Читать книгу Вызываемый абонент умер. Попробуйте позвонить позже… Сборник страшных рассказов - Искандер Д. - Страница 2

При слабом свете луны и под звуки цикад я плыл по небольшой извилистой речке в поисках места, где можно было бы наконец избавиться от трупа. Луна едва светила, и я плыл не спеша, аккуратно загребая веслами, стараясь не шуметь, дабы не привлечь к себе ненужного внимания. Конечно, была глубокая ночь и вокруг не было ни души, но, береженого Бог бережет. Наша деревня, от которой я отплыл уже довольно далеко, стояла погруженная в темноту и только в одной избе я заметил слабый свет керосиновой лампы. Не спится же кому-то!

Он, то есть труп кузнеца нашего Алешки, лежал замотанный в тряпки на дне лодки, и я старался на него не глядеть. Не скажу, что шибко боюсь мертвецов, да только все равно, как-то жутковато. Хорошо, хоть мешок ему на голову догадался надеть, а то бы пялился сейчас на меня своими выпученными глазами. А чего на меня глядеть? Сам виноват – пришел ко мне ни свет, ни заря и давай деньги требовать, которые сам же мне и одолжил давеча. Я говорю – нет у меня сейчас, а он с кулаками полез. Ну и получил кочергой по голове, отчего и околел. Жалко его, а что мне оставалось?

Ну вот, кажись приплыли. Река в этом месте широкая, течения почти нет. Хорошее место. Сброшу его здесь и быстренько обратно поплыву, а то спать ужас как охота. Главное, чтобы он за мной не увязался. Мне еще бабка моя рассказывала, что убиенные и в речке схороненные так делают. Плывут под водой за своим убийцей, так, что их и не видно, а потом неожиданно выпрыгивают, хватают и утаскивают за собой в тьму бездонную. И нет человека. Жуть! Бабка моя знала в этом толк, ей верить можно.

Сбросив тело кузнеца в воду (пришлось повозиться, здоровенный был, гад) я направил свою лодочку в обратном направлении. Плыть обратно было труднее, так как против течения. Гребешь веслами, а такое ощущение, что лодка на месте стоит, словно ее кто-то схватил и обратно тянет. А ну как это кузнец меня не пускает? Вот же, пристал, сволочь! Осторожно свесившись за борт, я стал всматриваться в воду. Вода мутная, да и темнота кругом – не видно ни черта. Перекрестившись, я сильнее налег на весла. Лодка поддалась, и я облегченно вздохнул.

Всю дорогу где-то вдалеке ухал филин. Луна почти вся скрылась в облаках и стало совсем темно. Погружаясь в воду, весла постоянно хлюпали, создавая неприятное ощущение, словно кто-то выныривает из темной воды у самой лодки. Ух, скорее бы уже доплыть.

Наконец показалась наша деревня, и вон уже и пристань виднеется. Погодь, а кто это там стоит на пристани среди ночи? Дряхлая пристань едва выглядывала из камышей. Кривые опоры, торчащие из воды, выглядели совсем не крепко – того и гляди завалятся в воду. На самом краю кто-то стоял. Приблизившись, я понял, что это женщина. Да, что б меня… Это же Настя, жинка кузнеца! Она стояла и глядела как я приближаюсь к берегу и по всему видать имела ко мне дело. На всякий случай, я переложил небольшой топорик из-под лавки к себе в сапог и стал готовиться причалить.

До пристани оставалось еще саженей пять, когда она закричала мне что-то своим слегка истеричным голосом, но я ни слова не понял, что и показал ей приложив ладонь к уху, мол «чего?» Она закричала громче и тут я уже сообразил, что она спрашивает меня, не видел ли я ее мужа.

