Читать книгу Великий Мусорщик - Исай Кузнецов, Авенир Зак - Страница 7

Великий Мусорщик ошибался. Лана знала о решении ЕКЛ. Однажды ночью Лана проснулась, услышав рыдания матери. Она вскочила с постели и подошла к двери, ведущей в спальню родителей. Дверь была приоткрыта. Отец успокаивал мать, говорил ей какие-то ласковые слова, а мать, не отвечая, продолжала плакать. Лана вслушивалась в отцовский шепот, стоя босиком, в одной рубашке, и его волнение передавалось ей, хотя она никак не могла понять, о чем он говорит. Что-то о гемофилии, о какой-то бумажке. Насторожило ее упоминание доктора Корда, но она так и не догадалась, что речь идет о ней, да и само это странное слово “гемофилия” было ей неизвестно. Она вернулась к себе и долго не могла уснуть. Имя доктора Корда вселяло в нее безотчетный страх.

На другой день она рассказала о подслушанном разговоре своей подруге. Та была старше Ланы на три года. Она слушала Лану с тревогой и сочувствием. Ора тоже не знала, что такое гемофилия, но сочетание имени Корда с разговором о какой-то бумажке не вызывало у нее сомнений.

– Параграф тридцать семь…

Лана побледнела.

– Ты думаешь, они говорили обо мне? – спросила она испуганно.

Ора обняла ее и, прижавшись к ней, задумалась. Высокая, светловолосая, с зелеными, чуть раскосыми, озорными глазами, Ора вызывала у Ланы восхищение. Резкая, насмешливая с другими, Ора никогда не позволяла себе обидеть Лану. В ее отношении к девушке угадывалось нечто материнское, хотя это чувство, пожалуй, и не было ей свойственно.

– Бедная девочка, – тихо произнесла Ора.

Лана высвободилась из ее объятий, опустилась на пол и заплакала.

Ора задернула занавеску, открыла шкатулку, стоявшую на столе, достала пачку сигарет и закурила. Лана от удивления перестала плакать.

– Ты… куришь?

Ора криво усмехнулась:

– Погоди немного, закуришь сама.

Курение запрещалось и строго преследовалось в соответствии с Гигиеническим Уставом. Сигареты доставлялись в Лакуну контрабандистами, и за курение полагалось десять суток санитарно-исправительных лагерей.

– Что же со мной будет? – спросила Лана.

– То же, что и со мной, – усмехнулась Ора.

– Как? И ты… тоже? – изумилась Лана.

Ора засмеялась. Лана не знала того, что известно всем. Не знала потому, что все еще жила в своем почти детском мире. Ора понимала ее состояние, жалела ее, но вовсе не считала случившееся таким уж большим несчастьем.

В сущности, розовая бумажка из ЕКЛ освобождала женщину от множества тяжелых обязанностей, от заранее предначертанного существования – замужества, семьи, детей, хозяйства, кухни… Ора давно поняла, что все это ее ничуть не привлекает. Бумажка из ЕКЛ давала своеобразную свободу, самостоятельность, открывала возможности, недоступные замужним женщинам и составлявшие для Оры важную часть ее жизни.

Для Ланы та жизнь, которую вела Ора, была неизбежна, вернее, именно такая жизнь могла стать для нее единственным выходом. Вопрос заключался в том, сможет ли Лана принять ее так же легко, как в свое время Ора. Легко и даже с радостью.

Женщины, в отличие от мужчин, относились к запрету на супружество особенно болезненно. Многие уходили в специально созданные колонии, чем-то похожие на прежние монастыри, где вели бессмысленную, тоскливую жизнь. Другие оставались в семьях, нянчили чужих детей. Кое-кто находил свой конец в сумасшедшем доме. Случалось – вешались, топились, выбрасывались из окон.

Ора знала только один путь, который мог избавить Лану от чувства неполноценности, от ощущения собственной ненужности, путь, который избрала она сама: Лана должна пойти к Вэллу.

Конечно, не сейчас, не сразу. Лане надо созреть. Она должна прийти к Вэллу без малейших сомнений, готовая на все. Для этого потребуется время.

Когда Грон Барбук увидел из окна Лану, перебегающую через площадь, он не задумался над тем, куда и зачем она направляется. Он и не подозревал, как за полтора года переменилась его внучка. То, что Барбуку по привычке казалось детской шаловливостью, в действительности было уже чисто женским лукавством. Лана старалась не показать близким, особенно деду, открывшееся ей нечто, столь огромное и притягательное, что она подолгу не могла заснуть по ночам, полная неясных предчувствий.

Лана шла к Вэллу.

