Читать книгу Русский Колокол. Журнал волевой идеи (сборник) - Иван Ильин - Страница 54

Вот уже скоро десять лет мы спрашиваем с чувством неутолимого горя и тревоги: как могло это случиться? почему не удалось это предотвратить и пресечь? где причины этого невиданного в истории крушения? и что нам, верным сынам России, делать для того, чтобы впредь это стало абсолютно невозможным?

Нет смысла задавать эти вопросы в пространство; нам не к кому обращаться с ними; мы должны поставить их перед собою и сами ответить на них. Ибо судьбы России открыты только нам, русским: мир не знает России и не понимает ее, и не поймет ее даже тогда, когда, наконец, догадается, что всякий образованный человек должен знать русский язык. Нам не от кого ждать света и спасения; мы можем рассчитывать только на свои силы. Мы сами призваны к тому, чтобы понять, решить и свершить. И надеяться нам можно только на Божию помощь и на собственную бесконечную, религиозную преданность родине: отсюда мы почерпнем наше разумение, нашу волю и нашу неутомимость. И только смерть сменит нас на посту…

Не в материальных основах жизни, не в хозяйстве и не в технике надо искать последних причин нашего крушения, а в духовных основах; ибо – когда дух на высоте, то он овладевает материальными условиями и задачами; тогда он подчиняет их себе, строит, создает и совершенствует. Материальное важно и существенно; но оно есть лишь продукт духа и средство духа; и только сильный – укорененный, воспитанный и организованный дух может поставить материю на высоту.

Наше крушение есть прежде всего духовное крушение: развалилась наша духовная храмина и воссоздавать нам надо прежде всего ее. И поскольку мы говорим именно о крушении русского государства, постольку мы должны начать с развалившегося русского правосознания.

Правосознание всегда живет в нас, но мы слишком часто не замечаем его в себе и пренебрегаем им. И за это бываем наказаны. Это оно говорит в нас, когда мы переживаем чувство гражданского долга; это оно удерживает нас от захвата и насилия, когда в нас просыпается голод или гнев; это оно обуздывает наши посягания и побуждает нас исполнять наши обязанности и повинности; это оно заставляет нас мечтать о нашем национальном и государственном величии; это оно заставляет биться наше сердце при виде русского трехцветного флага и сжиматься болью при виде наших унижений. Источники правосознания – патриотизм и чувство собственного достоинства, чувство чести. Основные проявления его – самообладание и братское единение с людьми единой родины. Его стихия – воля. Его орудие – власть и подчинение. Его задача – крепкая дисциплина и несломимая организация. Облеките все это в закон и порядок – и вы создали государство. Осуществите все это силами великого народа – и вы создадите великую державу. Подточите и разложите все это в душах – и все располагается в смуту, хаос и позорную хлябь…

И вот, я утверждаю, что русское государство рухнуло потому, что временно поколебалось и разложилось русское национальное правосознание. Это время ныне истекает. Оно должно пройти безвозвратно. И на нас лежит священный долг помочь нашему народу выйти из этой смуты и восстановить свое правосознание. Иначе он не восстановит Россию.

Для того, чтобы мы, русский народ, смогли начать новую эпоху в истории России, творческую эпоху достоинства, силы и славы, нам надо усвоить всей душой основную аксиому политики. Она гласит: строить государство значит прежде всего и больше всего воспитывать в народе глубокое и сильное правосознание.

Правительство, уклоняющееся от этой задачи, – подтачивает бытие своего государства. Правительство, развращающее правосознание своего народа, – заслуживает самого позорного конца.

Грех русского дореволюционного правительства на протяжении целых десятилетий состоял в том, что оно уклонялось от этой задачи: оно пользовалось правосознанием русского народа, но не воспитывало его; оно напрягало и даже перенапрягало его, но не вскармливало его ни собственностью, ни справедливым рангом, ни верною мерою свободы. Злодейство же советского правительства состоит в том, что оно осуществило в исторически небывалых размерах систематическое растление русского национального правосознания: доныне сеет оно соблазн и насаждает преступность в благодушной и благородной, но детской душе нашего народа; и этим оно готовит себе неизбежно жестокий и позорный конец.

