Читать книгу Дочь за отца. Зов крови - Иван Державин - Страница 3

Машина так и не завелась. Андрей Мохов оставил машину соседу Султану, пообещавшему к вечеру заменить какое-то реле, и побежал к станции метро. В час пик добраться на метро до центра можно было на полчаса, а то и больше, быстрее, чем на машине.

Пробы были не его, а его партнерши. Вот уже месяц, как режиссер и он – сценарий писался под него и с его участием – не могли ее подобрать. Такое впечатление, словно девушки с ясными чистыми глазами начисто перевелись в стране и остались одни прошмандовки. Налицо сказался результат долгожданной демократами сексуальной революции. Ну не поверит же кинозритель, чтобы эти современные подражательницы Шерон Стоун и Памелы Андерсон делали трагедию из банального изнасилования. Да из них самих похоть так и прет, без которой они ноль без палочки, как та же Памела без силиконовых сисек. А уж если совершат над ними насилие, то не станут они, право, сходить от этого с ума и считать жизнь конченой. Следовательно, не очень расстроится и зритель, не испытав жалости к надруганной героине. А вот режиссер точно расстроится, не увидев ожидаемых соплей на просмотре картины, и ему станет жалко потраченных усилий и денег. Вот и устраивает он пробы одну за другой, затягивая съемку. А еще потому он это делает, что давно была у него мечта, чтобы зритель влюбился в его героиню, как когда-то влюблялись в Целиковскую и Смирнову, даже не видя их обнаженных роскошных грудей.

А время подпирало и тянуть дальше было нельзя. Поэтому на сегодня была назначена последняя проба, и в любом случае вопрос о героине должен быть решен. А претенденток было сто-олько!: и жен, и любовниц и дочерей, и все труднее было отбивать натиск их мужей, тузов и отцов.

Его уже узнавали на улице, поэтому он старался ни на кого не смотреть, хотя и приходилось извиняться, когда толкали его, а он других. Вот и сейчас его прямо-таки бросили на девушку – подростка с роскошными светлыми волосами. Очевидно, ее больно вдавили спиной в перекладину, отчего ее хорошенькое лицо исказила гримаска. Андрею стало невыносимо жалко ее. А когда она подняла на него блестевшие от выступивших слез глаза, он чуть не вскрикнул. Она! Та, что им с Мытаркиным нужна! Огромные совсем не блядовитые печальные глаза и миленькая мордашка с нежной почти прозрачной кожей. Вот если бы к этому была еще точеная фигурка и чтобы еще и не шепелявила, тогда точно была бы она, наша героиня, размечтался Андрей.

Просунув вперед руки и скользнув пальцем по талии девушки («Как тростинка!»), он ухватился за перекладину и с силой подал себя назад. Она выпрямилась, прикрыла на секунду глаза лохматыми ресницами, выпятила бледные пухлые губы и, выдохнув воздух, слабо улыбнулась.

Обратив внимание на ее ровные зубы и на то, что ресницы и губы у нее не были накрашены, Андрей совсем разволновался и впервые пожалел, что его не узнали. А что это так, было видно по тому, как девушка нахмурила брови, чувствуя себя явно неловко в его объятиях. Другие бы уж точно не растерялись в такой ситуации, даже не узнав его. Парень он был что надо, не то что видный, а в газетах даже писали, делонски красив, а вот в ее глазах он этого не заметил. Скорее всего, она не привыкла знакомиться в метро. Если же она надумает сейчас сойти, испугался он, и я побегу за ней, тогда уж точно упущу ее.

– Девушка, – нагнулся он к ее уху. – Бога ради, не подумайте чего плохого и выслушайте меня. Чтобы вас сразу успокоить, я женат, люблю жену, она должна скоро родить, и ничего дурного я вам не сделаю. Дело в том, что я артист театра и кино и сейчас еду на кинопробы. А на метро еду потому, что сломалась машина, я опаздывал, а так быстрее. Сейчас я рад этому, потому что мы ищем девушку на главную роль и никак не можем найти, а увидев вас, я уверен, она должна быть похожей на вас. Ей богу, я не банальничаю. Ну, взгляните на меня повнимательней, может, вспомните, что видели меня в кино.

Он откинул назад голову и, поймав ее взгляд, улыбнулся.

– Теперь узнали?

Она с интересом («Еще бы – такую чушь нес») взглянула на него.

– Узнала. Если не ошибаюсь, это вы с другом убежали из тюрьмы, его ранили, вы его несли и похоронили в лесу.

– Ну вот, видите, – обрадовался он и удивился тому, насколько ее голос соответствовал облику: нежный, чистый и не прокуренный. А главное, не шепелявит.

Он опять нагнулся к ней, стараясь не касаться губами ее уха, заговорил уже по-деловому:

– Это займет у вас максимум полтора часа. Я добьюсь, чтобы вас прослушали вне очереди. Я понимаю, что вы боитесь обмана. И правильно делаете. Время сейчас такое, не бояться нельзя. Но там будет много народу. Таких же, как вы, претенденток по нашему объявлению в газетах на главную девичью роль в картине «За неделю до свадьбы». Может, читали?

Девушка подняла к глазам руку, взглянула на часы.

– Где это находится?

– В пяти минутах ходьбы от метро" Третьяковская» в клубе. Это как раз по этой линии.

– А почему бы и нет? – решилась она. – Я же никогда себе не прощу. Будет, что вспомнить.

– И рассказывать внукам, – добавил обрадовано Андрей. – Вот и ладненько.

Он выпрямился и увидел, что в вагоне стало свободней. Рыжая дылда шептала на весь вагон подруге с глазами Крупской:

– Дура ты. Я же тебе говорю, Мохов. Теперь видишь?

Увидев, что на него уставились другие, Андрей опять нагнулся к своей попутчице и повторил тихо:

– Вот и ладненько. Скоро наша остановка.

Пропуская ее вперед, он глянул на ее ноги, и они его не разочаровали. При ее маленьком росте они были довольно высокие и не спички. То, что надо. Теперь бы еще чуть таланта, ужесточил он свои требования, и фотогеничности. Бывает, в жизни глаз не оторвешь, а в кадре косорылая.

Подходя к зданию клуба, она слегка забеспокоилась, не увидев ожидаемой толпы. Но тут к его радости их обогнали три девушки, обернувшиеся, как по команде.

– Здравствуйте, – сказала одна из них, раскрыв рот в голливудской улыбке.

– Здравствуйте, – охотно отозвался Андрей. – Вы, девушки, конечно, на пробы?

– Да, да, – хором закивали они, заглядывая ему в глаза.

– Чудесно. У вас, я вижу, прекрасные шансы.

Подмигнув хитро своей спутнице, которую, как он узнал, звали Лидой, он пропустил ее перед дверью вперед, и они по лестнице поднялись на второй этаж, где находился гудевший улеем зал.

