Читать книгу Твокер. Иронические рассказы из жизни офицера. Книга 1 - Искандар Бурнашев - Страница 17

Вы, наверное, очень удивитесь, но самым желанным моментом в жизни курсанта является отпуск. Его ждут. До него считают дни. И если верить классику, что «в общественном Парижском туалете, есть надписи на русском языке», то, наверняка, среди них есть и такая «до отпуска 10 дней!» и, непременно, с восклицательным знаком.

И речь идёт, конечно, о летнем отпуске, на тридцать дней и тридцать ночей, который предоставляется курсанту после сдачи летней сессии. Бывает отпуск и зимний, на две недели. Но он необязателен. Его командиры могут сократить или, вообще, лишить за провинности и неуспеваемость.

То ли дело летний отпуск. После окончания второго курса, перед отпуском, мы, на законных основаниях нашивали на рукава нашивку с тремя заветными полосками, соответствующих третьему курсу. Что сразу выделяла нас из среды солдат срочной службы.

К отпуску мы всегда готовились заранее. Потому, что путь курсанта домой всегда связан с опасностями и приключениями.

Обычным людям, хаотично, без строя и не в ногу и без команд снующим по улицам больших городов, даже трудно представить, каким опасным может быть Большой Город для военного человека в мирное время. Опасности поджидают его везде. И на тихой улице, и на просторном проспекте.

Особо опасны для него места большого скопления людей и транспортные узлы – вокзалы, аэропорты пристани и остановки междугородных автобусов. Опасность таится везде.

Опасность заключается в начальниках военных патрулей, для которых каждый солдат, сержант или курсант военного училища является желанной и законной добычей.

Если «Социализм – есть учёт и контроль», то социализм в армии, это учёт и контроль, доведённые до высшей степени идиотизма. Военные коменданты Больших Городов дальновидно научились планировать даже количество нарушителей, которые будут задержаны военными патрулями на улицах их городов в будущем месяце и, даже, в будущем году. Поэтому у начальника военного патруля нет более важной задачи, чем претворение в жизнь этого плана прозорливого предвидения Военного коменданта по отлову нарушителей.

К счастью, выполнение грандиозных планов Руководства в нашей стране, всегда упиралось в ограниченность сил и средств их Исполнителей. Поэтому военные патрули вынужденно выходили на «Тропу войны» в строго определённое время и по строго определённым маршрутам. Зная это, мы легко передвигались, в случае необходимости, по родному городу, без риска встречи с патрулём. Опасности для нас таились только на незнакомых тропах чужих гарнизонов.

Но и тут мы находили выход в том, чтобы предусмотрительно не надевать военную форму при следовании в отпуск и обратно. Но, в ответ на каждую нашу хитрость, начальство придумывало для нас свою очередную заботу о нас. Так наивысшим проявлением начальственной смекалки, явился приказ о явке в военную комендатуру, для постановки на воинский учет и снятия с него, в военной форме всех отпускников, при прибытии в гарнизон, и. при убытия из гарнизона. Здесь деваться было некуда. Хочешь, не хочешь, но приходится надевать военную форму и в начале отпуска и в конце его, чтобы предстать «пред грозные очи» дежурного помощника военного коменданта.

Многолетний опыт поколений курсантов научил нас минимизировать ущерб от этого события. Так как в отпуске мы надевали форму только два раза, при постановке на учёт и, при снятии с него, то мы и не заморачивались по этому поводу. Действуя по принципу, «народ дал, народ пусть и смеётся», в нашем училище было не принято облагораживать парадную форму, ушивая или украшая её. Мы не носили никаких нагрудных знаков, кроме комсомольского и суворовского значков. Это избавляло от многих ненужных вопросов. Пусть форма сидела мешковато. Но ведь мы шли на свидание не с Любимой девушкой, а с Горячо любимой комендатурой. Там мы даже получали удовольствие оттого, что помощники военных комендантов очень удивлялись и расстраивались, не находя, к чему бы придраться. И это была наша маленькая месть.

