Читать книгу Морпех. Русский Уругвай - Иван Басловяк - Страница 5

…Машутка, сладко спавшая, прижавшись к теплому брюшку Кисы, завозилась и тоненько заплакала. Киса вскочила, обнюхала девчушку и в один прыжок исчезла в соседней комнате. Буквально тут же в комнату вошла Ларита, подхватила дочку на руки и ушла, наградив меня улыбкой. Хорошая у меня жена! Не спорит, не ругается, меня любит. Все, чему обучил, выполняет. Ведет домашнее хозяйство, растит дочурку. За три года, что мы живем с ней, выучилась читать и писать по-русски. А говорить на моем языке начала учиться с первых дней нашего знакомства. Теперь учит детишек грамоте в воскресной школе при храме. Первой крестилась в православную веру. Отец Михаил ей не нахвалится, но меня не укоряет, что не освятил я свой брак венчанием. И про блуд не упоминает, потому, как сам живет с симпатичной индианкой, а венчаться с ней не может: священник он у нас единственный, кто имеет право это таинство провести. А как он сам себя венчать будет? Батюшка наш из белого духовенства, жениться имеет право. Только узаконить это не получается. Вот и молчит про блуд. А я не знаю, почему тяну с этим. Что-то меня останавливает, какой-то тормоз. И объяснить я его наличие не могу. Хоть и люблю женушку свою ненаглядную.

Почти все наши стрельцы, что на Руси холостыми были, здесь себе женок нашли. А женатые – подруг. Природа требует! Многие венчались, остальные просто живут со своими подругами, некоторые – и не с одной. Отец Михаил уже около сотни младенцев, рожденных в таких союзах, окрестил, давая русские имена. Так что теперь среди черноголовых детей-индейцев частенько стали мелькать и русые головенки полукровок. Даже несколько рыжих есть! Это явно Макар Рыжий и Дюльдя, он тоже с рыжинкой, постарались. Русская кровь явно пересиливает индейскую. Как пересиливала татарскую, и появлялись в татарских аулах русоволосые голубоглазые татарчата. Возьми такого, вырасти в русской семье, и никто и не подумает, что его отец – татарин. Вот только африканскую русская кровь пересилить не может. Видел я во времени, мною покинутом, достаточное количество плодов «дружбы народов постелями». Откровенно говоря, становилось противно: русская женщина, а рядом – негритенок за руку держится. Вот что заставило ее его рожать? Любовь? Ладно, плод любви, если это она была, виден. А предмет любви где? Нету! В какую-нибудь Зимбабву сдриснул, помахав на прощание черной рукой с белой ладонью. И сколько потом этим несчастным детям издевательств пришлось вынести! Ну не любят на Руси таких экзотов! А сколько их по детским домам было распихано, на государственное содержание. И вырастали из этих негритят в большинстве случаев преступники. Мало кто смог вырасти не озлобленным зверьком и сумел стать нормальным гражданином страны. Дети-изгои превращались в изгоев-взрослых. Но они-то не виноваты, что родились! Это их мамы, ложась под негров, о будущем не думали. А детям пришлось отдуваться.

Поэтому, зная историю и будущее, я приложу максимум усилий, чтобы на землю Русского Уругвая негры не попали. А если и попадут, то только в виде кастрированных рабов, на самые тяжелые работы, куда индейцев жалко будет отправлять. И никаких негритянок, будь они хоть раскрасавицами! Знаю, что эта раса из себя представляет. Я не расист, но негров не люблю. Кстати, самые оголтелые расисты не белые, а как раз черные.

Привлекая внимание, о мои ноги потерлась Киса. Я, наклонившись, погладил ее по голове, почесал за ушком, вызвав довольное мурчание. Красавица моя, умница! Месяц назад принесла очередного, уже третьего, котенка. Первый, рожденный еще во владениях Матаохо Семпе и названный мной Барсиком, уже вырос и жил на конюшне. Его туда сама Киса определила: через три месяца после моего прибытия в Новороссийск взяла уже хорошо подросшего сынишку за загривок и поволокла на конюшню к лошадям, на ПМЖ. Первый месяц отселения часто его навещала, видимо, для обучения или контроля. А потом – все реже и реже. Так, иной раз заглянет на конюшню, пообщается с сыном, и уйдет, удовлетворенная проверкой.