Андрей подвел Лиду к стоявшему на сцене худому лет сорока пяти мужчине в сером толстом свитере и, протягивая руку, спросил:

– Можешь ее первой прослушать? – а Лиде шепнул. – Это Мытаркин Евгений Сергеевич, режиссер.

Мытаркин пробежал оценивающим взглядом чуть выпуклых карих глаз по Лиде с головы до ног, а чтобы увидеть ее со стороны, слегка склонил на бок голову. Результат оценки он выразил словом «угу». С ударением на втором слоге его можно было понять как одобрение.

– Можно где-нибудь отдельно? – настаивал Андрей.

Мытаркин вторично скользнул взглядом по Лиде, дважды угукнул, на этот раз без ударения, и кивнул стоявшему рядом маленькому толстому человеку с камерой на плече. Вчетвером они прошли за сцену, а там в одну из комнат длинного коридора, где режиссер уселся на стул у двери и велел Лиде прочитать любой отрывок или стихотворение. Андрей отобрал у нее сумочку и, ободряюще подмигнув, подтолкнул вперед.

Она вышла на середину комнаты, какое-то время стояла, глядя на пол, затем подняла руки до уровня плеч и плавно замахала ими, словно в полете. По дороге Андрей подсказал, что ее обязательно попросят что-нибудь прочитать наизусть. Это ее обрадовало. Уж что-что, а стихов она знала не счесть сколько, уйму. Вчера она прочитала Брюсова и всплакнула, вспомнив тетю Любу, умершую у нее на глазах. Они пробыли в одной палате больше года и породнились. Тетя Люба снялась в сотне фильмов и была знакома со всеми известными артистами. Играла она в основном маленькие роли и уверяла, что играть их труднее, чем главные. В считанные минуты, а то и секунды нужно было выплеснуть больше души, чтобы зритель запомнил роль наряду с главной. Любовь Лебедеву в Советском Союзе знали от мала до велика, а умерла она в России в бедности и всеми забытая. Деньги на ее похороны собирали всей больницей. На кладбище Лиду отпустили под присмотром мамы. В автобусе она насчитала вместе с собой девять человек.

За несколько дней до смерти тетя Люба сказала ей: «Девочка моя, если, дай бог, ты решишься поступать в театральный, на прослушивании обязательно прочитай им своего „Мотылька“, как я тебя учила. Жаль, я не узнаю, как тобой будут восхищаться. Я не пророчу тебе долгую артистическую славу, но в единовременной не сомневаюсь. Ты помнишь старый фильм „Золушка“? Ее могут играть сколько угодно актрис, но на все времена останется только одна „Золушка“: в исполнении Янины Жеймо. А ведь это была ее почти единственная роль в кино. Твое очарование тоже мимолетно, еще два-три года, затем один бог знает, что станет с твоей внешностью, тем более при твоей болезни. А сейчас ты бесподобна».

Тетя Люба умерла всего год назад. Сейчас Лиде скоро двадцать. Год прошел, осталось два. Она сейчас попробует. Как ее учила тетя Люба.

Продолжая махать руками, Лида стала медленно ходить по кругу вокруг воображаемой оси и читать:

Я мотылек ночной. Послушно

Кружусь над яркостью свечи.

Сияет пламя равнодушно,

Но так ласкательны лучи.

– Стоп! – хлопнул в ладони недовольно режиссер. – Федор, встань в середину. Нет, сядь на жирный зад и води за ней. А ты, – сказал он Лиде, – поглядывай изредка в камеру. Она как бы пламя, поняла?

Оператор долго кряхтя усаживался на носовой платок. Глядя в глазок камеры, Лида продолжила читать. Когда пламя стало невыносимо и крылья вот-вот должны были вспыхнуть, она ускорила круженье и взмахи, и голос ее в последнем отчаянии зазвенел:

Хочу упиться смертью знойной,

Изведать сладости огня.

Еще один полет нестройный, И пламя обовьет меня.

Руки ее судорожно задрожали и упали, голос оборвался, а она сама опустилась на колени и склонила голову.

У нее не хватило мужества взглянуть на режиссера, а он молчал, и было слышно лишь кряхтенье поднимавшегося оператора. Держа в поднятой руке камеру, он застыл на коленях с поднятым задом. Лида вскочила и стала помогать ему. Встав на ноги, он начал шумно отдуваться. Поднимая платок, Лида наконец осмелилась взглянуть на Мытаркина. Он разговаривал с Андреем и был хмур. Она прислушалась.

– Тогда ее надо убивать, как я и предлагал вначале, – говорил Андрей. – Он ведь сгорает.

– Это с одной стороны. А с другой? – возражал Мытаркин. – Зритель поймет намек и будет уверен, что она погибнет. И тем приятнее будет для него счастливый конец. Слушай, – обратился он к Лиде, – а петь ты можешь? – и, увидев ее растерянность, пояснил. – Любое, что знаешь. Лучше бы что-нибудь грустное.

Ее папа, когда выпивал, часто пел «Гори, гори, моя звезда», и в его глазах стояли слезы. Он связывал эту песню со своей матерью, которую Лида не помнила. А теперь она сама в день его исчезновения поет маме эту песню, и они обе плачут.

Она думала, что Мытаркин остановит ее уже после первого куплета, но он не сделал это.

Тело отца так и не нашли. Только на третью годовщину исчезновения они догадались приклеить его фотографию на бабушкин памятник. Теперь им хоть есть куда ходить. Хотя бы символически. На ее глазах появились слезы, и голос задрожал.

– Угу-угу-угу, – проговорил Мытаркин, когда она закончила петь, и спросил. – Сколько тебе лет?

– Скоро двадцать.

– А я думал, ты еще учишься в школе. Лучше не придумаешь. В сцене, которую ты сейчас сыграешь с Андреем, тебе скоро будет девятнадцать. Около года назад, за неделю до твоей свадьбы, твоего жениха Сергея на твоих глазах зверски убили, а тебя изнасиловал один из бандитов в маске. Ты что побелела? Не захочешь играть в этой сцене, заменим дублершей. Это не проблема, быстро подберем. Так вот. Родителей твоих тоже убили. Типичная история в наше время. Ты осталась совсем одна, без денег, и через некоторое время, встретив богатого парня Максима, которого играет Андрей, соглашаешься выйти за него замуж. И вдруг узнаешь в нем своего насильника. Разумеется, ты уж извини, в минуту близости. По-другому она его признать не могла. Я в этом не специалист, но женщины утверждают, узнать можно. Так вот. Ничего не сказав, она убежала от него и после мучительных раздумий все-таки решила вернуться, чтобы использовать его в розыске убийц своих родителей. Вот здесь сцена вашей встречи на следующее утро. Ты вся кипишь, но делаешь вид, что ничего не случилось. Все это должно быть на твоем лице. На, почитай и попробуй сыграть.

