Читать книгу Соло на Витгенштейне. Сборник - Иван Хлюпов - Страница 4

Андрей проснулся от головной боли. Во рту пересохло, затылок неприятно ныл, тело было уставшим и разбитым. Некоторое время он лежал в постели не открывая глаз, пытаясь сообразить, так где же он все-таки находится. Запах лекарств, кварца и убитых микробов говорили в пользу того, что это больница. Однако в памяти ни больницы, ни происшествия, которое могло бы повлечь за собой больницу, совершенно не обнаруживалось. Вчера вместе с Маринкой и Алешкой они пошли в ресторан «Бульдог» – это помнится совершенно отчетливо. В ресторане пили, и пили здорово, с этим как будто тоже никаких проблем. А вот дальше начинаются темные пятна.

Кажется, были у Соколова. Или у Вовки Жижина? Или не были, а был он один?.. Да, трудновато припомнить. Ну, хорошо, а что дальше? А дальше только троллейбус. Совершенно верно, троллейбус. Он ехал в троллейбусе домой, кажется, уже около полуночи, а вот доехал или нет?..

Андрей поморщился и приоткрыл правый глаз.

Так, это, несомненно, больница. Больничные койки, белые тумбочки. Через розовые шторы на окнах просвечивает металлическая сетка. Вот только почему так тихо? Андрей открыл второй глаз, приподнялся на локте и осмотрелся. Обыкновенная палата. Его кровать стоит в углу. Напротив, у окна, еще две такие же, а всю боковую стену занимает какой-то громадный паукообразный аппарат. Довольно неприятный, надо сказать, аппаратик. Значит, он в больнице. Но почему? В какой? Что с ним случилось?..

Откинув одеяло, он сел свесив с постели ноги. Как будто все в порядке. Голова болела, но не сильно. Обычное похмелье. Сунув ноги в шлепанцы, Андрей встал и подковылял к висевшему возле подозрительного аппарата зеркалу. Рожа вроде бы не разбита, очень даже приличная рожа. Опухшая, правда, маленько, с красными глазами, но это все проходяще. Какого ж тогда черта?

Он снова осмотрелся. Хорошо вымытый пол, довольно чистые стены. Заправленные, но никем не занятые кровати. Чистота и порядок отменные. Что все это может значить? Андрей оглядел себя с ног до головы и обнаружил, что одет не в свое, а в больничное. Это навело его на одну мысль.

В самом деле, надо же хоть определить, какая это больница, а то даже неудобно как-то. Зайдет медсестра, скажет: «Доброе утро», а он что? «Пардон, где я?» Нет, так не годится. Несколько минут он сосредоточенно искал на пижаме клеймо или бирку, но так ничего и не нашел. Тогда он принялся осматривать постели. Сначала свою, затем остальные, но и там ничего не было. Вот это уже действительно странно. Чтоб больничное белье и без какой-нибудь бирки… Ну грязное, ну рваное или плохо пахнущее, это понятно, а вот чтобы без штампика. Нет, это абсурд!

Андрей выпрямился, собираясь с мыслями. Значит, так, надо выйти в коридор и ненавязчиво повыспросить у кого-нибудь из больных, что это за больница и чем тут занимаются. Ведь должны же больные гулять по коридору. Шаркая, он подошел к двери, ухватился за ручку и тихонько потянул ее на себя. Дверь не поддалась. Андрей дернул сильнее. Никакого результата. Он принялся трясти ее изо всех сил, но так ничего и не добился. Дверь была заперта.

«Та-ак!.. – Оставив дверь в покое, Андрей повернулся к зеркалу. – А я-то думаю, что такое? И сетки на окнах, и палата пустая. И машина эта… отвратительная. А тут еще дверь заперли. Неужели в сумасшедший дом попал? Но как? И почему?!»

Он еще раз попытался что-нибудь вспомнить, но так ничего и не вспомнил. Ничего путного. Было ясно одно – вчера он нажрался до безобразного состояния, а нажравшись, вляпался в какую-то пакостную историю.

Может, у Вовки чего или у Соколова? Соколов вполне мог в психушку позвонить, он сволочь известная. Хотя нет, Соколов тут ни при чем. И Вовка тоже ни при чем. Он же отлично помнит, что ехал домой. Ну да, ехал в троллейбусе, и время было довольно позднее. А у Жижина или Соколова (вот бы вспомнить, у кого именно!) он сидел еще засветло. Что же это такое? Дверь на замке, на окнах решетки…

Окна! И как это раньше не пришло в голову. Ведь если он вчера нарезался до делириев и угодил в дурку, это сразу же станет ясно. Там рядом должна стоять телевизионная вышка, а уж ее-то ни с чем не спутаешь. Андрей отдернул штору и…

И на минуту подумал, что у него действительно белая горячка. Не было никакой вышки, не было ни домов, ни улиц, ни деревьев. Не было вообще ничего! Только песок. Красное небо, желтые тучи и песок, песок, песок… Сколько видел глаз, всюду песок.

– Та-а-ак… – Он тихонько отошел от окна и опустился на одну из кроватей.

Кажется, пора звать доктора. Либо это сон, либо горячка, либо, увы, он действительно спятил. Он еще раз взглянул на красное небо, зачем-то потрогал глаза и снова уселся на кровать.

«Хорошо, – он пытался держать себя в руках и не поддаваться панике, – я готов предположить самое невозможное. Допустим, я не сплю и не спятил, и никакая это не белая горячка. Хотя, тьфу! Какая там горячка?! Ладно, значит, я здоров и нормален, но тогда как объяснить?.. Меня похитили в пьяном виде из троллейбуса и вывезли в Сахару? Нет, не то. Почему небо красное и что значат эти желтые мохнатые тучи? А может, в Сахаре так и полагается? Нет, это ерунда!»

