Читать книгу Олимпионик из Ольвии. «Привидения» острова Кермек (сборник) - Иван Головня - Страница 2

В высоком густо-синем небе пухлыми ватными комками неподвижно висят маленькие одинокие тучки. Между ними плавно, будто в замедленной киносъёмке, кружит орёл. Что заставляет его вот уже битый час делать круг за кругом, сказать трудно. То ли он таким образом наслаждается простором и свободой, то ли высматривает с высоты в сухой порыжелой траве суетливого суслика или неосторожного бабака. А возможно, орёл пытается понять, что делают эти странные существа, которые называют себя людьми, – понарыли каких-то ям и, будто кроты, ковыряются в них с утра до вечера.

Если это действительно так, если орёл кружит из любопытства, то ему следовало бы опуститься пониже, и тогда он, возможно, понял бы, что это не просто ямы, а раскопы. Люди же, которые в этих раскопах бережно разгребают землю, выискивая в ней глиняные черепки и мечтая о настоящих больших находках, – археологи. Точнее будет сказать, будущие археологи, поскольку пока что они всего лишь студенты археологического отделения исторического факультета столичного университета. И производят эти студенты раскопки Теменоса[1] античного города Ольвия[2], что на древнегреческом означает «счастливая».

В одном из таких раскопов, который значится под номером восемь, – яме, метров этак три на четыре и до полутора глубиной, – двое: Тимур Иванченко, загорелый до сизой черноты юноша лет двадцати, вся одежда которого состоит из протертых джинсовых шорт и дырявой соломенной шляпы, так называемого брыля, и девушка с короткой толстой русой косой и большими серыми глазами на круглом и тоже загорелом лице. Облачение девушки – зовут её Оксана Гуськова – побогаче: неопределённого цвета шорты, белая футболка и некогда бывшая белой детская панамка.

– И чего бы я столько кружил на одном месте? Как ему не надоест? – в который раз взглянув из-под ладони вверх, удивляется Тимур. Спустя какое-то время он обращается к девушке: – Как ты думаешь, Оксана, сколько живут орлы?

– Не знаю… – пожимает плечами та. – Кажется, тридцать лет. А может, и все сто… Зачем это тебе?

– Да вот… подумал… А что, если этот орёл летает здесь вот так… тысячу лет. А может, и все две тысячи. Представляешь, сколько он мог видеть на своём веку! – в голосе Тимура появляются вдохновенные нотки. – И сколько он мог бы рассказать нам интересного! Возможно, этот орёл видел, как вот нас с тобой, древних ольвиополитов[3]. А это значит, что он должен знать, что и где лежит здесь под землёй…

– Фантазёр ты, Тимка! – снисходительно улыбается Оксана, сверкнув двумя ровными рядками ослепительно-белых зубов. – То ты уверяешь, что найдёшь древнегреческую статую. К тому же непременно работы Фидия[4] или Праксителя[5]… То хочешь, чтобы орёл рассказал тебе, что он видел здесь две тысячи лет тому назад.

– За орла ничего определённого сказать не могу, – рассудительно отвечает на это Тимур. – А вот статую я найду непременно. Иначе зачем бы я тут колупался в земле? Ради вот этих черепков? – Тимур указывает кивком головы на несколько обломков красной керамики, аккуратно сложенных посреди раскопа. Но тут же, перехватив осуждающий взгляд Оксаны, спешит «сдать назад»: – Хотя и эти… черепки – свидетели старины, то есть ценные находки. Но я всё равно должен найти что-то такое, чтобы… чтобы все ахнули. Понимаешь? На меньшее я не согласен.

– Как говорится в таких случаях: дай бог нашему теляти волка поймати.

– Откуда это?

– Даля[6] почитываю.

– То, что ты почитываешь Даля, – это хорошо, а вот то, что не веришь товарищу, да ещё пытаешься подначить его, – плохо. Не к лицу это такой…

Продолжить Тимуру его обличительную речь, а тем более дать на неё ответ Оксане не приходится, потому что неподалёку, чуть ли не над их головами, слышится по-детски тоненький, дребезжащий голосок:

– Эге-ей! Братцы-кротики! А вылезайте-ка из своих исторических нор, да пойдём обедать!