Мытаркин протянул Лиде лист. Она взяла, отошла к окну и стала читать. А он подозвал Андрея и спросил:

– Она о себе что-нибудь рассказала?

– Когда? Скажи спасибо, что привел. Сам видишь, не секушка.

– Надо бы узнать, о ком она думала, когда пела. Видел ее слезы? Настоящие. Она о ком-то вспоминала. Я это почувствовал. Может, вставим эту песню? Как думаешь?

– Я об этом тоже подумал. У нас она родителей тоже вспоминает. Не обязательно эту песню, можно заказать.

– Не-ет. Другую песню она так не споет, а равной ей не будет. Молодежь ее не знает, а старикам будет приятно ее услышать.

Мытаркин посмотрел на Лиду. Она повторяла текст, глядя в потолок и шевеля губами. Улыбнувшись, он сказал Андрею:

– Зови и начинайте.

Андрей подошел к Лиде.

– Готова?

Она кивнула.

– Тогда начали.

– Я ее не понимаю.

– Кого ее? Риту? Что именно?

– Он мог быть причастным к убийству ее родителей, а она целуется с ним.

– И не только целуется. Потому что я буду рисковать жизнью, чтобы помочь тебе отыскать и наказать убийц твоих родителей.

Она задумалась.

– Я не знаю, смогла бы я. А их наказали? И она тоже убивала?

– О, еще как! Без меня она расправилась сама с двумя убийцами Сергея. Одна. А со мной убила главного охранника, убийцу родителей. Но я все равно больше убил: главаря банды и кучу охранников. И что, за это меня противно поцеловать?

Она не улыбнулась и опять задумалась о чем-то своем. Когда ее молчанье затянулось, он спросил:

– Начнем?

…Она встрепенулась и вновь кивнула. Он махнул головой оператору и, отбежав к двери, крикнул:

– Рита! Наконец! Куда ты исчезла? Я тебе обзвонился.

Она не обернулась, вся напряглась, зажмурила глаза и сжала зубы. Андрей подбежал к ней, поцеловал в шею. Заглянув ей в глаза, он спросил с тревогой в голосе:

– Что случилось? Ты такая бледная.

Она вскинула на него глаза, долго смотрела, представляя такое же красивое. Андрей увидел в них такую неподдельную ненависть и презрение, что решил отступить от текста, будто догадавшись, что она узнала о нем правду. Он опустил покорно голову с выражением на лице: «Бей, но я люблю тебя». Лида опомнилась, взгляд ее потеплел, и она натянуто улыбнулась.

– Ничего не случилось, – ответила она с печалью в голосе. – Просто вспомнила папу… и маму, – поспешно добавила она.

В тексте папы с мамой тоже не было. Андрей прижал ее голову к себе и сказал ласково:

– Все будет хорошо, успокойся, любимая. А я вот что купил, – вернулся он к тексту.

Он вынул из кармана коробочку и раскрыл ее. В ней лежало обручальное кольцо. Она вопросительно подняла на него глаза.

– Это тебе, – сказал он.

Господи, да ради того, чтобы найти моего отца, подумала она, я… Она вынула из коробочки кольцо, надела его на палец и, счастливо улыбнувшись, бросилась Андрею на шею. Держа ее на весу, он крепко прижал ее к себе и стал искать губами ее губы…

Мытаркин хлопнул в ладоши, сказал Андрею:

– Не забывайся, жене расскажу.

Андрей опустил Лиду на пол, вопросительно уставился на Мытаркина.

– Постой за дверью, – сказал тот Лиде.

Она взяла со стула сумку, вышла в коридор. Слышно было, как гудел зал. От волнения ей захотелось в туалет. Она пошла по коридору, читая надписи на дверях, сделанные от руки на клочках бумаги: «Операторы», «Звукорежиссер», «Гримерная». Господи, господи, хоть бы они меня взяли, молила она бога, пусть не на эту, на любую другую роль. Я буду самая несчастливая, если не возьмут. Только этого несчастья мне не хватало в жизни.

Наконец она отыскала нужную дверь. Там она подошла к зеркалу и поразилась лихорадочному блеску своих глаз. Ей вдруг захотелось петь и плясать. Но из кабины вышла девушка, еще одна показалась в двери. Лида придирчиво оглядела их, выискивая недостатки и с ревностью признавая, что обе они были красивее ее: высокие, эффектные. Ей стало жаль себя.

Она вышла в коридор и увидела Андрея. Он махал ей рукой. Сердце ее радостно забилось.

– За тобой бутылка, подруга, – сказал он, улыбаясь. – И еще кое-что.

***

Сценарий, который ей дал Мытаркин, она прочитала на одном дыхании, переживая за Риту, как за себя. Та, бедная, вообще осталась одна, не только без отца, но и без матери. Вот это Лида представить себе никак не могла, так как без мамы она ни за что не выжила бы. Когда она узнала, что папа пропал, она две недели ни капельки в рот не брала, так сильно хотела умереть, но потом пожалела маму.

А Рита – молодец. Оставшись совсем одна, не только выжила, но даже нашла в себе сил отомстить за родителей и жениха. Правда, когда с ней случились все эти несчастья, ей было не тринадцать лет, как Лиде, а целых восемнадцать, так что была она далеко уже не девочкой во всех смыслах, и насиловали ее не несколько человек, а один, и не сделали то, что сделали с ней, после чего не лежала она столько лет в больнице, где смерть была реальностью, а жизнь казалась несбыточной мечтой. Если и были там у кого какие мысли, то лишь о том, как пережить наступавший день, и поблагодарить вечером бога за это. И все же даже там Лида иногда подумывала о том, что если ей посчастливится выздороветь и набраться сил, то обязательно попробует разузнать об отце. Не инопланетяне же его похитили, в конце концов?

Единственное, к чему она пришла длинными ночами, – это то, что его исчезновение каким-то образом связано со случившимся с ней. Денег у него с собой не было, и убивать его было не за что. Вероятнее всего, он надумал отыскать и наказать других ее насильников, возможно, даже напал на их след, и они убили его.

Сценарий разбередил эту ее незатухающую рану. Она надеялась отыскать в нем хоть какую-нибудь подсказку для себя. Но у Риты была немного другая ситуация, несколько проще. Конечно, чужая беда всегда кажется легче собственной, и все же Рита хотя бы могла по-человечески похоронить родителей и отыскивала их убийц по свежим следам, а не семь лет спустя, когда этих следов могло и не остаться. А главное, у нее нашелся хороший помощник и защитник, по воле сценариста оказавшийся ее же насильником, а тот, в свою очередь, ее старым знакомым. Тут Лида горько усмехнулась, подумав об Игоре. В тот вечер на скамейке он тоже казался ей защитником, рядом с которым ей было не страшно.