Он вскочил, глянул в окно и, ероша волосы, пробежался по комнате. «Я спятил, я спятил… (…как плохо быть бестолковым!..) – Взгляд его упал на многорукую машину, и по спине пробежали мурашки. – Нет, черт возьми, не спятил! А что означает вся эта чушь, я сейчас выясню. И выясню немедленно!» Андрей подбежал к двери и уже собирался устроить самый настоящий тарарам, как вдруг щелкнул замок и дверь открылась сама. От неожиданности он шарахнулся в сторону, угодил в проклятую машину и запутался в ее суставчатых лапах.

На пороге появился доктор. В необычном зеленом халате, такой же шапочке и совершенно невообразимых темно-синих очках. В мозгу Андрея возникла жуткая ассоциация: рентгенолог. Он затрепыхался сильнее. Еще секунда, и он начал бы орать. К счастью, врач сообразил, в чем проблема, поспешил на помощь и мигом высвободил его из цепких паучьих объятий.

– Спасибо, – прохрипел Андрей.

Он учащенно дышал, потирая рукой горло.

А дальше произошло что-то совсем из ряда вон выходящее. Врач кинулся к нему, крепко обнял и радостно завопил, похлопывая его по спине:

– Проснулся наконец-то! А мы уж думали, что ты к нам совсем не вернешься. – Отпустив Андрея, он отступил на шаг и принялся его восхищенно оглядывать. – Ну, Лост, поздравляю! Ты, я вижу, пришел в себя? Давай, рассказывай, как оно там? Хоть пару слов, пока вся шатия-братия не слетелась. – Он хихикнул. – Они думают, ты все еще спишь. Это я первым заметил тебя!

Отступив на шаг, Андрей обалдело хлопал глазами. «Сумасшедший, – подумал он. – Только этого мне не хватало. Интересно, за кого он меня принимает?»

Доктор между тем проворно прикрыл за собой дверь, вернулся и, усадив Андрея на кровать, вперился в него с любопытством и ожиданием.

Возникла неловкая пауза.

– Ну же, Лост, – он тронул его за коленку, – рассказывай. Эксперимент удался или нет? Удался?

Андрей попятился.

– Хотя, что там, я и сам вижу, что удался. Если б не удался, мы бы сейчас не разговаривали. – Он снова хихикнул. – Ну, рассказывай же, не тяни резину!

Андрей сглотнул и, с трудом переводя дыхание, выдавил:

– Я не понимаю, за кого вы меня принимаете.

Доктор рассмеялся:

– Да ладно, Лост, брось. Твои шуточки сейчас неуместны. Ты же знаешь, что меня не проведешь. Рассказывай, не томи душу.

Андрей вскочил с места, при этом несколько грубовато оттолкнув доктора, подошел к окну и, хлопнув ладонью по металлической сетке, заорал:

– Мне рассказывать? Это мне еще что-то рассказывать? – Его передернуло. – А может, вам есть что мне рассказать? Я жду объяснений! По какому праву меня здесь заперли? Я заявляю, если в ближайшие двадцать минут меня отсюда не выпустят, я подам на всех на вас в суд!

Доктор поднялся. Лицо его скривилось в гримасу недоумения, улыбка на нем медленно таяла.

«Какая глупая рожа», – подумал Андрей с раздражением.

– Слушай, Лост…

– Я не Лост! – Андрей рявкнул так, что доктор вздрогнул и попятился к двери. – Я Проскурин Андрей Семенович, и если в ближайшие двадцать минут…

Он замолчал, со злобой глядя на доктора. Тот уже оправился от испуга и, кажется, серьезно над чем-то задумался.

– Слушай, Лост, ты в самом деле не придуриваешься? – гораздо менее возбужденно спросил он. – Пойми, если это так, значит, осложнение на…

– Я еще раз вам повторяю, – Андрей старался говорить как можно спокойнее, – я не Лост и не имею ни малейшего представления о том, кто это такой вообще. Кроме того, я жду от вас объяснений всему этому…

Он запнулся и замолчал, не сумев подобрать нужного слова.

– Хорошо. – Доктор кивнул головой. – Подождите одну минуту, я сейчас вернусь.

И прежде чем Андрей успел что-либо сообразить, врач выскочил из палаты. Дверь за ним захлопнулась.

«Так, – мельком глянув в окно, Андрей нервно заходил по комнате, – здесь явно не до шуток, теперь это можно сказать совершенно точно. И я, кажется, тоже в полном порядке. Здесь что-то другое… – Он остановился и посмотрел на паукообразную машину. – Что-то другое…»

– Значит, вы говорите, это был эксперимент? – снова повторил Андрей.

Он сидел в большом кожаном кресле и пытался вникнуть в смысл слов, которые Эдвард вдалбливал ему вот уже третий день.

– Совершенно верно. Наш Институт ввел вам новый, разработанный группой оклендских ученых препарат. Что-то вроде психоделического наркотика, хотя и не совсем. Он ввергает человека в состояние «мнимой реальности». Говоря иными словами, вы забываете на время свою истинную личность и погружаетесь в лабиринты собственного подсознания. В вашем мозгу создаются новый мир, новые люди и даже новые физические законы. Фактически эксперимент занял тридцать четыре часа, однако для вас они могли быть и месяцем, и годом, и даже столетием! Все зависит от того, насколько глубоко вы погрузились в состояние мнимой жизни.

– Это я понял, – Андрей нервно теребил в руках контракт, – но при чем здесь я? На эксперимент согласился какой-то Лост Горлинг. – Он тряхнул бумажкой. – Какое же я имею ко всему этому отношение?

– Вы и есть Лост Горлинг, – терпеливо пояснил консультант.

– Не понимаю. – Андрей швырнул бумаги на пол и обхватил голову раками. – Не по-ни-ма-ю!

– Мы сами не совсем понимаем, что произошло. Очевидно, какое-то осложнение. По всей видимости, вы все еще находитесь под действием препарата и принимаете себя за вымышленного вами Андрея Проскурина. Такое, в принципе, возможно, однако…

– Хватит. – Андрей поднялся. – Я хочу отдохнуть. Давайте продолжим беседу завтра.

Консультант заметно оживился. По всей видимости, все эти препирания ему самому чертовски надоели. Он нажал вмонтированную в стол кнопку, в дверях появился санитар, и Андрей в его сопровождении отправился обратно в палату.

