Читать книгу Пункт Б - Иван Александрович Мордвинкин - Страница 2

– Обувь снимай! – распорядился хозяин.

Светка закрыла за собой, уселась на сиденье, согнулась и кое-как стащила загрубевшие на морозе дерматиновые кроссовки, кривясь и покряхтывая от боли в заледеневших пальцах.

Водитель вынул откуда-то из-за спины тапочки, бросил на пол, и Светка с облегчением спрятала в них свои ноги в носках, дырявых на больших пальцах.

– Паспорт есть?

– Есть. А что?

– Тебе ж лет четырнадцать, а это дорога, – пояснил он, все ещё не трогаясь и по-хозяйски пристально следя за движениями гостьи. – Зачем мне проблемы?

Светка закопошилась над молнией куртки, трудно расстегнула стылыми пальцами, вынула «блокнотик» из внутреннего кармана, протянул водителю.

Тот принял, надел очки и со внимательностью доктора, изучающего больничную карту, осмотрел документ. Потом вернул молча, кинул очки на полку выше приборной панели и глянул на Светку:

– Ну что, Светлана Андреевна? Поехали? – он улыбнулся по-гагарински, если бы Гагарин был старее, битее и злее. Потом выключил фонарь в кабине и отпустил сцепление. Машина вздрогнула, фыркнула, и жёлтая от света фар дорога сунулась им под колеса.

Поехали.

Когда грузовик разбежался, мир удлинился ещё круче, и снежинки растянулись, мелькая за окном ровными белыми полосками. И теперь всё, что не было дорогой, исчезло в стремительной летящей темноте. Видимы были только линии трассы, отбойники, столбы и нитки проводов, похожие на провисшие строчки нотных станов, так и не заполненных музыкой.

– Что в Москве? – спросил водитель из мерцающей лампочками темноты. – Ты куртку-то сними. Тут жарко.

– В Москве Кремль, – буркнула Светка. Потом привстала, стащила всё ещё холодную курточку, и из её нутра, из подкладки и пустых рукавов в кабину вошел дух печного дыма и нестиранного тряпья.

– Утр-ро кр-расит, – прорычал водила, протягивая «р»: – Нежным светом! Так ты на экскурсию в Кремль?

Он ткнул кнопку, дверное стекло чуть приспустилось, и тёплый воздух, устремляясь во вне, повлёк за собой запах её дома. Грязного и постыдного.

Светка почувствовала, как к лицу приливает кровь.

Она уставилась в зеркало заднего вида, и в свете встречных фар разглядела чужое, осунувшееся лицо девушки с огромными, испуганными глазами, всё ещё ярко-красными от мороза щёками, в дурацком мужском свитере под горло и чёрной вязаной шапке с надписью "Be happy".

Хотя… Глаза её всегда были испуганными, внимательными и удивленными.

С детства.

В последние годы к ним примешалась разве что только злость, которая удобно отталкивала таких вот случайных и неслучайных попутчиков.

Но Светка-то знала, что это только защитные очки. Надёжные, прочные и неодолимые с виду, но такие бесполезные, если вдруг что.

– Меня Олег зовут, – зачем-то представился водитель. У него был голос с брутальной хрипотцой, какою иные мужики напрягают свое горло, чтобы придать словам больше напора. Не хватало только «блатной» походочки и папироски в углу рта. Хотя, кто знает, может в его арсенале имелось и такое.

– А отчество? – буркнула Светка, подозревая стремление Олега сойтись с ней налегке.

– Тоже есть, – он глянул на неё коротко, но тут же вперился в дорогу. Да и толково разглядеть её в темноте кабины все равно не смог бы. – Только мы здесь, на трассе, все равны. Все без отчества. Водилы – «братаны», продавщицы – «девушки», менты – «начальники». Даже без имён.

Потом ехали молча, и эта тишина давила на Светку. Может быть он просто едет в свой Богучар, чтобы там высадить её на обочине и исчезнуть навсегда где-нибудь в далеком Краснодаре. А может жди от него несусветностей, какие и в голову не придут. Как от её отчима, который даже трезвый для неё был непредсказуем, а иногда глуп и жесток без причины.

– А откуда добираешься? – Олег опять тронул её жизнь своими любопытными «пальцами».

– Из дома, – ударила она Олега по «рукам». Но потом, помолчав и смягчившись усилием воли, добавила примирительно, хотя и со снисхождением: – Из Ростова.

– Понял, – кивнул Олег и по-боксерски размял шею, ворочая головой влево-вправо. – В бега, значит? Не ладится у тебя?

Светка не ответила.

– Мама? Папа? – в темноте он не видел её хмурого лица, и «защитные очки» не работали. А словами грубить ему на его же территории Светка не хотела. У мира свои правила, вроде физики. И их лучше не нарушать.

– Мама…

Олег покивал головой, как автомобильный болванчик, и цыкнул сквозь зубы, будто по ошибке смачно откусил лимон.

– Сожитель, выпивка? – спросил он и, подумав, добавил с тою же серьезностью в голосе: – Подростковое одиночество?

– И то и другое…– с неожиданной для самой себя откровенностью ответила Светка. Обыкновенно раздирающего её одиночества люди касались насмешливо и холодно. Но в Олеговом голосе она не уловила надмения.

