутся нам очень дорого. Поэтому, поднявшись на ноги, я внесла дельное предложение. Глядя на сидевшего мальчишку сверху вниз, проговорила весьма решительно:

– Вот что… Пойдем-ка в дом. Там обо всем спокойно поговорим и придумаем, что нам делать дальше. Нечего тут в лесу сидеть. – И спросила совсем другим тоном: – Ты, поди, голодный?

Тимофей буркнул неохотно:

– Я не хочу есть…

Кажется, минутная слабость у него прошла, и он опять стал похож на волчонка, готового зубами и когтями отстаивать свою жизнь, свободу и независимость. А еще, он злился на себя за минутную слабость, выказанную перед нами, чужаками, наверняка считая себя большим и взрослым. А взрослые мужчины – они же не плачут, они просто огорчаются.

Мы с Тимофеем не спеша пошли к дому, а Игорь с Кириллом вернулись за своими рюкзаками, где, помимо самых нужных вещей в тайге, была еще и еда. Парня следовало накормить, да и мы уже немного проголодались. Чашка кофе с утра – не очень сытный завтрак. Паренек шел молча, сурово сжав губы, думая о чем-то о своем. Судя по выражению его глаз, думы эти были невеселыми. И я не стала его отвлекать разговорами. Ему нужно было время, чтобы прийти в себя. Перед самым домом Игорь с Кириллом нас нагнали. Мы завернули за угол, и я увидела небольшую деревянную пристройку, напоминающую обычные деревенские сени. На дверях тоже висел весьма внушительный замок. Тимофей, настороженно оглядевшись (наше присутствие не отменяло его привычки быть осторожным), подошел к дверям. Пошурудил что-то там, и дверь распахнулась. Посмотрел на нас, застывших в ожидании и буркнул:

– Входите…

Мы по одному нырнули в темный проем. Тимофей, дождавшись, когда мы войдем, закрыл дверь, опять чем-то там погремел, и с каким-то облегчением выдохнул. Бедный парень! Он и вправду думал, что его нехитрое приспособление будет служить ему надежной защитой. Я только головой покачала. То, что он до сих пор жив, означало, что те, кто убил его деда, либо не знали о его существовании, либо он им вообще был не интересен. Ладно… Все потом. Когда будет полная информация о случившемся. Но то, что эти загадочные «они» были из секты Радетелей, я, почему-то, нисколько не сомневалась. Каким-нибудь отморозкам в этой глуши просто нечего делать. Случайных людей в тайге вообще редко встретишь. Грабители? Это было бы совсем глупо. Чего взять со старика, живущего, опять же, в глуши? Деньги, драгоценности? Откуда бы им у него взяться? Так что… Я сама себя одернула. Не стоило забегать вперед и торопиться с выводами, пока всего не узнаем.

По узкому темному коридору, мы вошли в большую комнату с русской печью посередине. Отсюда вело еще три двери. Надо полагать, в спальни. Дом был довольно большой. Тот, кто когда-то его строил, наверняка имел большую семью. В комнате, служившей кухней, столовой и гостиной одновременно, как и было заведено в подобных домах, царил полумрак. Сквозь закрытые ставни едва-едва пробивался дневной свет. Обстановка тоже была довольно простой и обычной. Большой деревяный стол, две лавки по краям. У самой большой стены стоял старинный буфет, который называли когда-то «горкой». За толстыми рифлеными стеклами резных дверок, была видна посуда, какие-то стопки-рюмки и прочая утварь. За печкой, справа от входной двери, был пристроен умывальник, под которым стоял эмалированный тазик с веселенькими утятами по краям и отбитой местами желтой эмалью. На нескольких гвоздиках, вбитых в стену у самых дверей слева, висела какая-то одежда. На деревяном полу из струганых, но некрашеных плах, лежали пестрые домотканые половички. В общем, все, как и в большинстве подобных домов, которые доживали свой век вместе со своими владельцами. На стене, между окнами, словно взгляд из прошлого, висели в коричневой рамочке пожелтевшие старые фотографии. Рассмотреть в царившем полумраке их было весьма затруднительно. Да я и не особо старалась. Дом производил на меня гнетущее впечатление. Словно, вместе со своим хозяином, умер и он.