Долго петляли по пустым коридорам, поднимались по лестнице вверх, спускались на лифте вниз. Наконец санитар остановился, открыл одну из множества дверей и знаком показал Андрею, чтобы тот заходил.

– Опять в новую?

– Эта лучше, – усмехнулся санитар.

Андрей вошел. Дверь за ним закрылась, он остался один. Комната мало чем отличалась от двух предыдущих: кровать, стол, тумбочка. На окнах неотъемлемый атрибут сумасшедшего дома – тонкая металлическая сетка. Ничем более не интересуясь, Андрей лег на кровать, подложил руки под голову и уставился в потолок.

Случившееся никак не укладывалось в мозгу. Значит, получается, что он – совсем не он, а какой-то загадочный Лост Горлинг. Человек, любящий деньги, острые ощущения и подписывающий подозрительные контракты с какими-то загадочными институтами. Да, поверить в такое трудновато. Хотя что там Лост, ладно бы только это. Это бы еще полбеды. Но ведь оказывается, вся предыдущая жизнь – самый обыкновенный сон. (Пардон, самый необыкновенный.) Вся жизнь! И Марина тоже сон, и мама… Нет, этого не может быть!

Он вскочил и забарабанил в дверь:

– Открывай! Эй ты, вертухай недоделанный, открывай давай!

Минуты через две квадратное окошечко распахнулось и в нем возникла хмурая санитарская морда.

– Чего шумишь? – спросил он строго.

– Мне срочно нужно поговорить с Эдвардом. Немедленно!

– Нет, – сказал как отрезал санитар.

– Что значит «нет»?! – взвился Андрей. – Я говорю, мне срочно надо поговорить!

– Завтра поговоришь.

Окошко захлопнулось.

– Ах ты, сволочь! Открой! Открой, сучара поганая! – Андрей принялся пинать в дверь ногами.

Окошечко открылось, в нем появилась все та же мерзкая рожа и ласково предупредила, что если через пять минут шум не прекратится «сам собой», то его придется прекращать «извне». Побушевав для приличия еще немного, Андрей оставил дверь в покое и вернулся обратно на кровать.

Нет, такими методами здесь ничего не решить. Надо быть спокойнее. Что ж, завтра так завтра. Это даже лучше. Будет время все как следует обдумать. Сам же напросился! А может, он действительно никакой не Андрей, а самый что ни на есть Лост Горлинг? Может, за ночь действие наркотика прекратится и утром он со смехом будет вспоминать Андрея Проскурина и всю его жизнь? Кто знает? А сейчас спать.

Зеленое солнце давно спустилось за горизонт, и небо из красного превратилось в черное, самое обыкновенное ночное небо. Андрей залез под одеяло с головой и закрыл глаза.

Завтра будет день – будет пища…

Ему снился Сизиф.

Темнота. Непонятное бетонное здание странной архитектуры. Пылающий во дворе костер (…или несколько костров?.. ). Затем из темноты появился мужчина, одетый в доспехи древнегреческого воина. К ноге его цепью был прикован громадный круглый камень. Как только этот человек появился, Андрей почему-то сразу понял, что это именно он, Сизиф! Выкатив камень из здания, мужчина с огромным трудом покатил его через двор, мимо пылающего костра (…костров?..). А затем…

Затем он начал спускаться со своей ношей по совершенно отвесной бетонной стене, находящейся сразу позади здания. Причем сам он спускался первым, а камень держал над головой, волоча его по стене. «Интересно, – возникла у Андрея нелепая мысль, – когда он спустится с камнем вниз, быть может, камень начнет подниматься обратно и за цепь вытащит Сизифа наверх?..»

Все происходящее происходило в какой-то ужасающей тишине. Кроме треска костра и позвякивания цепи, не было слышно ни единого звука. И это очень пугало…

– Итак, по-вашему, получается, Земля круглая? – переспросил Эдвард и рассмеялся. – Забавно, очень забавно.

Он откинулся на спинку кресла, с любопытством разглядывая Андрея.

– Конечно круглая, какой же ей еще быть? – неуверенно ответил тот. – Плоской, что ли?

– Знаете, а ваш подсознательный мир устроен весьма своеобразно. Весьма!

Андрей пытался сосредоточиться, но болтовня Эдварда ему невыносимо мешала. «Черт бы тебя побрал, – он мысленно плюнул в его сторону, – совсем мне мозги закомпостировал».

– Нет, а все-таки, – не унимался консультант, – если Земля круглая, почему же мы с нее не падаем?

Глаза его излучали восторг.

– Она нас притягивает, – машинально ответил Андрей, думая совсем о другом. – Или удерживает?..

На некоторое время воцарилось молчание.

– Знаете, Лост, – наконец произнес Эдвард, – вы самый странный пациент из всех, с которыми мне когда-либо приходилось работать. У вас необычайно развито воображение. Ну почему, скажите мне, вам взбрело в голову, что Земля – это шар? Почему не куб или тетраэдр? Ответьте мне, это очень интересно.

– Да что ты ко мне прицепился! – взорвался Андрей. – Почему да почему. Откуда я знаю почему? Нас так учили. И что Земля круглая, и что материя первична, и что дважды два четыре. Это же дураку ясно!

– Тихо, тихо. Не надо нервничать. – Эдвард встал и, делая руками успокаивающие жесты, медленно подошел к Андрею. – Вы же считаете себя нормальным, правильно? Ну, так и давайте рассуждать как все нормальные люди. Хорошо?

– Хорошо, – Андрей с трудом подавил раздражение, – давайте рассуждать.

– Давайте.

– Давайте!!

Эдвард взял со стола чистый лист бумаги, авторучку и уселся рядом.

– Насчет «дважды два», – пояснил он. – Вы хорошо помните алгебру или…

– Помню, черт возьми, помню! Чего вы добиваетесь?

– Тихо, тихо. Сейчас мы с вами проведем несложное арифметическое действие, и вы сами все поймете. Только не надо нервничать. Значит, вы утверждаете, что дважды два будет четыре?

