Читать книгу Обречённый на любовь - Ислам Ибрагимович Ибрагимов - Страница 1

Сегодняшний день с самого пробуждения казался мне подозрительно приятным, солнечные лучи проникающие в комнату сияли как никогда раньше, было в этом свете что то многообещающее, таинственное и даже красивое, мне ужасно захотелось прожить этот день и узнать что ждет меня сегодня, что же прячется за неведомым занавесом, мне так хотелось приоткрыть его, окунутся в реальность и перейти эту черту, внезапно для себя я понял, что день сегодня точно особенный, так что прожить его нужно как то по новому.

Покинув свою кровать, я наспех пошел ставить чайник, а так же в спешке поздоровался с тетей и дядей, они всегда вставали раньше меня, хоть мне и полагалось на работу, но их работа была многим важней моей, они готовились к зиме, ведь зима в горах бывает очень холодной и неблагоприятной к большому сожалению, но так же дарит нам повод для того, чтобы по иному радоваться теплым беседам. Сейчас в дождливый октябрь мы уже постепенно начали привыкать к холодам, которые окутывали нас.

Задумавшись, я и не заметил, как чайник нагрелся и начал свистеть, я выключил газ, налил воду в чашку и добавил туда кофе, без которого мой день никак не мог начаться. С чашкой я последовал прямиком на улицу, где у стены нашего дома покоилась самая примитивная скамеечка из двух поленьев и одной длинной доски, отсюда открывался прекрасный пейзаж, горы были как два широких и плеча, а чуть дальше виднелась гора повыше с острым концом, которая к этому времени года всегда укрывалась шапкой из снега.

Я сел на скамейку, меня обдало ветерком и холод заструился по телу, я начал осматривать каждый уголок, пытался судорожно поймать это странное ощущение внутри себя, я выпил немного горячего кофе, который постепенно начинал остывать, но все так же согревал мои ладони, на минуту я замер и услышал орла, пролетающего неподалеку, но после того, как он скрылся из виду я обратил внимание на холм, где скрывалось соседнее село. Что же привлекло мое внимание на холме?

Я заметил девушку и мне захотелось рассмотреть кто доит коров сегодня, к своему удивлению, та женщина, что переходила со стульчиком к следующей корове показалась мне незнакомой, мало того, она была невероятно красива, даже в этой простецкой одежде, с платком на голове. Черты ее лица так трудно было распознать издалека, она даже не замечала то пятно которым я наверняка казался с того холма, она не видела меня и даже не смотрела в мою сторону, что лишь сильнее разожгло мое любопытство, вдруг мне до безумия захотелось сесть рядом с ней, оказаться там вблизи, послушать ее голос, посмотреть в глаза, услышать запах ее волос, подержать ее руку при первом обмене слов. Что-то словно перевернулось внутри меня, во мне играла энергия, мне захотелось позвать сюда дядю, растолковать ему то, какая перемена стала на моей душе, показать причину этой же самой перемены и расспросить его кто же она такая, мне хотелось крикнуть этой девушке о том, что она со мной сделала, что же натворила здесь у меня в груди, неужто мне придется ждать знакомства с ней, или же придется расспросить у других кто она? Я машинально взглянул на часы которые тикали на моей левой руке, задумался о времени и о том успею ли я в школу, в голове точно заиграла грустная мелодия заполнявшая собой все пространство, мне было неясно играют ли это где то неподалеку, или же это лишь плод моего воображения, я не знал той мелодии что пришла мне на ум, наверняка для музыкантов это было бы вдохновением, той порой, которую они поджидают с нетерпением, бросаясь и обрушивая на инструмент то прекрасное что мы называем музыкой.

Допив чашку уже остывшего кофе, я поднялся со скамейки и ощутил головокружение, покой что посетил меня с утра сменился пустотой от того, что та девушка явилась как гром средь бела дня, поразив меня против моей воли, на миг я почувствовал себя несчастным поэтом, которому непременно необходимо выразить все наболевшее в стихах, сейчас я в большей мере понимал Есенина и Франца Кафку. Много кого поражал этот недуг любви, но писателей и поэтов, кажется в большей степени, чем же они заслуживают такой участи?

Остановившись у двери я заметил как желтый лист медленно падал с дерева напротив, я осмотрелся и вздрогнул, все казалось мне незнакомым, точно я опьянел в одно мгновение, меня как будто ударило током а музыка вовсе исчезла из головы, я никогда не ощущал того вдохновения о плодах которого столько рассказывал, хоть и не всегда писатели и поэты используют вдохновение в своем тяжелом ремесле, нет, но все же это было корнем, основанием всего прекрасного, а так же это невероятная сила, которая движет людьми. До сегодняшнего утра я и представить себе не мог на что она способна, я говорю об этом одурманивающем чувстве что делит душу пополам, а все это по воле случая, кто знает когда я смогу увидеть ее вновь?

Подавляя свой пыл, я медленно спускался в школу и по дороге припомнил немало важную деталь, которая каким-то образом сразу утаилась от меня, я в очередной раз убедился в том, насколько сегодняшнее потрясение повлияло на мою бдительность.

Эти коровы принадлежали моей родственнице, троюродной сестре моего отца, она была старой женщиной, но я не понимал какое отношение к ним имеет та девушка, я знаю, что у тети есть сын, которого я не видел чуть более десяти лет, ведь он вместе с отцом переехал жить на север, поэтому пока для меня все так и осталось совершенно неясным.

По дороге в школу я всегда встречал детей, которые одевались на крыльце, так получилось, что дорога до села проходила вдоль других домов, они всегда ослепляли меня своей улыбкой, а я старался так же улыбаться им, дабы не казаться угрюмым и злым, каким возможно мог показаться.