Это имя Ора произносила редко, но оно неизбежно подразумевалось во всех их разговорах, в которых Ора открывала ей то, чем жила сама и чем, как она была убеждена, предстоит жить Лане.

Вэлл, о котором Ора говорила “Он”, представлялся Лане то высоким статным парнем с черными как уголь глазами, то седым умудренным старцем с длинной белой бородой, с пронзительным взглядом обязательно черных глаз. Однажды он привиделся ей во сне деревом с раскидистой кроной, деревом-человеком. Он обнял ее своими ветвями, бережными, как руки матери, и произнес ласково, даже нежно:

– Все будет хорошо, девочка…

Иногда Лана спрашивала Ору: какой он, Вэлл? Кто он? Но Ора неизменно отвечала одно и то же:

– Увидишь. Придет время, увидишь.

Лана миновала площадь, узенькими улочками, застроенными двухэтажными домишками, выбралась на окраину. Город обрывался сразу – справа почти до самого моря тянулись оливковые рощи, а вдалеке виднелся силуэт крепости. Слева, километрах в двух от города, начинался лес. У самого края леса стоял небольшой хуторок, в котором жил некий Йорг, торговавший самодельными игрушками. Лана знала его в лицо, хотя ни разу с ним не разговаривала. Встречая этого высокого молодого человека, она испытывала какое-то странное смущение. Йорг при встрече с Ланой улыбался, но улыбка быстро сменялась взглядом таким грустным, что Лана невольно отводила глаза. В его взгляде Лане чудилась какая-то тревога, сочувствие, будто он знал о ее беде. Она еще больше смущалась. Поэтому, проходя мимо его хутора, она ускорила шаг, чтобы не встретиться с ним.

И тут она увидела, как с хутора вышел какой-то крестьянский парень в поношенном праздничном наряде. Это был не Йорг. Он шел насвистывая, помахивая прутиком, впереди нее. И вдруг исчез.

Лана от неожиданности остановилась. Исчезновение незнакомца показалось ей столь странным и необыкновенным, что она испугалась: он будто провалился сквозь землю. Возбужденная предстоящей встречей с Вэллом, подготовленная таинственными намеками Оры к самым невероятным чудесам, Лана ощутила нешуточный страх. Ей вдруг показалось, что исчезнувший парень как-то связан с Вэллом, кто знает, может быть, он и есть этот загадочный Вэлл…

Как она умоляла Ору пойти с ней! Ора только качала головой. Она была неумолима: Лана должна пойти одна. Она не говорила почему, но Лана догадывалась: такова воля Вэлла.

Ею овладело желание немедленно вернуться домой, не ходить туда, где ее ждало нечто неведомое, пугающее и притягательное… Она постояла в нерешительности минуту-другую, повернулась, пошла обратно. Неожиданно откуда-то выскочил заяц. Он удивленно поглядел на Лану, подергал губой и, перебежав через дорогу, пустился наутек.

Заяц перебежал дорогу. Плохая примета. Значит, возвращаться нельзя. И она сперва медленно, потом все быстрее зашагала туда, где ждал ее Вэлл.

А с хутора вышел еще один человек, которого она уже не видела. Он проводил ее задумчивым взглядом и, постояв мгновение, медленно пошел за ней. На сей раз это был Йорг.

Справка

АЛЕН РОЗОВСКИЙ. Более известен под именем Ален Колле, родился в Туре (Франция) в 1947 г. Отец – Максим Розовский, сын русского эмигранта, этнограф. Мать – Мадлен Колле, француженка, балерина. Окончив в 1969 г. Сорбонну, Ален отправился путешествовать. Его очерки о быте и верованиях малоизвестных племен Бирмы, Таиланда и Курдистана печатались в журнале National Geographic, перепечатывались другими географическими изданиями, а также вышли отдельной книгой в Англии, США, Франции, Германии и Бельгии. Кинофильм, снятый им в Курдистане, обошел все мировые экраны. Следует отметить как явление едва ли не исключительное, что некоторые из его публикаций в популярных изданиях были перепечатаны в научных журналах.

Сэр Ричард Гревс, всемирно известный специалист по истории религий, отмечал в своих статьях уникальную ценность некоторых наблюдений и выводов Алена Колле, касающихся рудиментарных явлений в современных верованиях отсталых народностей.

В настоящее время местопребывание Алена Колле неизвестно. Имя его уже два года как исчезло со страниц журналов и газет. Все попытки репортеров выяснить что-либо о его судьбе оказались тщетными. Его отец Максим Розовский заявил, что ничего не знает о местонахождении сына. Есть предположение, что он погиб во время попытки проникнуть в глухие районы одной из африканских стран. Не исключено, что он стал жертвой ненависти туземцев к белым.

Журнал “Przekrój”. ПНР. 1976, № 22