В свой летний отпуск после второго курса, я решил посетить город-герой Ленинград. Когда я, естественно, в гражданской одежде, с небольшой сумкой, со сменой белья и военной формой, в одной руке, и, с большой сумкой, с восточными фруктами и огромной дыней, в качестве пароля для хозяев явочной квартиры, в другой руке, прибыл на железнодорожный вокзал, настроение моё сразу начало портиться. Не улучшилось оно и при первом выходе в город.

Причиной явились, как Вы уже догадались, Моряки. Почти половину всех военных патрулей, составляли военные моряки. Если встреча с военным патрулём не предвещала ничего хорошего курсанту-отпускнику, то встреча с военным патрулём из моряков, может закончиться гауптвахтой. В нашем тихом и солнечном Ташкенте люди даже не подозревают, что моряков в городе может быть так много.

Дело в том, что даже при встрече спортивных фанатов «Зенита» и «Спартака», у них есть хотя бы одна общая точка пересечения интересов, – это футбол. Конечно, у солдат и моряков тоже есть общее. Ведь, как сказал один российский Император, «У России есть только два постоянных союзника, – это её Армия, и её Флот». Но, хоть мы и являемся неизбежными и заклятыми союзниками, между нами лежит огромная пропасть во всём.

Если Вы когда-нибудь близко сталкивались с военными моряками, то Вы согласитесь со мной, что моряки, скорее всего, если не инопланетяне, то, по крайней мере, уж точно, не Земляне. У них, как у потомков древних Атлантов свой язык. Но явно не русский. Почему скамейка у них звучит как «банка» а канат, как «конец», простому человеку понять невозможно. Почему скорость они измеряют в узлах, расстояние – в милях и кабельтовых, а время – в склянках, неразрешимая загадка для ума нормального человека. Предположим, что это какой-то архаичный туземный диалект, сохранившийся до наших дней в некоторых прибрежных областях нашей необъятной Страны.

Но вы обращали внимание, что у них на кораблях даже время замедляется. Если моряк, служит в морской пехоте, (здесь ключевое слово – «пехота», а это уже почти люди), то свой Священный долг перед своей Родиной он выполняет за два года. А если он простой моряк и, при выполнении этого Долга, будет находиться на военном корабле, то когда он его, наконец-то с честью выполнит, то на берегу за это время пройдёт уже целых ТРИ года. Поэтому, наверное, на кораблях моряков кормят не три, а четыре раза в сутки, добавляя к завтраку, обеду и ужину, ещё и «утренний чай»! Я ничего не утверждаю, но меня, всё-таки немного напрягает тот факт, что гульфик у военных моряков на брюках находится не спереди, а сбоку. Ну и, последний аргумент. Вы когда-нибудь видели их Адмиралов? Ну, это, как наши Генералы, только морские. Видели, да? А-а, Вы тоже заметили? А ведь они действительно, не носят лампасов! «Ну и как, скажите можно жить в обществе, где нет цветной дифференциации штанов!»

Теперь Вы понимаете, почему моряки относятся к армейцам с неприязнью и подозрением на генетическом уровне, как кошки к собакам, на что военные всегда отвечают им с добродушной иронией.

Как бы то ни было, я не желаю Вам, когда Вы в форме солдата Советской (или российской) Армии, пересекаться с военным патрулём военных моряков.

Гарнизонная гауптвахта не самое лучшее место на свете. Но дни, когда в караул при гауптвахте заступают военные моряки, для арестованных солдат, по справедливости, можно засчитывать один день за три. А фраза «Гальюн. Добро, Одна минута!» будет приходить к ним в ночных кошмарах ещё долгие годы, и после увольнения в запас.

Может быть, поэтому у нас в стране, традиционно существуют как бы две столицы – Москва для Армии, а Питер – для Флота? Но и в этом случае, Флоту досталось лучшее и почётноё место. У окна. У «Окна в Европу».