И вслед за этим над восьмым раскопом появляется голова владельца этого голоса, профессора археологии Ивана Ивановича Гребешкова – щуплого человечка с задорно, по-суворовски торчащим кверху реденьким белым хохолком на голове и такой же белой, воинственно нацеленной вперёд бородкой.

– Как дела? – интересуется профессор.

– Да вот… – неохотно показывает на небольшую кучку битой керамики Оксана. – Одни черепки…

Рядом с профессорской возникают ещё несколько голов участников экспедиции.

– Скромность – черта, безусловно, хорошая, – замечает Иван Иванович. – Однако и прибедняться не стоит. У некоторых и этого нет. Но ничего – у нас ещё всё впереди. Как в той песне: «Вся жизнь впереди, надейся и жди», – усмехается профессор и, перейдя на будничный тон, продолжает: – Так мы идём обедать, а вы тут посматривайте на раскопы. Только смотрите – в этот раз без сенсаций! В особенности – мировых.

Студенты за спиной профессора понимающе улыбаются и хихикают, а Тимур краснеет и смущённо опускает глаза.

…Это случилось неделю тому назад. В тот день, как и сегодня, Тимуру и Оксане пришлось в обеденный перерыв дежурить на раскопах. К концу перерыва, когда студенты вот-вот должны были возвращаться назад, Тимур неожиданно наткнулся на белый мраморный предмет, который, выглядывая из плотно утрамбованной веками земли, напоминал людской нос. Тимур решил, что ему наконец повезло, и он нашёл так давно взлелеянный в мечтах античный бюст, а возможно, и статую. Не помня себя от счастья, он закричал:

– Кто хочет стать свидетелем мировой сенсации, скорее сюда! Я откопал мраморный бюст!

Одна сенсация не состоялась: находкой, напоминавшей человеческий нос, оказался обломок капители[7]. От стыда Тимур готов был сквозь землю провалиться. Прямиком в первое тысячелетие до нашей эры. Несколько дней все, кому было не лень, упражнялись в насмешках над ним, пока наконец этот град подковырок и издёвок не прервал Иван Иванович. Тимур терпеливо выслушивал колкости в свой адрес и лишь мысленно просил провидение, чтобы оно смилостивилось над ним и помогло ему утереть нос всем этим доморощенным юмористам.

…Спустя какое-то время, посмотрев на часы, Тимур говорит:

– Оксана, сходи-ка посмотри, не шастает ли кто по раскопам. А я тем временем сниму вот этот шар земли. Углублюсь, так сказать, в толщу веков.

Подсобив девушке выбраться из ямы, Тимур берётся за лопату. Но не проходит и пяти минут, как раздаётся его возбуждённый голос:

– Оксана, где ты там? Давай скорее сюда!

– Я здесь. Что случилось? – наклоняется над ямой девушка.

– Спускайся! – дрожащим голосом отвечает Тимур. – Нужна твоя помощь!

…Проходит полчаса, и Оксана, прислушиваясь, поднимает голову. Затем касается руки Тимура.

– Они возвращаются.

– Пусть идут, – вытирая со лба пот, по-заговорщицки подмигивает девушке парень. – Сейчас тут у кое-кого полезут на лоб глаза. Представление ты будешь показывать?

– Я? – делает круглые глаза Оксана. – Ещё чего! Хочешь, чтобы я всё испортила. Сам нашёл – сам и показывай.

– А вот и мы! – раздаётся вскоре над головами голос профессора Гребешкова. – Так как сегодня – без сенсаций? Слава богу!

– Почему? – с трудом сохраняя спокойствие, небрежно роняет Тимур. – Есть, Иван Иванович, и сегодня кое-что. Зовите сюда народ! Будет вам сенсация! Ну, что же вы? Зовите, зовите! – настаивает Тимур, видя, что профессор колеблется, не зная, как воспринимать слова студента.

