Читать книгу Женщина – не мужчина - Итаф Рам - Страница 7

Исра прилетела в Нью-Йорк на следующий день после свадьбы, рейсом из Тель-Авива, который длился целых двенадцать часов. Город она впервые увидела с воздуха, когда самолет заходил на посадку в аэропорту Джона Кеннеди. Широко распахнув глаза, она прижалась носом к иллюминатору. Это была любовь с первого взгляда. Исру заворожили безупречные многоэтажные здания, сотнями вырастающие внизу. Сверху Манхэттен выглядел таким тоненьким, что казалось – небоскребы, слишком тяжелые для этого крошечного клочка земли, вот-вот переломят его пополам. По мере того как самолет снижался, Исру все больше захлестывал восторг. Манхэттен из игрушки превращался в громаду, его башни и крепости взмывали вверх, словно фейерверки, невероятные в своей высоте и мощи. Исра ощущала себя песчинкой, однако не могла не восхититься их красотой – небоскребы словно попали сюда из сказки. Прочти она тысячу книг, это не сравнилось бы с чувством, охватившим Исру, когда она жадно вбирала в себя открывшееся ей зрелище.

Когда самолет приземлился, Манхэттен по-прежнему виднелся на горизонте – бледный силуэт в голубоватой дымке. Если прищуриться, казалось, что она снова в горах Палестины, а здания вдали – это пыльные холмы ее родины. Теперь Исре не терпелось повидать здесь все.

– Это Квинс, – сказал Адам, когда они, выйдя из аэропорта, встали в очередь на такси.

В минивэне Исра забралась на задний ряд к окошку, надеясь, что Адам сядет рядом, но вместо него к ней залезли Сара и Фарида.

– До Бруклина, где мы живем, минут сорок пять езды, – объяснил Адам, устраиваясь с братьями в среднем ряду. – Если, конечно, в пробках не застрянем.

Разглядывая Квинс из окна такси, Исра так таращила глаза, что они слезились на мартовском солнце. Она все надеялась вновь увидеть великолепные здания, которыми любовалась из самолета, но нигде их не находила. Она видела лишь бесконечные серые дороги, изгибающиеся и утыкающиеся сами в себя, да сотни машин, с неумолчным рокотом несущихся мимо. Адам предупредил, что до поворота на Бруклин осталось две мили, и Исра заметила, что таксист перестроился в левый ряд, следуя указателю, гласившему: «Белт-Паркуэй – съезд».

Они ползли по узкому шоссе так близко к воде, что Исра опасалась, как бы такси ненароком не скатилось вниз и не утонуло. Плавать она не умела.

– Почему мы едем у самой воды? – выдавила она, глазея на большой корабль вдали. Над ним кружила стая птиц.

– Погоди, это еще что, – откликнулся Адам. – Вот скоро будет мост…

И мост действительно появился – прямо перед ними, серебристый, длинный, изящный, похожий на птицу, которая, расправив крылья, парит над водой.

– Это мост Верразано, – сказал Адам, глядя, как у Исры расширились глаза. – Красавец же?

– Да, – в ужасе пролепетала она. – Мы по нему поедем?

– Нет, – ответил Адам. – Он соединяет Бруклин со Статен-Айлендом.

– А он не упадет? – прошептала она, не в силах отвести взгляд от надвигающегося на них моста.

По голосу мужа было ясно, что он улыбается:

– Да вроде пока ни разу не падал.

– Но он такой тощенький! Как будто в любую минуту может сломаться.

Адам засмеялся.

– Не дрейфь, – сказал он. – Мы в величайшем городе мира. Здесь все построено самыми лучшими архитекторами и инженерами. Просто наслаждайся видом.

Исра честно попыталась расслабиться. Халед, сидевший впереди, хмыкнул.

– Ну точь-в-точь Фарида, когда она в первый раз увидела этот мост. – Он обернулся к жене. – Ей-богу, она со страху чуть не разревелась!

