Читать книгу На выжатом сцеплении - Irizka2 - Страница 3
Глава 3. Константа скорости
ОглавлениеЕсли хочешь помочь другому, то главное – не разрушать его мечты.
Страхи царя Соломона. Эмиль Ажар
Ларс проснулся от тяжёлой духоты, спихнул с себя одеяло и вальяжно раскинул ноги и руки. Легче не стало, и к горлу подкатила вязкая тошнота. С трудом поднявшись на ноги, он доковылял до уборной и избавил желудок от вчерашней выпивки. Состояние стало ещё более мутное, а голова разболелась. Нужно было ещё поспать или выпить пару кружек крепкого кофе. И судя по тому, что уже садилось солнце, второе было предпочтительнее.
На кухне у Эйнара не было даже стола, а на одинокой табуретке стоял чайник на электрической плитке. Над раковиной висела турка, и Ларс забрался в единственный ящик в поисках кофе. Кофе нашёлся, но настолько дешёвый, что Ларс, разбалованный хорошей жизнью, только поморщился и, запихнув в рот щепотку, вернулся в постель.
На выцветшем матрасе спал Эйнар, тёмные волосы скрывали лицо, рассыпались по подушке и топорщились неровными кудряшками у затылка. В детстве у Эйна были длинные волосы, густые и шелковистые, Ларс восхищался и даже думал, что влюбился именно из-за них. Но после того как Сверре попал в аварию, омега состриг их почти под корень. Ещё одна причина ненавидеть этого ублюдка в копилку бесконечных причин.
Присев рядом, Ларс натянул на него одеяло, прикрывая длинные стройные ноги и широкую спину. Эйнар вполне мог вырасти крупным и мощным, всегда был широкоплечим и высоким, но из-за нервов и недоедания выглядел тощим и угловатым. Но всё равно красивым. Если бы не Сверре, Эйнар наверняка бы выскочил замуж на первом курсе за какого-нибудь ушлого альфу, и тот заделал бы омеге кучу детишек, чтобы тот не сбежал. Хотя Эйна вряд ли можно было остановить какими-то обязательствами. Он был упрямым, целеустремлённым и несгибаемым. Потому Сверре так легко его и сломал.
– Ты чего встал? – подал сонно голос омега. – И который вообще час?
– Седьмой. Весь день проспал.
– Всю ночь прогулял, – в тон ответил ему Эйн. – Надо бы пожрать и конспекты переписать. Я тебе всё принёс, начало семестра – лучше не бросать всё на самотёк.
– Да-да, спасибо, – Ларс отвернулся и вздохнул.
Учёба шла туго и без малейшего интереса. Макроэкономика, теория вероятностей, бизнес и финансы. Всё это было до отвращения скучно и неинтересно. А самое главное, непонятно, зачем это вообще преподавалось, потому что, восседая на удобном стуле в огромной компании брата, он во всём этом нужды не испытывал. Подписывал какие-то бумажки, общался с кем-то, что-то отправлял… не менее скучно, но достаточно прибыльно, чтобы терпеть. Через год брат обещал открыть филиал и поставить Ларса там начальником. Может, будучи начальником, ему удастся пристроить рядом с собой Эйнара, и умный омега возьмёт на себя все его обязанности?
Ларс снова вздохнул.
– Приготовлю тебе кофе, – Эйнар выполз из-под одеяла и направился на кухню. Спал омега в одних трусах и, скользнув взглядом по стройной фигуре друга, у Ларса в паху потяжелело. Видеть в нём партнёра, даже гипотетического, он отучил себя давно, но тело время от времени всё равно реагировало.
– Покрепче, – крикнул он ему вслед и пошёл в душ. Нужно было смыть с себя отвратительный запах блевотины и вчерашней гулянки.
Вспоминать про Улава всё ещё было больно. Как только в голове всплывали картинки его вчерашнего разврата, тут же снова хотелось выть. Почему в его фантазиях Улав всегда выглядел невинным, скромным и доверчиво раздвигающим ноги только перед Ларсом? Может, слишком правильное воспитание, когда папа и отцы отзывались об омегах только хорошо и с уважением, или целомудренные замашки старших братьев?
Когда потёк и младший, это стало похоже на безумие, потому что четверо омег в доме, казалось, текли безостановочно. Потому он смог выбить для себя отдельную квартиру и с восемнадцати жил один. Но до этого он успел насмотреться и наслушаться дома, как же омегам хочется альфу, и как правильно – терпеть.
