Читать книгу Философия как духовное делание (сборник) - Иван Ильин - Страница 9

2) Вещь совсем не реальна.

Всякий предмет есть не-вещь; вещь есть состояние духа.

Аматериалист не тот, кто признает, что кроме души, духа, понятия есть еще и вещь, но тот, кто признает, что вещественное, реальное совсем не существует.

Аматериалист может быть спиритуалистом (Беркли), идеалистом (Лейбниц), солипсистом, феноменалистом внутреннего опыта (Юм, Кант) и т. д.

Аматериалист (description negans) может быть монистом (например, в духе Гегеля) и плюралистом (например, в духе Гуссерля).

Аматериалист осуществляет последовательную интроверсию, перенося весь центр тяжести на свои психические состояния и данные в них содержания.

Главная пружина аматериализма непредметна, но субъективно-лична: нежелание признать реальность своего тела, себя-тела; может быть, неспособность, бегство от бытия себя как вещи.

Аматериалист совершает приблизительно те же ошибки и натяжки, как и материалист, но в обратном направлении: все не-вещественно; то, что выдается за вещь, имеет только видимость вещи; на самом же деле сводимо к невещественному при вещи, по существу же есть состояние духа.

К этому более или менее примыкают все те, кто вырывают пропасть между субъектом и объектом вообще, между сознанием и предметом вообще.

К чему же они сводят вещь? Можно было бы свести их —

А) К чистой иллюзии.

Философия не знает теории, последовательно утверждающей этот тезис.

Сказать «вещь чистая иллюзия» – значит снять самую проблему вещи как проблему онтологическую, значит сказать, что не только вещи нет, или она непознаваема, но что даже те состояния души, которые заставляют нас говорить о вещи, не дают никакого знания о бытии.

Если вещь «иллюзия», то проблема ее есть проблема душевного катарсиса: педагогического и психопатологического.

В этом роде звучит индусское учение о «Майе»⁶⁵: но только не о вещах, а о всех явлениях мира. «Все доступное восприятию есть иллюзорная видимость; реально только непостижимое».

В таком виде это есть отрицание опытного знания вообще. Между тем знание не-опытное или сверх-опытное есть вообще нелепость: contradictio in adjecto⁶⁶. Ибо знание, как status animae⁶⁷, есть само испытание и слагается только через испытания, через приобретение, культивирование и сортирование испытаний.

B) Вторая возможность: «вещь как пространственно-временная материальность не реальна; на самом деле реально иное».

а) Это «иное» не имманентно познающей душе,

I) это иное есть нечто веще-образное, но не вещь; таковы метафизические учения о материи, например материя непространственна, материя непротяжна (Платон, Галилей), материя есть нематериальная стихия (Григорий Нисский, Скот Эриугена и др.).

Возражение: здесь говорится о предмете, в опыте не данном. На основании непредметных комбинаций можно высказать и другие теории – одинаково неосновательные.

II) Это иное есть нечто душе-образное. Таково учение Лейбница о монадах⁶⁸; мир состоит из непротяженных монад, духовных единств; материя не реальна; вещь есть иллюзия смутно и сбивчиво представляющей монады. Это классическая форма имматериализма.

Возражение: или Лейбниц должен отказаться от познания мира вещественного (т. е. естественных наук), или допустить что иллюзорный мир материи имеет свой способ бытия, устойчивый и закономерный, который образует особый категориально-специфический предмет познания.

Тогда дуализм признан.

NB. Можно не познавать вещь – тогда она не будет особым предметом и о познании вещи можно не философствовать, но: это не значит повернуть мир вещей в небытие.

b) Это иное – что принимается сознанием за вещь (ошибочно) – имманентно познающей душе. Сюда принадлежат все «имманентные» теории познания, т. е. почти вся новая философия, идущая по путям Канта и его феноменологической ошибки.

Все имманентное душе есть или состояние душевное, или содержание душевного состояния,

вещь есть представление душевное,

вещь есть содержание представления,

компромисс: вещь представленная вещь.