– Ну конечно, рассказывай! – буркнула Фарида, но Исра заметила, что она и сейчас, когда они тащатся под мостом, сидит как на иголках. Когда такси наконец вынырнуло с другой стороны, Исра тяжело выдохнула: какое счастье, что мост на них не рухнул!

Только когда они съехали с Белт-Паркуэй, Исра впервые увидела Бруклин. Он оказался не таким, как она ожидала. Если Манхэттен сражал наповал, иначе и не скажешь, то Бруклин по сравнению с ним казался каким-то невзрачным, совершенно недостойным такого соседства. Кругом только унылые кирпичные здания, покрытые рисунками и граффити, многие уже совсем ветхие, да люди, с мрачным видом прокладывающие себе путь сквозь толпу. Это зрелище озадачило Исру. В детстве она часто задумывалась, какой он – мир за пределами Палестины: так же ли он красив, как те места, о которых она читала в книгах? Исра была уверена, что он оправдает ее самые смелые ожидания, и, разглядывая Манхэттен, с восторгом мечтала назвать этот мир своим домом. Но теперь, глазея из окна такси на Бруклин, на размалеванные стены и фасады, Исра поневоле засомневалась, не обманули ли ее книги, – может, мама была совершенно права, когда говорила, что куда бы она ни уехала, многого от жизни ждать не надо?

– Мы живем в Бэй-Ридже, – сказал Адам, когда таксист остановился у ряда старых кирпичных домов.

Исра, Фарида и Сара стояли на тротуаре, пока мужчины выгружали чемоданы. Держа в одной руке чемодан Исры, другой рукой Адам обвел окрестности.

– Тут живет много нью-йоркских арабов, – сказал он. – Ты будешь чувствовать себя как дома.

Исра осмотрелась. Семья Адама жила на длинной улице, вдоль которой тянулись дома, притиснувшиеся друг к другу, словно книги на полке. Большая часть – из красного кирпича, с эркерами на фасаде. В каждом – два этажа и полуподвал; ко входной двери ведет короткая узкая лесенка. От тротуара дома отгорожены железными калитками. Вид очень чинный – никаких сточных канав и мусора под ногами, дорога асфальтированная, не грунтовая. Но зелени почти никакой – только шеренга кленолистных платанов вдоль тротуара. Орехи и ягоды собирать негде, балкона нет, палисадника тоже. Хоть бы задний двор был.

– Вот мы и дома, – сказал Адам, когда они подошли к калитке дома номер 545.

Отпер дверь и повел Исру внутрь.

– Жилье здесь довольно тесное, – сказал он, пока они шли по коридору. Исра про себя согласилась. Из коридора был виден весь первый этаж. Слева зала, в конце коридора – кухня. Справа – лестница на второй этаж, а за ней едва приметная дверь в спальню.

В зале Исра огляделась. Комната меньше, чем в родительском доме, но обставлена богато. На полу – турецкий ковер, бордовый с золотым узором. Такой же узор украшал бордовые кушетки, три диванные подушки и длинные, плотные шторы. В углу приютился потрепанный кожаный диван, словно его случайно забыли вынести. Рядом с ним стояла сверкающая золотая ваза.

– Нравится? – спросил Адам.

– Очень красиво.

– Света и воздуха, конечно, маловато, с домом не сравнить, – его взгляд остановился на задернутых шторах. – Но так уж тут все устроено – что поделаешь?

Какая-то нотка, прозвучавшая в его голосе, напомнила Исре, как они сидели на балконе и Адам скользил взглядом по виноградным лозам, словно не мог насытиться тем, что видит. Ей стало интересно, не тоскует ли он по Палестине, не хочет ли туда вернуться.

– Скучаешь по дому? – Она вздрогнула от звука собственного голоса и потупилась.

– Да, – отозвался Адам. – Очень.

Исра покосилась на него – Адам по-прежнему не сводил взгляда со штор.

– Думаешь когда-нибудь вернуться?

– Может быть, когда-нибудь, – отозвался он. – В лучшие времена.