– Выучили стихи ребятки? Спросил я, в то время как они, пытаясь поразить меня своей детской радостью хором ответили, что все выучили и пошли в дом так как их поочередно искали матери, говоря при этом поторапливаться, я кивнул и тем временем двинулся дальше, проходя мимо кладбища, огражденного забором, желтые листья по одному падали на землю, я не успел и припомнить, когда же началась осень? Еще не так давно, солнце заливало нас своим светом, оно и сегодня может явиться нам, но казалось, совсем недавно мы липли от жары, купались в речке и не заботились ни о чем, сегодня же я надел свитер и взял зонт.

В школе было тихо, в нашем селе учащихся в этом году было всего тридцать два человека. Восьмой класс отсутствовал, так же и десятый, в четвертом классе было всего два ученика это был наш минимум, в одиннадцатом было пять учеников и это максимум, в остальных классах цифры колебались между этими двумя числами.

Зайдя к себе в кабинет, я положил зонт и портфель у окна и сел на свой стул, который был холодным, посмотрел на часы, оставалось десять минут до начала урока, странно… Сегодня я пришел раньше обычного, ученикам не редко приходилось ждать меня так как иногда земля на тропинке становится самым настоящим испытанием на пути сюда и мне бывает крайне трудно держать равновесие при этом не падая вляпавшись в грязь.

Сегодняшний рабочий день состоял из четырех уроков, как не странно после тех десяти минут как только начался урок, время внезапно начало ускользать от меня, почти у всех были новые темы, новые писатели, стихи и рассказы, мне нравилось иногда читать детям сказки которые мы проходили, я не переставал вновь и вновь удивляться гению Пушкина, жаль что дети не всегда относятся с тем самым трепетом который порой испытывает читатель знакомясь в осознанном возрасте с его работами, конечно же в том далеком детстве нас заставляют много учить, читают нам разные сказки а мы витаем в облаках и отвлекаемся, стоит потерять бдительность как труд учителя пропадает, а рассказ остается для тебя чем то вроде каши которую пожевали и выплюнули.

За этот короткий промежуток времени я пока не устал рассказывать детям и ученикам об одном и том же, я всегда пытаюсь разукрасить свои уроки более изощренным словарным запасом, здесь любой филолог стал бы на уши от восторга, но к великой досаде, дети далеко не филологи и конечно же многое все равно приходится разжевывать и нудно объяснять, жаль только, что не у всех вызывает радость та или иная подробность.

После последнего урока я запер кабинет на замок и пошел в учительскую, в это время по понедельникам, меня всегда там ждал мой друг и двоюродный брат с очень разносторонним образованием учителя физкультуры и музыки, мы с ним сегодня уже виделись во время перерыва на обед, но были так голодны что обменялись парой тройкой обыденных для нас фраз и разошлись, он тогда сказал, что приготовил сюрприз для меня.

Когда я открыл двери учительской, он уже сидел на кожаном диване у стола, где мы обычно пили чай, а на отдельном кресле сидел директор, он поприветствовал меня своей угрюмой ухмылкой, а потом неожиданно переменился в лице и улыбнулся, протягивая мне руку, это было его обычным повседневным ритуалом, а также называть всех «Сынок».

Директор указал мне на чайник, я только сейчас заметил их пустые чашки что стояли на столе, видимо они не стали ждать пока я приду и уже выпили чай без меня, я предложил им еще по одной, директор не отказался повторить, в отличии от брата, меня распирало любопытство, что же они обсуждали здесь пока меня не было? Я решил заполнить дыру молчания, но тут же Керим, который являлся моим братом сказал:

– Идем за мной. Я успел налить чая лишь Байдуку нашему директору который ухмыльнулся мне и это было своего рода проявлением благодарности, Керим уже встал и вышел из учительской, чем заставил меня последовать за ним без каких-либо возражений и пока я шел следом, то невольно вспомнил про девушку на холме, я боялся забыть очертаний ее лица хоть и не разглядел их должным образом но уже доработал в уме те детали которые размылись под расстоянием разделившим нас, мне захотелось расспросить Керима о ней, но я понял что пока еще рано, тем более мне не хотелось портить того сюрприза которым он надеялся меня удивить.

Керим спустился на первый этаж, завернул, кажется, в сторону кабинета музыки, я давно туда не заглядывал, а Керим все откладывал занятия по музыке, говоря, что там нужно кое-что поменять, видно пришло время узнать, какие же перемены там наступили, я ожидал застать там ремонт, который они наверняка сделали в тайне от меня, хотя странно что меня не заставили помогать и вдруг меня посетила мысль, что, если сейчас меня ждет вовсе не сюрприз, а очередная работа? Это не на шутку встревожило, ведь мне не нравилось работать сверхурочно, я попытался свыкнуться с этой мыслью и уже приготовился к труду, пока Керим отпирал двери кабинета.

– Сейчас увидишь. Сказал он с улыбкой открывая дверь.

Я зашел в кабинет и осмотрелся, здесь моим вниманием завладело место, где ранее стояла парта учителя, ведь там покоилось нечто черное, точно искусственная и пугающая тень, в кабинет не проникал свет из-за деревьев за окнами, поэтому я не мог рассмотреть, что же там такое и уже повернулся чтобы спросить об этом брата, в тот момент, когда слова мои чуть было не вылетели из уст, он включил свет и я решил вновь посмотреть на этот предмет при освещении.