Первое время, мне конюхи докладывали, лошади кота боялись. Храпели, косились на него лиловым глазом. Кот к ним в стойла не лез, чуял, что с перепугу и копытом зашибить могут. Постепенно лошади, не видя агрессии со стороны Барсика, к нему привыкли. А тот работал, регулярно отлавливая местных грызунов, покушавшихся на дорогой для нас овес, и выкладывал свою добычу перед воротами конюшни. Индейцы, обучавшиеся у стрельцов, ставших конюхами, премудростям ухода за лошадьми, были очень рады таким подаркам. Хоть кормились от князя и не голодали. Для них любой зверек это обычная и привычная еда. Индейцы живут от природы. Все, что могут поймать или подстрелить – добыча. Короче, употребляют в пищу все, что шевелится, а что не шевелится – расшевеливают и употребляют. Я об этом, вроде бы, уже говорил. Употребили и полутораметровую змеюку, непонятно как загрызенную котом. Она, со слов взволнованных индейцев, была очень ядовита! В доказательство притащили мне ее голову и даже в чашку, мной поданную, яд выдавили. И не боялись, что отравятся, проделывая эту операцию. Пояснили, что часто ловили и таким образом «доили» змей по заказу шамана, он же лекарь, готовивший из яда лечебные мази. Как жаль, что я не смог, вернее, был занят более актуальными на тот момент делами и не успел влезть в его память. Натолкнулся на блок, но вскрывать его было некогда. Да и не мог я тогда делать это достаточно аккуратно, незаметно и без последствий для чужого мозга. Вот теперь и не знаю, как мази с ядом для лечения, а не для ликвидации кого – либо, готовить. Но яд все равно прибрал. Пусть будет!

Второго своего котенка Киса таким же манером пристроила к дому князя. Именно к дому, а не в дом, потому как живет он на дворе и в комнаты княжеские не заходит. Князь его звал в дом, но тот не пошел, хоть оказывает нашему герцогу все кошачьи знаки уважения и подчинения. Князь его Тигром назвал после того, как кот пригнал ему во двор из пампы молодого кабанчика. Вот была потеха всем, кто это видел! Кот загнал добычу в угол двора и не выпускал, пока не дождался князя. Вот тогда он и получил свое имя. Но не только за бойцовскую смелость князь его так назвал. Кот отличался от своей матери и окрасом, и статью: тело – короче, хвост – тоже, а вот ноги – длиннее. И в окрасе просматриваются темные поперечные полоски. Видимо, в этой местности котов-ягуарунди не водится. Вот и пришлось Кисе пользоваться чужим. Потому и дети у нее на нее не похожие пошли. Кстати, ее последний котенок тоже метис. Вон он, легок на помине. Ковыляет на еще слабеньких, но уже заметно высоких ногах, цепляясь коготками за постеленный на полу ковер. Прятать их он еще не умеет. Киса занялась сыном, а Ларита позвала меня обедать.

Послеобеденная чашечка матэ в руках исходит паром. Мелкими порциями тяну через серебряную бомбилью горячий «напиток божественного Каа», а мысли уносятся в недалекое прошлое…

…Лагерь на мысу. Передо мной стоят четверо десантников, людей моего безвозвратно утерянного времени. Изорванная когда-то пулями форма заштопана и выстирана. За расстегнутыми воротниками – тельняшки в голубую полоску. Все босые. Двое русоволосых, двое чернявых. Почти одинакового среднего роста. У одного на единственном сохранившемся погоне сержантские лычки. Стоят вольно, но напряжение ощущается: не в своей тарелке ребята! Встали у входа в палатку, плечом к плечу, быстрыми взглядами контролируют обстановку. Я сделал знак, и приведшие их стрельцы вышли. Со мной остались Маркел и Дюльдя. Я сел на трехногую табуретку и предложил десантникам сесть на лавку, стоявшую за их спинами. Воины сели, но так, что могли вскочить в любую секунду. Я перевел взгляд с их лиц на босые ноги и произнес:

– Маркел! Проверь-ка, как там баня, и готова ли одёжа. И распорядись принести обувку. Негоже воинам босыми перед воеводой быть!

– Есть! – Маркел, козырнув, выбежал из палатки, провожаемый удивленными взглядами.