Я человек честный и врать не люблю, но в данном случае мне ничего не оставалось, как пожав плечами крикнуть в ответ что нет, не видел. Я причалил и стал привязывать лодку. Мой ответ ее отчего-то никак не успокоил и она, приблизившись ко мне, стала допытываться, что это я по ночам на реке околачиваюсь? Стараясь сохранять спокойствие, я ответил, что плавал сети проверять. Сказал и аж мурашки по спине пошли – а что если поутру рыбаки сетями Лешку вытащат? Вот шуму то в деревне будет! Тогда она точно на меня и покажет, не отвертишься. Я взглянул на нее, пытаясь понять, как ей мой ответ. Не поверила. Бросившись ко мне и вцепившись в ворот моей рубахи, стала совсем уж истерично кричать, что-то про кровь на моей одежде (видимо запачкался, когда волок его в лодку), про деньги, которые я ее мужу задолжал и не отдаю и еще что-то совсем уж в истерике, что и не разобрать. Вот тут мне топорик и пригодился. Телосложения она была не крепкого, можно даже сказать изящного, так что долго я не возился. Поначалу решил сделать доброе дело – отвезти ее на лодке туда же, где муженька ее схоронил, вот ведь им там хорошо было бы вместе! Но, как подумал, сколько мне придется туда-сюда плавать, так и отказался от этого замысла. Сбросил прямо у пристани в воду и отправился домой.

До дома дошел быстро, благо почти у реки живу. Настроение было так себе, устал как пес. Завалился спать сразу же, да только уснуть никак не получалось. Все-таки тяжело живется человеку, если у него совесть есть. Другой бы, может, на моем месте уснул бы сразу, не мучаясь, да только не я. Лежу и кошки на душе скребутся. Жалко их, да что поделаешь? Но, кроме совести, чувствую, еще что-то есть. Страх! Причем такой, что аж дышать тяжело. Одно дело просто так мертвецов боятся, в общем, так сказать – это, по-моему, глупо. Другое дело, когда ты сам в их смерти повинен. Тут все совсем по-другому. Лежишь в темноте, еле дышишь и прислушиваешься к каждому звуку или шороху, коих в старом доме полно по ночам. Как тут уснуть? Лежу, прислушиваюсь. За окном ветер шумит, где-то совсем далеко снова филин заухал. Вдруг, слышу, где-то в избе стукнуло, что-то, как будто кто посудину на стол поставил, а затем снова, бряк, будто что упало со стола и покатилось. Может, кот мой, сволочь, опять по столу шастает?

Да только нет у меня никакого кота. Раньше был, давно. Но, толку от него было никакого. Только жрал за семерых, а сам даже мышей ленился ловить. Пришлось его в мешок и на реку снести, благо, не далеко тащить-то. С тех пор уж года два прошло. Да нет, чувствую, что кузнец это за деньгами своими пришел. Вот же черт приставучий! А главное, на кой ему теперь деньги то? Там поди, все и так дадут, что необходимо. Эх, делать нечего, нужно идти да посмотреть, что там за гости наведались. Накинув рубаху и захватив топорик, я на непослушных ногах двинулся в трапезную, где, по всему видать, и шумели.

Держа топорик наготове, я вошел в трапезную и окаменел. Кузнец-покойник, чтобы ему под землю провалиться, стоял посреди комнаты, в то время как его истеричная жинка, передвигалась с огромной скоростью по моей трапезной, то и дело без спроса заглядывая во все ящички да полочки, бормоча при этом тихим хриплым голосом про свои деньги. Кузнец же, стоял неподвижно, только улыбался как-то не по-доброму и глядел на меня. Но, самое страшное было в другом. На плече у кузнеца сидел мой кот и нежно терся своей головой об его щеку. Вряд ли вы знаете, как выглядит кот, если он два года провел в мешке, да под водой. А я теперь знаю и вовек не забуду. Плохо выглядит такой кот. Не выдержал я такой картины, ноги мои обмякли и рухнул я на пол, окончательно лишившись чувств.

Очнулся на кровати, да одеялом укрытый. Было утро, но не раннее, по всему видать петухи уж давно прокричали. Лежу, глаза открыл, но не соображаю, что со мной? Душа болит, аж грудь жжет. Вдруг, мысль возникла, радостная, спасительная. Неужто сон был? Господи, да неужели сон? Получается, что живы они, и кузнец Лешка и жена его ненаглядная! И так мне радостно и легко на душе сразу стало! Хорошо то как! Вот оно, счастье! Но, нужно торопиться. Побегу скорей к кузнецу, деньги ему отдам, а то как бы беды не было.