Ее нисколько не удивило, что Рита признала в Максиме своего насильника во время их близости. Сама она запомнила своих насильников на всю жизнь, хотя видела одного Игоря. Из своего мимолетного страшного опыта она вынесла вывод, что во время полового акта у мужчин обнажаются их звериные инстинкты. К примеру, первого насильника она сравнила бы со злой кусачей собачонкой, последнего – с самым страшным медведем-гризли. А насильник перед ним походил на хрюкающую вонючую свинью. выкрикивающую какое-то слово, которого в человеческом языке-то нет.

Лишь один Игорь ставил ее в тупик. Она так и не смогла и не хотела сравнивать его с животным именно в тот момент, когда его увидела, потому что не могла забыть то удивительно сладостное чувство, испытанное с ним или подаренное ей им. Ничего подобного она не испытывала ни до ни тем более после.

Поэтому она до сих пор не знает, кем являлся Игорь на самом деле, и ответ на этот вопрос тоже хотела найти.

До его прихода в класс она совсем не интересовалась мальчиками. Возможно, виной этого был ее рост, самый маленький в классе, противоречивший общепризнанным параметрам женской красоты. Однажды она решилась и измерила себя. Рост ее с трудом дотягивал до метра сорока пяти при 75—49-74. Учитывая, что ее мама была средней упитанности, максимум, на что она могла рассчитывать к совершеннолетию, это на увеличение роста на два-три сантиметра и остальных параметров сантиметров на пять, что, в сущности, мало что изменило бы. После этого замера она совсем махнула на себя рукой и полностью отдалась одной учебе.

Приход Игоря в ее класс перевернул ее душу. Она не могла оторвать от него глаз, а, встретив его взгляд на себе, почувствовала всем сердцем, что и он испытывал то же самое.

Краем глаза она тогда видела, как все водили головами от него к ней, ничего не понимая. Она тоже не понимала, как такое может быть, но это было, и она была наверху блаженства. Она даже забыла про свой рост и лишь вспомнила о нем, когда прозвенел звонок. Всю перемену она просидела на месте, ловя на себе его взгляды. А во время следующего урока молила бога, чтобы ее не вызвали к доске. Но ее вызвали, и она ни разу не взглянула на него, боясь увидеть в его глазах разочарование. На второй перемене она вышла из класса вместе со всеми, стараясь выбросить его из головы. Но он подошел к ней и спросил, как ее зовут, а после уроков проводил ее до дома.

С того дня ее жизнь преобразилась, словно она перешла из темной комнаты в светлую. Если раньше она спешила из лицея домой, то теперь, напротив, не могла дождаться утра, чтобы пойти в него. И если до этого четверка была для нее досадной неприятностью, на которую можно было махнуть рукой, то теперь она могла расплакаться из-за нее. Но их, слава богу, стало все меньше и меньше.

Труднее всего было ей заставить себя вспомнить тот страшный вечер.

А начался он сказочно со дня рождения Игоря. Ляля впервые познакомилась с его родителями. Они ей очень понравились, и с ней они были дружелюбнее, чем с другими девочками. Игорь не отходил от нее ни на минуту, танцевал только с ней и пошел ее провожать. Разговорившись, они не заметили, как оказались в парке. Она чувствовала, что услышит от Игоря то, что хотела услышать. И это почти произошло, когда он сказал, что у нее глаза в три раза крупнее, чем у Зины Пиманкиной и сияют. А как, так и не сказал. Или не успел. Она почему-то была в этом уверена. И у нее не поворачивался язык назвать его поддонком, хотя, возможно, так и было. Но тогда почему у него была кровь на лице? Читая сценарий, она так и хотела сравнить его с Максимом. Она не знала, какое животное напомнил Максим Рите, но Лиде он представлялся преданным и, что она особенно ценила, храбрым псом. Ради Риты он не побоялся выступить против своего шефа, оказавшегося главарем преступной банды. Он сам ей признался, что, узнав тогда о ее предстоящей свадьбе, не смог совладеть с охватившим его чувством ревности и нанял двоих охранников фирмы помочь ему изнасиловать ее на глазах жениха в надежде, что после этого их свадьба расстроится. Но жених оказал неожиданно яростное сопротивление, выбив одному охраннику зуб и подбив другому глаз, за что те убили его. Максим в ярости порвал на их глазах обещанные им деньги.

Несколько раз она ловила себя на желании, чтобы Игорь стал ее Максимом.

Что не понравилось Лиде в сценарии, так это наличие в нем многих условностей, казавшихся ей важными. Где, к примеру, взяла Рита снайперскую винтовку и когда и где успела научиться так хорошо стрелять и овладеть разными приемами борьбы? А Лида не то, что снайперскую, игрушечную винтовку сроду в руках не держала и совсем не умела драться, о чем Мытаркин, конечно же, не догадывался, беря ее на роль Риты. Если он об этом узнает, испуганно подумала она, то обязательно раздумает ее брать.

Она отложила сценарий и в панике заметалась по комнате, не зная, что делать. Успокоившись, она стала думать. Ее обнадежило, что до начала съемок у нее оставалось еще три дня. Срок небольшой, но все-таки что-то. Она вспомнила, что в соседнем дворе, на территории бывшего детсада, работал коммерческий физкультурно-оздоровительный комплекс. Рекламы об этом ФОКе кричали со всех столбов. Еще до того, как его обнесли высоченным забором, Лида не раз видела через окно занимавшихся борьбой ребят. Среди них были и девушки.

Она взяла в гардеробе деньги и выбежала из дома. Вышедший к ней из железной двери парень в красивой черной форме, на которой не хватало только свастики, оглядел ее с головы до ног и спросил:

– К массажисту? – Услышав, что ей надо в секцию борьбы, он разочарованно махнул рукой за спину в глубину двора. – Это в соседнем корпусе. Вход с другой стороны. А то иди к нам. Ты бы подошла. У нас есть курсы массажисток. Обучаем бесплатно. Подумай, а? Не пожалеешь. Я бы был твоим первым клиентом.

Лида пообещала подумать и поспешила к другому входу. Она слышала, что в ФОКе под видом массажисток работают проститутки. Некоторых из них она встречала у дома. Всякий раз ее удивляло, что выглядели они неплохо и жалости к себе не вызывали. Она не могла представить, чтобы на это шли добровольно

Второй охранник молча направил ее в администрацию, где ей посоветовали для начала походить в группу домохозяек. Узнав, что эта группа работала сегодня, она тут же записалась.

