Читать книгу Прямой наводкой по врагу - Исаак Кобылянский - Страница 3

Когда мне было четыре года, я уже умел складывать слова из кубиков с картинками. С тех пор в доме начали появляться детские книжечки (от невинного просветительского «Мойдодыра» до политически нацеленного «Мистера Твистера»). В 1928 году я начал получать ежемесячный журнал для дошкольников «Искорка». Всю эту печатную продукцию я с интересом читал. Нравилось мне также читать газетные заголовки. (Помню курьезную историю с названием рубрики «Последние известия» в газете, которую получали родители. Прочитав однажды эти слова, я был убежден, что больше никогда в газете их не будет, ведь они последние. Каково же было мое недоумение, когда я увидел этот же заголовок в очередном выпуске газеты!)

Видно, судьбой было назначено, чтобы с первых дней учебы в школе я привык занимать позицию лучшего ученика класса (теперь эту привычку иногда называют «синдром отличника»). Ситуация, которая определила мое бессменное лидерство в классе, была, в общем-то, случайной. Дело в том, что ближайшая к нашему дому русская школа в 1930 г. набирала два первых класса. В один из них принимали детей, хотя бы немного владевших грамотой, он назывался «грамотным классом», в другой принимали неподготовленных детей, это был «неграмотный класс». Из-за того что меня привели в школу лишь накануне начала учебного года, когда «грамотный» класс был полностью укомплектован, я попал в «неграмотный» (а ведь я тогда уже умел не только читать, но и писать), и это обрекло меня быть «первым учеником» в течение нескольких лет. В большинстве своем учащиеся нашего «неграмотного класса» действительно не умели читать и писать, и я долгое время откровенно скучал на уроках.

Во втором классе нам объявили, что все ученики стали октябрятами. Это означало, что мы взошли на первую ступеньку политической структуры нового общества, задуманной партией в виде лесенки: октябренок – пионер – комсомолец – коммунист. В классе были образованы три звена. Как лучший ученик, я был назначен одним из звеньевых.

Почему-то в памяти не сохранилось мое пионерское прошлое, хотя, как почти все ученики, в четвертом классе я уже был пионером. Зато четко помню, что с долей зависти читал в «Пионерской правде» о «пионерских центнерах» колосков, собранных школьниками после уборки колхозного урожая, о тоннах сданного металлолома и других достижениях моих ровесников. Хотелось тоже принести пользу стране. И когда в нашей школе был объявлен сбор бумажной макулатуры, мой вклад оказался самым весомым (помог отец: я собрал много ненужных бумаг в конторе, где он работал бухгалтером). Помню, как в 1934 г. я узнал о назначенном на выходной день комсомольском субботнике по уборке школьного двора. До комсомольского возраста я тогда еще не дорос, но пришел в школу и выполнял какие-то мелкие поручения комсомольцев.

Убедившись в том, что учеба дается мне без труда, а мои школьные успехи стабильны, родители к окончанию третьего класса решили, что мне следует приступить к изучению немецкого языка. Был найден недорогой учитель-надомник, лет сорока немец по фамилии Бенке, обитавший с семьей в сырой полутемной комнатушке. Жили Бенке очень бедно, помню его потрепанную одежду и царивший в доме неприятный запах подгорелого рыбьего жира, на котором жена учителя готовила еду.

Вероятно, Бенке не был профессиональным преподавателем. Сужу об этом по тому, как он учил меня: требовалось заучивать наизусть все формы склонений и спряжений, все времена глаголов, включая их вершину – «плюсквамперфект». Но, несмотря на казавшиеся скучными занятия, я вскоре почувствовал их плоды, и появился интерес. Около двух лет учебы, по одному занятию в неделю, заложили прочную основу знания языка. Это позволило мне в последующие годы уверенно читать, писать, переводить на русский язык немецкие тексты как в школе, так и в институте. Много раз в жизни я с благодарностью вспоминал о мудром решении родителей и об уроках Бенке. Знание немецкого языка очень пригодилось мне на фронте. О том, что я бегло читаю и умею разговаривать по-немецки, в полку знали многие. Поэтому, как только наши разведчики или пехотинцы захватывали «языка», его, прежде чем доставить в штаб полка, приводили на огневые позиции пушек моего взвода, обычно располагавшегося в нескольких десятках метров от траншей пехоты. Здесь происходил самодеятельный допрос захваченного немца, я просматривал содержимое его бумажника. Нередко там можно было обнаружить отпечатанные на тонкой «папиросной» бумаге скабрезные стишки. Слушая мой перевод «открытым текстом», наши солдаты покатывались от смеха. Знание немецкого языка особенно пригодилось мне накануне падения Кенигсберга. Об этом расскажу во второй части книги.

