Читать книгу Нечто странное. Три лунных повести - Ив Соколофф - Страница 9

Густав Лемке сидел у себя на крылечке и курил небольшую изогнутую трубку. В неподвижном воздухе теплого летнего вечера далеко разносился аромат хорошего табака, приправленного ванилью и вишней. Густав наслаждался хорошей погодой и терпким вкусом табачного дыма, периодически бросая косые лукавые взгляды на Габи, которая возилась с цветами здесь же рядом в палисаднике, одетая в легкое платье, подчеркивавшее ее весьма женственные формы.

В конце улицы показались Маша и Вал. Судя по всему, парочка возвращалась с пляжа, молодые люди держались за руки и о чем-то оживленно переговаривались, Маша то и дело смеялась встряхивая непросохшими после купания волосами.

Густав встал и помахал им рукой, привлекая внимание, а затем, вынув изо рта почти погасшую трубку, гаркнул:

– Эгей, друзья! Заходите к нам, у нас с Габи сегодня на ужин отличный мясной пудинг!

– Гутен абенд! – крикнула в ответ Маша. – Пудинг? Пожалейте наши стройные тела! К пудингу, небось, и пиво прилагается?

– А как же! Что за ужин без кружечки старого доброго темного… или светлого? Вал, ты какое предпочитаешь?

Последнюю фразу Густав закончил не повышая голоса: молодые люди уже входили в низенькую деревянную калитку.

– Я всякое люблю, – улыбнулся Вал, поднимаясь на крыльцо и отвечая на крепкое, сердечное рукопожатие немца.

Маша не стала вступать в дискуссию о сортах пенного напитка, а пошла поздороваться с Габи. Расцеловавшись с подругой, она стала с неподдельным интересом рассматривать свежепересаженные растения.

– О, я смотрю наши дамы нашли общую тему для беседы! – глаза Густава смеялись. – Значит у нас есть время выкурить по трубочке. Вал, ты когда-нибудь курил трубку?

– Несколько раз пробовал. Мне нравилось, но в маленькой квартире всегда кто-то был недоволен дымом.

– Главное, что тебе это было по вкусу. А раз так, у меня есть для тебя маленький сюрприз. Идем!

В старомодно обставленной гостиной, Густав подошел к массивному резному комоду и порывшись в одном из ящиков, протянул Валу изящную вересковую трубку.

– Нравится? Это тебе. Не благодари, я очень люблю делать подарки.

– Все равно спасибо!

Они уселись за большой стол и не спеша набили трубки, раскурили, голубоватый ароматный дымок поплыл по комнате. И Вал все-таки решился задать давно интересовавший его, но казавшийся несколько бестактным и неуместным вопрос:

– Густав, только не обижайся, я не знаю, насколько эти темы у вас принято обсуждать. А как ты сюда попал?

– Тема как тема, чего тут обижаться. А тебе действительно интересно? Что ж, слушай… – он посопел трубкой, собираясь с мыслями. – Так вот, родился я в десятом году в Мюнхене. Учился, себе, потихоньку, на инженера по автомеханической части, потом работал на заводе BMW, к политике склонности не имел, да и совсем ею не интересовался, если честно. А тут, бац – война! Мобилизация! Родина в опасности! И все такое, ну, ты понимаешь. Что делать, или на фронт, или под суд за уклонение идти. Пошел. То есть воевать за Родину.

Густав неодобрительно хмыкнул, выпустил целый клуб дыма и продолжил:

– Поначалу, вроде как все ничего было: ты, говорят, парень ученый, будешь фельдфебель! Бери человек двадцать народу и марш-марш танки ремонтировать. И попали мы в шестую армию, к Паулюсу. Там и снабжение ничего было, кормежка сытная, обмундирования полный комплект, все, в общем, неплохо, главное только под бомбу или обстрел не попасть. Ваши солдаты наши танки расколошматят, а мы, вроде как, чиним. Приходилось и на поле боя ремонтировать, но поначалу редко… Страшно, конечно, тоже частенько бывало. Через год дали лейтенанта и орден за доблестную службу. Ребята у нас были хорошие, спокойные и не пьяницы, местных не трогали, и те к нам хорошо относились: где тебя подкормят, где сам поделишься, особенно с детьми, у многих ведь дома свои остались.

Он немного помолчал, затем слегка усмехнулся:

– Однажды, даже чуть в газету не попал, представляешь? Должны были у меня интервью брать, да вот только журналист так и не доехал: разбомбили их колонну по пути. Да, время было тяжелое, а потом – стократ хуже: Сталинград. Сначала – все как обычно, а дальше поступления техники прекратились, а та, что была, вышла из строя. Раздали нам автоматы – повоюйте-ка ребята как пехота! Тогда, мне совсем тяжко стало: ну не могу я в живых людей стрелять! А откажешься – сразу к стенке поставят. Ну что делать, лупил в белый свет, как в копеечку. Тут – снова зима эта ваша жуткая, греться негде, одни руины, жрать нечего, друзей всех поубивало и такая тоска… И ведь что самое страшное: я на войну не просился, никто меня не спрашивал, сказали: «Ты солдат, офицер, а раз так, выполняй приказ!» А зачем? Ради чего? Некоторые не выдерживали, стрелялись, а я не мог: грех это.