Если хоть на минуту отрешиться от микроскопического рассматривания текущих политических событий и взглянуть вперед на века, то надо будет установить с несомненностью: будущее принадлежит народам с углубляющимся и крепнущим правосознанием. Народы же, захваченные порочной противогосударственностью или отравленные внеполитической сентиментальностью, – будут разложены и поглощены; они прекратят свое самостоятельное существование; и совершится это еще на протяжении ближайших ста лет.

Вот почему русский человек, русский государственно-мыслящий патриот имеет перед собою основную задачу, о которой он должен думать день и ночь: задачу углубления и укрепления русского национального правосознания.

И посмотрите, как история идет в этом нам навстречу…

Я имею в виду, конечно, не государственные и культурные «завоевания» революции, а тот отрицательный актив, который накапливается в русских душах. Пусть глупцы или софисты говорят о «завоеваниях революции». Мы говорим о ее уроках и обличениях. Отрицательные уроки революции велики и глубоки; и проходить мимо них непростительно даже самым легкомысленным обывателям.

Так, перед революцией в уме и сердце русской интеллигенции царил хаос: добро и зло смешались до неразличимости; людям виделся лик «святости» у дьявола, а когтей, выглядывавших из-под «ангельского» хитона, никто не мог или не хотел замечать. Больная религиозность интеллигенции тянулась к эротическому пустословию, а политиканствующая революционность становилась чем-то вроде религии. Русская государственная власть поносилась, как сущее зло, а ее властные и необходимо строгие меры, ограждавшие бытие России, обличались, как «озлобленное насилие». Политические и уголовно-политические преступления считались доблестью, а верные слуги России убивались на всех перекрестках. Ум становился все циничнее, а добродетель оставлялась на долю наивным «недоумкам»…

В революции зло выделилось, обособилось, скинуло всякие покровы и не стесняясь явило миру свою богомерзкую харю…

Видели ли мы ее? Испытали ли ее окаянную злобу? Поняли? Научились?..

Поистине никогда еще в истории человечества не было дано людям так и такое для отрицательного умудрения. Никогда еще чистое зло не выявляло себя с таким неприкрытым, сознательным бесстыдством, с таким «пророческим» ожесточением, с такою навязчивою притязательностью. Здесь патриотизм и доблесть были прямо объявлены «преступлением», а цинизм стал естеством ума. Революция попрала живую и чистую религиозность и провозгласила свою ложь последней и окончательной истиной. Досужее и нечистое пустословие предреволюционной публицистики сменилось неистовым срамословием большевизма. Дьявол встал во весь рост и заставил русскую интеллигенцию признать, что не все на свете «условно» и «относительно», что есть безусловная мерзость, и что спасение наше – в обращении взора и души к Богу…

После революции нельзя шататься в духовной смуте. Нельзя тянуть к «мистическому анархизму», к «хлыстовству», к черной и получерной магии, к «аристократическому бунтарству», к «народническому непротивленству», к «революционной церковности», к салонному радикализму и ко всякой другой постыдной и притязательной беспредметности. В революции пришлось научиться – верно и уверенно отличать, где в земной жизни Дело Божие, и где дело дьявола. И тот, кому революционная грязь не открыла глаза, того исторический процесс унесет – или в стан дьявола, или, как опавшую листву, в ворох исторического мусора.

Будущее принадлежит народам с углубляющимся и крепнущим правосознанием. И если мы хотим, чтобы Россия имела будущее, и притом великое будущее, то мы должны стремиться к тому, чтобы русское правосознание углублялось и крепло.

И, прежде всего, чтобы оно углублялось.

Это означает, что мы должны религиозно осмыслить право и религиозно обосновать государство. Осмыслить – не рассудком; и обосновать не в теории. Нет. Цельно, из глубины, чувством и волею испытать и принять этот смысл, и связать нашу государственную жизнь и деятельность с последними основами нашего христианского боговидения.

Это необходимо не потому, что «религия нужна государству»; и не потому, что «религиозность полезна народу в моральном отношении». Но потому, что религиозно неосмысленное и неосвященное – вообще не нужно человеку в высшем смысле этого слова; и то, что религиозно не обосновано, т. е. не укоренено в боговосприятии, – то мертво, бессильно и бесплодно в духовной жизни.