– Ну как тебе? Сегодня напряг Шамиля чтобы привез эту красавицу. Он подошел и раскрыл клап который улыбнулся мне белыми клавишами, сомнений больше не было, это пианино.

– Но откуда? Только смог выдавить я из себя, осматривая его со всех сторон и трогая как вещь невероятно редкую и прекрасную.

– Помнишь дядька познакомился с одними на свадьбе тогда?

– А-а как же их звали… Тоже в школе работают…

– Да ладно не напрягайся, директора звали Магомедом, а остальные не в счет. Сказал он, улыбнувшись и продолжил: – Они ведь приезжали в гости потом, вот я и обменялся с ними парочкой предложений ну плюс с нашим Байдуком познакомил, директора ведь должны знать друг друга в лицо и когда мы в школу зашли, тогда все и решили, жаль ты с нами не пошел в тот день, они неплохо тогда пропустили по стаканчику, вот так денек был!

– Точно, вспомнил! Меня страшно удивило, когда это он успел так покраснеть, когда вы вернулись, ты еще тогда мне подсказал.

– Ну, а я о чем? Он говорит мол пианино или фортепиано есть Советское, хорошее, учителя сократили, такие дела, ну а Байдук ему сказал а чего добру пропадать, давай его к нам, у нас здесь Шамилька катается на грузовом, заберет как удобно будет, он еще улыбнулся своей этой улыбочкой, чокнулся с ним даже ответа не ждал, ох уж эти его приемы, то-то у нас и ремонт недавно был год назад.

– Ай да молодец, хороший улов, хотя им то, что, все равно пылиться будет только.

Керим сел за пианино и медленно начал опускать руки до клавиш, даже немного театрально, пока не заиграла мелодия, которая заставила меня поднапрячь свою память, пытаясь припомнить название, что вертится на языке, но я никак не мог его вспомнить. Я сел за первую парту и слушал, посматривая то в окошко, то на спину играющего Керима, мне еще не приходилось видеть как он играет на такого рода инструменте, хотя он рассказывал, что имел такой опыт и раньше в селении было пианино, правда очень давно, когда он еще учился в начальной школе, но потом оно сломалось а чинить было некому да и занималось от силы пару детей, жаль только учительницу которая так любила играть и преподавать им, она к большому сожалению умерла, я был знаком с ней и всегда предполагал что было в ее натуре что то таинственное и мудрое, возможно всем учителям музыки свойственны такие качества.

– Дальше не помню… Керим нажимал теперь клавиши в надежде что вспомнит продолжение, но ему никак не удавалось более вернуть эту мелодию, которая затрагивала мою душу, хотя на первый взгляд казалась простой в исполнении.

– Это ведь…

– Да, «Лунная соната», точнее лишь первая часть от нее и то не полностью.

– Ты играл великолепно, мне вспомнилась та ваша учительница.

– Да, замечательная была женщина братишка, она то любила хлестать по пальцам линейкой за такие оплошности как вот сейчас. Сказал он со смешком, заставив меня представить эту картину и улыбнуться.

– Они ведь всегда так… Бьет значит любит.

– Хадижат Набиевна всегда говорила нам, что любить по-настоящему способен только поэт или музыкант.

– Может так оно и есть? Конечно, когда играешь такую музыку и сам чувствуешь то же что композитор, хоть и не всегда.

– Ты знал, что Бетховен посвятил «Лунную сонату» девушке, которую любил, но она вышла за другого.

– Может поэтому то, чувствуется немного скорби в этой прекрасной музыке?

– Да, но, когда нам было по двенадцать лет, мы и думать не думали об этом, заучивая каждую ноту и получая по пальцам за ошибки, нам она казалась отвратительной и нудной.

– Все-таки хорошо, что вы смогли достать такую роскошь как пианино, много ты знаешь мелодий?

– Ну, ноты в помощь, как никак я сохранил у себя многое из того, что было у Хадижат, она подарила почти все имеющееся у нее мне, а я хранил эти ноты очень бережно, ведь она была строгой и моментами заставляла нас уважать эти редкие бумаги, ведь их было так мало в те времена, хотя и сейчас тоже.

– Жаль, что я не смогу у нее чему нибуть поучиться.

– Ну а я на что? Ничего, твои пальцы скоро тоже не останутся безнаказанными, что ж пойдем может? или хочешь немного поиграть?

– Нет, думаю, что не сегодня, но спасибо, интересно посмотреть, что ты знаешь в роли учителя музыки.

– Разве этого мало? Спросил он, вставая со стула.

– Напротив, но все же интересно.

– Ладно, пошли уже, сам потом увидишь, вот только подловчусь еще немного.

Стоило нам выйти из школы как я резко остановился и положил руку на плечо брата.

– Постой, я забыл портфель и зонтик.

– Дождя сегодня точно не будет, может потом зайдешь на обратном пути? Предложил он, пока смотрел на небо и сумел несколько озадачить меня.

– На обратном пути?

– Ну да, ко мне же идем, покушаем сначала, а там видно будет, да и вообще сдались тебе эти вещи, так или иначе завтра нести не нужно будет снова в школу.

– Я всегда знал, что твоя лень в какой-то степени облегчает тебе жизнь, ну раз так, то была не была.

Мы двинулись в сторону дороги, где, собственно, и жил Керим, у него был прекрасный дом, который он разделял с красавицей женой, он находился прямо у речушки, неподалеку был огород и почти всегда можно было подойдя к дому разглядеть золотую пшеницу что росла из огорода и бросалась в глаза.

Сняв свои ботинки, я вошел вслед за Керимом на кухню, а потом сел за стол, пока он начал в поисках жены шататься из комнаты в комнату, а потом вернулся на кухню и начал мыть руки в раковине.