I) Вещь есть представление. Кант, Шопенгауэр, Гартман сюда не относятся, ибо они хотят сказать: содержание представления, но Фихте Старший именно таков: все есть состояние человеческого духа.

Метаф[изики: ] состояние человеческого духа есть его акт; все есть акт человеческого духа, его модус, его модифицированное состояние; вещь есть акт человеческого духа.

Эмпир[ики: ] Корнелиус – «вещь тождественна с закономерною связью наших восприятий» (Эйслер – Ding).

Возражение: разнокатегориальность; вещь протяженна – человеческий дух непротяжен; вещь материальна – человеческий дух нематериален.

(Примеры: я вошел в дом, огонь охватил его тело, тучи закрыли Луну, в колбе состоялась химическая реакция, я вытащил из воды утопающего, Микеланджело создал Давида, Наполеон умер на Св. Елене – всюду поставить вместо вещи представление вещи reduction ad absurdum⁶⁹.)

Вообще говоря:

вещь не есть представление человека;

не «мое» представление: число их не совпадает с числом вещей; способ бытия их не совпадает со способом бытия вещей (представление непространственно, нематериально, непротяженно, субъективно); связи моих представлений иные, чем связи вещей;

не «наше» представление, ибо общих представлений нет, а наличность раздельных сознаний имеет уже в своем основании вещественно-объективную разлученность людей;

вещь не есть чье-нибудь представление; ибо вещь есть и там и тогда, где и когда отсутствует чье бы то ни было представление;

вещь, вообще говоря, не есть акт души:

вещь не изменение в конце коснувшегося ее пальца,

и не нервное содрогание, бегущее к мозгу,

и не бессознательный коррелят ее,

и не восприятие, т. е. осознание этого коррелята,

и не чувство,

и не волевой разряд,

и не акт воображения,

и не акт мысли.

II) Вещь есть содержание представления.

Это значит: то самое, что предносится субъекту как материальное, протяженное, пространственное и т. д.

[Вещь] есть не инобытие для субъекта, есть «ингредиент» субъекта, ингредиент его опыта, не сам опыт, т. е. не самое испытание, но испытание в испытании.

Содержание – например: сознание в сознании, почувствованное в чувстве, воображенное в воображении.

Здесь две возможности.

а) Субъект мыслится как величина чисто душевная; тогда под «представлением» следует разуметь исключительно внутренние состояния человека; «содержание представления» будет иметь отношение только к акту души, но не к акту тела; интроверсия последовательна: представленная вещь совершенно вытесняет и заменяет объективную эмпирическую вещь.

Тогда вещи объективной вовсе нет, это иллюзия; есть содержание воображения, внутреннего созерцания – воображенность, ошибочно принимаемая нами за вещь; или: содержание мышления – помысленность, ошибочно принимаемая за вещь.

Рассмотрим отдельно две замены:

1. Вещи нет; есть лишь воображенность.

2. Вещи нет; есть лишь помысленность.

b) Субъект мыслится как величина душевно-телесная⁷⁰, тогда под «представлением» следует разуметь не только внутренние состояния человека, но и внутренние, обусловленные телесными, и сами телесные состояния;

«содержание представления» будет иметь отношение и к акту тела;

интроверсия не доводится до конца: тело принято, представленная вещь не вытесняет объективную эмпирическую вещь, но познавательно ее заменяет (Кант).

Тогда:

вещь объективная есть, но она непознаваема;

познаваемо лишь содержание ощущения – ощущенность, ошибочно принимаемая нами за самую вещь;

самая вещь остается за ощущением, в недоступном виде, в неизвестных свойствах;

и то, о чем мы можем говорить как о вещи, есть ощущенная вещь, не более (и соответственно, воображенная по ощущениям и помышленная по ощущениям, по данным, поставленным ими).

1. Вещи нет; есть лишь воображенность.

Воображенное есть образ, предносящийся сознанию.

Феноменологическое нахождение его (условно): повторение воспринятого при закрытых глазах (как бы воскрешая памятью забытые черты).

Условно: «повторение», «воспринятое», «глаза» etc.