Кроме нее в группе были еще четыре женщины. Одна из них, крупная и громкоголосая, рассказала, что недавно подверглась ограблению. Больше всего ее расстроило, что он был в два раза ниже ее, она могла бы убить его одним ударом, а вместо этого сама послушно протянула сумку с шестьюдесятью рублями, а главное, с лучшей фотографией внука. Хорошо еще, что он не изнасиловал ее, а то муж ни за что не простил бы ее.

Придти на занятие были причины и у других женщин. Выслушав сочувственно их рассказы, тренер Маргарита Витальевна, хрупкая с виду и уже в возрасте, в паре с огромным парнем продемонстрировала, на что способна женщина при отражении нападения на нее. Она так отделала парня, будто бы пытавшегося отнять у нее сумку, что тот едва уполз от нее на карачках. Больше всего досталось его паху. Тренер успокоила домохозяек, что там у него проложена твердая прокладка, и жалеть нужно не его, а костяшки ее пальцев.

Лида очень старалась на занятии и удостоилась похвалы тренера. Она слегка задержалась после занятий, заглядывая в другие залы, и они вышли вместе. Маргарита Витальевна снова похвалила ее за усердие и вдруг поинтересовалась:

– У тебя есть особая причина придти к нам?

– Сейчас она у всех одна, – уклончиво ответила Лида, однако, увидев, что Маргарита Витальевна продолжает идти рядом в направлении к ее дому, неожиданно для себя добавила. – Мне по работе обязательно нужно за три дня научиться драться или хотя бы иметь представление о том, как это делается.

– Кто-нибудь домогается и предъявил ультиматум?

Наверное, оттого, что в голосе тренера не было насмешки, а, напротив, сквозила тревога, Лида честно призналась, что ей предложили в кино роль девушки, которая мстит за смерть родителей и жениха. Там она и дерется и стреляет, а Лида ничего этого делать не умеет и боится, что, узнав об этом, режиссер передумает ее брать.

– Тебя об этом на пробах спрашивали?

– Нет. Наверное, забыли

– Успокойся, они не забыли. Для этого есть дублеры. Я знаю, я когда-то была одной из них.

– О дублерах они говорили мне совсем по другому поводу.

Маргарита Витальевна внимательно посмотрела на Лиду и, увидев, что она остановилась у подъезда, решительно проговорила:

– Давай сделаем вот что. В шесть тридцать утра жди меня на школьном стадионе Мы полчаса побегаем, а потом пойдем в наш тренажерный зал. Согласна?

Лида радостно кивнула.

– Запомни, – сказала Маргарита Витальевна. – Сила и умение драться – все это вторично. Главное – твердость духа и решительность. У тебя, я вижу, они есть. Все у тебя получится.

***

Через три дня, получив благословение Маргариты Витальевны, Лида входила в кабинет Мытаркина, чуть уставшая, но с более или менее чистой совестью, имея хотя бы теоретически представление о видах борьбы. Совсем не случайно на ней был вельветовый джинсовый костюм, а на голове кепка с большим козырьком, под которым огромные под цвет костюма глаза горели решимостью дать отпор любому обидчику. Весомым подтверждением этому был также лежавший в ее перекинутой через плечо сумке крохотный газовый пистолет, иметь который всем домохозяйкам порекомендовала Маргарита Витальевна, рекламой и продажей которого она попутно занималась. Всех подкупило, что на его ношение не требовалось разрешение милиции и по цене он был доступен даже пенсионеркам. Маргарита тут же обучила ее, как им пользоваться: «Выхватываешь, нажимаешь и в морду».

Но до Мытаркина Лидина решимость почему-то не дошла. Оглядев ее, он потянулся к телефону и сказал:

– Кроткова ко мне.

Вошедший в кабинет молодой человек был высок, широкоплеч, голубоглаз и с есенинским пробором посередине светлых кудрей. Он не безразлично взглянул на Лиду и молча уставился на Мытаркина. Тот сказал ему:

– Познакомься – наша героиня, зовут Лида. А этот Есенин, – повернулся режиссер к Лиде, – в жизни почему-то Кротков Саша – наш завхоз, моя правая рука, а для души еще и каскадер. Нет ничего на свете, чтобы он не делал лучше других. Но и у него есть недостаток: слишком болтлив. Аж в ушах свербит. – Мытаркин посерьезнел и сказал Саше. – Поскольку наш отъезд задерживается, займись-ка ты Лидой, свози ее в свой спортклуб, пусть она там жирок свой растрясет. Если сценарий осилил, то должен знать, что она там запросто расправляется с преступниками, пролезает во все дыры, убегая от них. Да и вот что. Обучи ее стрельбе, в жизни ей пригодится. Если не умеет, покажи, в какую сторону крутить баранку. Понятно, да?

Лиде очень хотелось сказать, что она уже не та, что была три дня назад, но подумала, что лишняя тренировка ей не повредит, и промолчала.

Она никогда не забудет, как впервые выстрелила. Мишенью был человеческий силуэт по пояс. Cаша подал ей пистолет, для первого раза поддерживая ей руку, и сам нацелил на грудь. Когда он отступил назад, она перевела мушку выше, туда, где должен быть ревущий или произносящий непонятное слово рот, дождавшийся, наконец, своего часа.

Надавив на курок и не ожидая такого громкого звука и такой сильной отдачи, она выронила пистолет и виновато посмотрела на Сашу. Он молча поднял пистолет и вернул ей. Она вновь выстрелила в рот. На этот раз пистолет она удержала. Увидев, что она опять целится не в грудь, стоявший рядом Саша спросил:

– Конкретно?

Она кивнула. Саша ткнул себя пальцем в грудь.

– Надежнее. Потом, куда хочешь.

Через неделю она попадала в рот с первого раза.

Остальное далось ей легче. У папы были «Жигули», и она быстро вспомнила, чему он ее обучил. Уже через три дня Саша разрешил ей вести свою «девятку» по тихим переулкам в спортзал. Там он сразу догадался, что и здесь она кое-что смыслит. Сам он владел практически всеми видами борьбы, а любимым у него было – «кунфу». Лида с замиранием сердца смотрела, как он взлетал в воздух и бил босыми ногами по груше. Кое-каким похожим приемам он обучил и ее, но больше заставлял подниматься по канату, лазать по шведской стенке, бегать по бревну. И целый вечер отрабатывал с ней уже известный ей прием отражения внезапного нападения. На последнем занятии он подвел к ней парня с не очень приятной рожей и сказал:

– Поработайте.

А сам демонстративно вышел из зала, оставив их наедине. Парень оглядел ее и спросил с щербатой ухмылкой:

– Ты как, сама добровольно под меня ляжешь или через сальто-мортале?

Не успела она разозлиться, как он схватил ее за руку, крутанул и обхватил сзади за шею. Ее попытки вырваться ни к чему не привели. А парень, хихикая, уже хватал ее за грудь. На миг она испугалась и перенеслась в ту страшную ночь, но быстро вспомнив наставления Маргариты Витальевны и Саши, ухватила парня за руку, с силой наступила на ногу, двинув одновременно локтем в живот. Когда рука, сжимавшая ее шею, ослабла, она развернулась и врезала коленом между ног парня. Она удивилась, услышав его крик, будто убили насмерть.