– Слушай, если она спит, то чего уж ее беспокоить, я тем более никогда не против обычного чая, а еще лучше кофе.

– Как ты догадался?

– Иди скажи ей пускай отдыхает, бедная.

Керим, действительно поразмыслил немного и вытерев руки, пошел к жене видимо для того, чтобы дать ей отдохнуть, я нисколько не сомневался в том, что Керим заботливый, хороший муж, просто иногда мы слишком заняты своими мыслями, чтобы думать о чувствах, да и вообще о других. Я же тем временем поставил чайник к тому моменту как вернулся Керим.

– Я здесь уже почти как дома.

– Да уж, что-то я поспешил со всем этим, не подумал совсем о Мулишке.

– Думаю ничего страшного в этом нет, главное ты осознал это, бывают же такие кто ради гостей может и, чего доброго, жену измучить, а она ведь и не всегда способна дать отпор, сказать свое истинное мнение, показать свою обиду, знаешь мне еще не по себе стало, не хотел бы чтобы она из-за меня тревожилась по пустякам.

– Не знаю… что на меня нашло, наверно поспешил просто, да и не знал, что она спит в конце концов, она тогда уже проснулась, когда зашел, да и неважно.

– Задумался о чем-то?

– Да были кое какие мысли, так пустяки.

– У меня тоже сегодня кое-что из головы не выходит… Я сегодня смотрел в сторону селения с утра, когда сидел на скамейке перед школой и увидел незнакомую девушку, я не мог заставить себя не смотреть на нее, она была просто великолепна.

– Где ты ее видел и что она делала? Гуляла?

– Она доила коров на том лугу, где пасутся коровы соседнего селения.

– И ты не вспомнил? Вдруг просто забыл кого-то из сельчан, все-таки со всеми знаком всех знаешь…

– Ее я точно никогда не видел, потому что она как появилась там мне на глаза, так и застряла в голове как стрела.

– Нехорошо это братец. Я посмотрел на него с недоумением.

– Не хорошо, потому как она явно не в поисках жениха сюда приехала, ты то должен понимать, что не иначе как с мужем и детьми обычно приезжают сюда, к тому же я не припомню у нас тех девушек, на которых ты бы положил глаз, значит… А чьих коров доила?

– Точно! Снова я забыл об этом, тети Заинаб, такой старой… Ты меня понял.

Он поразмыслил и кивнул.

– Значит точно не одна приехала, ну ничего не в первый же раз девушку видишь, ничего, еще найдешь, время еще есть, не переживай.

Мне ничего не оставалось кроме как кивнуть ему в ответ, лучше просто не надеяться на такой удачный случай, так просто в жизни не может быть, сколько не мечтай и не думай, я пока не знал, в самом ли деле она здесь с мужем, или же не состоит в браке, тем не менее я приготовился к худшему, к тому что не все всегда складывается так легко и постарался принять это как должное, хотя принять это я не мог и не хотел, вполне естественно Керим считает что она была девушкой к которой я испытывал лишь симпатию, как обычно смотрят время от времени мужчины на прохожих девушек, но дело обстояло иначе, это и пугало меня и вводило в замешательство, мне до сих пор не верилось, как способны чувства так завладеть мужским разумом, хотя мне нечему было удивляться, ведь как никак, я читал книги и знал, что такое нередко случается, все же я не мог заставить себя перестать думать о ней, словно напомнив себе об этой девушке, она не хотела более выходить из головы, я вдруг пожалел, что вообще вспомнил о ней, во мне что то воспылало и стало душно, я пытался успокоить себя и привести в порядок свои мысли, пока Керим тем временем поинтересовался:

– Чай или кофе? Хотя чего я спрашиваю, конечно, кофе. Спросил Керим, выключая газ на плите.

– Правильно, мой дорогой брат. Я выдохнул и мне стало легче.

После некоторого времени что я провел у брата, усталость начала тянуть меня вниз, мне захотелось прилечь поэтому я сказал Кериму, что пойду во двор и лягу на диван слушая шум речки, и он решил поступить так же, места было достаточно и для двоих.

Стоило мне лечь и внять успокаивающему звуку речки, как веки мои отяжелели, а тело расслабилось, шум речушки эхом распространялся повсюду точно водопад, спокойствие, которое возникло во мне указывало на то, что я все сделал правильно и полностью заслужил право почувствовать этот массаж для души и тела из гармонии и удовлетворения.

Мне вновь вспомнилась та девушка, которую я так и не смог выкинуть из головы, я вспоминал ее образ точно фотографию, которая с каждым разом становилась все прозрачнее и туманнее, я испугался того, что, если она теперь сочетается у меня прекрасным? Если все прекрасное что есть на земле теперь наравне с ней… Даже нет, возможно она намного прекраснее того, что есть на земле, хотя может она не так хороша, как я думаю, ведь я не знаю ее вовсе, и даже имя ее мне неизвестно, только этот странный образ, такой красивый, такой… Каким и должен быть для влюбленного сердца, здесь у самой речки, слушая как она несется, беспрестанно двигается в одну и ту же сторону, порой против ветра, но не останавливаясь, так и поток моих мыслей в этот славный, дивный момент моей жизни, еще с самого утра проснувшись я толком и не знавал этого сладковато-горького привкуса непонятного и неведомого мне чувства, неужто каждого на свете посещает этот гость, зовущийся любовью? Возносит его не понятно куда, и непонятно зачем завладевает разумом, телом, мыслями, играет поразительные песни в голове? Неужели и Керим чувствует то же к Мулишке его прекрасной жене, и тетушка к дяде? И мой отец к матери? Разве то же чувствовали они, когда встретились? Или же когда они наконец поняли, что вскоре женятся. Все это как-то странно повлияло на мои мысли, заставило смотреть меня на все как-то по ребячески удивленно, совсем по новому, и мне неизвестно, что чувствовали другие, но кажется, что им никогда не уловить, никогда не почувствовать того, что происходит сейчас в душе моей, оно такое… Сладкое как мороженое летним днем, но стоит мне подумать об этом трезвым умом, как все становится горьким как шоколад, и мне безумно хочется выплюнуть прочь эти мысли и думы, и немедленно забыть об этой очаровательной девушке.