– Перед воеводой!? – прошелестел шепот десантников.

– Ты кто? – Вопрос задал сержант. – Где мы?

– Дюльдя! – игнорируя вопрос, позвал я стрельца. – Организуй нам чего-нибудь поесть и выпить.

Богатырь, так же козырнув, молча вышел, подозрительно покосившись на моих гостей.

– Я – стрелецкий воевода боярин Илья Георгиевич Воинов. Вы, судя по тельняшкам, бойцы воздушно-десантных войск России или, как еще расшифровывают аббревиатуру ВДВ – «Войска дяди Васи». Вы находитесь сейчас на восточном берегу Уругвая. Там, – я указал пальцем, – шумит Атлантический океан, на берегу которого мои разведчики нашли вас израненными. Помолившись Богу нашему Чудотворцу, я с помощью Его и креста животворящего, излечил вас, вынув из тел ваших вот эти пули, – я показал. – Как я понимаю, от автомата Калашникова. В том времени, где вы были, вас убили враги. Но Бог Всемогущий решил, что вам еще рано умирать, не выполнив все, вам предначертанное волей Его. И перенес тела ваши, вернув в них ваши души, сюда. Здесь – конец шестнадцатого века, а точнее 1591-й год от Рождества Христова.

– Ого!

– Крепко нас на фугасе долбануло!

– Шиза полная!

– Тихо, воины! – голос сержанта. – А ты не врешь, мил человек? Может, разыгрываешь контуженных? Уж больно говорок твой похож на наш, армейский, а не на боярский: «аз есмь болярин!»

Я рассмеялся:

– Хорошо изобразил, как в кино. Только все проще, и одновременно сложнее. Конечно, вам трудно поверить в мои слова. Думаете, вот сейчас отойдете от наркоза, проснетесь в госпитальной палате. Вокруг раненых героев сестрички будут порхать, утку предлагая или еще чего. Разочарую. Вашей прошлой жизни уже нет. Есть настоящая, здесь и сейчас. Где и когда – я уже сказал.

Повисло тягостное молчание. Десантники растерянно смотрели друг на друга, на меня, на расстилающийся до горизонта океан. Потом чернявый, с багровым рубцом через все горло, шепотом произнес:

– Мистика! Что с нами произошло?

– Что с вами произошло, вы мне сами сейчас рассказывать будете. Вспоминать и рассказывать. Для начала представьтесь.

Бойцы переглянулись, и сержант, встав, начал:

– Мы бойцы разведвзвода батальонной тактической группы 127-го парашютно-десантного полка. Я – гвардии сержант Евгений Владимирович Поливанов, командир отделения. Позывной Жень-Шень.

– Отчего так прозываешься?

– Пацаны назвали, еще в учебке. Имя у меня Женя, и родился я в Приморье. Вот оттуда и Жень-Шень.

– На гражданке что делал?

– В мореходке учился, во Владике. Море люблю. На яхте с отцом с детства хожу. Он как с похода придет, так сразу со мной в море…

– Так что же во флот не забрали? Или в морпехи, хотя бы?

Парень замялся. А я произнес:

– Только не ври. Я умею отличить правду ото лжи.

Сержант кивнул головой и продолжил:

– Мореходку не закончил по причине срочного отчисления за причинение кое-кому на дискотеке мордобития. Могли быть серьезные неприятности, потерпевший оказался сыночком криминального пахана. Вот меня буквально за одни сутки друзья отца и из училища отчислили, и в практически уходящий эшелон с призывниками впихнули. Так в ВДВ и оказался.

– Ясно, сержант. Садись.

Следующим поднялся чернявый паренек с рубцом на шее. Говорил шепотом, видно, голосовые связки серьезно повреждены:

– Гвардии ефрейтор Рощин Богдан Степанович. Наводчик-оператор БМД. Позывной Шатун. Я с Камчатки. Охотничать начал, как сил хватать стало ружье после выстрела не ронять и на ногах удерживаться. Потому – Шатун, медведь такой, на зиму в берлогу не залегший.

Паренек улыбнулся открытой светлой улыбкой и, дождавшись моего разрешения, сел.

– Гвардии рядовой Денисюк Михаил Васильевич, – поднялся следующий боец. – Стрелок. До призыва увлекался парашютным спортом и дельтапланеризмом. Позывной Стриж.