– И всё-таки… снова сенсация? – удручённо покачивает головой Иван Иванович. – И где же она на сей раз?

– Всему своё время, – продолжает сохранять интригу Иванченко. – Сзывайте народ. Это надо видеть всем.

Сзывать народ Ивану Ивановичу не приходится: услышав разговор, студенты рады случаю ещё раз потешиться над неудачливым горе-археологом, они спешат к восьмому раскопу и плотным кольцом обступают его. И тут же раздаются въедливые возгласы:

– Чей нос сегодня откопали?

– Или на сей раз ухо?

– Свиное или ослиное?

– А может, ослиный хвост?

– Ради такого случая газетчиков надо бы пригласить!

– Принесите хотя бы фотоаппарат! История не простит нам такое упущение!

– И в самом деле, – для грядущих поколений следовало бы запечатлеть такое событие!

– Заколупал ты нас, Тимка, своими находками!

Возгласы постепенно утихают, и, воспользовавшись относительной тишиной, Тимур подчёркнуто спокойно спрашивает:

– Всё? Запас острот исчерпан? Тогда смотрите!

Тимур поправляет на голове свой «бриль», поднимает с земли щётку, становится в картинную позу и делает широкий жест циркового распорядителя:

– Прошу всех быть внимательными! Сейчас вы станете свидетелями мировой сенсации! Зря ухмыляетесь. Именно – сенсации! И именно – мировой.

Взмахом руки бывалого фокусника Тимур подбрасывает кверху щётку, ловко её ловит на лету и, не прекращая движения рукой, нагибается и широким взмахом проводит щёткой по кучке недавно насыпанной сухой земли. В то же мгновение из-под щётки появляется небольшое белое пятно. После каждого взмаха щёткой пятно становится всё больше и объёмнее, принимая схожесть с человеческим лицом.

– Что такое? Что за цирк вы тут устроили? – начинает нервничать профессор Гребешков, решив, что его разыгрывают.

Тимур, который едва сдерживается, чтобы не запрыгать на радостях, молча, с отрешённым выражением лица продолжает демонстративно разметать землю. И с каждым взмахом его щётки становится всё очевиднее, что под насыпанной кучкой земли лежит мраморная статуя. Вот появляется снежно-белое лицо, далее – плечо, поднятая почти к лицу полусогнутая в локте правая рука. И тут Тимур останавливается.

– Всё! Сеанс окончен! Все свободны! Продолжение – через два-три часа. Дальше мы не успели раскопать.

Только теперь приходит в себя Иван Иванович. Забыв о своём солидном возрасте и слабом здоровье, он первым оказывается в раскопе. За ним, будто горох из дырявого мешка, сыплются в яму студенты. Каждому не терпится хотя бы дотронуться до такой необыкновенной находки. Раскоп мгновенно становится тесным и наполняется галдежом, из которого то и дело вырываются восторженные возгласы:

– Везёт же вам! Как утопленникам!

– Вот молодцы! Оба молодцы – и Тимка, и Оксана!

– Ну, вы даёте! Это надо же!

– Что тут скажешь? Везунчики и только!

– Считайте, что и вы вляпались в историю! Это уж точно в газетах пропишут!

– Будете давать интервью, не забудьте и о нас вспомнить!

Наконец и профессору Гребешкову удаётся вставить слово:

– А ведь это действительно находка года! Если статуя окажется неповреждённой… тогда я не знаю, что и сказать… – У многословного обычно профессора не хватает слов, и он лишь беспомощно разводит руками и вертит головой. – Ошарашили вы меня, ребята! Я, который роюсь в этих ямах вот уже четыре десятка лет, даже мечтать о такой находке не смел. А тут… Ну, что же, братцы, не будем мешать нашим героям работать. Вы же, – это к Тимуру и Оксане, – продолжайте извлекать этого парнишку из объятий тысячелетий. Только будьте крайне осторожными. Главное, не спешите. Закончите – позовёте. Доставать из раскопа и ставить его на ноги будем все вместе.