Страшная находка на чердаке

Эти часы я нашел на чердаке старого дома, который снимал на лето у одного безумного старика. Теперь я смело могу поделить свою жизнь на два периода – до этой находки и после. Но, обо всем по порядку.

В начале лета 1978 года я решил пожить за городом, чтобы спокойно поработать над своей диссертацией, которую никак не мог закончить и, если честно, уже не верил, что когда-нибудь закончу. Мне приглянулась одна тихая деревенька в Новгородской области, где за умеренную плату мне предложили часть дома (одну комнату) и все удобства во дворе. В другой половине дома проживал хозяин – старик с постоянно трясущейся головой и искривленным ртом, который издалека мог сойти за улыбку. Когда он пересчитывал деньги, я обратил внимание, что на его левой руке не хватает указательного пальца. Еще он сильно сутулился, как будто таскал на своей спине все тяготы этого мира.

Соседство с дедом не доставляло мне никаких хлопот. Хозяин дома не был общительным человеком, и в те редкие случаи, когда мы перекидывались парой фраз, он всегда отводил взгляд в сторону, смотрел куда угодно, но только не на меня и старался как можно быстрее закончить разговор и отправиться по своим делам. Это меня вполне устраивало.

Дом был старым. Предположу, что ровесник деду, если не старше. Правая часть дома сильно кренилась и иногда возникало ощущение, что сильный ветер может запросто его повалить. Каждое утро, если погода позволяла, я располагался с рукописями и эмалированной кружкой чая на лужайке, почти у самого дома и работал над своей диссертацией. Тишина и неторопливый, размеренный темп деревенской жизни помогали мне настроится на нужный лад и работа двигалась. Написав абзац или два, я откладывал тетрадь и любовался окружающими меня плодовыми деревьями или покосившимся домом, выстраивая в голове структуру очередной главы. Периодически в поле моего зрения попадал дед. Он мог материализоваться между домом и хозяйственной пристройкой, держа в руке какую-нибудь мотыгу, или неожиданно выйти из уборной, бормоча что-то невнятное. Иногда он подолгу стоял, прислонившись к стене сарая и наблюдал за мной. Его беззубый рот при этом периодически открывался, но я не знаю, говорил ли он что-то. Не скажу, что дед меня сильно напрягал, но иногда мешал собраться с мыслями.

В тот день я, как обычно, вымучивал текст, лежа на своем привычном месте неподалеку от дома. Работа продвигалась тяжело, и я постоянно на что-то отвлекался. Дед отсутствовал. Он ушел еще утром, волоча за собой старую тележку на скрипучих колесах, груженую чем-то для меня непонятным. Возможно, он продавал что-нибудь на ближайшем рынке.

Отложив диссертацию, я с интересом разглядывал окно чердака, который выглядел абсолютно заброшенным. Видимо, дед давно там не бывал. Стекла были грязными и местами потрескались. Приставная лестница – единственный путь на чердак – почернела от времени, некоторых ступенек не хватало и нужно было обладать определенной смелостью, чтобы попытаться воспользоваться ей. Но, я все же решился. Мной руководил азарт исследователя и нежелание возвращаться к надоевшей диссертации.

На чердаке, как я и предполагал, было темно и сыро. Пахло музеем и кладбищем одновременно. Пол застилал толстый слой пыли. На столе я увидел деревянный ящик и приблизившись к нему, заглянул внутрь. Несмотря на полумрак, я все же мог распознать очертания некоторых предметов, находящихся в ящике. Я сразу угадал бинокль, лежащий на самом верху. Взял его в руки, подняв облако пыли. Бинокль был небольшим и старым, но на нем все еще читалась надпись Carl Zeiss, сделанная на металлической поверхности. Я отложил бинокль и снова сунул руку в ящик. В моих руках оказались часы.