Учеба у Бенке дала мне также новых приятелей. Одновременно со мной брал у него уроки Витя Виденский из параллельного класса. Я знал, что Виктор такой же «первый ученик» в своем «грамотном» классе, как я в моем «неграмотном». Встречаясь на занятиях у Бенке, мы больше узнали друг друга и вскоре стали приятелями. Общение с Виктором быстро избавило меня от возникавших мыслей об интеллектуальном превосходстве над сверстниками. Мы часто встречались за шахматной доской, где наши силы были примерно равны. Благодаря Виктору я познакомился и вскоре так же близко сошелся с его соучеником и приятелем Игорем Войцеховским, чистой благородной натурой, очень близоруким, худеньким, немного сутулым мальчиком, на вид совсем беззащитным. Наше общение втроем, не только за шахматной доской, было почти регулярным до дня моего отъезда из Винницы в июне 1938 года.

Забегая вперед, расскажу, как сложились в годы войны судьбы Виктора и Игоря.

В 1939 г. на уроке физкультуры Виктор упал с турника и сломал руку. Из-за неправильной фиксации кости он на всю жизнь стал непригодным к военной службе. В 1941 г. вместе с матерью, братишкой и бабушкой эвакуировался на восток страны (его отец в 1938 г. был арестован и вскоре расстрелян как «враг народа»).

Игорь не эвакуировался, оставался в Виннице. В первые месяцы оккупации города ему, имевшему подходящие анкетные данные (национальность, происхождение и непричастность к комсомолу), удалось стать работником канцелярии городской управы. Пользуясь предоставившейся возможностью и пренебрегая опасностью, Игорь сумел переоформить документы нескольким бывшим соученицам, «превратив» их из евреек в дочерей украинского народа. Кроме того, ему на службе заранее становились известными даты предстоящих отправок местной молодежи на работы в Германию. Через друзей Игорь оповещал об этом многих парней и девушек, давая им возможность вовремя «исчезнуть». Опасная деятельность Игоря продолжалась около года, пока кто-то не донес на него полиции. Игоря схватили, и вскоре он был повешен. Когда окончилась война, юного героя посмертно наградили медалью партизанской славы.

Самым страшным событием в годы моей учебы в младших классах был голод 1933 года, охвативший главным образом сельские районы Украины. Я жил в городе, поэтому расскажу только о том, что видел своими глазами. По-моему, это была поздняя весна, когда на нашей улице по утрам появлялись одетые в зимнее странные человеческие фигуры, мужчины и женщины с потемневшими одутловатыми лицами и невероятно распухшими конечностями. Они брели в сторону центральной части города молча, едва передвигая опухшие босые ноги (никакая обувь не вместила бы такие ступни). В первые день-два это были единицы, затем их стало заметно больше. Часто многие из этих людей, обессилев, садились или ложились на землю, чтобы отдохнуть. Не всем удавалось потом подняться. Будучи уверен, что от голода непременно тощают, я не сразу понял, что это изголодавшиеся люди. А узнав о причине их страданий, проникся жалостью, но, признаюсь, вид этих несчастных умирающих людей был настолько ужасен, что я, десятилетний мальчик, боялся смотреть на них, как до этого, встречая похоронную процессию, всегда страшился смотреть на мертвецов. Хотелось избавиться от страшного зрелища, как от кошмарного сна. Неизвестно, кто и когда убирал с улицы трупы, но днем, возвращаясь из школы, я не видел никаких следов утренних шествий…

Другое воспоминание о периоде «голодомора» связано с тем, что я однажды увидел на небольшом базаре невдалеке от нашей школы. Молодой мужчина, босой, в оборванной одежде, выхватил из корзинки одной из торгующих горбушку темного хлеба весом с полфунта и бросился наутек, но вскоре был пойман. Помню, как жестоко избивали его окружающие, а он не сопротивлялся, не прятался от побоев, лишь жадно запихивал в рот свою добычу…

Горожане в Виннице снабжались хлебом по карточкам, и я не помню свидетельств жестокого голода среди окружавших нас семей и моих соучеников. Моим родителям тоже удалось избежать острой нехватки продуктов питания. Сужу об этом по тому, что детская память не сохранила каких-нибудь периодов недоедания.