Последним поднялся коренастый парниша с руками слесаря или моториста. Точь в точь, как у меня были, когда на заводе работал.

– Гвардии рядовой Кузнецов Иван Романович, механик-водитель БМД-2. На гражданке мотористом работал. Отсюда и позывной – Дизель.

– Кто я и где вы находитесь, братцы-десантники, вы уже знаете, но еще раз повторю, для лучшего запоминания и осознания всего, что услышите.

И я вновь повторил то, что уже говорил им, с подробностями. Но я видел, что понять, как они здесь очутились, у бойцов все же не получается. И тогда я сказал:

– Расскажите о своем последнем бое. Афган? Чечня?

– Чечня, лето 1995-го, – сержант Жень-Шень, прокашлявшись, начал рассказ. – Мы на своей БМДэхе в головном дозоре шли, впереди колонны. Чичи по колонне огонь открыли почему-то раньше, чем по нам. Мехвод сразу на месте «жука» крутнул, назад, к колонне. Тут взрыв за кормой, фугас, видимо. Корма и кто в десантном отсеке были – в куски. Машина загорелась. Нас четверо уцелело. Из машины выпрыгнули, а дальше я и не помню ничего.

– Женьку сразу очередью срезало, возле гусянки упал, – продолжил Дизель. – Я его в ямку какую-то затащил, стал отстреливаться. Потом граната взорвалась, и все, – мехвод тяжело вздохнул и замолчал.

– Значит, я был последним, – тихо произнес Шатун. – Я видел, как пацаны погибли, и как Мишка Стриж в рукопашке отбивался, а его в спину из «калаша». Помочь не мог, чичи ноги прострелили. Стрелял, пока патроны были. А потом мне очередью руки перебило, и гранату последнюю взорвать не смог!

И замолк боец. Вспомнил, что дальше произошло. Закрыл лицо дрожащими руками и заплакал. Но я твердо знал, что плачет он не от страха и пережитой чудовищно жестокой смерти, а от бессилия, от осознания того, что не сможет уже отомстить и вернуться домой. Бойцы сидели, опустив плечи и закрыв лица. И я их не осуждал. Воин имеет право заплакать, такие слезы его сильнее делают.

– Последнее, что я видел, – прошелестел голос Шатуна, – Это яркая зеленая молния!

Снова молния! У меня по спине пробежал табун ледяных мурашек. Велик Господь!

– Велик Господь! – громко произнес я, вставая. Бойцы так же поднялись и смотрели на меня. – Помолимся же Господу нашему, православные! Вознесем молитву благодарственную за воскрешение воинов русских, в бою с врагами головы свои сложивших!

И я, повернувшись к образу, начал:

– Отче наш! Иже еси на небеси…

Я не знал, были ли десантники крещеными, верили ли в Бога, но они, встав рядом, вслед за мной повторяли слова древней молитвы. И с каждой произнесенной фразой, с каждым крестным знамением я ощущал, как успокаиваются их смятенные души, а голоса обретают твердость. Молитва помогла успокоить души и принять то, что с ними произошло. И подкрепила осознание того, что Бог есть, и Он их в беде не бросил!

Отзвучали последние слова, рука положила последнее знамение. Поклонились образу Отца Небесного. В палатку, неся на деревянной дощечке, накрытой холстинкой, миски с немудреной едой, вошел Маркел. Поставил принесенное на стол, доложил:

– Воевода! Баня еще не готова. А сапоги я вместе с одежей принесу.

– Добро! Иди, все остальное приготовь. Мы тут сами управимся.

Разминувшись с Маркелом у входа, в палатку протиснулся Дюльдя с ведерным бочонком вина, 12 литров, кто не знает, и медной ендовой. Правильно, ребятам после всего пережитого надо хотя бы немного снять стресс. Для этого еще женщины подходят, но они будут позже и не здесь. Поставив ендову в центр стола, стрелец выдернул из бочонка пробку и вылил содержимое в посудину. На край повесил ковшик. Потом, глазами спросив разрешения, вышел наружу и встал возле входа, опершись на свое жуткое оружие – начищенный до зеркального состояния бердыш.

Я разлил вино в большие чарки, на одну сверху положил ломоть хлеба.

– Помянем, славяне, друзей и товарищей, в боях павших. Пусть земля им будет пухом!