Тимофей прошел в комнату. По-хозяйски взял с угла печи коробок спичек и зажег керосиновую лампу из красной меди, висящую под самым потолком. На удивленный взгляд Игоря, пояснил:

– Днем можно… Днем свет с улицы не так заметен. А ночью приходится сидеть впотьмах.

Муж кивнул головой, мол, понял, и стал доставать из рюкзака нашу снедь. Запаслись мы основательно и голодная смерть в ближайшие дни нам, точно, не грозила. А я, вдруг, подумала, каково был этому мальчишке одному тут проводить ночи, прислушиваясь в темноте к каждому звуку и шороху. И мне стало не по себе. Он ведь ни свет не мог зажечь, ни печь растопить. Конечно, на дворе лето. Но у нас ведь тут не Африка. Ночью в лесу, особенно в нашей горной местности, бывает довольно прохладно. Я отодвинула свои жалостливые мысли подальше. Насколько я могла понять, время сейчас было дорого. И чем раньше мы узнаем о произошедшей здесь трагедии, тем быстрее примем верное решение.

Я смотрела, как Тимофей запихивает в рот громадные куски пирога с мясом, испеченного мной этой ночью, торопливо запивая его водой, и тяжелый горький комок сворачивался у меня в груди. Не говоря уже о том, что мне самой в горло кусок не лез. На вопросительный взгляд мужа, который тоже ел, можно сказать, для приличия, я покачала головой, мол, не голодна. Кирилл, тот вообще к еде не притронулся. На мужчин вид голодного парнишки тоже произвел впечатление, отбив напрочь весь аппетит. Дождавшись, когда парень утолит первый голод, я осторожно приступила к расспросам.

– Вы тут с дедом вдвоем жили?

Тимофей покачал головой.

– Нет… Я у сестры живу, там, в поселке. – Махнул он куда-то рукой.

Я быстро прикинула, что до ближайшего поселка будет километров сорок, не меньше. И задала следующий вопрос:

– А родители…?

Парень опять посуровел лицом, и сдержанно проговорил:

– Родители утонули в паводок, еще лет пять назад. У нас, кроме деда никого нет. Они меня с сестрой воспитали.

Слова давались ему с трудом, и я подумала, что мы так еще очень долго будем выяснять все подробности случившегося. Но тут заговорил Кирилл. Очень мягко он спросил:

– Ты, парень, рассказывай все по порядку. Не тяни. Времени, как я полагаю, у нас не так много.

Тимофей вздохнул тяжело. Сложил руки замком на коленях, и глядя куда-то вниз, себе под ноги, заговорил короткими и, какими-то монотонными фразами:

– Ульяна, сестра, работает в поселке медсестрой, а я школу в этом году закончил. К деду я приезжал каждый год на все лето. Помочь по хозяйству там, ну и вообще… – И добавил еле слышно: – Скучал я в поселке без него. – И замолчал. Я уже, было, напугалась, что он опять сейчас расплачется, но он справился с собой довольно быстро, и продолжил, чуть осипшим голосом: – Дед был крепким, хоть уже и старым совсем. Ему этой весной девяносто восемь сравнялось. Но он в тайгу один на медведя ходил, и вообще… Никто бы никогда не сказал, что ему уже столько лет. Но к нам с сестрой в поселок перебираться никак не хотел. Говорил, здесь, мол, я вырос, здесь и умирать буду, когда пора придет. – Он опять замолчал, кусая губы, чтобы не расплакаться. Мы терпеливо ждали. Тяжело выдохнув, через минуту он продолжил: – Обычно со мной Ульяна старалась приезжать. А в этот раз у нее что-то там на работе не заладилось с отпуском. Сказала, езжай один. Все было, как всегда. Я с утра на рыбалку собрался. Мы завтракали с ним, вот за этим столом… – Он опять замолчал и трудно сглотнул. Рассказ давался ему тяжело. Воспоминания рвали сердце. Он еще крепче сжал ладони в «замок» на коленях, и продолжил: – Вдруг дед в окно посмотрел, и говорит: «Кажется, началось…» Я только хотел у него спросить, что, мол, началось-то? Глянул в окно, смотрю там три каких-то мужика идут к нашему дому. Ну, дед мне и говорит: давай-ка ты, мол, через заднюю дверь в лес, и сиди там, не высовывайся… Как чуял… – Он шмыгнул носом. А я почувствовала себя настоящим палачом. Тоже сжала ладони на коленях, стараясь сдержать собственные эмоции, чтобы не кинуться к парню, прижимая его крепко к себе, шепча, как совсем недавно, всякие успокаивающие, глупые и бесполезные слова. А мальчишка продолжил: – Сам двустволку взял и вышел на крыльцо. А я далеко не побежал. Спрятался за кустами и стал смотреть. Слышно, о чем говорили, мне не было. А ближе я боялся подползти. А ну, как заметят, как кусты шевелятся. Смотрю, дед стал сердиться, ружье на них наставил. А один из этих, достал пистолет, стал деду грозить. Дед ружье поднял, вроде как, прицелился. А тот, вдруг, возьми, да и выстрели в деда. Он с крыльца упал. Остальные, которые с этим уродом были, давай на него кричать, ругаться, мол чего наделал, теперь ничего уже не узнаем. А тот, который стрелял, сказал, что, мол, этот старый хрыч и так бы ничего не сказал… – Тимофей, все же не сдержавшись, всхлипнул.