Их тотчас окружили, прибежал обеспокоенный Саша, но увидев согнувшегося парня, засмеялся и похвалил Лиду.

– Я ее нарочно лапал, а она ударила всерьез, – пожаловался ему парень. – Подумаешь, недотрога.

Саша нахмурился и направился к нему. Тот вскочил и, держась за живот, убежал. Больше Лида его не видела.

– Саша, я хочу еще заниматься, – попросила она.

Она научилась лазать по канатам, прыгать с высоты на пустые коробки, ходить по карнизу балкона.

***

У нее началась совсем другая жизнь, не похожая на прежнюю, бедную и серую. Выйдя из больницы в последний раз год назад, она хотела пойти работать и помочь матери, получавшей мизерную зарплату, но та настояла, чтобы дочь вначале закончила школу, а сама, чтобы прокормить их обеих, ушла из института и устроилась с помощью друзей мужа работать на газозаправочную станцию. С деньгами заметно полегчало, но Лиде не нравилось, что мама приходила очень усталой и нередко выпившей.

Из-за своей длительной болезни она смогла закончить лишь восемь классов. Идти в восемнадцать лет в дневную школу к малолеткам она посчитала стыдным для себя и отважилась на сдачу выпускного экзамена экстерном. Год не вылезала она из-за стола, превратилась в былинку и шаталась без ветра, но аттестат зрелости получила. Троек в нем оказалось предостаточно, и поэтому поступать в этом году в институт без дополнительной подготовки она разумно посчитала бесполезным. Да и засомневалась, нужно ли это делать в новых условиях. Когда-то она хотела пойти по стопам мамы, став филологом. А кому сейчас они нужны? Чтобы работать на бензоколонке? Да еще, если повезет туда устроиться. А на какие деньги учиться? Бесплатной учебы в стране не стало.

Единственная слабая надежда была у нее на театральный институт или какую-нибудь актерскую студию, куда, как она надеялась, должны были принимать по божьему дару. Только как узнать, есть ли он у нее? Тетя Люба говорила, что есть.

И вот эта встреча с Андреем. Значит, все-таки он в ней сидит, этот дар актрисы. Ей все об этом говорили с детсада. Но в детстве многим говорят об их талантах, только реализуются они очень редко. Поэтому она не придавала особого значения предсказаниям в отношении себя да и не до этого ей было в больнице. А тетя Люба даже там его в ней рассмотрела и верила в нее.

Она несколько раз была на ее могиле. На ней нет памятника, лишь железный крест с кособокой надписью: «Лебедева Л. И. 1925—98.» Хорошо хоть есть, куда к ней ходить. А у папы и того нет.

Господи, господи, молилась она, только бы это не было сном. А то проснусь и снова беспросветная темнота.

В том, что это не было сном, она окончательно убедилась на начавшихся съемках, где ей было не до сна как из-за напряженной работы, так и из-за непривычной для нее обстановки, в которой она оказалась и где поняла, насколько она отстала от жизни. Она совершенно не была готова к общению с людьми и тем более с киношниками с их свободными нравами, живя все еще той старой жизнью с понятиями и ценностями, привитыми ей безумно любившими друг друга родителями. А тут было все наоборот.

В городишке, где проводились съемки, находившемся в пятидесяти километрах от Москвы, были, по мнению Мытаркина, идеальные условия работы: сравнительное спокойствие, здания и пейзаж на любой вкус. В полное распоряжение киногруппы была предоставлена уютная двухэтажная гостиница со своей кухней. Сами съемки велись в основном на территории бывшего профсоюзного санатория, отданного в аренду коммерческим фирмам. Те, в свою очередь, охотно предоставляли в целях саморекламы киношникам свои офисы.

Мытаркин поставил задачу закончить съемки к началу зимы, и работа велась с утра до вечера, без выходных. Некоторые сцены снимали по много раз, в основном из-за Лиды. Андрей играл безупречно, и она многому научилась у него. Максима он будто не играл, а был им в жизни. В сцене встречи с Ритой он ничем не отличался от себя в метро, голос, жесты – все было, как тогда, ничего театрального. Она не знала, хорошо это или плохо, но верила ему, старалась также играть. В сцене насилия над Ритой, где Андрей играл так, словно всю жизнь занимался только этим, она оказала ему настоящее сопротивление, какое бы оказала сейчас своим насильникам. Она была уже не та и чувствовала, как менялась на глазах, становясь уверенней и сильней, чего ей так не хватало раньше. И упорно продолжала работать в этом ключе.

В первое же утро, следуя совету Маргариты Витальевны, она вышла во двор гостиницы и стала делать зарядку. Ее увидел возвращавшийся с утренней пробежки Саша и так обрадовался встрече с потенциальной напарницей, что весь так и засиял, и на следующее утро они бежала вместе. Специально из-за нее Саша укоротил маршрут и ослабил свои упражнения, но через неделю уже не делал ей скидок, чему она была только рада. А по вечерам продолжил водить ее в местный тренажерный зал, такой, как в ФОКе.

Мытаркин был рад, что многие трюки она делала сама, но больше радовалась она сама оттого, что перестала отличаться от других.

Позже она узнала, что в сцене насилия над Ритой, которую она ожидала со страхом, дублерша не понадобилась, и, к своему удивлению, восприняла это совершенно спокойно. «Ну и что? – сказала она себе. – Буду только рада, если у меня есть, на что посмотреть».

Смотреть, вероятно, было на что, если именно в этот день Андрей пригласил ее в ресторан поужинать. Об этом мечтали все женщины съемочной группы, и она с радостью согласилась. Но лучше бы она отказалась.

А в ресторане, где она была впервые в жизни, ей было бесконечно приятно, что все смотрели на них. Она была Андрею очень благодарна, о чем и сказала, когда они подошли к ее двери в гостинице.

– И это все? – искренне удивился он. – Ты не при… ик!…пардон… гласишь меня к себе или не пойдешь ко мне?

– Уже поздно, – также искренне ответила она.

– Тем более не будем терять время. – Он нагнулся и поцеловал ее в губы, разжимая их твердым слюнявым языком.

Он много выпил, и от него густо несло спиртным. Она отстранилась и сказала мягко:

– Иди спать, уже второй час.

– Не понял, – поднял он брови. – Неужели еще девочка? Это же аномалия в наши дни. Пора нормали… ик!…пардон… зоваться.

Внимательно посмотрев на него, она отвернулась и стала открывать дверь. Не успела она ее захлопнуть за собой, как он проскочил в комнату и, усевшись за стол, потребовал:

– Хочу чая. Или кофе, не имеет значения.