– Да, именно это я утверждаю, и можете плюнуть мне в морду, если это неправда.

– Ну-ну, плюнуть я всегда успею. Дело не в этом. Дело в том, что дважды два не четыре. Дважды два – пять! Мне, конечно, очень неприятно, что приходится напоминать вам такие простейшие вещи… Впрочем, смотрите сами.

Эдвард пододвинул к себе листок и быстро набросал на нем равенство:

16–36 = 25–45.

– Верное равенство?

– Верное. – Андрей поморщился. – Но я не совсем понимаю…

– Идем дальше:

16–36 + 20¼ = 25–45 + 20¼.

– Так?

– Так.

– Очень хорошо.

4² – 2 × 4 × 9/2 + (9/2)² = 5² – 2 × 5 × 9/2 + (9/2)².

– И с этим согласны?

– Согласен. Это же элементарно, но из этого никак не следует…

– Идем дальше. – Эдвард повысил голос, призывая к вниманию. – Вы следите за тем, что я пишу, следите.

(4–9/2)² = (5–9/2)²

4–9/2 = 5–9/2.

Он быстро взглянул на Андрея. Тот таращился на исписанный лист сосредоточенно, но не выказывал ни малейшего возражения. Все было нормально.

– И наконец, – торжественно объявил Эдвард, – последнее действие. Если:

4–9/2 = 5–9/2,

то и:

4 = 5.

А следовательно:

2 х 2 = 5! —

Он поставил жирный восклицательный знак и с ехидцей посмотрел на своего пациента: – Мне плюнуть прямо сейчас?

Андрей растерянно вертел листок в руках.

Он просмотрел все решение еще раз. Затем еще раз. Потом вдруг дико заорал и принялся рвать бумагу на мелкие части.

Отпрыгнув в сторону, Эдвард нажал красную кнопку. В комнату влетели два санитара, скрутили визжащего и плюющегося человека и, надев на него стальные наручники, поволокли вон из кабинета. Некоторое время Эдвард прислушивался к доносившимся из коридора крикам, затем, когда все окончательно стихло, вернулся за стол и придвинул к себе телефон.

Андрей сидел на подоконнике и смотрел в окно. Два мощных четырехгусеничных трактора катили через пески большой розовый шар. Очевидно, внутри шар был полым. Он то и дело срывался с креплений и, подпрыгивая, словно резиновый мячик, уносился куда-то вдаль. Трактора останавливались, стреляли по нему специальными присосками, притягивали его и снова укрепляли на маленькой гусеничной платформе. Картинка довольно унылая. Хотя что еще можно ожидать от этого мира? Иррационального фантастического мира.

А между тем Андрей начинал чувствовать себя его частью. С каждым днем он все больше и больше осознавал себя именно Лостом Горлингом. Картины прошлого (…вымышленного прошлого?!) давно поблекли и только во сне приобретали свою завораживающую яркость. Только во сне. Марина, мама, друзья – все это стало сном. Да и было ли когда реальностью? Едва ли…

Теперь он сам начинал понимать это. Он – Лост Горлинг, бывший заключенный, не имеющий ни семьи, ни родных, решившийся на эксперимент как на последний шанс выжить. Да, это куда более правдоподобно, чем фантазии о зеленых городах, голубом небе и прочей чепухе. Тысячи слайдов, километры аудио- и видеопленки, все это служило неоспоримым доказательством истины. Он – Лост Горлинг. Этот мир – его мир, а тот, другой, всего лишь вымысел, иллюзия.

Андрей сидел, мысленно перебирая просмотренные за последний месяц фотографии и видеосюжеты. Вот он стоит на фоне здания Института и чему-то глупо улыбается. Вот он в кабинете Эдварда подписывает с доктором Вайтангой контракт. Вот палата, где должен был проходить эксперимент (…та самая…). А вот он в желтой форме заключенного стоит в строю – архивный тюремный снимок. Да, это он, в этом нельзя усомниться. Его лицо, его фигура, его манеры. Лост Горлинг.

Андрей отвернулся от окна, спрыгнул на пол. Трактора скрылись за горизонтом, больше смотреть не на что. До вызова к Эдварду еще целый час, нужно за это время собраться с силами и настроиться на очередное промывание мозгов. До чего омерзительный тип этот Эдвард. Эдвард Битч – довольно подходящая фамилия. Впрочем, здесь она означает совсем другое. Нет, не так. Это там она означала другое, и, наверное, неспроста. Наверное, его подсознание специально наделило ее такой смысловой нагрузкой, а здесь…

Здесь это самая безобидная фамилия. Черт, как же ему все надоело! Он с разбегу бросился на постель, схватил первый подвернувшийся под руку журнал и принялся бесцельно листать страницы.

На гамильтонском нефтепроводе произошла небольшая авария. Перекрывают всю тысячекилометровую линию, демонтируют ее, а рядом начинается строительство новой. Зачем? Во избежание повтора аварии: советы статистиков, прогнозы астрологов и научного сообщества. Генерал Уэшбер выдвинул свою кандидатуру на пост президента. Начинается предвыборная кампания. Уэшбер зачитывает свою программу: повышение налогов и одновременное снижение цен на все виды товаров и услуг, реорганизация масс(?), всеобщая амнистия и выделение дополнительных средств на борьбу с преступностью. Поголовное обеспечение жильем всех нуждающихся, а также ликвидация бесчеловечных команд стройбата (которые, к слову заметить, выполняют семьдесят процентов всех строительных работ в государстве). На данный момент Уэшбер далеко обошел своих конкурентов и является несомненным лидером. Поп-звезду Тиазу Ронас обвинили в педерастии. «Что за чушь, я же женщина!» – заявляет ошарашенная певица. Ее фанаты требуют создания специальной комиссии для выяснения достоверности этого (?) факта. На западном побережье начинается строительство новой высотной башни. Цель – выяснение расстояния от поверхности земной плоскости до первой небесной оболочки…

Андрей с размаху швырнул журнал об стену. Нет, это невыносимо! Пусть он действительно Лост Горлинг, пусть эта черножопая гнида Эдвард действительно великий ученый, но это же не значит, что он должен здесь окончательно свихнуться. Все, пора отсюда сматываться. Пора рвать когти. Только бы выбраться из здания Института, а там ему все станет окончательно ясно. Либо Вайтанга и вся его шайка специально пытаются свести его с ума, чтобы не выплачивать сумму, полагающуюся по контракту, либо он уже спятил и денег ему все равно не видать. Что угодно, но он должен отсюда выбраться. Любой ценой!