Игорь, слушавший рассказ парня с суровым видом, тут же поднялся, подошел к мальчишке, сел с ним рядом. Положил ему руку на плечо и участливо пододвинул ему стакан с водой:

– Выпей водички, парень… Полегчает…

Тимофей посмотрел на него с благодарностью, сделал несколько судорожных глотков и закашлялся. Потом, с трудом выдохнул, и закончил:

– Эти сразу же ушли. Я из кустов сразу к деду кинулся. Он еще жив был. У него вся грудь в крови была. – Он опять часто задышал, глядя перед собой в одну точку, словно вновь оказался сейчас там, рядом с умирающим стариком. Когда он заговорил опять, голос у него был едва слышным шепотом: – Я ему голову приподнял. Он увидел меня и говорит: – Прости, мол, не успел я… А чего не успел-то?! Спрашиваю: «Деда, чего не успел?» А он мне, тайну Рода, мол, не успел передать. Но, говорит, Ульяна знает, она и расскажет, когда срок придет… И все… Умер.

Последнее слово я не услышала, поняла его только по движению его губ.

Последнее слово я не услышала, поняла его только по движению его губ. И тут он не выдержал. Он закрыл лицо руками и его тело опять начало бить крупной дрожью накатившего горя. Игорь, сидевший рядом с мальчишкой, крепко стиснул его за плечи, и тихо проговорил:

– Держись, парень… Держись… Ты теперь не один. Мы будем с тобой рядом. Держись…

Я не знаю, понимал ли Тимофей смысл сказанного моим мужем, но вскоре, он стал успокаиваться. И вдруг, его голова склонилась на стол, на скрещенные руки, и он отключился. Я испуганно вскочила со своего места, собираясь кинуться к нему. Но Игорь сделал мне знак рукой, мол, остановись. Я и остановилась. Замерла неподвижно, глядя на сидевшего за столом мальчишку и не знала, что делать: то ли за нашатырем бежать к машине, то ли водой его холодной опрыскивать. Видимо, эти метания очень явственно отобразились на моем лице, потому что, муж тихо проговорил:

– Ничего страшного… Так бывает. За последние дни у него было очень сильное нервное перенапряжение, он не спал несколько дней. К тому же, судя по тому, как он ел, еще и голодал. А сейчас… Он почувствовал себя в относительной безопасности. К тому же, сытная еда, а еще, он, наконец, смог кому-то все рассказать. И, как результат, организм просто отключился. Это хорошо… Ему сейчас необходим отдых. – Он кивнул Кириллу: – Давай перенесем его на кровать.

Пока мужчины возились со спящим парнишкой, пытаясь его вытащить из-за стола, я кинулась к одной из дверей. Угадала я правильно, это была чья-то спальня. Судя по обстановке, вряд ли хозяина, деда Евпатия. Скорее тут жил сам Тимофей. Кровать была узенькой, панцирной, с никелевыми шариками на спинках, застеленная пестрым, собранным из множества лоскутков, покрывалом. Наверняка работа бабушки, а может быть, и сестры. Игорь с Кириллом бережно уложили мальчика поверх покрывала, я торопливо стянула с него ботинки. Мельком обратила внимание на то, что носки у паренька были аккуратно заштопаны на пятках. Скорее всего, тоже, работа сестры. Все эти мелкие детали говорили о той любви и заботе, которые царили в этой семье. А вот теперь… Ох ты, горе-горькое…

Я укрыла его сверху краем свисающего покрывала, и вернулась в большую комнату. Мужчины уже опять сидели за столом, и вид имели весьма хмурый. Рассказ парня произвел на них впечатление. Я уселась напротив, обвела всех взглядом и задала вполне предсказуемый вопрос:

– Ну и что вы думаете по этому поводу?