Выпили стоя, помолчали. Сели на расставленные вокруг стола лавки. Сержант по моему знаку вновь наполнил чарки. Выпили по второй, после чего уже принялись за еду: жареное мясо, вареная картошка, рыба копченая, соленая, тыквенная каша и еще что-то вкусное. Напряженность постепенно оставила бойцов, ели с аппетитом и вино пили с удовольствием. Раскраснелись некогда бледные лица, в глазах появился блеск. Но разговоры не разговаривали. Видимо, стеснялись. Только Жень-Шень, набравшись храбрости, задал вопрос, услышав который, уши насторожили все:

– Мы, товарищ боярин, поняли, что нас на той дороге чичи убили. И что Бог нас к жизни вернул и заслал, как вы говорите, в шестнадцатый век. Только вот неувязочка! Говорите вы, как и мы в двадцатом веке говорим. Для вас понятно, о чем мы вам рассказали. Разве во времена Ивана Грозного знали, что такое БМД или граната, автомат? И кто такой мехвод? Странно это!

– Вопрос, конечно, интересный, ребята. Скажу только одно, но никаких больше по этой теме вопросов! Я – из начала 21-го века сюда попал, и тоже пройдя через смертные врата с Божьей помощью. Как, что, почем, куда и так далее – без комментариев! Предупреждаю: это тайна, которой, кроме вас, владеет еще только один человек. И все! И вам придется всю оставшуюся жизнь молчать о том, кто вы и откуда.

– Ваша легенда, – продолжил я, – такова: вы воины русские, попали в плен турецкий, галера, где вы гребцами были, в Новый Свет шла. Плыли очень долго. На скалы галера напоролась, вы выплыть сумели, так как бежать готовились при удобном случае, и кандалы подпилили заранее. Попали на остров маленький, безлюдный. Связали плот. Подняли парус и поплыли, куда Бог послал. Сколько плыли – не помните. Один раз мимо корабль какой-то проходил. Но не взял на борт, только из пушки пальнул. Но Бог миловал. Убить не убили, только поранили сильно. Плот ломаться начал, как до берега добрались – тоже не помните. Очнулись уже здесь, в палатке. Вот этой версии и придерживайтесь. Народ в этом веке простой, фантастики не читал. В Бога и Дьявола верит. И в эту байку тоже поверит, даст Бог-милостивец. Испанцы, в чьих владениях мы сейчас находимся, очень набожны и подозрительны. Развлечением считают, если кого на костре инквизиция сожжет, обвинив в связях с дьяволом или в колдовстве. Вы как раз под второе и попадаете. Вот и делайте выводы!

– А как же форма наша, тельняшки?

– Османы, скажете, так здесь сейчас турок называют, запомните, свои обноски дали. Заодно постригли и побрили, чтобы сильнее унизить русского человека: у них без бород и усов только евнухи. И еще запомните: меньше разговоров, больше слушать, как люди говорят. Запоминать, как что называется. Что не ясно – у меня спрашивать. Без опояски, тонкого ремешка, что поверх рубахи вяжут, может ходить только крестьянин, смерд по-здешнему, да и то в поле на пахоте или покосе. Остальные – только опоясанными! Всегда! И ничему не удивляться вслух!

Дальше я провел с десантниками такой же ликбез, что в свое время со мной провел князь. В палатку заглянул Маркел:

– Воевода! Баня готова, одежа на скамейке лежит.

– А подарки мои?

– Внутри дожидаются!

– Так, бойцы. Сейчас – баня. Маркел, холоп мой, вас проводит, все покажет. Одежду поменяйте, чтоб не выделяться. Я вам подарки приготовил, не удивляйтесь. Здесь нравы простые, что естественно, то не безобразно. Но некоторые приличия и индейцы местные соблюдают. Учтите на будущее. Понравятся подарки – можете оставить себе в вечное пользование. Не понравятся – сможете потом выбрать из свободных. Индейцы местные не рабы, а мои союзники. Относитесь к ним по-товарищески, но без панибратства. Некоторая дистанция быть должна, тем более, что им я вас представлю как своих братьев, потерявшихся и найденных. Я для индейцев в большом авторитете, не уроните мне его! В будущем я планирую использовать ваши знания на командных должностях. Все. Идите. Маркел! Проводи.