Щелкнул замок, и на пороге возник санитар.

– На собеседование, – мрачно объявил он.

Лост поднялся и с обреченным видом последовал за ним. «Решено, – думал он, шагая по пустым извилистым коридорам, – сегодня же вечером обдумаю все возможные варианты побега… и как только смогу, приступаю к их реализации». Остановившись возле кабинета Эдварда, санитар постучал в дверь.

– Запускайте, – ответил до омерзения знакомый голос.

Вздохнув, Лост шагнул внутрь.

Сразу же после просмотра они вернулись в оранжерею. Лост не любил эту комнату. Огромный шестигранник, заставленный стеклянными ящиками с песком и камнями всевозможных форм и размеров, действовал на него угнетающе. А вот Эдвард, кажется, действительно отдыхал тут. Однажды он признался, что только здесь можно дышать воздухом по-настоящему. Внешние пески до предела загажены промышленными отходами и давно перестали давать кислород: примеси серы и хлора превышают все допустимые нормы. А здесь, здесь другое дело!

– Институт строго следит за качеством воздуха в наших помещениях. – Эдвард многозначительно усмехнулся. – Правительство очень заинтересовано в этом.

– Наверное, – без всякого интереса отозвался Лост. – Когда я выпишусь и получу свои деньги, обязательно куплю себе озонатор. Кстати, – он немного оживился, – вы ничего не слышали о постановлении 718 G?

Эдвард насупился, подозрительно на него посмотрел:

– Нет, я не слышал. – Он сделал ударение на «Я». – И откуда вы только получаете подобные сведения? Я что-то не припомню, чтобы вы интересовались нормотворчеством. Откуда?..

Лост злорадно усмехнулся (…заинтересуешься тут!..).

– Так, вспомнилось вдруг. Читал о проекте закона до эксперимента. Еще там, в заключении.

Ни черта ему не вспомнилось. Он разучился вспоминать. Все, что он знал о внешнем мире, было результатом той активной деятельности, которую развернул вокруг него доктор Вайтанга. А о постановлении 718 он прочитал в свежем номере «Правительственной газеты», которую вчера незаметно вытащил у санитара из кармана халата. Та макулатура, которой снабжал его Эдвард, не представляла собой ничего интересного. Лост отлично понимал, что Эдвард тщательнейшим образом просматривал всю прессу, которая доставляется ему в палату. Ничего подобного он просто не пропустил бы. Что ж, как говорится, на каждую хитрую жопу…

– Вы напрасно прикидываетесь, Битч. Я все равно этого дела так не оставлю. Ваш сраный Институт выплатит мне страховое пособие. Выплатит все до последнего ринггита, можете в этом не сомневаться! – Лост усмехнулся. – Сумма, указанная в контракте, плюс пятьдесят процентов за нанесенный ущерб. Закон будет на моей стороне.

Эдвард остановился и некоторое время сосредоточенно его изучал.

– Присядем, – сказал он наконец, указывая на скамеечку возле ящика с трехметровым камнем-октаэдром. – Вы, Лост, как мне кажется, что-то не совсем правильно воспринимаете. За какой это, интересно, ущерб мы должны выплачивать вам пособие? Что вы имеете в виду?.. Я как-то не совсем понял вашу реплику.

– За какой ущерб?! – Лост хлопнул кистью правой руки о ладонь левой и закатил глаза. – Вы целых четыре месяца держите меня взаперти, словно какого-то шизика, вы превратили меня в самого настоящего идиота, а теперь спрашиваете «за какой ущерб»? Ну, знаете!..

Он нервно принялся шагать взад-вперед.

– Да сядьте вы! – не выдержал Эдвард. – Я отлично понимаю ваше негодование, но ведь, в конце-то концов, вы сами согласились на этот эксперимент, никто вас не неволил, и вы были заранее предупреждены о возможных негативных последствиях! Да, некоторое время вы страдали раздвоением личности, принимали себя за вымышленного вами человека, но ведь теперь все это прошло. Или я не прав? Молчите. В чем же тогда вы собираетесь нас обвинять?

Лост резко остановился и в упор посмотрел на Эдварда.

– Когда меня выпустят? – спросил он.

– Скоро. – Эдвард как-то странно потупился, отводя глаза в сторону. – Вы в полном порядке, еще одна комиссия, и будем готовить вас к выписке.

– Я хочу вернуться в палату, – сказал Лост.

Он повернулся и зашагал к выходу.

– Санитар у двери, – донеслось ему вслед, – он вас проводит.

Когда Эдвард остался один, из глубины павильона вышел доктор Вайтанга.

Лост сидел на унитазе, пытаясь придать своему лицу соответствующее позе и месту выражение. Чугунную гирьку из соседнего бачка он уже свинтил, однако не был уверен, что сумеет незаметно протащить ее в палату. Впрочем, попытка не пытка (…если бы!..). Санитар стоял снаружи и, постукивая ключами о дверь, время от времени бросал через небольшое окошечко равнодушные взгляды. Он разговаривал с дежурным из соседнего отделения.

– Тогда я ее затащил в… Главврача по морде… Ну, сам понимать должен… – доносились из-за двери приглушенные реплики.

Когда дежурный ушел, санитар толкнул дверь ногой и, растягивая слова, объявил:

– Закончить оправку.

Лост встал, сделал вид, что попользовался бумагой, затем не спеша спустил воду.

– Быстрее, быстрее! – подгонял санитар. – Нечего там яйца чесать. Подрочить и в палате сможешь.