Он развернулся и зашагал по коридору. Исра последовала за ним.

– Родители живут здесь, на первом, – сказал Адам, указывая на дверь в спальню. – Комнаты Сары и братьев наверху.

– А мы где будем? – спросила она, надеясь, что у них в спальне хотя бы будет окно.

Он указал на закрытую дверь в конце коридора:

– Внизу.

За дверью обнаружилась лестница. Адам сделал приглашающий жест рукой, и Исра послушно двинулась вниз, недоумевая, как они будут тут жить. Если и наверху света почти нет, то что ждет в полуподвале? Она еле различала мелкие ступеньки. Темнота залила все вокруг. Исра спускалась, вытянув вперед руки, и свет, падающий сверху, мерк с каждым шагом. Добравшись до подножия лестницы, она пошарила по стене в поисках выключателя. Сквозь кончики пальцев в тело прокрался холод. Наконец нащупав рычажок, Исра нажала на него.

Первое, что она увидела, – огромное зеркало в позолоченной раме. Чудно́: зачем оно нужно в таком мрачном, необжитом месте? Что толку от зеркала, когда кругом темнота и нет света, который оно могло бы отразить?

Осматриваясь в полумраке, она вошла в первую комнату цокольного этажа. Комната была тесная и пустая – четыре серые стены, совершенно голые, если не считать окна слева и закрытой двери посередине. За дверью обнаружилась еще одна комната, чуть попросторней, с небольшой двуспальной кроватью, маленьким комодом и большим зеркалом. Возле зеркала притулился шкаф, а рядом со шкафом – дверь, ведущая в ванную. Это и есть их спальня, сообразила Исра. Окон в ней не было.

Она бросила взгляд на собственное отражение в зеркале. Маленькая, хрупкая фигурка, лицо – бледное и тоскливое в электрическом свете. Перед ней стояла девушка, которая должна была отбиваться и кричать, когда мать затягивала на ней свадебное платье, молить и рыдать, когда отец усаживал ее в такси до аэропорта. Но она оказалась трусихой. Исра отвернулась. «Отныне это единственное знакомое лицо, которое мне суждено видеть, – подумала она. – И даже на него смотреть тошно».

Наверху, на кухне, витал земляной аромат шалфея. Фарида заваривала чай. Сгорбившись над плитой, она невидящим взглядом смотрела на пар. Исре невольно вспомнилась мармария в родительском саду: мама каждое утро срезала несколько листочков и добавляла в чай – это помогало Якубу от несварения. Исре стало любопытно, выращивает ли Фарида мармарию, как ее мать, или покупает сушеный шалфей на рынке.

– Вам помочь, хамати? – предложила Исра, шагнув к плите. Она впервые назвала Фариду свекровью.

– Нет-нет-нет! – Фарида замотала головой. – Не называй меня хамати. Просто Фарида.

За всю свою жизнь Исра ни разу не слышала, чтобы к замужней женщине обращались по имени. Ее мать всегда называли не Саусан, а Умм Валид – «мать Валида», старшего сына. Даже тетю Исры Видад, у которой сыновей не было, по имени не звали. Для всех она была Март Джамаль – жена Джамаля.

– Не люблю это слово, – пояснила Фарида, заметив замешательство невестки. – Сразу чувствую себя старухой.

Исра улыбнулась и перевела взгляд на кипящий чай.

– Накрой-ка на стол, – сказала Фарида. – Я сейчас что-нибудь приготовлю.

– А где Адам?

– Ушел на работу.

– А-а…

Исра думала, что сегодня он побудет дома, может, погуляет с ней по округе, покажет Бруклин. Кто же идет на работу на следующий день после свадьбы?

– Отец дал ему небольшое поручение, – добавила Фарида. – Он скоро вернется.

Почему это поручение не могли выполнить его братья? Вопрос вертелся у Исры на языке, но она побоялась сказать что-то не то. Вместо этого она, кашлянув, спросила:

– Омар и Али пошли с ним?