Тогда: то, что мы называем внешней вещью, есть на самом деле вещеподобный образ, принесенный нам воображением.

Верно ли это? И как это понять? Всюду ли можно поставить «веще-подобный образ» там, где доселе говорилось о «вещи»?

Ответ гласит: такая замена недопустима нигде, ибо обе стороны всегда a) очень часто различны по содержанию⁷¹, b) разно-категориальны и потому практически незаместимы друг другом.

a) Различие по содержанию.

И прежде всего – это учение должно отгородиться от галлюцинирующего познания.

Галлюцинация – мнимое знание, ошибочное принятие воображенного образа за объективную вещь, вследствие того что органы чувств, возбужденные из центра, «показали» не реальную комбинацию мнимых восприятий. Часто в основе их лежит иллюзия, т. е. центрально возбужденное искажение реальных чувственных впечатлений.

Научное значение отличия «галлюцинации» от не галлюцинации очень велико: галлюцинации и иллюзии могут создать целые неверные теории, т. е. учения о вещах, как они на самом деле не суть; на иллюзиях основано древнее Птоломеево учение о движении планет и неподвижности Земли, фата-моргана⁷²; на галлюцинациях основаны учения спиритов и антропософов.

Важно: научно необходимо различать, какова вещь на самом деле и какою она нам кажется, видится, чудится, мстится (например: религиозное напряжение успокоило бесновавшуюся истеричку, народ провозгласил чудо Божие, церковь признала чудом дьявольским).

Вся сущность научного и философского знания в этом термине: на самом деле. Утрата его есть утрата онтологической предметной подлинности утверждаемого в науке, т. е. утрата науки.

Проверка достигается через сравнение: вещи и образа. Что с чем сравнит имманентный философ? Образ с образом – два представленных содержания – они могут совпадать при несовпадении черт образа с вещью.

Примеры:

Феноменологический анализ вещественного содержания.

Феноменология картины, феноменология музыкального произведения, свидетельские показания на суде – адекватность вещи (дательный падеж) как основное задание, а эта адекватность вещи (дательный падеж) не то же самое, что адекватность образа образу. Исследователь обязан помнить о необходимости смотреть на вещь, а не воображать о ней.

Отсюда: масса ложного и вздорного в писаниях об искусстве и свидетельских показаниях.

Феноменология вещи требует особой культуры души: первое правило – образ не вещь. Там, где мы бьемся…⁷³

Срв. то же в общении людей (например, какое у него выражение лица? мнительный или ипохондрик увидит центрально возбужденный образ).

Смотрящий на вещь уже имеет образ ее, уже не совпадающий с нею по содержанию.

Опыт с глазом, на который давит палец, аналогично с быстро и повторно зажимаемым ухом, аналогично с шариком между двумя перекинутыми пальцами.

Наблюдение над движением предметов: образ «несущихся вещей» в окне вагона; образ леса, «периферия которого кружится в обратном направлении, а центр стоит»; образ «поехавшей назад платформы»; образ «моста, едущего вверх по ледоходной реке»; образ «поезда и автомобиля, мчащегося мимо нас быстрее, а до и после тише».

Перспективные обманы: образ «узенького шоссе, в котором не поместится быстро несущийся автомобиль»; образ «народ, что муравейник»; образ «ежеминутно меняющейся панорамы гор»; образ луны в сознании тянущегося к луне ребенка.

Точно так же: вещь может упасть с высоты, образ ее может фиксироваться неупавшим; образ может переживаться падающим, вещь остается неподвижной (воображаю себя упавшим из шестого этажа); сказки и мифы полны образами летающих людей, драконов.

Вообще говоря, в элементах образа живет искусство. Искусство комбинирует атомы образов и комплексы образов до известной степени самозаконно. Искусство изображает то, что можно предвидеть себе существующим, хотя бы на самом деле этого не могло быть (независимо от реальной возможности). Оно изображает это представимое (во-образимое) (укладывающееся в образах) именно потому, что оно не уложилось в вещах; вообразимое как реальное – так что образы изображенные и образы реальных вещей становятся перемешавшимися и неразличимыми, равно-реальными, равно-заражающими душу (отсюда: ученый историк осуждает исторические романы и осторожно пользуется показаниями очевидцев о виденных событиях; отсюда: протесты военных против батальных картин).