А потому вздохнула, и в конце выдоха её гортань мелко задрожала, и этот звук напомнил ей тихий, сдерживаемый плач. Знакомый, болезненный и бесполезный. Она сглотнула, чтобы вернуть предательское горло в привычное напряжение и признала то, что всегда прятала:

– И третье.

Проклятое сочувствие всегда делало Светкину душу слабее. Она вздохнула ещё раз, теперь уже во всё туловище, раздавшись ребрами, как воздушный шар, и медленно выдохнула. Медленно, без заметных движений или звуков.

– А вы? – сместила она внимание с себя и вгляделась в сумерки кабины, пытаясь прочитать в силуэте Олега его душу. Но не прочитала. –Вы тут всегда в одиночестве.

– В этой машине все одиноки, – ответил он уклончиво. – Но я понял, как она работает.

Светка промолчала, не нашлась, что сказать – не разбиралась она в машинах.

Поэтому спросила что-угодно:

– Давно работаете на грузовиках?

– Не важно, – отмахнулся Олег, и в его голосе впервые послышалась улыбка. – Это образно. «Метафора» называется. Я не про свою машину, а про ту, которая едет без остановки и называется жизнью.

Дорога пошла к низу, и машина слегка заёрзала влево-вправо.

Но Олег не придал этому значения.

– Жизнь – это фура, а вы – за рулём? – примерила Светка на Олега его метафору. Потом на себя. – Тогда я не понимаю. Моя фура всё время от меня убегает. А иногда и задавить хочет.

Она даже попробовала усмехнуться, но смех не выдохнулся из её горла, увязнув в коме где-то в голосовых связках. И ей захотелось вскричать во всё горло. Захотелось, чтобы этот чужой дядька остановился, а она бы вцепилась в его железную, жилистую руку и рыдала бы в его свитер и орала бы сквозь слезы всякую невнятную белиберду, а он бы только кивал молча и вздыхал. Хоть бы и без сочувствия.

И, может быть, ей стало бы легче.

Но он, конечно, не остановился.

И она, конечно, не разрыдалась.

– Это от тебя не фура твоя убегает, а дорога. Фура – это только твои доступные возможности. Инструменты, понимаешь? Тело, работа, профессия и всё такое. А дорога – это твое движение. Не ты её прокладываешь. Как и в реальности, не я проложил дорогу до Богучара. Но я туда еду, потому что Богучар сейчас – моя цель.

– Цель, – пробормотала Светка и вжалась в дверь, будто стараясь отодвинуться от Олега, всех его метафор, его жизни и его души. Потому, что у него была цель, он также правильно вписан в этот мир, как и все прочие. Как все, кроме неё.

– Вот… – Олег замолчал, сосредоточившись на дороге, какая вошла в низину, не огороженную лесополосами.

Поперечная метелица нанесла наледи, машину качнуло, и Олег снова коротко задвигал рулём влево-вправо, отчего Светку то влекло к Олегу, то отталкивало от него.

Наконец, ложбина выровнялась, трасса пошла на подъем, и колеса зацепили чистый асфальт. Олег выдохнул шумно и облегченно, и Светка только сейчас поняла, что на этот раз машина прошла опасный кусок пути.

Впрочем, Олег тут же продолжил, как ни в чем ни бывало.

– Если будешь смотреть на себя, как на водителя фуры, всё встанет на свои места. Посмотри, где у тебя ошибка: может водитель ошибается, может фура плохо работает, может дорога не та. Или, вообще… цели нет. А без пункта Б тебя несёт куда попало. Оно ведь как… Дорога есть, и выбрать можно любую. Нельзя только остановиться. Остановка – это смерть.

Светка откинулась на спинку сиденья, взглянула на Олега и снова попыталась рассмотреть в свете приборов его лицо. Наверное, в молодости он был красивым и, судя по его манере говорить и двигаться, был модным и дерзким. Как она.

– У меня нет цели. Да и дороги. Вся моя жизнь, даже если отбросить ваши эти… Вся она ад.

– Что так? – отозвался Олег теперь уже без всякого сочувствия.

– Отчим… – Светка умолкла на мгновение, задумалась – стоит ли так уж откровенничать с чужаком. Она уже жалела, что позволила втянуть её в эту беседу старику, претендующему на знание Вселенской мудрости.

Потому ещё раз глянула на Олега украдкой, но увидела только силуэт его напряженных рук, и, может быть даже не умом, а чем-то ещё, уловила его пружинистую, бронебойную внутреннюю прочность. А может это тоже была его маска, вроде защитных «очков».

Впрочем, не похож он был на добренького мяконького мудреца. Этот и голову отшибёт, если надо.

Она вздохнула и почти прорычала сквозь зубы, сдавленные ненавистью:

– Он такие вещи вытворяет со мной! Такое переносить… – она на мгновение задумалась, достаточно ли весомо звучат её слова, и добавила, для их возвышения, всей душой желая приуменьшить Олегову дорожную премудрость: – Это вам не про дорогу рассуждать…

– И что он вытворяет? – насторожился Олег и даже удостоил её быстрого тревожного взгляда, какие редко он на неё кидал по опасности дороги.

– А вы сами не догадываетесь? – выдохнула Светка и замолчала, чувствуя, как детали её истории, проявившиеся в памяти ужасными картинками и не желая переводиться в слова, скомкались в горле, принудив её голос дрогнуть.