Выходя из сортира, Лост мысленно перекрестился. По коридору шли как обычно – он впереди, а санитар, посвистывая и звеня ключами, сзади. Гирька сильно оттягивала штаны, и Лосту все время казалось, что они вот-вот с него сползут. «Ох, и врежет он мне, если узнает», – думал он, пытаясь незаметно подтянуть резинку. Но все обошлось. Последние несколько месяцев Лост вел себя тихо, надзиратели расслабились и перестали следить за каждым его движением, как это было раньше.

Оказавшись в палате, Лост повалился на кровать и, вытащив свой трофей из кармана, засунул его глубоко под подушку. До вечера пропажи они точно не хватятся, значит, шмона не будет, можно не опасаться. До вечера… Сегодня или завтра, сегодня или завтра?.. Нет, если действовать, то действовать нужно без промедления. Сегодня!

Он вскочил и пробежался по комнате от окна к двери. Выпускать его отсюда никто не собирается, это совершенно ясно. Эдвард просто тянет резину, вешает лапшу на уши. Но зачем? И Вайтанга куда-то запропастился… Что же они затевают такое, что затевают? Может, собираются его убить или еще раз впрыснуть AS-3? Ну уж нет, теперь у них этот номер не пройдет. Все, Битч, все, сукин сын. Теперь у тебя будут большие неприятности. Можешь, сволочь, в этом не сомневаться.

Лост остановился, посмотрел на дверное окошечко и, не заметив ничего подозрительного, быстро нагнулся и достал из-под плинтуса кусок белой лохматой веревки. Где он ее раздобыл, он и сам теперь не помнил. Кажется, отпорол край от наволочки, а может, из портьеры в смотровом зале выдернул. Это не важно. Месяца два назад он хотел на ней повеситься, но теперь…

Лост снова взглянул на дверь, лег на кровать лицом к стене и, нащупав под подушкой кусок чугуна, аккуратно привязал один конец веревки к металлическому кольцу. Что ж, повеситься у него не хватило духу, а хватит ли теперь для…

Хватит! Он в этом не сомневался.

Как обычно, в половине седьмого зашел санитар.

– На собеседование.

Лост стоял у окна и даже не обернулся на голос. Он внимательно наблюдал за тракторами, толкавшими розовый шар через пески и, казалось, целиком был поглощен этим зрелищем. Санитар шагнул в палату.

– Горлинг, – он начинал злиться, – кончай валять дурака. Опять на профилактику захотел?

На какое-то мгновенье Лост испугался, но усилием воли подавил страх и остался стоять, как стоял. Отступать нельзя.

Небольшая пауза. Санитар приблизился еще на два шага:

– Ты что, совсем охренел?

Лост поежился, но не обернулся. Ближе, сволочь. Ну, чего ты там встал? Он покрепче зажал в руке конец веревки, нервы были на пределе. За спиной у него что-то звякнуло…

Резко развернувшись, Лост выкинул руку вперед. Тяжелая гиря, описав в воздухе полукруг, попала санитару прямо в лоб. Звук, словно упругим резиновым мячиком с размаху шмякнули по бетонной стене. Больше всего Лост боялся, что санитар успеет отскочить или закрыться рукой, но тот, кажется, так ничего и не понял. Даже сейчас. На какое-то мгновение он застыл неподвижно. Лост размахнулся и ударил еще, на этот раз сильнее и более удачно. Мотнув головой и неловко взмахнув при этом руками, санитар повалился на пол.

Лост осторожно к нему приблизился. Он хотел стукнуть еще раз, чтобы размозжить этому гондону череп, но передумал, бросил гирьку на кровать и принялся сдирать с неподвижного тела форму. Это ему удалось не сразу. На халате оказались какие-то хитроумные застежки, но в конце концов он все-таки справился. Сбросив больничную пижаму, он переоделся, взял связку ключей, магнитную карточку и уже собрался выходить, когда вспомнил про гирьку. Взять… не взять?..

Он взял.

Захлопнув дверь палаты и заперев ее на два оборота, Лост двинулся к лифту. Руки слегка дрожали, но во всем остальном он чувствовал себя совершенно спокойно. Даже странно, он и представить себе не мог, что все получится так легко. Уложить санитара и завладеть его пропускной картой, вот что казалось самым трудным и единственно необходимым. С картой спуститься на лифте вниз и пройти мимо дежурного ничего не стоит, Лост понял это еще месяц назад.

Вообще-то, дальше дежурного поста он не заходил ни разу. Да и дежурного-то видел только из лифта, когда болевший с жуткого похмелья санитар нажал не на ту кнопку и кабина спустилась на два этажа ниже положенного. Однако сейчас он был почему-то совершенно уверен, что выход найдет без труда.

Так, теперь надо взять себя в руки. Лост просунул карточку в прорезь, загорелся зеленый огонек. Вскоре послышался шум поднимающейся (…или опускающейся?..) кабины. Время тянулось медленно, он начал нервничать. Запер ли он дверь палаты? А что, если санитар очухается, выберется наружу и поднимет тревогу? Кажется, запер. А коридорную решетку?..

– Эй, Михеев, – раздался за спиной резкий окрик. – Это что еще за фокусы?

Лост вздрогнул. Обращались явно к нему, и он сообразил, что его приняли за того самого санитара, который сейчас «отдыхает» в его (…кто спал на моей кровати и помял ее?..) палате.

– Я же русским языком сказал, привести 313-го ко мне. Эй, оглох, что ли?

Лост покрепче намотал конец веревки на руку, окровавленная гирька повисла в воздухе. Что-то в словах говорившего показалось знакомым, но что именно, он не уловил. Слово – не слово, интонация – не интонация… Раздумывать было некогда. Он обернулся.

– Ты у меня доигра… – Голос оборвался на полуслове.

В нескольких шагах от него стоял Эдвард. Лицо его выразило недоумение, потом замешательство и, наконец, смертельный ужас.

Он попятился:

– Лост? Погоди минуту… Ничего не понимаю!..