– А вот где эти гаврики шляются, я понятия не имею! – отозвалась Фарида. – С мальчишками хлопот не оберешься – уходят и приходят когда вздумается! Попробуй за ними уследи. Это тебе не девочки! – Она протянула Исре стопку тарелок. – Да ты поди и сама знаешь – у тебя же есть братья.

Исра слабо улыбнулась:

– Да, конечно.

– Сара! – крикнула Фарида.

– Да, мама, – откликнулась Сара из своей комнаты наверху.

– Спускайся и помоги Исре накрыть на стол! – велела Фарида. И повернулась к Исре: – Не хочу, чтоб она решила, будто может плевать в потолок, раз в доме появилась ты. Так и до беды недалеко.

– А она много по дому делает? – поинтересовалась Исра.

– А как же! – отозвалась Фарида и, подняв глаза, увидела Сару в дверях. – Ей одиннадцать лет – уже почти женщина! Да когда я была в ее возрасте, моей матери вообще ничего по хозяйству делать не приходилось. Я долму кастрюлями делала и тесто на всю семью месила.

– Ну, ты же не ходила в школу, мама, – возразила Сара. – Вот у тебя и было время. А у меня на одну домашку сколько часов уходит!

– Домашка твоя подождет, – отрезала Фарида, передавая ей ибрик. – Давай-ка, наливай чай, да поживее!

Сара разлила чай по четырем чашкам. Исра обратила внимание, что, несмотря на понукания Фариды, она особо не торопится.

– Чай готов? – раздался мужской голос.

Исра обернулась и увидела на пороге Халеда. Она окинула свекра любопытным взглядом. Густые седые волосы, желтая кожа вся в морщинах. Он не смотрел Исре в глаза – может, ему неловко, оттого что на ней нет хиджаба? Но носить хиджаб при нем она не обязана. Он ее свекор, а значит, по шариату, махрам – все равно что родной отец.

– Ну, как тебе Бруклин, Исра? – спросил Халед, окидывая взглядом стол. Хотя черты его лица давно расплылись, а борода поседела и поблекла, Исра не сомневалась, что в молодости он был хорош собой.

– Здесь очень красиво, ами, – ответила Исра, готовая к тому, что ему, как и Фариде, не понравится обращение «свекор».

Фарида посмотрела на мужа и усмехнулась:

– Теперь ты «ами», старик!

– Да и ты уже не девочка, – с улыбкой отозвался Халед. – Ладно. – Он жестом пригласил всех к столу. – Пора нам всем подкрепиться.

Исра сроду не видела на столе столько еды. Хумус с говяжьим фаршем и кедровыми орешками. Жареный сыр халлуми. Яичница. Фалафель. Зеленые и черные оливки. Йогуртовый сыр лабне с заатаром. Свежая пита. У них дома никогда такого изобилия не было – даже во время Рамадана, когда мама готовила их самые любимые кушанья и Якуб раскошеливался на мясо. Пар от одного блюда смешивался с паром от другого, и на кухне наконец-то запахло домашним уютом.

Фарида повернулась к Халеду:

– Что сегодня делаешь?

– Не знаю. – Он обмакнул кусок хлеба в оливковое масло и заатар. – А что?

– Сходи со мной в город.

– А куда тебе там нужно?

– В мясную лавку и в бакалею.

Исра старалась не пялиться на Фариду. Хотя свекровь была немногим старше мамы, сходства между ними не было никакого. В голосе Фариды не звучало ни малейшего страха, в присутствии Халеда она не опускала глаза. Интересно, он ее бьет?..

– А мне обязательно идти с вами, баба? – спросила Сара, сидевшая напротив. – А то я устала.

– Можешь посидеть дома с Исрой, – отозвался отец, даже не взглянув на нее.

Сара вздохнула с облегчением:

– Слава богу! Ненавижу ходить за продуктами.

