Читать книгу Тупая езда - Ирвин Уэлш, Irvine Welsh - Страница 19
Часть третья. Послемошоночная паника
17. Безучастные к природному феномену
ОглавлениеВ пабе уже давно не накурено, но призраки сигаретного дыма все еще здесь. У музыкального автомата в углу синхронно опохмеляются близнецы Барксдейл, в то время как их товарищи, которые выглядят куда бодрее, собрались перед разложенной на столе газетой. В «Дейли рекорд» опубликована статья о том, как храбро детеныши панды встретили ураган Мошонка у себя в вольере в Эдинбургском зоопарке.
«Они остались совершенно безучастны к природному феномену, – сообщил старший служитель зоопарка. – Они как будто уже переняли знаменитый шотландский стоицизм».
Губы Эвана Барксдейла плотно сжимаются, потому что в паб заходит Джонти Маккей. Джонти просит стакан молока, и бармен, Сандра, очень аккуратно, как кажется Джонти, его наливает.
– Вот, держи, Джонти.
Конечно же, Джонти знает, что парни в углу смотрят на него и на этот стакан молока у него в руке. Крейг Барксдейл окликает его:
– Ты что, Джонти, трипер подцепил? Теперь в КВД бегаешь? Ать-два!
– Ничего такого, не-а, точняк, просто пытаюсь не пить, – качает головой Джонти. – Слишком много пить вредно, точняк.
– Ебнуться можно!
– Молоко в Пабебезназвания! За гранью полит-сука-бля-корректности! – вставляет Дерек.
Джейк, который все это время стоял за барной стойкой и протирал стаканы, смотрит на Джонти и говорит:
– Молоко за счет заведения, приятель.
– Спасибо, Джейк, ага, спасибо…
– Я тут слышал, Джонти, что ты здорово умеешь красить.
– Ага, красить, точняк, да, да…
– Не хочешь покрасить наш паб? Правда, работать придется по утрам – закрывать на ремонт я себе позволить не могу. Но ты ведь живешь как раз напротив!
Джонти обдумывает предложение. Дополнительный заработок лишним не будет.
– Да, Джейк, я смогу вставать рано, точняк, да…
Эван Барксдейл слышал этот разговор, он отрывает глаза от газеты на столе. Джонти присоединяется к компании и слышит, как Эван заключает:
– Эти сраные панды, я уверен, что-то там с ними нечисто. Вон, смотрите, здесь уже даже признают, что это фенийские ублюдки!
Вмешивается Тони:
– Это две панды из Китая в зоопарке-то фенийские ублюдки?
– Да.
– Не гони!
– Да я тебе, сука, отвечаю!
– Да ну тебя!
Джонти бегает глазами с Эвана на Тони и обратно.
– Эй, тупица, кончай глазами дрыгать, – не выдерживает Эванс. – Как на сраном Уимблдоне! Туда-сюда, туда-сюда!
По столу проносится волна смеха.
– Туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда!
Джонти пытается понять, о чем это они. Никто в пабе не играет в теннис.
– Они уже называли одного «Солнцем», как в «Солнце над Литом», и говорят, что он фанат «Хибз», – продолжает Эван Барксдейл. – Вонючие узкоглазые фенийские шлюхи подзаборные. Как раз в тот самый момент, когда правительство отказалось от своего обещания помочь нам с новым стадионом!
– Здесь ты прав, Баркси, – вклинивается Опасный Стюарт. – Помните, как этот хибби Риордан, продажная шлюшка, уехал играть в Китай? Следом приходят новости о том, что в Эдинбург едут две сраные панды. Вот увидите, дальше будет концерт этих очкастых придурков Proclaimers!
– Туда-сюда, туда-сюда! – смеется Тони.
– Ага, смейся сколько влезет, только это не дело.
Эван Барксдейл качает головой и смотрит на Джонти:
– Что ты, черт возьми, на это скажешь, Джонти?
– Мне нравятся панды, точняк, точняк, точняк, но я не думаю, что их волнуют «Хибз» и «Хартс». Скорее уж, «Данфермлин» или «Сент-Миррен», раз они такой расцветки. Точняк, черно-белые, ага. Ага. Ага. Ага. «Данфермлин». Ага. Или «Сент-Миррен». Точняк.
– Вот ты и попался, Баркси, – говорит Тони.
– Хер с ними, с пандами, – усмехается Эван Барксдейл. – Я вообще не понимаю, почему поднялась такая шумиха вокруг этих тупых панд. Они даже не трахаются, чтобы спастись от вымирания, и попробовать другую жрачку ни-ни.
– Политкорректный медведь, – говорит Дерек. – Безумие!
– Повторить? – Крейг Барксдейл указывает на пустые стаканы. – «Теннентс»?
– Да. «Теннентс», – говорит Тони.
– Да. Тогда уж и еще один пирог давай, чтоб тебя… – добавляет Опасный Стюарт. – Деньги я тебе верну!
– Да, «Теннентс», – говорит Эван Барксдейл.
Крейг Барксдейл поворачивается к Джонти:
– А тебе чего?
– Не, не, не, мне нравится пить молоко, точняк.
Крейг Барксдейл закатывает глаза, но, вообще-то, он рад, что Джонти отказался от пива.