Вот когда ему пришлось окончательно убедиться, что он – это действительно он. Заговорили его преступные, жаждущие крови гены. С жутким оскалом Лост прыгнул вперед. Охнув, Эдвард бросился прочь. Удар пришелся ему точно по затылку (звук лопнувшей тыквы). Грохнувшись на пол, Эдвард перекувырнулся и встал на карачки.

С непередаваемым внутренним восторгом Лост отвесил ему под зад хороший пинок:

– Ну что, повеселимся?

– Горлинг, ты с ума сошел…

– А у тебя разве были сомнения?

Лост пнул его по ребрам. Откатываясь к стене, Эдвард скорчился пополам:

– Лост… Андрей!.. – Он поперхнулся.

Гирька хрустнула по челюсти, из разбитого рта брызнула кровь. В то же мгновение щелкнул индикатор лифта и створки открылись. На секунду у Лоста перехватило дыхание. К счастью, кабина оказалась пуста. Он осклабился. Развернулся, собираясь ударить Эдварда еще раз, прямо по макушке, дабы раз и навсегда покончить с этим засранцем, но Битч уже вскочил на ноги и, схватившись рукой за разбитую челюсть, улепетывал в сторону своего кабинета.

– Пашкуда! – Голос его горстью сухого гороха рассыпался по коридору.

Лост заскочил в лифт в тот самый момент, когда двери уже начали закрываться. Кабина двинулась вниз, и только тогда он сообразил, что выронил свое оружие где-то в коридоре. Мысли в голове стремительно проносились одна за другой: «Эдварда я так и не пришиб, сукин сын успел смыться… Если он уже добрался до телефона, то дежурный внизу встретит меня, что называется, с распростертыми объятиями. А если и нет, то…»

Кабина остановилась, двери медленно разошлись в стороны.

Вломившись к себе в кабинет, Эдвард с ходу налетел на доктора Вайтангу.

– Этот Профкурин!.. – Он поперхнулся, большой сгусток кровавой слизи, вылетевший у него изо рта, шлепнулся доктору на халат. – Эта фволочъ сломала мне фелюшть!

Вайтанга сразу все понял. Он подошел к телефону, набрал номер дежурного и очень спокойно обрисовал ситуацию.

– Что? – Похоже, на том конце провода были чем-то сильно озадачены. – Хорошо, берите резерв. Да! Нет, не стрелять. Ампулы в сейфе, полка номер семь. Зеленый ободок.

Он положил трубку и только тогда гадостливо поморщился, взглянув на испачканный халат. Эдвард сидел на кушетке. Приложив к щеке ватный тампон, он копался в аптечке. Вид у него был ужасный.

– Так… – Доктор попытался закурить, но сломал сигарету и, скомкав всю пачку, швырнул ее в Эдварда. – Если он уйдет за территорию клиники, я тебя, Сазонов, выдеру и высушу. Понял?!

Он закашлялся, стукнул кулаком по столу и замолчал. Эдвард застыл с полуоткрытым ртом, кровь капала ему прямо на новые брюки.

– Но, Николай Фладимирович, при чем фдещ я?.. – Он сглотнул. – Надеюсь, слуфба безопафношти его задерфит.

– Молись, чтобы так оно и было.

Вайтанга встал и, громко хлопнув дверью, вышел из кабинета. Эдвард вздрогнул. Некоторое время он молча смотрел на закрытую дверь, затем приложил к щеке новый тампон.

– Пашкуда… – проскрипел он зубами, поворачиваясь к окну.

Кабина остановилась, двери медленно разошлись в стороны. Лост уже приготовился броситься на охранника (…эх ты, ах ты, все мы космонавты!..), но вовремя сообразил, что никто и не собирается его задерживать. Дежурный сидел за своим ограждением и листал какую-то книжку. Лост задержал дыхание, протягивая магнитную карточку, но тот на нее даже не взглянул.

– Проходи. – Он махнул рукой.

Лост с облегчением выдохнул и медленно, стараясь выглядеть как можно естественнее, направился по коридору в сторону выхода. Коридор был больше похож на туннель. Темный, длинный, с тянущимся по стене толстым кабелем. Где-то на другом его конце сновали люди, хлопали стеклянные двери, суетились санитарки, забегая в ординаторскую и тут же выскакивая обратно со стопками мятых больничных карт…

Лост шагал медленно, но боже, как ему хотелось броситься бегом, пересечь сверкающий белыми облицовочными плитами вестибюль и, толкнув пружинящую стеклянную дверь, выскочить наружу! Он надеялся, что около пылезадержателей окажется хоть один эрмобиль. Если же их там нет, ему конец. С машиной он справится, в журналах много писали об их устройстве и управлении. Конструкция довольно примитивная, хотя и не лишенная некоторого остроумия, но что делать, если поблизости не окажется ни одной машины? Пешком через пустыню? Даже если б за ним не было погони, это верное самоубийство.

До конца коридора оставалось несколько метров, когда Лост услышал, что за стойкой дежурного зазвонил телефон. Он прибавил шагу, но внешне старался оставаться спокойным. Обыкновенный санитар, просто спешит по важному делу… Позади ухнуло, звякнуло металлом и послышался топот. Не оглядываясь, Лост в два прыжка доскакал до конца коридора, ссыпался по лестнице и, врезавшись в толпу, принялся продираться к выходу.

В вестибюле творилось самое настоящее столпотворение. Создавалось впечатление, что в дурдоме сегодня день открытых дверей. Лост продвигался медленно, а топот позади все усиливался, эхом отдаваясь в коридоре-туннеле. Лост заработал кулаками. Кто-то взвизгнул, потом послышался стон и толпа пришла в замешательство. Завыла сирена (или ему только кажется?).

В дверях он на мгновение задержался, чтобы оглянуться назад. Охранник и еще двое парней уже скатывались по ступенькам. Толпа расступилась, образуя для них удобный проход. Что-то в форме этих двоих показалось ему знакомым, но понять что именно он не мог. Не было времени. Толкнув дверь плечом, Лост вылетел наружу. Небольшой тамбур, еще одни двери. Эти-то уж точно ведут куда надо. Только бы хоть одна машина оказалась рядом, хотя бы одна. Он с треском распахнул обе створки, сшиб с ног какого-то мужчину и оказался на улице.