Мне рассказали однажды очень смешной анекдот. Вроде как старушки в дачном посёлке обсуждали, что ночью кто-то оборвал яблоки на даче.

И когда одна делает предположение, что это возможно, натворили моряки, то другая аргументировано замечает,

– Да нет, следы были человечьи!

Смешно, правда!

А когда, тот же анекдот, мне рассказали уже про солдат, то получилось совсем не смешно. Верно?

Вы были когда-нибудь в Ленинграде? Особенно в его историческом центре? Ужасный город! На улице с одной стороны канал, а с другой стороны стоят строем Дворцы. При встрече с патрулём бедному курсанту деваться просто некуда.

Но наша смелость проявляется не только в минуты военных испытаний. Для настоящего военного, она может потребоваться в любой момент.

Нет, ничто не может остановить Курсанта-ленинца, когда он идёт выполнять свой долг!

С утра, одевшись во всё чистое, как Вы уже догадались, в военную форму, и, чем окончательно очаровав своих милейших хозяев, я направился в Военную комендатуру для постановки на воинский учёт.

Свой маршрут в комендатуру я по туристической карте города, предварительно спланировал так, чтобы по пути избежать станций метро, вокзалов и остановок междугородних автобусов. В результате я предусмотрительно выбрал маршрут троллейбуса, проходящего неподалёку. На нём я без пересадок подъезжал к самой комендатуре. Я старался держаться беззаботно, скромно и с достоинством, чтобы не привлекать к себе внимание. По моей задумке, моё поведение на неприятельской территории должна убедить всех, что я «свой, питерский» в смысле курсант Ленинградского пехотного училища. А со своих, известно, какой спрос?

В результате моей находчивости, я мог любоваться городом на Неве, находясь в относительной безопасности от всяческих напастей.

И тут на одной из остановок в троллейбус вошел курсант-танкист. Увидев меня, он стал протискиваться ко мне, явно принимая меня за ленинградца. Это позволило мне внимательно рассмотреть его.

Грудь курсанта украшал целый иконостас знаков солдатской доблести, от знаков «Гвардия», «Отличник Советской Армии» и «Специалист первого класса» до «Воин-спортсмен» и «Кандидат в мастера спорта». Глядя на его широкую грудь, я используя метод дедукции постарался представить себе его славный боевой путь. Конечно же, я рассчитывал в самом начале нашей предстоящей беседы поразить своего собеседника своей внимательностью и эрудицией.

Итак, я быстро набросал его психологический портрет.

Знак «Гвардия» – Харьковское или Ульяновское гвардейское танковое училище. Третий курс (как и я). «Специалистом первого класса он мог стать только в войсках, прослужив до поступления в училище не менее года. Знак «Отличник СА», говорит о том, что летнюю сессию сдал на отлично, без четвёрок, (как и я). Немного смущало то, что отличник учёбы, прослуживший в войсках не менее года, не был назначен «добровольно с принуждением» на сержантскую или старшинскую должность. Но в любом случае передо мной была личность яркая и неординарная. Поэтому, начиная разговор, я держался, подчёркнуто уважительно.

Но мой небольшой опыт опять показывает, что «не так страшен советский танк, как его необученный экипаж». И в этот раз я был сражён непредсказуемостью и танковым натиском.

Но всё по – порядку. Снисходительно глянув на мой одинокий комсомольский значок, курсант покровительственно протянул мне руку и представился:

– Ташкентское танковое!

Наверное, я не смог сдержать изумления, глядя как моя железная и стройная, как Эйфелева башня, логическая схема умозаключений рассыпается под напором «стали и огня».

Я смог лишь удивлённо произнести:

– А почему «Гвардия»?

И тут я услышал замечательный, неотразимо универсальный ответ, достойный стать рыцарским девизом любого Кутюрье:

– У нас все так ходят!