– Не фачатся, ах, не фачатся чертовы панды, – напевает он своему брату.
– Вот сука, – произносит Тони, – я б хоть сейчас сунул бы в стремя!
– Туда-сюда, туда-сюда!
– Так что же, Джонти, не собираешься ли ты завести с Джинти семью? – спрашивает Тони.
– Туда-сюда, туда-сюда! – Все садятся на свои места, чтобы посмотреть на реакцию Джонти.
– Нет, – отвечает удрученный Джонти. – Нет уж. Не-а.
– Семья – это сплошные дети и разговоры о деньгах, Джонти, – печально произносит Тони. – Собственная жизнь тебе не принадлежит. Нужно заделать пташке спиногрыза, тогда она перестанет трахаться с кем попало, если, конечно, она не настоящая проститутка. Настоящая проститутка всегда будет трахаться с кем попало, и с этим ничего не поделаешь. Но попомни мои слова, Джонти, главное – заделать тёле ребенка, но только одного или двух, не больше, потому что иначе ее щель пойдет по бороде. После родов заезды будут уже не те. Моя Лиз – та просто ложится на спину и раздвигает ноги. Никакого энтузиазма. – Он с грустью качает головой. – У вас с Джинти все так же, как и было, когда вы только начинали, а, Джонти?
– Нет, – отвечает Джонти, теперь уже совсем грустный. Потому что раньше и вправду было не так.
– Этот разговор приобретает депрессивный, сука, оттенок! – кричит Эван Барксдейл. – А ведь на носу чертово Рождество.
– Точно, время добрых дел, – говорит Опасный Стюарт. – У кого есть первый? Кто-нить, бля, позвоните кому-нить!
Джонти не выдерживает.
– Мне пора идти, точняк, ага, у меня еще дела, – говорит он, вставая со стула.
– Ага, деньжата, значит, будут, – слышит Джонти Эвана Барксдейла, который повышает голос, как только Джонти начинает идти к выходу. – Маленький хитрожопый придурок будет красить паб! Когда он в последний раз угощал нас чертовой выпивкой? Я только к этому, Тони.
Джонти толкает дверь и выходит на улицу, размышляя о том, что требовать от него платить за чужую выпивку нечестно, когда сам он пьет только бесплатное молоко. Снова начинает холодать, но дождь прекратился, и темные от воды тротуары замерзают, образуя узоры, от которых Джонти приходит в восторг. В порыве чувства он наступает ботинком на один из них и уничтожает замысловатый орнамент, но затем едва сдерживается, чтобы не расплакаться от осознания того, что его действия стали причиной исчезновения такой красоты.
От этого разочарования его отвлекает бесплатная газета, которая валяется на тротуаре. Он поднимает ее.
Проходит совсем немного времени после его возвращения в квартиру, прежде чем раздается звонок в дверь. Джонти открывает дверь лишь настолько, насколько позволяет небольшая длина цепочки, которая держит дверь. Молодая женщина смотрит на него, сморщив нос, словно учуяв что-то нехорошее, и Джонти вынужден признать, что внутри немного грязно, потому что Джинти болеет. Дома нужно прибраться. Придется чаще выполнять свои обязанности.
– А Джинти дома? – Девушка говорит как иностранка. Может быть, полячка. – Я Саския, ее подруга с работы.
– Нет, – говорит Джонти и качает головой. – Нет, ее нет, точняк, не-не-не… и в то место она тоже больше не вернется, – сообщает он Саскии, имея в виду «Паб без названия». – Я все знаю о том, что творится в этом месте! Да, все! Отвратительные вещи! Точняк, точняк…
Саския поднимает руку к груди, и Джонти истолковывает этот жест как проявление стыда.
– Мне очень жаль, я знаю, что это плохо, но мне были нужны деньги…
– Потому что в этом месте происходят плохие вещи!
Повесив голову, Саския уходит прочь, она думает о своей семье в Гданьске, о том, что они бы умерли, если бы узнали, откуда берутся деньги, которые Саския присылает им каждую неделю «Вестерн юнионом», а в это время Джонти размышляет о Баркси, об этом злосчастном кокаине и о том, что с ними со всеми из-за него стало. Внутри него закипает ярость. Чтобы успокоиться, он берет бесплатную газету и начинает медленно читать.
Шотландские курильщики проявили настоящий героизм перед лицом экстремально суровых сил природы, принявших форму разрушительного урагана, который местные жители пренебрежительно прозвали Мошонкой. Когда около часа ночи по местному времени шторм достиг своей предельной мощи, на площади Грассмаркет в Эдинбурге группы курильщиков спонтанно покинули бары и затянули духоподъемную и дерзкую вариацию на тему «Цветка Шотландии». Строчку «выстояли против гордой армии Эдуарда» из известной песни Роя Уильямсона собравшиеся заменили на «выстояли против урагана Мошонка». Штукатур Хью Миддлтон, 58 лет, так прокомментировал это событие: «Я ни когда не видел ничего подобного. Мы горланили эту песню прямо под ночным небом. Удивительно, но после этого ураган стих. Так что мы действительно отправили Мошонку „восвояси, хорошенько подумать“. Думаю, посыл в том, что если ты приехал в Шотландию, то должен вести себя подобающе, тогда тебя радушно примут. Но если ты выходишь за рамки приличий…»