…Из бани мои десантники выбрались только под утро, перед побудкой. Форму свою поменяли на одежду, найденную моими стрельцами в трюмах флейта. На продажу горбатый карлик-капитан вез ее довольно много. Вот теперь десантники двадцатого века внешне вполне соответствовали шестнадцатому. Только тельняшки оставили. И тут я уже ничего не смогу сделать!

…Князю и остальному комсоставу Русского экспедиционного корпуса я доложил ту версию, что озвучил для запоминания десантникам. Что поверили все – сомневаюсь. По крайней мере, князь от меня явно ждал конфиденциальной информации. Он ее, конечно, получил в приватной беседе тет-а-тет. И тут же задал вопрос, как я такой Божий подарок использовать намерен.

– Для начала они будут инструкторами по рукопашному бою. Дам им на год по полсотни пацанов, пусть из них бойцов делают. Заодно и грамоте обучат, арифметике. Среднее образование каждый из десантников имеет. Пограмотнее нынешних учителей церковно-приходских школ будут. А потом – раскидаю по специализациям. Вместе с теми из воспитанников, кто в науках преуспеет.

– И что планируешь?

– Иван Дизель – моторист. Пусть займётся созданием двигателя. Для начала – паровика. Хочу, чтобы наши боевые корабли от ветра не зависели, иначе задавят нас сначала на море, а потом и на земле.

– А из чего и с кем он их делать будет?

– Схожу в Европу, поищу механиков. Там сейчас подрастают будущие конструкторы паровых машин. Куплю материалы необходимые, а механикам покажу правильное направление в их работе. Но только здесь, в Новороссийске. Знаний, слава Богу, у меня хватает.

– А остальные?

– Михаил Стриж – дельтапланерист. Авиацию будет нам строить. Богдан Шатун – стрелок, охотник. Он в огнестрельном оружии спец. Напомню нашим мореходам, чтобы за любые деньги привезти из Старого Света мастеров-оружейников. Шатун им будет идеи подкидывать, а те – воплощать их в железе. Огнестрел необходим казнозарядный, с капсюльным патроном. Вместе с алхимиком нашим, Жан-Полем, будут работать. Помнишь, князь, что француз нам говорил?

– Что порох большой мощности выдумал и кристаллы взрывающиеся.

– Вот именно! А это прямой путь к унитарному патрону для многозарядных ружей-револьверов и казнозарядных пушек, снарядами стреляющих. Я им всем помогать буду, Господь мне в память много полезного и нам необходимого вложил.

– А сержант, Жень-Шень?

– Ну, тому прямая дорога в капитаны одного из наших будущих кораблей! Думаю я, что надо нам флот увеличивать. Корабли либо захватывать, либо покупать. Купить – предпочтительнее. Только новые или недолго плававшие. Деньги есть, изумруды понемногу надо в Европе продавать, на них и флот собирать.

– Ты прав, боярин. Через пару месяцев, как товара местного достаточно соберу, отправлю боярина Жилина с Рамоном в Старый Свет. С ними и Жень-Шень твой пойдет, учиться настоящим парусником управлять. В команду дам всех стрельцов, что морскую науку хоть немного усвоили. На палубе доучатся! И из уругвайцев твоих десятка два – три не мешало бы к морскому делу приставить. Подумай над этим!

– А что думать! Озадачу Фиделя с Камило набрать моим именем среди индейцев команды матросов на баркасы. И в море! То есть, в Ла-Плату, она здесь как раз на море своими размерами похожа.

– Одобряю. Завтра же и прикажи, а лучше сам выбери среди уругвайцев желающих отличиться. Ты у них в огромном авторитете!

– Сделаю!

Съели по апельсину. Помолчали. А потом я попросил князя еще раз показать мне документ, что дон Адолфо выдал на владение бухтой и землей вокруг залива Монтевидео.

– Тебе что-то не понятно? – князь с удивлением посмотрел на меня.

– Я, князь, хорошо знаю этот период в истории колонизации Южной Америки. Спасибо матушке, царствие ей небесное, – я перекрестился. – Потому имею некоторые сомнения.