Вообразимое как реальное – и именно так необходимое (художественное so-sein-müssen, nicht-anders-sein-können⁷⁴), такова художественная убедительность пейзажей и скульптур.

Художественная закономерность изображаемой вещи не совпадает с естественной закономерностью реальной вещи (например, все художественно убедительные рассказы о привидениях, «Портрет» Гоголя; внезапное раскрытие перспективы на Карпаты в «Страшной мести» Гоголя; Днепр без меры в ширину, без конца в длину; картины с кентаврами, морскими чудовищами, крылатыми людьми, гермафродитами, святыми с звериными головами, образ неопалимой купины и т. д.).

Словом: эстетические образы вещей не копии вещей; образ вещи может служить человеку для духовного преодоления и освобождения от гнета реальной вещи.

Итак: содержательно вещь и ее образ не то же самое.

b) Категориально: вещь и ее образ разнствуют.

I) Все пространственное – протяженно (т. е. сплошь протянуто своею тканью в известном промежутке, местно определимом), но не все протяженное – пространственно, так образы вещей во внутреннем опыте видятся протяженными, но не пространственными.

Доказательство: об образах вещей нельзя сказать, где они (например, под какой широтой и долготой; не в мозгу – докажется после, в учении о душе).

Образы вещей могут не иметь трех измерений, а вещи всегда имеют три (например, только два – без перспективы, живопись – систематически практикует сведе́ние трех измерений к двум, скульптура воспроизводит в трех измерениях; первое, чему учится живописец, – изобразить образ вещи и потому увидеть образ вещи в двух измерениях и изобразить в них третье – учение о перспективе).

Вещи всегда сразу во множестве – иначе не могут быть, образы вещей могут и не быть сразу во множестве – не подчинены закону пространственного бытия (усилие внимания может изолировать и погасить все образы, кроме одного, даже при непосредственном видении – как бы туман покроет остальное – до звона в ушах и головокружения образы угаснут, вещи останутся).

Образы протяженны – но могут быть больше и меньше пространственных вещей, их вызвавших (например, город с вершины горы, «от земли стоял столб бы до небушки» (былина).

Образы вещей не участвуют в жизни вещей, ибо не выходят в пространство (невозможность укрыться от дождя под «образом дома», невозможность привести паровоз в движение образом пара, невозможность вобрать в себя вместо образа вещи самую вещь).

Только через посредство центральной вещи образ и вещь вступают в общение (невозможно слепорожденному иметь зрительный образ вещи, только резец и кисть дают художнику возможность создать вещь согласно своему прекрасному образу).

Вещи непрестанно движутся, слагаясь в целые системы и вихри движений; образ может предноситься и часто предносится неподвижно (образ движущегося тела может зриться и изображаться неподвижно – например, картина поезда, мчащегося на всех парах: эффект неподвижной стремительности – стремительность передана атрибутами неподвижного тела; переход от стереоскопического, неподвижного образа к кинематографу; движение, изображенное в кинематографе, не повторяет реального движения: оно составлено из множества статических образов, на которые механически разъято живое движение, и быстрая последовательность этих дискретных мигающих «покоев» не равна живому движению; на феноменологически редуцированной статичности образа вещи покоится психологически убедительность парадокса Зенона о стреле⁷⁵).

II) Вещь всегда материальна; образ всегда нематериален.

(Иллюстрация: вещь имеет вес, ибо ее материально вещественный состав тянет ее к земле; образ вещи не тяготеет к земле и не имеет веса; отсюда своеобразное облегчение, даруемое художником себе, переходящему к безгрузным, легким, может быть, бесплотным образам и зрителю, которому он дает это освобождение через картину; отсюда же комизм симулированной тяжести воображаемой вещи – упражнения с мнимыми гирями, мнимого кряхтящего помогания клоуна и т. д.