– Ты уснул братец? Спросил Керим, поднимая голову дабы убедится.

– Нет, но здесь потрясающе.

– Вам там не холодно? Спросил женский голос, это Мулишка высунулась в окно и скрестив руки от ветра, глядела на нас. —Может вам принести одеяло?

Керим внезапно встал и сказал, что сам принесет, я запротестовал хоть и понимая, что раз он встал то уже ничего не изменишь, все-таки задумавшись, я совсем забыл о ветре, который в достаточной мере дал почувствовать мне на собственной шкуре какая она бывает осень и какой бывает ветер осенью. Листья падали с деревьев прямо в речку, а золотое поле пшеницы развевалось на ветру, вот и Керим вышел из дома с колобком одеял в руках, он замялся у порога, пытаясь надеть ботинки без помощи рук, но потом сдался и просто пошел босиком, после того как он кинул в мою сторону одеяло то сам тем временем упал на диван и быстренько укутался в свое одеяло, я и не подозревал что ему было холодно, но видимо вспомнил он об этом только когда прилег вместе со мной, иногда так часто бывает, особенно в осень, когда приляжешь по привычке на крыльце и только потом вспоминаешь что уже тебе не лето, а одеяло находится далеко и заставить себя встать бывает очень непросто.

– Может вам разогреть суп? Спросила Мулишка снова выглянув в окно, мне хотелось отказаться, но отказываться от такого гостеприимства здесь считается пустым словом, хочешь не хочешь, тебя накормят и не отпустят голодным, может поэтому многие у нас в селении были немного не в «форме».

– Да, не откажемся, как поспала Мулишка?

– Хорошо, я и не думала засыпать, так, просто прилегла.

– Ничего, может и мы здесь уснем, пока суп будет нагреваться, верно, Керим?

– В такой холод не уснем. Меня заставила улыбнуться его интонация.

– Осень, старина, холода наступили, тебе же вроде как нравилась осень а?

– Я не говорил, что мне нравится холод. Я рассмеялся.

– И ведь, верно, все же здесь красиво, я рад что нахожусь сейчас именно здесь, жаль я не вырос в таком месте как это, хотя я помню твои рассказы о суровом сельском детстве, так что беру слова обратно.

Керим кивал и улыбался, он натянул свое одеяло так, что оно выпрямилось с его ног до груди, это лишь вызвало у меня очередную улыбку, я перестал мучать его, подумав о том, что надо бы и ему дать возможность вникнуть в этот миг, наполненный такой таинственной и необычайной осенью, где то неподалеку мычала корова, а у дороги играли дети, бегая из стороны в сторону, изредка проезжал грузовик, я уже давно научился различать их по звуку да и любой научился бы.

Мулишка высунулась в окно и позвала нас кушать, мы встали и не торопясь побрели до дома, там, где казалось недавно было душно, теперь было приятно тепло, вдруг солнце выглянуло из облаков послеполуденными лучами, такими теплыми и яркими словно свет от свечи, мне нравилось это свечение, оно казалось необыкновенным, я поймал себя на мысли и вновь ужаснулся от самого себя, неужто из-за нее мне все кажется таким светлым и приятным? Между тем солнце уже спряталось, а мы сели за стол.

После трапезы я от души отблагодарил брата и его очаровательную жену за гостеприимство и сказал, что тетя будет волноваться если не вернусь, к тому же мне нужно подняться сегодня за коровами, ведь они всегда забирались в горы, поднимаясь почти до заброшенного селения в котором ранее жили наши предки, к сожалению все что осталось от него это полуразрушенные башни и полуживые здания похожие скорее на крепость, нежели на бывшие жилые дома, оно было на приличной высоте, и можно было посмотреть верху на выдающийся ландшафт, правда мне не всегда хотелось подниматься так высоко за коровами, ведь там далеко не посидишь размышляя и осматриваясь из-за них и к тому же поднимался я не по собственной воле, а потому что коровам взбрело в голову туда подняться, но когда никакие обстоятельства не мешают, то сидя там и наблюдая эту живописную картину, смотря на на речку, деревья и горы, вполне можно было ощутить как захватывает дух, несмотря на то, что это далеко не самое удивительное место, откуда можно понаблюдать красочную и оживляющую красоту, ведь были да и есть места намного превосходящие своим размахом и своей красою, были такие места после которых совсем не хотелось жить где то там в самом низу у дороги.

Я зашел домой и меня встретила тетушка.

– Ну как дела? Идем покушаем, чай попьем.

– Все хорошо, а вы как, не скучали? Я у Керима был, они меня накормили, вот только от них пришел.

– Гаджи ушел, я поработала в огороде немного, собрала сегодня огурцы помидоры, пойдем хоть чай выпьешь, идем.