Князь вытащил из сундучка документы и подал мне. Я углубился в изучение, и вскоре мне стало понятно, что дон прикрыл свой зад, не нарушив указы короля, и поимел нехилые денежки введя, мягко говоря, в заблуждение родственника. Закончив изучение, я положил бумаги на стол, взял с блюда апельсин и стал его очищать.

– Ну, что ты там вычитал? – в голосе князя слышалось нетерпение.

– Скажи, Андрей Михайлович, ты весь документ читал? С самого начала?

– Нет, я титулы все, как и поименования, пропустил. Прочитал, что бухта переходит в мое пользование вместе с землей и индейцами, на ней живущими, и все. Да, еще прочел, что подушную подать королю испанскому за людишек платить должен, но это мелочь! А что, там что-то не так написано?

– Чтобы тебе, князь, было понятнее – немного истории. После открытия и завоевания Нового Света для управления колониями были образованы несколько вице-королевств. Нас интересует одно – вице – королевство Перу, которое включает почти все владения в Южной Америке, кроме побережья Венесуэлы. В составе вице – королевств есть самоуправляющиеся территории, генерал – капитанства. Одно из них – это капитанство Ла-Плата, в котором мы и находимся, а генерал-капитаном является гранд Адолфо. Не наместником! Вот об этом и говорится в первых строках документа. Самостоятельность дона Адолфо ограничена. Он осуществляет только административные функции, и продавать землю не имеет права. Только с разрешения вице-короля. Но и вице-король такое разрешение дать тоже не может – прерогатива не его! Верховным собственником земли является только испанский король. Единственное, что мог сделать дон Адолфо, это разрешить тебе организовать энкомьенду. Это особая форма поместья, предоставлявшегося испанским дворянам-переселенцам. Владелец поместья – эн-комендеро – имеет право только на использование труда приписанных к энкомьенде индейцев. Он должен заботиться об обращении индейцев в христианство, обеспечивать уплату ими подушной подати – «трибуто», и выполнение трудовой повинности в пользу государства на королевских рудниках, строительстве и так далее. Вот об этом, о пожаловании тебе энкомьенды, и написано в выданном документе, а не о праве владения землей. Ты не владелец, а обычный арендатор. Срок аренды не указан, значит, согнать тебя с земли можно в любой момент, лишь бы силы у сгоняльщиков хватило. А нам открытая конфронтация с испанской короной сейчас не нужна. Правда, лет через двадцать-тридцать, в 17-м веке, начнется формирование крупных землевладений – латифундий, которые не будут связаны с пожалованием энкомьенды. Да и на королевские указы уже особо обращать внимания не будут. Силу обретут землевладельцы, вернее, землезахватчики. Но это когда еще будет!

– Так значит, этот старый козел меня обманул и развел на деньги?! – князь нервными шагами мерял комнату. – И что теперь делать? И как мне с ним теперь поступить? Простить не смогу! Он меня как последнего лоха развел, сволочь! А еще родственник! Сын мой у него в войске служит, дочь с внуком моим в его доме живет! Что делать, а?

– Для начала – успокоиться. А при дальнейшем общении не показывать вида, что раскусил его «кидок». Понять дона можно! Он себя прикрыл и тебе, вроде бы, потрафил, дал, что ты хотел. Ну, срубил с дикого богатого московита деньжат! Мелочи! Мало ли чего между родственниками не бывает!

– Убью гада! Вызову на дуэль и зарежу этого подагрика. А я ему еще мазь от его болячек обещал, чтоб ревматизм подлечил.

– А вот дуэлировать с доном не стоит: убьешь его, пришлет король другого. Более жадного и упертого – мы, как ни крути, а иностранцы. Здесь селиться не имеем права. Потому, князь, мой совет: не подавать вида, но помнить, что истинные твои родственники и союзники – рядом с тобой находятся и тебе служат. А мазь лечебную пошли. Чем дольше дон Адолфо у власти пробудет, тем нам лучше. И подумаем, как его по полной программе использовать на наше благо. Трудности начнутся, если он умрет или власти лишится.

– Я тебя понял, Илья Георгиевич. Обидно осознавать, что мечта о тихой старости рушится. Опять враги кругом, опять саблю в руки. Эх-хе-хе!

…Да, покой нам только снится! А будет ли он когда-нибудь? «Вечный покой – для седых пирамид…». Я подбросил дровишек в камин и, глядя на огонь, вновь углубился в воспоминания…