Вещь имеет химический состав – химическое рассмотрение образа неосуществимо и никого серьезно не интересует, и когда в романе рассказывается о химике, то говорится, что он исследовал реальные вещи, а не образы вещей.

Вещь горит – образ вещи негорящей может смениться образом вещи горящей независимо от реального пожара и не возбуждая тревоги в пожарном депо.

Вещь распыляется – образ вещи меркнет в воображении или проясняется независимо от распыления. (NB! Отсюда при углублении феноменологического анализа: «образ вещи» не то же самое, что «воображаемая вещь», например последняя может «воображенно гореть» и «воображенно распыляться» – а «образ вещи» меркнет и забывается.)

Подобно этому:

воображенное касание воображенных вещей,

воображенное смешение воображенных вещей,

воображенное испарение воображенных вещей,

воображенная гибель воображенных вещей,

воображенное возникновение воображенных вещей не то же самое, что возникновение, гибель, испарение, смешение, касание реальных вещей.

III) Наконец, вещь познается, исследуется, измеряется, наличность ее проверяется внешними чувствами и инструментами; к образу вещи это неприменимо.

Образы зрятся оком воображения; исследуются не инструментами, но актом феноменологического внимания; закрепляются не фотографией⁷⁶, а психически руководимым описанием, начертанием, выбиранием линий, красок, плоскостей; может быть, так, что вещь поддается исследованию, а образ ее не поддается (например, забытый образ сна или упущенное воображением в очертаниях дерева или платья «лицо»).

К сущности психоанализа прямо относится: интерес не к объективному составу вещи, а к содержанию субъективно «увиденного» образа. Отсюда название журнала «Imago»⁷⁷. Пациент говорит врачу не [о] вещах, а об imagines⁷⁸, имманентных его сознанию.

Итак, нельзя сказать: каждый раз, как есть вещь, так есть и имманентный сознанию образ (например, при временной анестезии или атрофии органа); можно сказать: каждая вещь им[еет] об[ъективный] образ-очертание.

Нельзя сказать: каждый раз, как есть имманентный сознанию образ, есть соответствующая вещь (например, галлюцинация сумасшедшего – центрально вызванное раздражение органа).

Вещь может быть без образа.

Образ может быть без вещи.

Вещь и образ различны по содержанию.

Вещь и образ ее различны по способу бытия и по категориям.

g) Вещь и образ практически незаменимы (образ не может заменить вещи, примеров было довольно: нельзя влезать на воображаемую лестницу, нельзя заплатить воображаемыми деньгами, нельзя построить мост на воображаемых быках, вульгарное сознание говорит: из благодарности шубу не сошьешь).

Окончательно:

вещь не имманентна сознанию,

вещь и ее воображаемый коррелят не одно и то же,

вещь не непознаваема,

ее объективные свойства требуют адекватных категорий.

2. Вещи нет; есть лишь помысленность.

Помысленное есть смысл, предносящийся сознанию. Что есть смысл? Подробно в дальнейшем и самостоятельно. Теперь кратко.

Под смыслом я разумею понятие или группу понятий (их связь – тезис).

Феноменологическое нахождение смысла (условно): фиксируется вниманием какое-нибудь содержание; воле задается задача максимальной ясности и отчетливости; останавливается работа воображающей фантазии; поскольку это не удается, остается резервация: воображенность допущена лишь условно-вспомагательно и, по существу, в смысл не входит; когда итог обнаруживает черты безо́бразности и все-таки отчетливости тождественности, т. е. неизменяемой одинаковости при повторениях, – то можно допустить, что перед нами смысл, что мы вступили предметно в ряд чисто логического обстояния.

Вещи нет; есть только смысл.

То, что мы называем вещью, есть на самом деле понятие, имеющее признаки точь-в-точь такие, какие (кажется нам) свойства имеет (будто бы) вещь.

Верно ли это? Как это понять? Всюду ли можно подставить «веще-соответствующее понятие», где доселе говорилось о «вещи»?

Ответ: такая замена недопустима нигде,

ибо обе стороны

a) всегда разнокатегориальны,

b) всегда различны по содержанию,

g) всегда незаменимы практически.