Она послушно стала кипятить в чашке воду, а он, не спуская с нее прищуренных глаз, говорил:

– И все-таки… ик!…пардон… я не могу поверить. Тогда почему не я первый? Неужели не подхожу? Тогда кто? Сашка – муму? Ошибаешься. В этом деле мне дублер не нужен. И не дальнови… ик!…пардон… дно. Кто он и кто я? Ты бы могла быть моей постоянной партнершей. С Женькой мы сейчас обдумываем сериал по «Асе» Тургенева… А, понял. Ты хочешь поиграть в изнасилование? Как Рита, да? А что? Это даже ин… ик! пардон… тересней. Так я еще не пробовал. Под меня сами все ложатся.

Она молча поставила перед ним чашку с чаем и взглянула на него так, что он поднялся и вскинул вверх руки. Проходя мимо, он вдруг обнял ее, поднял, положил на кровать и взобрался на нее верхом. Не дав ей опомниться он моментально расстегнул ей блузку, сдвинул вверх лифчик и приник ртом к груди. Одновременно его рука оттягивала ее трусы под юбкой.

Днем она знала, что она на съемках, а сейчас он был такой же насильник, как и те. Ярость вспыхнула в ней. Она бешено рванулась, они скатились на пол. Ему все же удалось ее удержать, и она оказалась на нем.

– Пусти! – выдавила она зло. – Я закричу.

Блудливо хихикая, он легко приподнял ее и усадил себе на колени, задрав юбку. Ей в живот уперся его уже вынутый из брюк налитый звериной силой член.

Страх, гнев и отвращение переполняли ее. Страх быстро отступил. Она опять рванулась, схватила стоявший под столом утюг и с размаху опустила его на прилипшую к груди голову. Державшие ее руки ослабли, тело обмякло, и она вскочила.

Андрей продолжал лежать без движения. Глаза его были закрыты.

Оцепенев, она стояла над ним, думая, как ему помочь, если он еще жив. Затем, опустившись на колени, она приложила ухо к его груди, но услышала лишь громкий стук своего сердца.

Надо было что- то делать, а что, она не знала. Думая об этом, она натянула лифчик на грудь, застегнула на блузке пуговицы и выбежала в коридор. Ноги сами повели ее к Сашиной двери.

Не подумав, что у него мог кто-то быть (каждый вечер перед гостиницей толпились студентки педучилища рядом, которые при виде Саши и Андрея падали в обморок) и постучала в дверь.

Саша открыл, не спрашивая. Взглянув на ее лицо, он спросил тревожно:

– Что?

– Саша, пойдем ко мне. Кажется, я его убила.

Только сейчас она заметила, что он был в одних трусах. Ожидая его, она нетерпеливо переступала с ноги на ногу.

Когда он вышел, она побежала впереди его, мечтая, чтобы Андрей встретил их. Но он продолжал лежать в том же положении.

Саша нагнулся над ним, двумя пальцами брезгливо натянул трусы на опавший член и застегнул молнию. Затем, прощупав на руке пульс и приподняв веки, он рывком поднял Андрея и привалил спиной к кровати. Голова Андрея безжизненно повисла. Не глядя на него, Саша поднял утюг, осмотрел его и положил на полку в гардеробе. Вернувшись к Андрею, он довольно сильно похлопал его по щекам. Тот оттопырил губы, выпустил слюну и приоткрыл глаза. Их взгляд был бессмысленным.

Саша поставил Андрея на ноги, закинул его руку себе за плечо и повел к двери мимо прижавшейся к двери Лиды. Выглядывая из двери, она видела, как они вошли в номер Андрея. Она надеялась, что Саша на обратном пути зайдет к ней, и она расскажет ему, что случилось, но он, выйдя из номера, лишь глянул в ее сторону и показал рукой, чтобы она шла спать.

Но она долго не могла уснуть и несколько раз всплакнула, а когда заснула, к ней, как возмездие, опять пришли кошмары воспоминаний, державшие ее, как в плену. Она знала, что вырваться из него еще не настало время, и помочь ей в этом должен не Андрей, а другой. Теперь и с ним у нее испортятся отношения. К сожалению, он будет не первым.

Первым был Егор, игравший убитого жениха Риты Сергея. Он учился во ВГИКе, был полноватым медлительным очкариком с надутыми щеками. Лида представляла Сергея другим, тонким с гордо вскинутой головой, и долго не могла влюбить себя в него, хотя он был смазлив и явно талантлив как актер. Мытаркин как раз сделал упор на его не шварценегерскую внешность. С бандитами Егор дрался неумело, но отважно и умер со словами «Рита». У женщин, присутствовавших при этой сцене, на глазах стояли слезы. Плакала и Лида.

Хорош был Егор и в любовной сцене. Правда, с ним Рита лишь целовалась, но делал он это так, будто на самом деле был от нее без ума. Тут она ему явно уступала.

– В чем дело? – отвел ее в сторону Мытаркин.

Она хотела ответить, что Егор ей не нравится, но он это понял сам, по-отечески улыбнулся, даже погладил по голове и проговорил ласково:

– Ладно, потом повторим. Пообщайся с ним, приглядись. Он вроде в жизни не плохой. А вообще-то, – он посуровел, – если потребуется, будешь и со мной целоваться.

– С вами буду, – ответила она серьезно и улыбнулась, увидев, как он покраснел.

Однако Егор не понравился ей еще больше. То, что отложили съемку, он воспринял по-своему.

– Ничего, старуха, не расстраивайся, – снисходительно сказал он, обнимая ее за плечи. – На десятый раз получится. Вот что значит не учиться во ВГИКе. – А когда входили в гостиницу, спросил ее. – К тебе или ко мне? – Увидев, что она молчит, он предложил. – Давай лучше ко мне. Бутылка Хванчкары для тебя есть, а за водкой я слетаю. Ты жрать очень хочешь? Может, на ужин не пойдем, а сразу приступим, а?

Ее отказ нисколько не огорчил его.

– Когда сможешь, моргни, – сказал он ей при прощанье. – Я всегда в твоем распоряжении. У меня ведь прокладок нет.

А вот Андрей заметно обиделся. На завтрак утром он не явился, а на съемке подошел к ней и, глядя поверх головы, буркнул:

– Извини, подруга, больше не буду.

И с тех пор ни слова, только на съемках. Иногда она даже чувствовала себя виноватой перед ним. Как-никак он ее отыскал и привел к Мытаркину. И она у него многому научилась. Она понимала свою ущербность в этом деле по сравнению с другими, а поделать с собой ничего не могла.