Ничего правильного в том, чтобы терпеть и мучить себя подавителями, Ларс не видел. И прекрасно понимал Эйнара, который только первый год после аварии провёл это время один. Потом стал встречаться с альфами, заранее договаривался, словно на базаре торговался о месте и времени. Продавал себя. Но Ларс его шлюхой никогда не считал. Лишь не одобрял выбор партнёров.
Из душа он вышел посвежевшим, но от головной боли и дурных мыслей не избавился. Эйнар уже сделал яичницу, обжарил хлеб в масле и приготовил горячий кофе. Сесть у него было негде, да и тарелка имелась в единственном экземпляре, но Ларс без возражений взялся есть из сковородки. Завтрак помог протрезветь, а кофе из-под руки Эйна оказался терпимым и достаточно крепким, чтобы прошла голова.
– Домой поедешь? – спросил Эйнар, когда Ларс вымыл за ними посуду и расставил всё по местам.
– Да, у тебя даже телика нет.
– Может, покатаемся? Погода хорошая, ни облачка, да и вообще сидеть дома неохота.
Ларс понимающе кивнул. Ему тоже было неприятно находиться в этом пустом доме, где когда-то Эйн жил со Сверре, любил его… спал с ним… лишился невинности. Ублюдок Сверре…
– Поехали. Прогуляемся, потом ко мне, перепишу конспекты, завтра же в универ. А потом закажу пиццу. От пиццы не откажешься?
– Нет! – Эйнар улыбнулся, и Ларсу сразу стало хорошо. Друг улыбался редко, и видеть его в приподнятом настроении было приятно. – Только хотел насчёт Улава предупредить, – тут же посмурнел омега. – У него с Торсенами серьёзно. Они ему метки поставили, а значит, пока они не сойдут, будут связаны.
Ларс сердито скрипнул зубами, но ничего не сказал. Эти трое точно не истинные, иначе давно бы сошлись. А раз так – через неделю метка силы своей иметь не будет, и можно будет попытаться… попробовать признаться в своих чувствах и стать настойчивее. Ему следовало быть настойчивее ещё год назад. Или два, когда Улав казался недостижимой мечтой, с нежным, никем не испорченным запахом счастья и любви. Тогда он был ещё невинным юным первокурсником, и Ларс просто потерялся в его обаянии. Теперь… не хотелось признаваться в очевидном – Улав вырос и добивался желаемого, используя своё тело.
Эйнар подвёз его до родительского гаража, откуда Ларс вывел старенькую, но верную Сузуки. Почти до полуночи они гоняли по пригороду, наслаждаясь скоростью и ощущением свободы. К своей квартире Ларс подъехал немного вымотанным, Эйнар же, напротив, выглядел посвежевшим, спокойным и расслабленным. С лёгкой улыбкой, он походил на того мальчишку, в которого Ларс влюбился. Только теперь у Эйна на шее была метка Сверре, пусть скрытая пластырем, но проделавшая в душе друга слишком глубокую дыру.
На ночь Эйн не остался, и Ларс чувствовал досаду, когда тот сбежал к истинному. Всё понимал или пытался понять, но внутри продолжало копиться недовольство, и временами ему хотелось, чтобы Сверре наконец уже умер и отпустил Эйнара, дал ему шанс начать жить по-настоящему, а не так – урывками в промежутках между короткими встречами с коматозником.
Со Сверре Биркеланном лично он почти был незнаком, но ненавидел всей душой. Ещё когда этот взрослый и состоявшийся мужчина был жив, Ларсу хотелось прийти к нему и набить морду. Потому что альфа бил своего омегу. Эйнар с глупой улыбкой идиота смотрел на синяки на запястьях и счастливо, словно это великое достояние, рассказывал, что Сверре занимается с ним уроками, и если Эйн пишет некрасиво, то поправляет его линейкой… Сверре бил свою пару линейкой по рукам, когда тот ошибался или неаккуратно писал. У Ларса подобное в голове не укладывалось, а влюблённый потерявший разум Эйнар называл это заботой и гордился поведением своего альфы.
Для Ларса такие отношения казались абсурдными. Перед ним было слишком много примеров красивой любви и благородных поступков, его родители и братья высоко ценили личность других людей, с уважением относились к окружающим, и благо своей пары для них было превыше всего.