Так как, я обращалась сразу к обоим, то возникла некоторая неувязочка. Кирилл с Игорем начали говорить разом. Потом оба, несколько смешавшись, замолчали, и мой муж проявил великодушие.

– Давай ты первый… – Это было сказано несколько по-командирски, но Юдина подобное обращение нисколько не смутило.

Помолчав несколько мгновений, он проговорил с некоторым сомнением:

– Мне, почему-то кажется, что это были не Радетели. Или, по крайней мере, приходили они не за книгой. – Голос его стал более уверенным, когда он начал перечислять свои резоны: – Ну, во-первых, насколько я понял, это случилось не вчера, а уже несколько дней назад. – И пробурчал себе под нос: – Эх, надо было у парня уточнить… Ладно, проснется – спросим.

Я уже начинала ерзать от нетерпения, и едва заметная улыбка на лице говорившего, явно давала мне понять, что моя несдержанность незамеченной не прошла. Я слегка нахмурилась, и, не особо страдая от излишней деликатности, поторопила:

– Мы уже это поняли. Что же, во-вторых?

Кирилл улыбку убрал и взгляд его сделался каким-то печальным, словно у грустного клоуна. А я попеняла себе за отсутствие чуткости и тактичности по отношению к товарищу по команде. Состроила покаянную рожицу и тяжело вздохнула, мол, извини. Глядя на мои старания, он усмехнулся и продолжил уже серьезно:

– Я еще про «во-первых» не закончил. Просто, дневник пропал только вчера. Хорошо, пускай они подслушали ваш разговор, а дневник им понадобился, как подтверждение. Но, насколько я понимаю, в разговоре вы не говорили о том, где живет дед Евпатий?

Я вопросительно уставилась на мужа, потому как, хоть убей, не могла вспомнить, говорили мы о местоположении этого кордона или нет. В отличие от меня, Игорь все прекрасно помнил, и спокойно ответил:

– Я говорил Людмиле, что отец обнаружил книгу у деда Евпатия. Но о том, где он живет, я, точно, не говорил…

Кирилл кивнул головой:

– Хорошо… Положим, не так много Евпатиев живет в нашей округе. Но меня берет сомнение, что они максимум за два дня нашли это место. Думаю, пока бы все хорошенько не проверили, вряд дли бы сюда отправились. А во-вторых, судя по рассказу Тимофея, они не спрашивали о книге. Их разговор был очень коротким Правда, парень его не слышал, но, если учесть весь эмоциональный контекст, то я бы сказал, что они ранее выдвинули ему какой-то ультиматум, а сейчас пришли получить результат этого требования. Старик их послал, и рука у отморозка дрогнула. И в итоге, мы имеем труп. Если бы они искали книгу, то все бы здесь перерыли и перекопали, и, поверьте мне, присутствие парня их бы не остановило. А обыска никакого не было. Значит, приходили либо не Радетели, либо, Радетели, но не за книгой.

Я кивком выразила свое согласие и с «во-первых», и с «во-вторых» Кирилла. А Игорь подхватил:

– Мы не спросили у Тимофея, где тело умершего. Скорее всего, парень его похоронил, и вряд ли бы он кинулся закапывать его, сразу, как он умер. Значит, все это случилось никак не ранее двух дней назад. И Кирилл прав: так быстро Радетели вряд ли бы обернулись. Я думаю, теперь надо заявить в милицию. Нужно ехать с Тимофеем в город, чтобы он написал заявление. К тому же, необходимо навестить сестру мальчика и сообщить ей о произошедшем…

Я покачала головой. Заметив мой жест, муж сразу накинулся на меня с вопросом:

– Ты с чем не согласна?