Как одна из примет голодного года запомнились куски «макухи», которые носили в карманах некоторые соученики. Это были твердые, с трудом поддававшиеся зубам обломки спрессованных жмыхов подсолнечника, когда-то шедшие в корм скоту, а теперь используемые людьми как ценный продукт питания.

«Голодомор» унес из жизни около семи миллионов человек, но ни в одной из газет того времени об этой трагедии украинского народа ни единым словом не упоминалось…

Осенью 1934 года я пошел в пятый класс. С этого времени у нас были разные учителя, каждый преподавал свой предмет. Учителя в нашей школе в основном были «средненькие». Единственным отличным педагогом был математик. Думаю, что полученные от него знания и привитые им подходы к решению задач в значительной степени обусловили мою любовь к этому предмету и школьные успехи по всем математическим дисциплинам.

В 1936 году наша школа переместилась из тесного старого помещения в просторное здание-новостройку с хорошо оборудованным большим спортивным залом. Годом раньше в «Пионерской правде» были опубликованы нормы спортивных показателей, дававших право на получение значка «Будь готов к труду и обороне». Я начал самостоятельно тренироваться, научился неплохо прыгать в высоту и подтягиваться. Футболистом я был «средненьким». А вот в волейболе благодаря хорошей игре в защите и точным пасам добился заметных успехов: несмотря на свой небольшой рост, играл за сборную школы и вторую сборную городского дворца пионеров.

С пятого по восьмой класс, как и до этого, учеба давалась мне легко, и я оставался отличником по всем предметам. В эти годы, пожалуй, больше времени, чем школьным занятиям, я уделял спорту, разным кружкам и общественным делам (да и девочками начал понемногу интересоваться).

В конце июня 1938 года, окончив восьмой класс, я покинул Винницу, город моего детства. Впереди был Киев, где уже жили родители и братишка.

Завершая описание своего детства, расскажу о том, как воспринимал я мир на шестнадцатом году жизни.

Формирование моей личности в большой степени происходило под влиянием прочитанного. Начиная со второго класса школы я регулярно посещал детскую библиотеку имени Крупской, размещавшуюся в тесной комнате Народного дома. Читал я очень быстро, так что иногда посещал библиотеку дважды в день. К пятому классу прочитал все имевшиеся там книги о путешествиях и приключениях. А затем страсть к чтению утоляли полуистрепанные приключенческие книги дореволюционного издания, передававшиеся из рук в руки. В основном это были произведения иностранных авторов – от Жюля Верна, Дюма и Конан Дойля до Марка Твена и Джека Лондона. В эти же годы читал все, что было в школьной программе по русской и украинской литературе (само собой, не пропускал газеты). Из современных советских авторов наибольшее впечатление произвела на меня повесть Николая Островского «Как закалялась сталь» (спустя год-два так же был воспринят «Овод» Войнич). Став постарше, я очень хотел унаследовать черты любимых героев произведений, быть мужественным, сдержанным в выражении чувств, честным и бескорыстным, сильным и ловким. Рисовал в своем воображении картины того, как буду вступаться за слабых и побеждать врагов.

Надо отметить, что почти все публиковавшееся в нашей стране было направлено (в одних случаях открыто, в других – в подтексте) на воспитание «нового человека», полностью поддерживающего политику коммунистической партии. «Воспитывали» и взрослых, но особое внимание уделяли детям. Начинали с букварей (вот, например, текст из букваря тех времен, посвященный освоению буквы «Ы»: МЫ НЕ РАБЫ, РАБЫ НЕ МЫ. Там же на страничке для чтения были приведены воспоминания о детских годах Ленина и слова его любимой песенки: «Богачу-кулаку по ночам не спится. Бедняк гол, как сокол, пляшет, веселится»), настойчивее продолжали в «Пионерской правде», а затем и в «Комсомольской правде», регулярным читателем которых я являлся.

Повседневное воздействие мастерски организованной пропаганды имело немалый успех, во всяком случае, у молодежи, а также среди недостаточно образованных людей. Я, например, не сомневался в справедливости всего, что было написано в учебниках истории и обществоведения, в молодежных и «взрослых» газетах. В эти годы я верил практически любому отпечатанному типографским способом слову, считал его истиной в последней инстанции. Я искренне верил, что интересы общества, государства выше интересов личности, что религия отвлекает трудящихся от борьбы за свои права, что классовая солидарность выше патриотизма и т. д.