И вот, после трёх часов кропотливой работы, находка Тимура стоит наверху на крохотной, наспех подготовленной площадке.

На квадратном, метровой высоты постаменте из жёлтоватого известняка – мраморная статуя в полный рост юного атлета-бегуна перед стартом, готового по знаку элланодика[8] сорваться с места и стрелой помчаться к победе. Туловище юноши наклонено вперёд, ноги полусогнуты – правая впереди, левая отставлена несколько назад, руки также полусогнуты в локтях – правая поднята к подбородку, левая отведена назад, сосредоточенный взгляд устремлён вперёд. Статуя несколько меньше натуральной величины. И тем не менее впечатление она производит необыкновенное. На постаменте высечена надпись на древнегреческом:

«Благодарная Ольвия сыну своему, быстроногому Тимону Фокритосу[9] по прозвищу Авр[10], который прославил наш город на 86-х атлетических Играх в священной Олимпии, где он с помощью Ахилла Понтарха[11] опередил всех своих соперников, эфебов[12] и взрослых, в беге на 1 стадий[13] и дважды был увенчан оливковым венком олимпионика[14]».

Студенты вместе со своим профессором, будто заворожённые, со всех сторон осматривают статую, не переставая восхищаться её красотой и мастерством древнего скульптора. При этом не забывают, конечно, похвалить изредка и Тимура с Оксаной.

– А находка-то, действительно, уникальная! – делает авторитетное заключение Иван Иванович. – Не иначе как работа Поликлета[15]. Ну, если не самого Поликлета, то уж кого-то из его учеников наверняка. Сомнения быть не может. Вы только всмотритесь, с какой точностью и тонкостью передана пластика здорового мускулистого тела, какие идеальные его пропорции. Так ваять умел только Поликлет!

Тут же, в раскопе номер восемь, профессор Гребешков читает своим студентам короткую популярную лекцию о жизни и особенностях творчества великого древнегреческого скульптора.

– Ребята! – окончив лекцию, спохватывается Иван Иванович. – А кто-нибудь из вас обратил внимание на лицо этого самого Тимона, сына Фокрита? А присмотритесь-ка повнимательнее на глаза, нос, подбородок.

– А что? – пожимает плечами кто-то из студентов. – Лицо как лицо. Можно сказать, симпатичное…

– Плохие из вас антропологи[16], – с грустью сообщает профессор. – Ведь черты лица этого юноши – славянские. Неужели никто этого не заметил? Никакой это не грек, а наш брат, славянин. Точнее будет сказать, предок славян, поскольку в те времена славян как таковых ещё не было. Эх, вы…

– А ведь действительно! – изумлённо хлопает глазами Оксана. – И даже… а ну-ка стань, Тима, рядышком со статуей!.. И даже похож на нашего Тимура. Как две капли воды! И в самом деле, – никакой это не грек.

Когда стихают возгласы удивления, Иван Иванович с грустью произносит:

– Вот вам ещё одна загадка истории, которую вряд ли когда удастся разгадать. А жаль… Так хотелось бы знать историю жизни этого юноши.

– А почему бы нам самим общими усилиями не восстановить её? – оживляется вдруг Тимур Иванченко. – Что вы на это скажете, Иван Иванович?

– Как это? – не может взять в толк профессор. – Что ты имеешь в виду?

– Да вот… Вместо того чтобы по вечерам шлёпать картами, стучать домино да слушать одну и ту же надоевшую всем музыку, давайте сообща сочинять историю жизни Тимона Фокритоса. Возможно, у нас получится что-нибудь путное. Скажем, повесть… А может, и роман. А почему бы и нет? А назовём мы нашу повесть «Олимпионик из Ольвии». Ну, как?

– А что, это – идея! И даже, скажу я вам, замечательная идея! Молодец, Иванченко! – горячо поддерживает парня профессор Гребешков. – Сегодня же вечером и начнём…