Я обвела мужчин взглядом, и, несколько неуверенно, проговорила:

– Насчет милиции я не уверена. Сообщим мы, и что? Наверняка, они не глупее нас, и начнут доискиваться причины. И, разумеется, придут к тем же самым выводам, что и мы? Ограбление? Глупости. В это никто не поверит. Браконьеры? Так дед, насколько я поняла, егерем не был и, вообще, в силу своего возраста ни на какой государевой службе не состоял. Предлагаешь рассказать им о Радетелях и книге про русалок? Прости, дорогой, но каждый четверг с апельсинами в дурдом я приезжать не смогу, далековато, а совсем оставлять тебя без витаминов – совесть не позволит. – Я грустно усмехнулась. – А вот, что касается сестры Тимофея, кажется, Ульяны, то тут я с тобой полностью согласна. Сообщить обязательно надо. К тому же, насколько я уяснила из рассказа мальчика, то только Ульяна знает тайну Рода, а значит, и книга может быть у нее. Или, по крайней мере, она может знать, где она находится. И потом, не забывайте, что дневник твоего отца сейчас у НИХ. А значит, рано или поздно, они его расшифруют и вернутся на поиски книги. И тогда обоим, и Тимофею, и его сестре, грозит опасность.

Кирилл согласно кивнул, и мне хотелось верить, что не из чувства солидарности. Мол, я согласна с его доводами, а он с моими. А вот Игорю, мои заключения совсем не понравились. Глядя на меня почти с возмущением, он пробурчал:

– И что… Ты предлагаешь утаить от милиции убийство старика? Нет… Я считаю, это неправильно! Мы обязаны сообщить! Убили человека, и эти гады должны понести наказание!

Я грустно усмехнулась:

– Ты все правильно говоришь. С точки зрения закона. Я тоже за то, чтобы у нас был закон и порядок. А теперь скажи мне, дорогой, ведь если мы сделаем заявление, точнее, не мы, а Тимофей… Он ведь свидетель, так? Ведь он видел тех людей, кто деда убил. А они, скорее всего, о присутствии при этом парня даже и не догадывались. Иначе, его бы уже тоже в живых не было. Значит, он становится свидетелем. А ты уверен, что у этих гадов нет своих людей в милиции? Я лично, нет. И тогда, те узнают, что парень их видел. В общем, после этого заявления, за жизнь Тима я не дам и копейки. И не мне тебе рассказывать, на что ОНИ способны. Поверь, они еще сюда явятся, чтобы найти книгу. И, если мы не впутаем сюда милицию, то у ребят будет шанс еще выкрутиться. Мол, ничего не видели, ничего не знаем. А с милицией… В общем, перспектива не особо радужная. К тому же, мы еще точно не знаем, похоронил ли Тимофей деда. Мы же его не спросили об этом. А если те гады ночью труп умыкнули, чтобы, как говорится, и концы в воду? Тогда мальчишка может до морковкиного заговенья рассказывать, что его деда убили, и тогда, апельсины уже придется возить ему, и это в лучшем случае…

Мои доводы произвели на мужа впечатления. Но настроения ему это, отнюдь, не прибавило. Хмуро глядя на меня, он спросил:

– И что ты предлагаешь сейчас делать?

Я тяжело вздохнула, и, по-видимому, заразившись от Кирилла числительными, начала:

– Во-первых, нужно расспросить Тимку, где тело деда. Во-вторых, узнать у него все, что он может припомнить о книге. Наверняка он что-то видел или слышал о ней. И попытаться самим ее найти. Так как времени у нас на это не очень много. Если это были Радетели, то они очень быстро свяжут два и два, и примчатся сюда. И тогда, уж поверь мне, тут не только полы вскроют, тут и все заброшенные огороды перекопают, в придачу с окружающим метров на сто лесом. Я не буду тебе говорить, что мы не можем допустить, чтобы книга оказалась в их жаднющих лапах. В-третьих, нужно мчаться к сестре парня, и все ей рассказать. Возможно (а я в этом уверена), что она знает о книге намного больше, чем о ней известно Тимофею. И в-четвертых, нам нужно обеспечить каким-то образом безопасность этих детей. Положим, с Тимофеем все проще. Я его отправлю к Ивану. У мальчишки же сейчас каникулы, так что, никто его искать не будет. Но и сестру нужно как-то выводить из-под удара. Пока, не знаю, как, но нужно.

После моих слов, в комнате наступила тишина. Только из умывальника в веселенький тазик с утятами звонко падали редкие капли воды, словно далекий звон похоронного колокола. По мере того, как я говорила, мне все больше становилось не по себе. Я, наконец, стала в полной мере осознавать, во что мы опять по самые уши вляпались.