Гаджи это мой дядюшка, он иногда уезжал по каким то старым делам, или же по гостям в город что находился неподалеку, бедной тете наверно было скучно сегодня пока никого не было дома, она зашла на кухню а я решил поиграться с котом, который жил у нас и время от времени пропадал на улице, видимо охотясь на крыс, я начал гладить его за ухом а он мурлыкал и растянулся на полу, а когда я перестал, то он имел обыкновение взглянуть на меня с упреком «И это все?» – спрашивал его взгляд, против которого я был бессилен.

Тетя уже налила чая хоть я и любил кофе, все же она мои предпочтения не одобряла, говорила вредно.

– Спасибо за чай, я скоро поднимусь за коровами.

– Они снова убежали да? Ох уж эти коровы, все время нужно с ними возиться, как я устала от них, пойти бы на работу, да работать в городе. Приговаривала тетя, смотря на стол и прихлебывая чай. В такие моменты мне было жаль ее, я не хотел, чтобы она хоть как нибуть была несчастна, но слова нужные никак подобрать не мог.

– Но ведь иногда работа изматывает еще сильнее, наверно вам правда тяжело, но зато у вас есть я, вот видите и не надо за ними подниматься, верно? Сказал я, а на ум мне приходило лишь: «Тоже мне обнадежил».

– Тяжело в горах жить, очень тяжело, особенно когда становишься старше это понимаешь.

Я допил свой чай и помедлил с ответом, размышляя мог ли я какими-либо словами ободрить ее? Но тетя спросила:

– Еще чаю?

– Думаю лучше пойти сейчас пока не стемнело, а потом и покушаем и чая выпьем, но если вам тяжело готовить, то чуть попозже, когда дядя вернется, я мигом, не расстраивайтесь из-за пустяков, у вас очень интересная жизнь, вы же знаете.

Она улыбнулась и в глазах ее можно было прочесть непреодолимую усталость, эта улыбка лишь подтвердила горечь на ее лице отчего мне стало грустно, но нужно было и правда идти, когда я едва не преодолел порог, тетя догнала меня и накинула на меня ветровку, сказав, что сейчас холодно, особенно там наверху, я поблагодарил ее и направился в путь.

Дорога была не из легких, хотя о дороге не могло быть никакой речи ведь я шел по узенькой тропинке, которая иногда обрывалась, а подъем иногда был настолько крутым, что мне не оставалось ничего кроме как ускорить шаг, чтобы ноги потом не горели огнем от нагрузки, мне вспомнились слова тети о том, что тяжело жить в горах и теперь это вертелось на языке, подъем туда был не так прост как мне обычно кажется, такое чувство, что каждый раз после того как я поднимался туда и спускался из моей головы словно вылетала мысль об этом. Капли пота стекали со лба, иногда они доходили до кончика носа и падали прямо оттуда, я вытирал лоб ладонью и старался идти дальше, слушая свое дыхание которое было очень трудно контролировать, я смотрел наверх, в селении был полуразрушенный дом, который было видно даже самой речки, я всегда посматривал на него поднимаясь, дабы убедится, что осталось совсем немного, но совсем нежданно для меня, я увидел кого то сидящего на самом краю обрыва, на выступе у этого самого дома, я даже не предполагал кто бы это мог быть.

Лицо, на которое я вскидывал взгляд было задумчивым и молодым, мне оставалось совсем немного чтобы подняться, поэтому я постарался восстановить дыхание поэтому темп ходьбы пришлось сбавить, этот человек заметил меня и тоже видно не понимал кто я, пока я не поравнялся с ним.

Когда я наконец поднялся, то сразу же нагнулся упершись в колени, моя грудь едва поспевала дышать, а пот скатывался теперь чуть ли не струей со лба, я очень устал, словно только что пропотел в спорт зале проведя тренировку под руководством Керима, я выпрямился, дабы взглянуть теперь с более близкого расстояния на того паренька, которого я не узнал, он уже поднялся и ноги и шел ко мне, пока я пытался восстановить свое дыхание и когда он подошел я растянулся в улыбке и протянул ему свою руку, выпрямляя свое пульсирующее туловище.

– Боже мой! Ахмад, ты так вырос, я тебя и не узнал представляешь! Как у тебя дела? Когда ты приехал мой дорогой?

– Я тоже тебя не узнал. Сказал он, улыбаясь и взгляд его показался мне каким-то сонным, как и его голос. – Сегодня с утра приехал вместе с родителями, дорога была выматывающей, у тебя как жизнь?

– Неплохо, ну ты, конечно, даешь так вот раз и объявился, хоть бы в школу зашел что ли, ну да ладно, а чего ж ты сюда поднялся? из-за этого вида?

Ахмад немного помедлил с ответом и потер нос левой рукой осматриваясь вокруг кажется я только сейчас заметил, что глаза у него были красными, я тут же спросил.

– Ты в порядке? Мне показалось это из-за давления в горах, если без подготовки, не жалея себя подниматься на такую высоту, то можно было вполне неплохо отхватить от организма. Я забеспокоился. Он перестал смотреть по сторонам и теперь заострил внимание себе под ноги, пытаясь носком выковырять камушек, он шмыгнул носом и голова его была наклонена так, что мне были видны лишь его ресницы закрывающие глаза, вдруг из этих ресниц выпали две слезы прямо на щеки, едва коснувшись их, они тут же упали на землю, он поднял голову и посмотрел мне в лицо, в этот самый момент я потерял дар речи так же как и он, я не мог понять что же происходит, эта высота так влияла на организм что мне даже показалось словно бы это мерещится точно сон наяву, но сконцентрировавшись на дыхании, я убедился что не сплю, тем временем Ахмад смотрел на меня качая головой, как бы говоря «Нет, нет, нет», сделав над собой усилие я все же произнес:

–Что же такое произошло, Ахмад?