Исра смотрела, как Халед прихлебывает чай – похоже, дерзость Сары его совершенно не трогала. Посмей Исра заговорить с Якубом в таком тоне, тут же получила бы оплеуху. Но, может быть, в Америке родители детей не бьют? Исра попыталась представить, как бы она жила, если бы росла в Америке, в доме Халеда и Фариды.

Халед пошел собираться. Исра и Сара тоже поднялись из-за стола и начали относить в раковину тарелки и чашки. Фарида осталась сидеть, попивая чай.

– Фарида! – позвал Халед из коридора.

– Шу? Чего тебе?

– Плесни-ка мне еще чайку.

Фарида закинула в рот шарик фалафеля, явно не торопясь обслужить мужа. Исра в смущении и тревоге смотрела, как свекровь потягивает чай. Когда же она нальет Халеду еще чашку? Может, вызваться налить самой? Исра покосилась на Сару, но та, похоже, ничего страшного в происходящем не видела. Исра заставила себя расслабиться. Может, в Америке принято так разговаривать с мужьями. Может, здесь все-таки живут по-другому.

Адам явился домой под вечер.

– Одевайся, – велел он. – Пойдем прогуляемся.

Исра постаралась не выказать волнения. Она стояла в гостиной у окна – разглядывала платаны и не могла оторваться. Ей было интересно, какой у них аромат – древесный, или сладкий, или вообще какой-нибудь совсем ей незнакомый. К Адаму Исра не повернулась, чтобы тот не увидел, как у нее запылали щеки.

– Позвать Фариду с нами? – спросила она.

– Да нет, не надо, – засмеялся Адам. – Чего она в Бруклине не видела!

Спустившись вниз, в спальню, Исра встала перед квадратным зеркалом на стене и стала соображать, что надеть. Примерила хиджабы разных цветов. Дома она бы надела лавандовый с серебристыми бусинами. Но в Америке?.. Может, выбрать черный или коричневый, чтобы не выделяться? Или все же нет? Наверное, лучше надеть светлый – в нем она будет смотреться свежее и веселее.

Исра как раз прикладывала к лицу золотисто-зеленый платок, когда вошел Адам. Он как-то недовольно покосился на хиджаб и – в зеркале все было видно – стиснул зубы. Не сводя взгляда с ее головы, он направился к Исре, и с каждым его шагом ее сердце бешено подпрыгивало в груди. Он смотрел на хиджаб так, как смотрел в тот день на балконе, и только теперь Исра поняла, что это значит: хиджаб ему не по вкусу.

– Платок можешь не надевать, – сказал Адам.

Исра в ужасе застыла.

– Серьезно. – Он сделал паузу. – Понимаешь, людям здесь все равно, прикрыты у тебя волосы или нет. Нет никакой нужды их прятать.

Исра не знала, что сказать. Всю жизнь ее учили, что порядочная мусульманка должна носить хиджаб. Что скромность – главная добродетель женщины.

– А как же наша вера? – пролепетала она. – Как же Бог?

Адам взглянул на нее с жалостью:

– Нам здесь приходится соблюдать осторожность, Исра. Сюда каждый день прибывают беженцы, люди из разных стран бегут в Америку от войны. Среди них есть арабы. И мусульмане. И арабы-мусульмане, как мы. Но проживи мы здесь хоть всю жизнь – американцами нам никогда не стать. Когда ты надеваешь хиджаб, намерения у тебя самые благие, но американцы смотрят на это по-другому. Они не увидят в тебе ни скромности, ни добронравия. А увидят лишь отщепенца, чужака. – Он вздохнул и, подняв голову, встретился с ней глазами. – Все это очень сложно. Но приходится приспосабливаться – ничего другого нам не остается.

Размотав хиджаб, Исра положила его на кровать. Она и представить себе не могла, что когда-нибудь выйдет на люди с непокрытой головой. Но стоя перед зеркалом и глядя, как струятся по спине длинные черные пряди, она опять почувствовала надежду. Может быть, сегодня она наконец узнает, какова на вкус свобода. Какой смысл отказываться, не попробовав?