Неожиданные трудности возникли у нее там, где она их меньше всего ожидала. Уже набравшая определенный опыт и увидев, что у нее в основном получается, и все ее хвалят, она удивилась, когда Мытаркин по много раз стал заставлять ее переигрывать сцены, в которых, по его мнению, она играла хорошо.

– Не то, все не то, – повторял он сердито.

– Я не пойму, что вы от меня хотите? – в сердцах спросила она. – Что именно вам не нравится?

– Все! В первую очередь ты не нравишься, хотя ты играешь не плохо. Но не так, как я хотел бы.

– Тогда я совсем ничего не понимаю. Играю не плохо, а вам это не нравится. Скажите, что вы от меня хотите?

– Представь себе, что у тебя бандиты убили отца и мать.

Она не могла представить, чтобы у нее убили еще и мать, но послушно кивнула.

– Что бы ты сделала в этом случае? Если судить по тому, как ты играешь, в лучшем случае ты поставила бы им памятник и два-три раза в год приходила на могилу и плакала. Как делает, к сожалению, большинство.

– А что я еще могу сделать? – тихо спросила она.

Мытаркин словно ожидал этого вопроса.

– Вот! В этом все и дело! Прежде всего нужно задать себе этот вопрос! Но его никто не задает, потому что уверен заранее, что ничего не сможет сделать. А преступники об этом знают и никого не боятся. А ты попробуй помозговать, что ты сможешь сделать в своем случае. Не обязательно в таком, как с Ритой. И знай, что преступник храбр лишь с теми, кто его боится. Тут не обязательно быть сильнее его физически. Главное, быть сильнее его духом, волей. Да, таких мало, согласен. Но они есть! А их должно быть много! Для этого я и снимаю фильм. Я имею в виду таких, которые, приходя на кладбище, не могут спокойно смотреть в глаза убитым на фотографии, отводят в сторону взгляд, потому что им кажется, что покойники смотрят на них с укором, требуя возмездия. Такие люди не могут спать ночью и однажды вскакивают с горящими глазами и приказывают себе: «Все! Ты должен что-то сделать!»

– Но я действительно не знаю, что смогу сделать! – воскликнула Лида со слезами на глазах и с такой страстью, что режиссер выкатил еще больше глаза и заорал в ответ:

– Вот так хорошо! А теперь спроси себя, готова ли ты умереть ради этого?

– Откуда я знаю, если я даже мышей боюсь? – спросила она растерянно. И вдруг добавила горячим шепотом. – Да я готова! Готова!

– Федор! Где ты, черт тебя побери!

***

Молодой человек в черной кожаной куртке с тысячью молний и в темных очках подошел к двери на седьмом этаже дома на Борисовских прудах и позвонил. Отозвавшемуся мужскому голосу он пояснил:

– Я ищу бывших жильцов вашей квартиры.

– Как фамилия?

– Петровы. Они уехали отсюда шесть лет назад.

– О, о таких я даже не слышал. До меня здесь жил Гриша Цукерман, по нашему Сахаров, а не Петров.

– Вы не дадите мне его телефон и адрес?

– В Израиле? Этот морж продал в один день троим эту квартиру и смылся туда. А я из судов до сих пор не вылезаю. Вопросы еще есть?

– Нет, спасибо.

Он поднялся по лестнице до окна и закурил. Хорошенькое начало, невесело подумал он. Но еще не вечер – лишь утро. Докурив, он спустился и позвонил в соседнюю квартиру. Тоже мужскому голосу, но побасистее, он представился племянником Сергея Ивановича Петрова.

– Не рано ли спохватился о нем? – вполне резонно поинтересовался голос.

– Я живу в Южно-Сахалинске. Оттуда часто не наездишь. А на наши письма он не отвечал.

– Тогда понятно, извини. Представляю, сколько билет оттуда сейчас стоит. К сожалению, новый адрес твоего дяди мы не знаем. Ты хоть знаешь про их несчастье, отчего они отсюда уехали?

– Какое еще несчастье? – спросил человек с испугом в голосе. – С кем? С дядей Сережей?

За дверью послышался приглушенный голос: «Рай, я выйду. Подстрахуй на всякий случай», – после чего дверь открылась, и в ней показался метра под два и килограмм под сто пятьдесят мужчина, сопровождаемый испуганным женским криком: «Жорик, ты с ума сошел! Не выходи!»

Жорик поспешно прикрыл дверь и шепнул, указывая глазами за спину:

– Боится за меня, понял? Ты что, правда ничего не знаешь?

– Откуда, если писем не было?

– Ляльку ты хоть знал?

– А как же? Мы приезжали сюда, когда ей было лет восемь. Что, с ней что-нибудь случилось?

Жорик рассказал, что в тринадцать лет Ляльку зверски изнасиловали, и они тут же поменяли квартиру. С тех пор о них ни слуху ни духу. Что с ней стало, никто не знает. Ходил слух, что померла.

Человек достал сигареты, закурил. Опомнившись, он протянул пачку Жорику. Тот обернулся на дверь, но тоже закурил. Человек спросил:

– Кто может о них знать? Друзья у них в этом доме были?

– Они тоже ничего не знают. Сами нас расспрашивали.

– Я знаю, что у дяди Сережи была машина. Где он ее держал?

– Это я не знаю. Но не у подъезда.

– В последнее время он не работал, это мы знали. А в каком институте преподавала Галина Ивановна?

– В МОПИ! – послышался женский за дверью женский голос.

– Слышал, да? В МОПИ. Она нашей дочери иногда подсказывала. Ох, она ведь какая ученая по литературе баба.

– ЖЭК у вас где?

– Во втором подъезде. Он по средам работает с шести вечера. Только у нас не ЖЭК, а правление ЖСК.

Человек поблагодарил и, на всякий случай, обзвонил оставшиеся две квартиры. Женщина, открывшая дверь, сама стала выпытывать у него, куда подевались Петровы, а вот мужской старческий голос сказал, что Сергей Иванович держал свою машину в гараже у платформы.

Он поехал к платформе и сразу увидел заброшенный гараж. На стенде возле сторожевой будки в списке должников он вычитал, что за Петровым С. И. числился самый большой долг.

– Дед, не дашь мне телефон Петрова? – спросил он сторожа. – Хочу купить у него гараж, раз он так долго не платит.

– За четыре года, что я здесь работаю, в его гараж никто ни разу не наведывался, – сказал сторож. – А телефон и адрес могу дать, если сбегаешь за пивом.

Пока он ездил к ларьку, сторож отыскал обещанное. Телефон и адрес оказались старыми.

Полмесяца назад платная справочная выдала ему полученный в компьютере список со ста шестью Петровыми Сергеями Ивановичами в возрасте от сорока до пятидесяти пяти лет. За это время он обзвонил их всех, но нигде не оказалось одновременно жен Галин Ивановн и дочерей Ляль или Лад.

Оставалась надежда на ЖСК и МОПИ.