[a)] Всегда разнокатегориальны:

Вещь в пространстве и протяженна.

Понятие даже не протяженно, ибо безо́бразно.

Вещь материальна, физически и химически построена.

Понятие нематериально, построено по законам рода и вида.

Вещь меняется и движется, временной процесс.

Понятие не временно, не процессуально, не движется, не меняется.

NB. Пока довольно. Впоследствии я покажу обратно: что категории понятия так же неприменимы к вещи, как категории вещи – к понятию.

b) Вещь и смысл всегда различны по содержанию.

Это выясняется из трех соображений:

I) Нельзя помыслить вещь; можно помыслить только ее содержание.

В самом деле, смысл имманентен мысли: ею несом, в ней налицо, ее силами состаивается; вещь не может стать имманентною мысли, как и вообще переживанию; помыслить вещь невозможно, так же как и потрогать, уронить, разбить, поджечь понятие; мышление есть душевная функция, она может вжиться в свой предмет, реально стать с ним единством – акт с содержанием, содержание с актом псих[ическим]; общение с вещью есть телесная функция; оно может вжить свой предмет в себя только через телесное усвоение – пища проглатывается, лекарство впрыскивается, втирается; возникает реальное единство тела с вещью, вещи с телом – физиологическое; отсюда: der Mensch ist, was er isst⁷⁹ вм[есто] «съел» – «отождествился».

Поэтому: помысленная вещь не меняется, ибо помыслилась не она, а ее содержание, т. е. существенный состав ее свойств; помыслить можно только смысл, в содержании своем безо́бразно и тождественно повторяющий содержание существенного состава свойств вещи.

II) Содержание вещи может стать содержанием мысли, только став содержанием ощущений и восприятий.

В самом деле, знание есть всегда status субъекта, душевный status субъекта, содержательно определенный, предметно-адекватный (хотя знаемое не есть status субъекта, а категориально-специфическое содержание статуса); если нет состояния субъекта, то нет ни знания, ни знаемого, хотя предметное обстояние может быть налицо.

Следовательно, вещь должна вступить в контакт с субъектом для того, чтобы начать знаться; если она этого не хочет, то она явится не «знаемой», а «зазнавшейся» вещью (как будто она сама по себе может произвести познание).

Контакт с вещью может быть только пространственным, материальным, физическим, телесным; этим предначертывается классический путь: от вещи – к телу – к психическому корреляту – к его воображающе-чувствующе-волящему мыслящему осознанию – к чистому мышлению того содержания, которое проломилось – т. е. к смысловому habere⁸⁰.

III) И вот, если содержание вещи всегда беднеет и часто искажается в ощущении и восприятии, то оно также всегда беднеет и столь же часто искажается, становясь содержанием мысли.

В самом деле: вещь непрерывно меняется в своем содержании (в положении пространственном, в объеме, в весе, в окрасе, в форме и т. д.); уже восприятию не угнаться за ней и приходится довольствоваться феноменологической фиксацией внешних восприятий; акт мышления предполагает зрелую феноменологическую редукцию⁸¹ опытно переживаемого содержания; исчерпание редуцированного материала может быть и не адекватным – и всегда лишь существенно-выделяющим; откидывание образного состава вносит еще большее обеднение; отчетливая разъятость мыслимых в безо́бразности признаков нередко лишь слабо напоминает сросшийся процессирующий материальный конгломерат вихрем меняющейся вещи.

g) Отсюда ясна и практическая незаменимость вещи понятием.

Итак: вещь не совпадает с понятием вещи ни категориально, ни по содержанию.

Проблема: как возможен смысл вещи, который есть смысл вещи, но сам не веществен.

Проблема откладывается – до учения о смысле.

Интересно, что вся ошибка подмены вещи – смыслом покоится на иллюзии из Wesens-Intuition⁸².

Столь строго и проверенно выделенная сущность не может не быть самою сущностью, всею сущностью, исключительною сущностью.

Интроверсия и явный самозаконный объективизм в обстоянии понятий – доделывают остальное.

Таково учение о вещи.