Собравшись, они вышли из дома. Ступив за порог, Исра тут же принялась нервно крутить прядь волос. Адам, казалось, этого не замечал. Он сказал, что настоящий Бруклин ни на машине, ни на метро не посмотришь – только пешком. Они зашагали по тротуару. Луна сияла в беззвездном небе, озаряя расцветающие деревья. Миновав длинный ряд притиснутых друг к дружке домов, именовавшийся Семьдесят второй улицей, они завернули за угол – и Исре показалось, будто она внезапно перенеслась в совершенно другой мир.

– Это Пятая авеню, – сказал Адам. – Сердце Бэй-Риджа.

Куда ни посмотри, всюду сверкали огни. По обеим сторонам улицы выстроились всевозможные заведения: булочные, рестораны, аптеки, нотариальные конторы.

– Бэй-Ридж – один из самых разношерстных районов Бруклина, – рассказывал Адам на ходу. – Здесь живут иммигранты со всех концов света. Это и по еде видно: пельмени, кюфта, рыбное рагу, хлеб-хала. Видишь вон те магазины? – Адам указал куда-то вдаль. – Весь ряд принадлежит арабам. На углу магазин халяльного мяса, «Альсалям», там мой отец закупается каждое воскресенье, а вон там ливанская кондитерская – они каждое утро пекут свежий хлеб на садже. Во время Рамадана запекают лепешки с плавленым сыром, сиропом и кунжутом – прямо как дома.

Исра, как зачарованная, разглядывала магазины. Пахло тут привычно: котлетками кеббе из булгура с мясом, шаурмой с ягнятиной, густой приторностью пахлавы и даже немного яблочным кальяном. Висели в воздухе и другие знакомые запахи. Свежий базилик. Жир, скопившийся в трубах. Канализация, пот. Все это благоухание и зловоние смешивалось, превращаясь в единое целое, и на мгновение Исре почудилось, будто она провалилась сквозь растрескавшийся тротуар и очутилась дома.

Вокруг сновали люди: толкали коляски и тащили пакеты с продуктами, разноцветными мячиками вкатывались в магазины и выкатывались обратно на улицу. На американцев, как себе их представляла Исра, – женщины с ярко-красной помадой на губах, мужчины в черных деловых костюмах – они совершенно не походили. Наоборот, многие женщины выглядели точно так же, как она: простая, скромная одежда, у многих даже хиджаб на голове. А мужчины были как Адам – с оливковой кожей и жесткой бородой, в рабочей одежде.

Глядя на знакомые лица, проплывающие по Пятой авеню, Исра не знала, что и думать. Все эти люди, точно так же, как она с Адамом, живут в Америке и стараются приспособиться. Однако хиджабы не снимают, остаются собой. Так почему же Адам настаивает, чтобы она себя изменила?

Но, заглядевшись на прохожих, Исра вскоре и думать забыла о хиджабе. Ее мыслями полностью завладели те, кто гулял под фонарями, – жители Америки, но не американцы, женщины, которые так похожи на нее: лишились дома, заброшены в другую культуру и вынуждены начинать все с нуля. Исра шла и гадала, что же ждет ее впереди.

В этот вечер Исра легла рано. Адам пошел в душ, и больше всего ей хотелось забыться раньше, чем он вернется. Это была первая ночь, которую ей предстояло провести с ним наедине, и Исра знала, что ее ждет, если вовремя не заснуть. Знала, что он проникнет в нее. Знала, что это будет больно. А еще знала – хотя пока как-то не верилось, – что получит от этого удовольствие. Так говорила мама. Но Исра была не готова. Она лежала в кровати, закрыв глаза и пытаясь ни о чем не думать. Казалось, она несется сломя голову по какому-то замкнутому кругу.