Я взял его под руку и предложил присесть на тот самый уступ, где ему должно было стать легче, после того как мы сели я спросил:

– Что стряслось братишка? Не пугай меня так прошу, скажи!

– Я… Я… И сам не знаю, понимаешь? Я приехал сюда, приехал, поднялся и теперь я здесь и мне так больно…

– Но почему? Его слова… Эта печаль звучащая в его надломленном голосе, его стоны вместе с рыданиями, делали меня до безумия несчастным, я не мог передать словами ту боль, которую сам ощущал внутри себя, словно все тяготы что мучали его передались мне, нагрузив меня так что я начал тонуть в неведомой пучине себя, захлебываясь в людских проблемах, в ужасной, темной пучине страданий и несбывшихся желаний.

– Мне… Только девятнадцать лет, я… Совсем еще молод, и… Казалось вся жизнь впереди, верно? Но… Я так устал от всего, так устал от этого мертвого города, от людей, которым нет до меня дела, от этого одиночества, от проблем, которые не дают мне жить и работы, от которой меня воротит… Мне кажется… Что, не успев еще пожить нормально, я уже насытился всем этим по самое горло, и мне не понятно, как можно так жить? Как можно жить в таких условиях? В ужасном холоде людских сердец я никогда еще не чувствовал себя таким несчастным брат, понимаешь? Мне не хочется жить, не хочется… Раз жизнь – это только работа, семья, деньги, ради чего же мы тогда живем? Рождаемся на свет? Мне так хотелось бы не рождаться, не появляться на свет, быть пустым местом, никогда не встречаясь лицом к лицу с этим миром, где всем на тебя наплевать, наплевать на то, что ты чувствуешь, что хочешь. Где нельзя дать слабину, заплакать, ведь тебя сочтут… Слабаком и размазней, мне… Так больно находится в этом месте, ведь здесь все кажется каким-то слишком живым, здесь все цветет, здесь люди чувствуют. Но я не могу остаться здесь, не могу вернуться туда в Москву, такое чувство будто я потерялся и мне некуда идти, словно этому больше не будет конца, Мне ужасно тяжело… Я не знаю, что мне делать… Не знаю, как жить дальше и стоит ли вообще жить?

Пришлось приложить немало усилий чтобы сдержать слезы и мне, я никогда не встречал людей столь молодых но пресытившихся жизнью как он выразился и понимающих ее настолько, что она становилась им противна, кажется он видел ту изнанку жизни, на которую и у взрослого человека не хватит смелости взглянуть, и подливало масла в огонь то обстоятельство, что он был жизнерадостным человеком, всего то два года назад он улыбался и никогда не горевал, но теперь же он очень повзрослел и понял многое из того, что большинство старается не замечать, я знал, сделать что либо в его положении было безумно трудно, ведь в такие годы нам некуда бежать, особенно когда весь мир выплевывает тебя и размазывает по земле, сжигает до конца то, что ты считал несгораемым, я не знаю, за что ему выпала такая участь, такое осознание, но знаю что если кто и в силах помочь так это я, ведь если я скажу что то лишнее или неправильное, то могу потерять его навсегда, потому что в этот момент он более всего ждет понимания и помощи, хотя многие забывают об этом, для них чужие чувства, точно окурок сигареты, все что они могут это потушить его, наступив ногой, именно из-за нашей порой слепоты, люди которым не все равно, которые чувствуют, которые не умерли еще в душе своей и погибают. Именно потому, что нам все равно…

– Ты не один такой, не один, многим больно, но они глотают эту боль, прячут внутри себя, зарывают вместе с тем, что внутри, закапывают все прочь, будто это ненормально – чувствовать, словно ненормально кричать от одиночества, страдать от потери, плакать от бессилия, не находить себе места и сходить с ума. В тебе нет проблем я уверен, я уверен что ты просто думаешь словно живешь не по правильному сценарию жизни, но это не так, потому как нет правильных действий, нет правильной жизни, ты даже не представляешь, сколько человек погибло только потому, что они в отличии от тебя держали все это в себе и не открывались никому, закопали в себе это настолько, что выкопать так и не смогли, возможно будь они откровенней, то можно было бы избежать непереносимого горя близких да и тех кто ценил того или иного человека. Но бывает, что некому рассказать о своих чувствах, бывает одиночество съедает нас так… Что ты теряешь надежду обрести хоть какого-то друга… Нам нужны люди, которые понимают нас и казалось, что трудного? Найти кого то, кто бы понял нас да так как мы сами себя не понимаем. Найти кого-то такого, кто принимал бы нас, любил за недостатки, да за все. Хотя бы один человек Ахмад, хотя бы один…

– И ты тоже? Спросил Ахмад, вытирая рукавом слезы, я отвлекся от гор, на которые смотрел, я не понял его, и он спросил:

– Тебе тоже очень плохо не так ли?