В глаза ударил свет. Яркий солнечный свет. На мгновение он зажмурился, сделал несколько шагов вперед, двигаясь скорее по инерции, и остановился, широко расставив ноги. Больничная дорожка, стиснутая с обеих сторон зелеными газонами, убегала куда-то вдаль, теряясь среди темных высоких сосен. Двое больных, одетые в пестрые пижамы, катили по ней тележку, заваленную грязными узлами, очевидно с постельным бельем. Один узел упал, и оба бросились его поднимать, яростно жестикулируя и что-то друг другу доказывая. Слева дымила кухня, около нее, лениво почесываясь, сидела толстая лохматая дворняга. Солнце клонилось к западу, и в его лучах телевизионная вышка, вырисовывающаяся на бледно-голубом фоне неба, казалась черным безобразным скелетом.

Лост почувствовал, что ему не хватает воздуха.

Сознание возвращалось медленно, и в какой-то степени Лост был этому даже рад. В самом деле, для чего оно ему теперь? То, что с ним произошло, не укладывалось ни в какие рамки, не поддавалось никакому осмыслению. Бред! Самый настоящий параноидальный бред. А может, просто сон? На какое-то мгновение эта мысль показалась ему спасительной, способной разрешить все случившееся, но она исчезла так же быстро, как возникла. Да уж, какой там сон? Сон в мире песков и красного неба или в мире неба голубого и цветущих деревьев? А может быть, сон под действием AS-3? Мысли тянулись длинной бесконечной цепочкой. Им не было конца, но что хуже всего, ни одно из звеньев этой цепи не должно было, по законам логики, здравого смысла или каким другим законам, состыковываться с остальными. Но невзирая ни на какие законы, кольца-мысли мелькали, собираясь в цепь, а цепь эта уходила своими концами в бесконечность.

Слабо застонав, Лост открыл глаза.

Палата. Обыкновенная больничная палата. Впрочем, ничего другого он и не ожидал. Однако… на этот раз в ней находились люди. Не санитары, не врачи, а именно люди. Одетые в больничные пижамы, они занимались своими делами и не обращали на него абсолютно никакого внимания. Несколько человек сидели за столом и играли в карты. Некоторые лежали на койках, другие бесцельно слонялись или негромко переговаривались между собой.

– Хм… а они облажались, – проскрипел прямо над головой надтреснутый голос.

Лост вздрогнул и, изогнувшись, попытался заглянуть назад. В изголовье его кровати стоял старик. В такой же, как у всех, пижаме, так же плохо выбрит. Он стоял, опершись о металлическую дужку кровати, с интересом его разглядывая.

– Где я? – негромко спросил Лост.

– Где? – Старик обошел тумбочку, сел на кровать рядом. – В больнице, конечно, где же еще?

– Я понимаю, – ответил Лост. С горлом у него что-то стряслось, и говорил он с трудом. – В какой именно? Небо… Небо какого цвета?!

Его охватило волнение.

Старик удивленно оглянулся (сам Лост не мог этого сделать, а кровать его стояла так, что окон не было видно), рассмеялся и ответил:

– С небом сегодня все в порядке. Ни облачка.

– Цвет?!

– Цвет? – Старик хитро прищурился. – Цвет, пожалуй, голубой, с каким-то таким оттенком… – Он щелкнул пальцами.

Лост откинулся на подушку и закрыл глаза.

– Да ты не волнуйся, – старик похлопал его по плечу, – вот вывезут тебя на прогулку, и небо увидишь, и солнце, и баб даже… Если, конечно, вывезут.

– Вывезут? – Лост сделал безрезультатную попытку подняться. – Почему вывезут?

Глаза у старика забегали.

– Так ты не знаешь? – удивился он.

– Что? Что?!

– Ну… ноги…

Лост не понял, вернее, не захотел понимать. Ноги. Ходить, бегать. Его ноги?.. Бегать?.. Он хотел встать, но не мог. Тело оцепенело и перестало слушаться. «Эдвард! – вспыхнуло в мозгу. – Это Эдвард!..» В горле пересохло.

– Подними меня, – хрипло попросил он.

Старик засуетился, осторожно обхватил его за плечи и медленно приподнял.

– Одеяло…

Старик откинул одеяло в сторону. На мгновение Лост напрягся, но тут же испустил короткий стон и обмяк. Ниже пояса у него торчали две перебинтованные культи. Вместо ног культи!

«Что происходит? Какое они имеют право?!» Ему захотелось орать во все горло и бить кулаками, но вместо этого он лежал безвольным мешком, беззвучно шевеля губами.

– Не волнуйся, парень. – Старик снова похлопал его по плечу и как-то странно улыбнулся. – Мы все здесь дефективные. Ты вот без ног, у меня почка искусственная…

Он замолчал, улыбка медленно сползала у него с лица. В палату вошел санитар. Поднявшись, старик заковылял прочь.

– Так, Проскурин А. С. В пьяном виде попал под поезд. Послекоматозный шок, галлюцинации… Ага! Номер триста тринадцать. – Санитар сверил номер в тетради с номером на спинке кровати, посмотрел на Лоста и крикнул в коридор: – Это здесь, давайте каталку сюда.

– Куда? Что? Вы не можете так!.. – Лост забился в судорогах.

– Тихо, тихо, – ласково успокаивал санитар.

Он без усилия поднял его, словно маленького мальчика, и на руках перенес на въехавшую в палату каталку.

– Ничего страшного, просто на перевязку. Сменят бинты, посмотрят, как там твои швы, и привезут обратно. А через недельку, глядишь, разрешат и прогулки.

– Зачем? Зачем вы это со мной сделали? – Лост… или Андрей, он не понимал сам, говорил в никуда, ничего не слыша и не воспринимая вокруг. – Почему? Чем вам помешали мои ноги?.. Это Эдвард!..

– В перевязочную, – скомандовал санитар.

Иван Хлюпов. Саис, февраль 1995 г.