Она слышала, как Адам в ванной закрыл воду, отдернул занавеску, хлопнул дверцей и принялся копаться в шкафчике над зеркалом. Она прикрылась одеялом, как щитом. Тихонько лежа на холодной простыне, Исра сквозь щелочку между веками увидела, как Адам вошел в комнату. На нем не было ничего, кроме банного полотенца, и Исра увидела все как есть – поджарое золотистое тело, жесткие волосы на груди. Секунду Адам постоял, глядя на нее, словно ожидая, что она тоже на него посмотрит, но Исра не могла заставить себя раскрыть глаза. Он снял полотенце и сделал шаг к ней. Исра зажмурилась, размеренно дыша и стараясь расслабиться. Но стоило Адаму приблизиться, как тело ее словно окаменело.

Он забрался на кровать, отдернул одеяло и потянулся к ней. Исра отпрянула и оказалась на самом краю постели – вот-вот упадет. Но он схватил ее и вдавил в матрас. И навалился сверху. В лицо Исре ударил табачный запах из его рта. Руки у нее бешено тряслись, она вцепилась в свою кремовую ночную сорочку. Он отодрал ее руки, стащил сорочку и белье – белоснежный гарнитур, который мама дала ей для этой самой ночи: пусть Адам знает, что она чистая девушка. Но Исра себя чистой не чувствовала. Наоборот – грязной и перепуганной.

Адам крепко сжал бедра Исры, пригвоздив к кровати ее бьющееся тело. Она так и лежала, зажмурившись, когда он развел ее ноги, и стиснула зубы, когда он вошел в нее. Раздался крик. Неужели это она так кричит?.. Она боялась открыть глаза. В темноте было что-то надежное, родное. На Исру вдруг нахлынули воспоминания о доме. Она видела, как бежит по широкому полю, как рвет с деревьев фиги, приберегая самые лучшие для мамы, которая ждет на вершине холма с пустой корзиной. Как играет в шарики во дворе и гонится за ними, когда они норовят укатиться вниз по склону. Как дует на одуванчики на кладбище и читает молитву над каждым надгробием.

Что-то потекло по ее бедрам – кровь, поняла Исра. Она старалась не обращать внимания на жгучую боль между ног, словно тело насквозь пробили кулаком, старалась не думать о том, что она в чужой комнате с чужим мужчиной, вспоровшим ее сокровенное нутро. Почему же мама не предупредила о чувстве бессилия, которое накрывает женщину, когда в нее проникает мужчина, о стыде, который переполняет женщину, когда ее принуждают сдаться, принуждают лежать смирно и терпеть? Но так, наверное, и должно быть, сказала себе Исра. А как иначе?..

Она лежала, а Адам продолжал свои толчки – туда-сюда, туда-сюда, – пока наконец, резко ускорившись, не испустил глубокий вздох и не рухнул на Исру. Затем соскользнул с нее и выбрался из кровати.

Исра перекатилась на живот и зарылась лицом в простыню. В комнате было темно и холодно, по телу побежали мурашки, и она натянула на себя одеяло. Куда он делся? Но тут из ванной донеслись его шаги. Вот Адам щелкнул выключателем, открыл шкафчик. Выключил свет и вернулся в комнату.

Исра не знала почему, но в этот момент ей показалось, что пришла ее смерть. Она ясно вообразила, что Адам сейчас полоснет ее ножом по шее, выстрелит ей в грудь, сожжет ее заживо. Исра и сама не знала, почему в голову полезли такие ужасы. Но, распластанная на матрасе, она только и видела, что мрак и кровь.

Она ощутила, как он приближается, и сердце бешено заколотилось. Его лица она не видела, но почувствовала, как он коснулся ее колен, и инстинктивно отпрянула. Он опять придвинулся. Медленно развел ее ноги. И прижал салфетку к ее разодранной плоти.

А потом кашлянул и сказал:

– Прости. Но так полагается.

Дрожа всем телом, Исра подумала о Фариде. Представила себе, как днем свекровь пробралась в ванную и, украдкой улыбаясь, сунула в шкафчик чистые салфетки для сына. Исра прекрасно поняла, что Адам делает. Салфетка – это доказательство.