– Разве может быть хорошо человеку, которому скоро стукнет тридцать лет, ты знаешь Ахмад, многим из нас невероятно трудно, хочешь знать мою слабость? Если это хоть на грамм облегчит тебе твою ношу, я поведаю тебе без какого-либо стыда, потому что это правда, которая мучает меня, которая душит меня по ночам. Я не женат, и у меня не было той любви, которую я сам преподаю в школе каждый год. Каждый писатель, каждый поэт… У них было что то мне неизвестное, таинственное, что то донельзя возносящее, что то необыкновенное, но правильно писал Есенин, «Что любовь? – пустые грезы, бред несбывшейся мечты» и я не знаю что так мучает меня, что не дает иногда мне спокойно спать по ночам, потому как я отравлен чем то, чего мне никогда еще не доводилось испытывать, и этот яд самый сильных из всех что бывали на земле, ведь он не поражает мгновенно, он убивает меня изнутри, он отравляет меня во всех смыслах, мне уже неизвестно сколько раз мне довелось умереть по настоящему, умереть от этой безмерной тоски, от того, что рядом со мной никто не спит. А знаешь, что больше всего убивает меня? То что девушки приходят ко мне во снах, они приходят по одной, и мы гуляем точно в сладких романах каких нибуть романтиков, мы любим и даже там в этих снах, я чувствую то, что здесь в этом реальном мире никогда не чувствовал и я живу с этим, каждый день и понимаю уже смотря правде в глаза, что умру я не познав этого никогда, что умру я будучи одиноким и ничто не спасет меня от этой злой участи, от испытания возложенного мне на плечи.

– Неужели ты ни разу… С девушкой…?

– Это пустяки, плоть она остается плотью и знаешь, познав настоящие чувства, познав истинную любовь, тебя в последнюю очередь будет интересовать это… Ты даже не представляешь что это такое, любить так… Смотреть на нее так… Словно в последний раз смотришь, словно моргнешь и тьма сгустившись заберет тебя, и когда она смотрит на тебя осознавая это, смотрит такими же глазами, смотрит пока скатывается слеза с ее глаза, скатывается вся боль мира, вся сущность ее, пока через эту слезу стирается понятие о каком либо счастье, обо всем чем жила она то взгляд этот, он то и есть та любовь о которой я говорю.

– Но ты говоришь совсем о другом, последний взгляд он, конечно, будет таким…

– Да нет же послушай, суть не в том, что он последний, я говорю об этой самой любви, обо всех этих чувствах, теперь ты должен знать больше о людях, о том, что им приходятся носить в себе и закапывать в себя. Я не несчастен, правда, просто я хотел, чтобы ты ободрился и понял, что не все так плохо, как кажется. Ты ведь на художника учился?

– Да, уже на третьем курсе.

– Так вот, рисуй, живи этим, дыши прямо сейчас, вздохни этим осенним приятнейшим запахом листвы, а также коровьего помета… Ну вот видишь, улыбнулся наконец.

– Но, как ты справляешься, как ты так спокойно об этом говоришь?

– Мне уже не девятнадцать и не двадцать… Боюсь, что во мне уже нет тех чувств, которые бывают в этом возрасте, после всех тех лет, я смирился с этим так же, как смертник смиряется со своей казнью.

– Ты кому нибуть рассказывал об этом? Я не знал ответить правдиво или солгать, хотя какой смысл врать, если это ничего не изменит.

– Никому, до сегодняшнего дня.

– Мне так жаль…

Я встал, так как ноги мои затекли.

– Послушай, я ведь сказал, что не все так плохо, пойдем захватим коров, спустим их а потом зайдешь к нам, чай выпьем, вон уже солнце село, за меня не переживай, я уже не молод, главное не думай, что все потеряно, все наладится просто всегда должны быть такие люди как я и не важно есть жена или нет, ведь если бы и была, то тогда я лишился чего либо другого, не менее дорогого мне, а спустя время когда я буду готов, то лишусь и того. Такова жизнь, она разносторонняя и в какую сторону ни глянешь, все словно так и должно было быть, и сколько раз не оглянешься назад, ничего не изменится, лишь поймешь, что так и надо было, так и должно случиться, иногда жизнь говорит с нами на своем языке, языке трудности – это своими словами но так сказал Бродский и так это работает, всегда. А теперь давай как в детстве поорем на коров? Вы когда нибуть орали на них когда поднимались за ними? Ахмад засмеялся немного покраснев.

– Ну давай же, ты первый, не стесняйся, они-то уж точно не обидятся, кричи на них, давай, крикни будто разговариваешь с жизнью, словно ругаешь ее за такой сложный и тернистый путь. Вот так, а теперь громче!

И мы орали на них, смеясь до слез и я совсем не знал слезы это счастья или же безмерного горя наполнявшего мое слабое сердце, но смех сменялся дикими криками а крики лишь разжигали наш смех, все в глазах расплывалось от слез накатывающих на глаза, все казалось темным но таким же желтым каким и должно быть в этот золотой октябрь, меня наполняли разные чувства, но в этот момент я сознавал что счастлив, не только от смеха и веселья, накатывающего на нас с молодым Ахмадом, но так же от того, что рассказал кому то о своей боли, а так же выслушал чужую не меньшую боль и было в этом что то поистине стоящее в этом откровенном разговоре двух не помнящих друг друга братьев, хоть и троюродных. Мне кажется, не будь мы так далеки с ним в общении, то не смогли бы понять в полной мере той боли что мы носим в своих сердцах и скрываем как ужасные шрамы.

Ахмад кажется более не выглядел опечаленным пока сидел и пил чай в компании меня, тети и дядюшки который уже вернулся к тому времени, а после того как Ахмад ушел, я лег в свою кровать будто весь день работал в огороде, или вспахивал землю, еще никогда мне не было так приятно закрывать свои глаза, но стоило их закрыть, как образ той девушки заполнил пустоту, я не сопротивлялся ей, и не пытался выкинуть из головы этот мираж, я слишком устал чтобы мысленно сопротивляться этому образу, пусть меня терзают мысли, чувства, одиночество, мне плевать, плевать на все, я слишком устал чтобы тревожиться об этом, слишком устал, слишком…