Разве мог пятнадцатилетний подросток, внимательно читавший газеты и слушавший передачи советского радиовещания, не любить свою страну и не гордиться ею? Ведь нам регулярно сообщали о небывалых достижениях советского народного хозяйства, о героизме наших полярников, о рекордах отечественных авиаторов, о победах молодых советских музыкантов на международных конкурсах! Напомню лишь о нескольких запавших в память событиях и фактах периода 1934—1938 годов, которые были в центре внимания печати и радио, а значит, и моего.

– Досрочно выполнен и перевыполнен первый пятилетний план индустриализации страны и коллективизации сельского хозяйства. Построены или реконструированы сотни заводов, создано более тысячи машинно-тракторных станций на селе. Построена и пущена в действие крупнейшая в стране гидроэлектростанция Днепрогэс имени Ленина, сделавшая Днепр судоходным до Черного моря. Построена Туркестано-Сибирская железная дорога, соединившая удаленные среднеазиатские окраины с сетью железных дорог страны.

– Отважными летчиками обнаружены и спасены десятки членов арктической экспедиции и экипаж парохода «Челюскин», раздавленного полярными льдами и сразу же затонувшего. Отмечая подвиг полярных авиаторов и умелое руководство спасением людей, правительство присвоило специально учрежденную высшую награду – звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая звезда» – группе летчиков и руководителю экспедиции, будущему академику О. Ю. Шмидту.

– Впервые в истории осуществлена авиаэкспедиция на Северный полюс. Здесь на мощной льдине была создана первая в мире долговременная дрейфующая научная станция «Северный полюс» (начальник станции Папанин, ученые Ширшов и Федоров, радист Кренкель). Станция дрейфовала целых полтора года.

– Экипаж одного из лучших летчиков того времени Валерия Чкалова на самолете конструкции А.Н. Туполева проложил воздушный путь в Америку через Северный полюс. И американцы, и советские люди с энтузиазмом встречали отважных летчиков, новых Героев Советского Союза. Вслед за летчиками-мужчинами Полина Осипенко, Валентина Гризодубова и Марина Раскова выполнили рекордный по продолжительности и дальности беспосадочный полет по маршруту Москва – Дальний Восток.

– С особой торжественностью извещалось о выдающихся трудовых достижениях в промышленности и сельском хозяйстве. Рекорд угледобычи установил забойщик Стаханов, перекрывший норму добычи угля за смену в несколько раз (спустя десятилетия открылось, что в этом рекорде было много «липы»). Усилиями партийных органов стахановское движение было распространено по всей стране. Появились стахановцы на транспорте (машинист Кривонос), в легкой промышленности (ткачихи Виноградовы), в других отраслях народного хозяйства. На Украине было организовано движение за получение урожая сахарной свеклы не менее чем 500 центнеров с гектара. Зачинателями движения были звеньевые Мария Демченко и Марина Гнатенко.

– Много сообщалось о гражданской войне в Испании. В качестве «добровольцев» на стороне республиканцев участвовало немало советских профессиональных военных. Такую же поддержку оказывали мятежному генералу Франко Германия и Италия. Несмотря на нашу помощь, война завершилась падением республиканского режима, и тогда советские пароходы доставили в СССР сотни испанских детей, чьи родители-республиканцы пали в боях, оказались в плену, в застенках или были интернированы. Испанских детей поместили в специально оборудованные детские дома, создали все условия для их учебы, досуга, профессиональной подготовки. (Традиционный головной убор испанских ребят – синяя шапочка-пирожок вроде пилотки – быстро вошел в моду у советских пионеров под названием «испанка».)

– Большой успех сопутствовал молодым советским музыкантам, которые в эти годы начали принимать участие в международных конкурсах. Победителями и лауреатами конкурсов стали известные в будущем исполнители Давид Ойстрах, Эмиль Гилельс, Яков Флиер, Татьяна Николаева и другие. От имени партии и правительства ценные подарки молодым виртуозам, прославившим страну, вручал лично Сталин.

– Крупными событиями культурной жизни страны стали два памятных мне юбилея – столетие со дня гибели Пушкина и 250-летие (за точность цифры не ручаюсь) поэмы грузинского поэта Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре».