Вступать в полемику с танкистами меня отучил один случай из жизни. Как-то на первом курсе я оказался в одной компании с курсантом танкистом. Как вы понимаете, если в городе есть танковое училище, то оно лучшее военное училище в стране. А если в одном городе размещаются сразу танковое и пехотное училища, то танковое училище, несомненно, является лучшим училищем в мире. При этом пехотное училище может себе позволить быть всего лишь самым лучшим училищем в городе.

Итак, тогда мы интеллигентно беседовали на тему «Красота – страшная сила», Наличие в компании нашей общей знакомой, подливало масло в огонь нашего спора. Спор обострился после того, как наша общая знакомая, блеснула своей эрудицией, заметила, «что у гусеницы мускулов больше, чем у человека». Полушутя, полусерьёзно, я тут же философски заявил, что «зато у человека больше мозгов и, поэтому он сильнее любой гусеницы». И тут мой оппонент, в танковых петлицах, играючи опроверг мои, вроде бы безукоризненно логичные утверждения, безаппеляционно заявив:

– Сильнее любой гусеницы, кроме танковой!

Памятуя своё правило не спорить с танкистами, я просто назвал себя:

– Ташкентское пехотное!

На правах земляка, я попытался предупредить своего нового знакомого, об опасности появляться в военной комендатуре в таком виде, тем более, что и фуражку он носил с околышком не суконным, как положено, а с бархатным, что является привилегией только «богов войны» – артиллеристов.

Но в ответ я удостоился лишь снисходительной усмешки. С такой усмешкой спартанский царь – Леонид отвечал персидскому полководцу:

– Тучи ваших стрел затмят Солнце? Значит, мы будем сражаться в тени!

Ну что ж, «безумству храбрых, поём мы песню!»

Беседуя, вместе мы без приключений добрались до Военной комендатуры.

Перед входом в комендатуру, мой знакомый деликатно пропустил меня вперед, как и положено, по Боевому уставу: «в городских условиях пехота движется впереди танков».

С уставом не поспоришь, поэтому я решительно направился к небольшой очереди перед столом, за которым помощник военного коменданта творил суд и расправу над отпускниками и командированными.

Всё это напоминало картину, как русские князья прибывают в Золотую Орду на поклон Великому Хану. Если бы не тревожная неопределённость, витающая в воздухе, могло бы выглядеть забавно и, даже поучительно.

Дождавшись своей очереди, делаю три чётких строевых шага и останавливаюсь перед столом. Четким командным голосом, слышным даже за стенами комендатуры, докладываю:

– Товарищ майор, курсант Бурнашев для постановки на воинский учёт прибыл.

Вздрогнувший от неожиданности майор, удивлённо смотрит на мой военный билет, с вложенным в него отпускным билетом. Их я держу, не шевелясь, в вытянутой руке перед собой. Каменное выражение лица и немигающий взгляд, заставляют, товарища майора, усомнится в моей адекватности. Но всё выдержано в рамках дозволенного, именно на той грани, где заканчивается устав и начинается идиотизм, граничащий с насмешкой. Взяв мои документы, товарищ майор внимательно осматривает меня с ног до головы. Придраться в моём внешнем виде товарищу майору просто не к чему. Перед ним эталонный манекен с плаката. В глазах товарища майора ясно читается мысль гаишника, проверяющего ремень безопасности:

– Ну, народ, за стольник удавиться готовы!

Медленно делается запись в амбарной книге и ставится печать в отпускном билете. Медленно и задумчиво военный и отпускной билеты протягиваются мне.

Резко вытягиваю левую руку вперёд, и, взяв документы, также резко прижимаю левую туку к бедру. Шоу продолжается. Резко вскидываю правую руку к виску. Чётко и громко произношу:

– Разрешите идти?

И не дожидаясь ответа, так же чётко,

– Есть!

Не опуская руки поворот кругом и три чётких строевых шага прямо на стоящих за мной солдат.