Сверре разбился за несколько дней до Нового Года, но Эйн не появлялся в занятиях до середины января. Ларс уже начал переживать, но за полгода связи с истинным их дружба сильно истончилась, да и Ларс не мог простить ему своих растоптанных чувств. Потому и не суетился, не стал ничего узнавать, и лишь когда Эйн явился враз похудевший килограммов на десять, остриженный под корень и с выпученными покрасневшими глазами, он понял, что не может остаться в стороне.
Эйнар всем соврал. Он всегда был умным парнем, умнее многих окружающих, и Сверре мог бы гордиться им, а не дрессировать. Родителям Эйн сказал, что его истинный пострадал в аварии, но отделался парой переломов и после выздоровления уедет работать на исследовательскую станцию на Марс. Социальным работникам и учителям заявил, что будет жить с родителями, а адвокатам – что Сверре не может умереть, и будучи его единственным наследником имеет право держать свою истинную пару на аппаратах. Ларс тогда тоже поверил, что Сверре не сильно пострадал, что альфа поваляется в больнице и вновь вернётся истязать Эйнара.
Но через пару месяцев Эйнар не изменился, даже стал ещё более выцветшим. Ларс всё пытался наладить разрушенную дружбу, поддерживал, ходил рядом, вытягивал из депрессии и заставлял говорить… и, наверное, лишь потому что держался рядом, смог уберечь Эйнара от безумных поступков.
Это было начало марта. Ларс случайно заметил, как Эйн поднялся на крышу, и, чувствуя беспокойство, пошёл следом. Омега спокойным шагом прошёл от дверей к самому краю, поднялся на парапет и раскинул руки.
– Эйн! Нет! – Ларс бросился к нему, вмиг осознавая, что происходит и почему.
Омега медленно обернулся, взгляд у него был стеклянный, совершенно пустой, и, криво усмехнувшись, тихо произнёс:
– Я тоже могу летать… – и откинулся назад. Небольшая заминка позволила Ларсу добраться до него раньше, чем Эйн свалился. И сидя с ним рядом на продуваемой, ледяной крыше, он кричал что-то об их дружбе, о его чувствах и о том, что ни одна жизнь не стоит такого человека как Сверре Биркеланн…
– Ты не поймешь… – коротко ответил тогда Эйн.
А через пару недель подошёл к другу уже немного успокоившись и достаточно чётко объяснил, что благодарен.
– Спасибо, но не за спасение жизни, а за то, что остановил от самоубийства. – Сознание молодого парня удобно выкрутилось, придумывая оправдание жить. – Я уверен, что самоубийцы с другими умершими в ином мире или в своих будущих перерождениях никогда не встретятся. Терпеть эту отвратительную, ничем не радующую жизнь я согласен только ради возможности вновь когда-то встретиться со своей парой.
Тогда-то Ларс и понял, что Сверре больше нет. Что истинный Эйнара уже мёртв. А ещё через пару лет Эйн по пьяни рассказал во всех подробностях и об аварии, и о том, что произошло до неё. В тот же вечер пьяные мальчишки гоняли по городу на мотоциклах, пытаясь вытравить из себя боль и отчаяние, деля все чувства на двоих. Эйн тогда чуть не погиб. Въехал в ограждение моста и свалился в реку. К счастью, отделался лёгкими ушибами и переохлаждением. Мотоцикл обзавёлся парой знаменательных царапин на крыле, но последняя авария сотрёт и эти воспоминания. Ларс не хотел забывать, как страшно было видеть падающего в пропасть омегу, как тяжело было вытаскивать его из реки и понимать, что тот цел и даже может улыбаться. Видимо, желание жить вернулось к нему, и даже бессознательно он пытался себя спасти. Но зачем жить, если истинный предал, изменил с другим и разбился в автомобильной аварии, так и не попросив прощения?..
***
В университете Ларс старался на Улава не смотреть. Предпочёл бы вообще не появляться – но последний курс и лекторы требовали присутствия на профильных предметах. Омега расцвёл, улыбался и смеялся ещё жизнерадостнее, чем обычно, и Ларсу было больно понимать, что он действительно счастлив и любим. Метка на его шее, выставленная напоказ, светлее не становилась. Может, братья её обновляли, или Ларс ошибся, и троица была истинными. Такое ведь часто бывает. Таким примером были его родители.