Густав глубоко затянулся, выпустил к потолку тонкую голубую струйку дыма. Вал слушал молча, глубоко впечатленный немудрящим рассказом.

– И вот, как-то, уличный бой, – задумчиво продолжил немец, – сидим за какими-то обломками, отстреливаемся, патроны хм… бережем. Тут пуля шальная вскользь по каске сильно так приложила, падаю и, пока еще не потерял сознание, думаю: «Ну все, отмучился, слава богу». А потом понимаю, что от этого не умирают: пуля на излете, сила не та, очнусь – и снова в бой! И так мне стало обидно, слов нет. Прям аж до смерти. И провалился в черноту. Очнулся – лежу на траве, как был: в шинели, в сапогах, с автоматом. Лето кругом, тепло, птицы поют. Огляделся: вроде как деревенька в отдалении, я туда, а тут уж люди встретили и все объяснили. Так и живу здесь. Освоился, язык выучил. Живем, брат.

Он замолчал, и они какое-то время сидели в тишине, просто пуская дым. Затем, очнувшись от воспоминаний, Густав поглядел на Вала.

– А ты не здешний, так ведь? Это видно. Тебя Маша сюда вытащила?

– Честно говоря, я сам толком не понимаю, как это произошло, – покачал головой Вал.

– Она, она. Ну дает девчушка! Хрупкая, тоненькая, а силища – просто невероятная! Я помню, как дядюшка Ха́йнкоа ее привел: такая маленькая, испуганная, в разорванной рубашонке, глазищами хлопает ничего еще толком не поймет. Ну, мэтр собрал нас, говорит, дескать, принимайте новенькую, надо бы с домом помочь, обустроиться, там, и все такое. А я еще одинокий был, ну подкатился к ней, мол, фройляйн, чего вам свой дом устраивать, хлопотно это, идите-ка вы лучше ко мне, всяко вдвоем веселее. Так она мне в душу запала тогда. А Маша глаза подняла и так посмотрела, аж до печенок пробрало. И не в том дело, что там у нее случилось в прошлом, а просто свои у нее планы, и я, Густав Пауль Лемке, в эти планы никак не вхожу. Что ж, бывает. Погрустил денек-другой, да чего толку горевать, нам это тут совсем ни к чему!

Вала так взволновала эта история, что он начисто забыл про остывающую трубку.

– А потом дом ей справили, Маша тут обжилась, пообвыклась, все ее любят. И с мэтром Хайнкоа она на короткой ноге, не знаю уж откуда у них такая особенная взаимная симпатия. Ну что еще рассказать? А, вот, – немец широко улыбнулся, – потом к ней подружка приехала издалека откуда-то – Габриэлла. И я тогда понял: Густав, это твой шанс! Вот тут-то у меня все наконец сладилось. Так и живем теперь. Мы с Габи, а Маша вроде лучшего друга нам, только как бы родная. Сестра что ли.

Они немного помолчали.

– Слушай, Густав, а не скучно вам тут? Ни электричества, ни развлечений, народу мало совсем.

– Так ведь оно как: мэтр Хайнкоа обустроил тут все по своему вкусу, а весь этот прогресс ради прогресса тамошний, ему не по нутру. Не любит он, чтобы природу портили бездумно, спешку эту бестолковую, как в том мире была. Да и не так уж тут все просто устроено – ведь не на дровах готовим, есть же источники энергии, откуда и берем помаленьку на хозяйственные нужды: готовка, там, стирка и все такое. Только не спрашивай, как все это устроено, не спец я в этом. Народу, тут ты верно подметил, у нас немного, это да. Но, во-первых, если заскучаешь, в город можно податься – там жизнь повеселее, а потом, людей мало, зато все хорошие, не попадает сюда нечисть всякая, Стражи, опять же, приглядывают.

Вал непроизвольно поежился, но Густав не обратил на это внимания, продолжая рассказывать:

– Вот, кстати, еще из наших, в соседнем доме Дитрих обживается, хороший серьезный парень. А вот больше нас становится, только когда мэтр лично кого приведет, естественным порядком люди не прибывают. Ну, то есть, физиология вся работает, – он слегка улыбнулся, – а детей тут у нас не бывает. Таковы правила.

– А если кому-то не по нутру эти правила? Что тогда? Тебя ж не спрашивали, когда сюда отправили!

– Ну, мэтр Хайнкоа никого силком держать не будет, это точно, но вот что в таком случае сделает, про то я не задумывался как-то. Точно обратно в прошлое не отправит: временной парадокс, сам понимаешь. Тут-то у нас часы совсем не тикают, а там столько всего уже наворочали! Ладно, хватит разговоры разговаривать! – Густав поднялся с места, подавая пример гостю. – Пойдем, лучше, девочкам с ужином поможем!