К пушкинскому юбилею было выпущено многотомное академическое издание произведений великого поэта, издано много сборников его поэм и стихотворений. Читались лекции о жизни и творчестве поэта. В Москве состоялось торжественное юбилейное заседание, на котором присутствовало руководство страны. В этот период предприимчивые газетчики умудрялись даже строки великого поэта использовать в пропагандистских целях.

– 5 декабря 1936 года на Чрезвычайном Всесоюзном съезде Советов с докладом о новой Конституции страны выступил Сталин. Вся страна слушала радиотрансляцию этого выступления. (Он говорил с сильно выраженным грузинским акцентом, что для меня оказалось неожиданным.) Сталин объявил, что Советский Союз уже вступил в первую фазу социализма, который, оказывается, можно строить в отдельно взятой стране, не дожидаясь всемирной пролетарской революции (это было чем-то новым в марксистско-ленинской теории социалистической революции). Докладчик заявил, что новая Конституция – самая демократическая в мире. Делегаты много раз прерывали его речь долгими овациями и здравицами. Съезд единогласно утвердил новую Конституцию, которая вскоре стала называться сталинской. Была назначена дата выборов в Верховный Совет СССР. Оставался год для подготовки к этому историческому событию.

Обилие значительных событий, подвигов, выдающихся успехов и рекордов поддерживало мою убежденность в превосходстве нашего общественного строя. Я искренне радовался каждому очередному достижению советских людей, будь то в народном хозяйстве, спорте, в небе или на музыкальном конкурсе. Огорчался неудачам, скорбел, когда случались жертвы. И мне всегда хотелось быть причастным к этой бурной жизни, участвовать в строительстве светлого будущего.

Конечно, прокатившаяся в 1934—1938-е годы волна жестоких массовых репрессий против «врагов народа и их пособников», которая освещалась всеми средствами массовой информации с невиданным пафосом, не могла остаться незамеченной. Теперь нас учили, что главное дело советских людей – это «разоблачение врагов народа, шпионов и диверсантов». Пропагандистская машина безостановочно твердила о «коварных методах иностранных разведок» и о «замечательных примерах бдительности советских людей».

Помню, например, что в «Пионерской правде» из номера в номер печаталась остросюжетная повесть «Дядя Коля – мухолов». Она рассказывала о бдительном юном пионере, едва не погибшем от рук шпиона, который под видом советского ученого-энтомолога хотел сфотографировать военный объект. «Воспитательную» макулатуру такого рода публиковали не только молодежные газеты и журналы.

Информацию о почти ежедневных разоблачениях и арестах многих виднейших партийных, хозяйственных и военных деятелей публиковали все газеты. Репрессировали не только высокопоставленных лиц, «забирали» и руководителей среднего звена, и (без публикаций в газетах, поэтому казалось, что реже) простых смертных. Даже я, в то время вполне «коммунистически мыслящий мальчик», не мог понять, как и почему происходят эти метаморфозы. Однако всерьез задумываться над происходившим и сомневаться в справедливости официальных сообщений я начал по-настоящему лишь года через полтора-два, а до того верил пропаганде.

Страх оказаться под набравшим обороты катком массовых репрессий заставлял многие семьи пересматривать архивы, фотоальбомы, уничтожать все, что могло бы послужить компрометирующим материалом в случае обыска. Мой беспартийный отец работал тогда бухгалтером. В начале 1937 г., когда руководителя конторы «забрали», отец достал групповой снимок сотрудников конторы и тщательно залил чернилами изображение новоиспеченного «врага народа». Пришлось и мне поступить похожим образом. Среди похвальных грамот, полученных мной «за отличную учебу и активное участие в общественной работе», была одна с портретиками украинских «вождей» Косиора и Постышева. Первым из них уничтожили Косиора (впрочем, спустя пятьдесят лет ему был установлен памятник в Киеве). Как только я узнал об аресте нашего первого секретаря, добросовестно замарал на моей грамоте овал с его портретиком. Спустя год или два такая же судьба постигла и Постышева. На этот раз я счел достаточным лишь перечеркнуть крест-накрест изображение недавнего кумира (ведь раньше говорилось о том, что это он вернул в дома граждан страны новогоднюю елку, ранее запрещенную как рождественскую, а также был инициатором создания дворцов пионеров и дворовых «пионерских форпостов»).

Счастливым образом в эти ужасные годы среди наших многочисленных родственников и близких знакомых никто не пострадал и даже не был арестован…