Ларс чувствовал себя проклятым – в который раз омега, в которого он влюблён, находит свою пару, счастлив, ничего вокруг не замечает, а его сердце сгорает от боли. И вместо того чтобы посмотреть на кого-нибудь другого, Ларс всё также ждал внимания Улава, подходил и ошивался рядом, здоровался и предлагал конспекты, если Улав забывал свои. Влюблённые – дураки по определению, а когда объект любви становится недосягаемым, дурость прогрессирует в геометрической прогрессии. Как-то услышав, что у Улава нет с собой денег на обед, он просто подошёл и вложил ему в руки пару купюр.
– Ларс! Ты в своём уме? – Эйнар за шкирку оттащил его от удивлённо улыбающегося омеги. – Во-первых, хватит вестись на его уловки, а во-вторых, Торсены если в тебе соперника почувствуют, руки и ноги оторвут.
– Пусть попробуют, – мрачно ответил он, – с удовольствием посмотрю, как они попытаются это сделать.
– Не стоит считать себя неуязвимым! – рыкнул на него Эйн. – У Торсенов полно ненормальных дружков, с которыми тебе и даже всей толпе твоих братьев не справиться!
– Да ты просто завидуешь, что я ему денег дал!
Эйнар сжал губы и, не сказав больше ни слова, ушёл, а Ларс, разозлившись на себя, пнул стену. Как всегда – сказал не подумав, обидел человека почём зря, и теперь извиняйся или не извиняйся, сказанного не вернёшь, и обида останется неприятной горечью, сидящей внутри. Финансовое положение Эйнара оставляло желать лучшего, а Ларс ему врал про вакансии в фирме брата и задевал словами.
Хотя деньги Эйнару он предлагал, но тот никогда не соглашался на подачки. Глупая гордость. Разве на неё проживёшь? Вечером Ларс заехал к нему, попытался извиниться, но Эйнар не стал слушать, грубо прервал и потащил кататься. Ему не нужны были ни его извинения, ни его деньги. И временами Ларсу казалось, что и он сам не нужен.
На работе всё также было скучно. Ларс исправно выполнял поручения и бездумно делал всё, что от него требовали. Нелюбимое дело не грело. Не хотелось проявлять инициативу, делать что-то лучше, стараться. Он просто отрабатывал каждый день по четыре часа и убирался из душного офиса. Пусть старший брат Тир был доволен его работой и даже предлагал возглавить новый филиал в Бергене, но его энтузиазма Ларс не разделял.
Тир, несомненно, видел, что работа брату в тягость, но Ларс сам напрямую ничего не говорил, и не мог же Тир его просто выгнать.
– К середине июня будет готово помещение под новый склад в Бергене, и мы уже договариваемся об аренде офиса. Если ты согласен на работу, то я присмотрю тебе рядом квартиру. У побережья там так же красиво, как и в Осло. Тебе понравится и город, и новая обстановка.
У Тира была отличная деловая хватка – всё, за что он брался, рано или поздно приносило доход, и его собственная компания всего за пару лет приобрела межгосударственный размах. Тир был старшим в их семье и умудрялся заботиться и о младших братьях, и о своих детях. Ларс мечтал быть таким, всегда мечтал, даже несмотря на то, что Тир был невысоким и сухощавым, походил на бету и имел сладкий омежий запах. Это ведь мелочи по сравнению с успешной жизнью?
– Хорошо, – Ларс привык соглашаться. Сам затянул себя в эту петлю обязательств, напросившись к Тиру на работу и начав обучение на экономическом. Но в восемнадцать ему казалось, что это будет успешным вложением в будущее. Теперь же – чувствовал себя рабом.
– Если всё сложится удачно, ты сможешь сам набрать себе сотрудников. Отдел в Бергене будет заниматься торговлей с Америкой, потребуются люди для ночных смен и несколько хороших специалистов, свободно знающих язык. Помню, ты предлагал своего друга – Эйнара Герхардсена, возможно, он сможет пройти у нас практику…
Эйнару практика была уже не нужна, он давно отработал её у Магнара Йенсена в магазине – на первом курсе помогал со счетами бухгалтеру. Эйнару требовались хорошая работа и средства для нормальной жизни. И наконец похоронить Сверре. Ларс не хотел уезжать в Берген, боялся оставить друга одного и увозить его с собой не видел смысла – на что там Эйн будет жить?