Читать книгу Преподобный Никон Радонежский - Иван Чуркин - Страница 3

К закату клонился год 1352-й. И уж как во Владимирской земле ждали первого снега, а за ним морозца – устали люди от страха, слёз и горя. Казалось, по всему белому свету гуляло моровое поветрие, выкашивало семью за семьёй, дом за домом.

Владимирский князь Симеон Иванович Гордый каких только грозных приказов ни рассылал по народу, а толку не было – моровая язва праздник праздновала.

– За грехи наши, – шептались в Юрьеве-Польском, страшились, но шли к крепостной стене. Там скопились прохожие и нищие, а теперь вот надо собирать умерших и предавать их земле. Боялись заразиться, да что поделаешь: христианские души, настрадавшись, должны обрести покой.

Дождались люди – с утра выпал пушистый снег, неровно так лёг на тонкий ледок реки Колокши, а застенчивое солнышко вызвало улыбку: даст Бог, с холодком и болезнь уляжется. Вымерзнет. Сойдёт на нет.

– Ты гляди-ка, матушка, каким ярким утром младенец наш на белый свет появился. Зайчики прямо с креста святого Георгия в наших окнах играют.

– Слава Богу! Сберегли мы с тобой младенца.

Хозяин с лавки поднялся, к зыбке подошёл, а в ней долгожданный ребёнок лежит, улыбается, пухлыми губками причмокивает.

– Имя, поди, уж давно ему придумала, только скрытница ты у меня, в потаёнке его держишь.

– Никоном его надумала назвать, если против не будешь. По святцам посчитала, Никоном и выходит.

– Так что же? Крепкое имя.

А во Владимирском княжестве, да что там в княжестве – в небольшом их родном городке, этой радости никто и не заметил, и только когда счастливые родители вышли с живым кулёчком на улицу да направились в сторону Георгиевского собора, все соседи, а потом и совсем незнакомые люди тихо поздравляли молодых родителей.

– Вот и помощник появился, – не стесняясь, говорили одни.

– Что бы ни случалось а жизнь продолжается, – задумчиво произносили другие.

– Жить нашему Юрьеву и дальше, пока в нём живые души нарождаются, – сходились во мнении люди. – Это к хорошему.

Батюшка в церкви прослезился, увидев младенца. За последнее время священнику всё больше заупокойную службу приходилось творить, а купель стояла, будто сирота круглая.

Сегодня в ней голубится святая вода, переливается в приглушённом солнечном свете, который тихо и застенчиво льётся из-под купола собора.

С сыном Никоном вышли из храма родители и пока шли, пока дома любовались на крестик, что прильнул к детской груди, всё говорили и говорили, каким будет сын, чем будет заниматься, какой помощник из него вырастет…

Время незаметно бежит. Только берёзу под окном посадили, глядишь – а она уже тень на голову бросает. И не заметили родители, как поднялся и окреп Никон. Косой в заливных лугах укладывал в валки душистую траву. Топором помогал поднимать к небу избу. С неводом ловко управлялся. Вместе с батюшкой и матушкой вставал утром и ложился вечером с молитвой, а в свободную минуту с радостью читал священные книги.

– Это куда у нас хлеб подевался? – интересовалась мать.

– Прохожие шли, милостыню просили. Как не дать? – отвечал сын.

А потом уже и спрашивать не стали, видели, как торопится он в храм, где с батюшкой подолгу беседует.

– Хорошо мне в церкви, сердце замирает, – с волнением говорил Никон. – Слышу молитву, и такое на душе, будто она только для меня и звучит.

Любое доброе дело по душе Никону, но храм особенно притягивал отрока. Он там свой, родной.

Так и проводил свои детские годы преподобный Никон, пока не встретил у дома согбенного старика с мальчиком.

– Куда направляетесь? – спросил он их.

– К батюшке Сергию идём, в Троицкий монастырь, – отвечали те с поклоном.

– Не слыхал о таком, – присел на лужайку Никон.

– Заступник наш, молитвенник. А уж труженик, каких не видно сегодня. Все княжества пешком исходил – князей совестит, говорит, так и будет народ страдать, пока вы не обретёте мир между собой. С ним поговорить – заново родиться. Есть ли ещё молитвенники такие, не знаю, – крестился старик.

Да много ещё рассказывал об отце Сергии.

Услышав об ангельском житии блаженного¹ инока, который собрал братию и основал монастырь в окрестностях города Радонежа, Никон будто захворал. О чём бы ни думал, какое бы дело ни делал, а сам там, на горе Маковец, в неведомом Радонеже.

«Говорил же старик, что игумен Сергий с братией скорби радостно терпит, – думал Никон, – и я желаю, того же».

Об этом не раз заводил речь с родителями. И жалко было отцу с матерью отпускать единственное чадо от себя, да понимали: сын тянется к Богу. Сами выросли и жили в благоверии и благочестии, таким и Никона вырастили.

Не устояли перед просьбами сына, отпустили в дальнюю дорогу. Только и сказал отец на прощание:

– Ты помни, сынок, слова апостола Павла и живи как чадо света².

С этим отцовским напутствием и отправился Никон в Троицкую обитель.

Дорога легко отсчитывала версту за верстой. То лесная, то полевая, она вывела на простор, и на маковке высокого пригорка путник увидел монастырь.

Частоколом обнесены приземистые избушки, к ним прильнули огородные грядки, а вокруг травостой душистый.

Сразу же поспешил путник к настоятелю – преподобному Сергию Радонежскому. Припав к его стопам, Никон усердно стал упрашивать, чтобы игумен постриг его в иноческий чин.

Авве по сердцу пришлись благоразумие и чистота отрока, и душа его потянулась к Никону.

«Необычный проситель пожаловал ко мне, – думал святой Сергий, – духовник будущий, подвижник». И отправил пришедшего на испытание – отослал в научение к ученику своему преподобному Афанасию Высоцкому, основателю Серпуховского монастыря, славившемуся добродетельною жизнью и искусившемуся в иноческих подвигах.

– Иди без всякого размышления, – сказал он отроку, – и, если Богу угодно, ты примешь там иноческий образ.

Со смирением повиновался Никон.