Но именно поэтому, в противовес современному «непротивленчеству», половинчатому и межеумочному, но развязному и притязательному, – я считаю правильным поставить вопрос так: если «православно» верующий человек, по цельной и глубокой, жизненно-искренней вере своей, считает право и государство началами христиански греховными, злыми, «насильническими» и неприемлемыми, – то он должен не только мужественно и честно выговорить свое исповедание, но и реально начать внегосударственную и бесправную жизнь, к каким бы тягостным или даже трагическим последствиям это ни привело его. Или же, наоборот, он должен выговорить и мужественно исповедать обратное: он должен усмотреть и признать, что право и государство могут быть и должны быть орудиями Дела Божьего на земле; что можно осуждать несправедливое право и можно бороться с государственностью, искаженною или употребленною во зло; но что слепо и неумно твердить об их «насильнической» природе. И после этого он должен реально начать новую, христиански осмысленную, правовую и государственную жизнь.

После революции нельзя думать и говорить одно, а чувствовать и делать другое. Прошла пора салонных фраз, отвлеченных сентиментальностей и безответственной критики. Бремя России пало на наши рамена[75]. Нам нельзя ни уклоняться, ни отказываться, русская интеллигенция наших дней (готова она к этому или не готова) должна заместить павших, поднять бремя, принять ответственность и честно и мужественно осуществить свой долг. И помнить, что революция в России была только первою пробою мирового злодейства; что борьба с ее остатками и последствиями захватит и ряд последующих поколений; что, оправившись от этой революции, Россия будет иметь за спиною ряд лет неистовой, деморализующей пропаганды, а вокруг себя – зараженные, не переболевшие страны…

Надо помнить, что всё двоящееся и половинчатое обречено в начавшейся мировой борьбе: для него есть только два пути – в стан дьявола или в мусорную яму истории…

И потому необходимо, чтобы русское правосознание не только углублялось, но и крепло.

Религиозная укорененность есть первый залог крепости, ибо она делает человека – Кифою[76]. Остальное должно довершить умственное и волевое воспитание народа на основах собственности, справедливого ранга и верной меры свободы.

Нельзя и нелепо думать, что «народ» воспитается как-то «сам собою». И если эта фраза имеет вообще какой-нибудь смысл, то лишь тот, что народ выдвинет из своих собственных недр мыслителей и воспитателей, которые сначала сами в себе откроют путь к верному правосознанию, а потом укажут его другим и побудят этих других насадить это верное правосознание в массе.

Но именно к этому мы и зовем. И так оно, конечно, и будет: русская интеллигенция поймет законы духа и истории, встанет на верный путь и совершит в течение нескольких поколений дело национального воспитания. Ибо это дело, дело национального воспитания, всегда и всюду выполнялось интеллигенцией: монахом, пастырем церкви, школьным учителем, ученым, художником, офицером, судьей и чиновником. И эта интеллигенция есть не чуждый, извне приходящий, безнациональный слой, но вышедшая из недр самого народа его собственная сила веры, воли и ума. Интеллигенция есть порождение народа; народ есть создание интеллигенции. Это связь глубинная, духовная, органическая. И где ее нет, там национальное крушение у порога.

Горе России, если она в ближайшие десятилетия не найдет у себя здоровой и сильной, ведущей и воспитывающей интеллигенции! Горе нам, если этот слой – чувством, волею и разумением – окажется опять не на высоте; если он поддастся влиянию черной или красной полуинтеллигенции, – черной[77], с ее классовыми вожделениями, с ее обскурантством, с ее демагогическим презрением к русскому простому народу и ее ненавистью справа; и красной, с ее «классовою борьбою», с ее безбожием, с ее «социалистической» агитацией, разжигающей жадность, бунтарство и ненависть слева!..

Но для того, чтобы воспитывать других, интеллигенция должна сначала воспитать себя: воспитать в себе чувство государственной ответственности и способность к цельным и мужественным поступкам.

Воспитание совсем не сводится к «обучению» и «уговариванию». Нет, слово есть реальное событие только тогда, когда за ним стоит дело: во-первых, живой пример, волевой поступок, живая система действий; во-вторых, верная правовая и хозяйственная реформа… «Обучать» можно и словами; для воспитания нужны дела. Поддерживать кое-как порядок в стране может и грубый, и гнусный режим; для воспитания необходима творческая мера собственности, справедливый и подвижной ранг и верная мера свободы.

Интеллигенция нуждается в силе характера. Для того, чтобы вести свой народ, она должна не только много знать и верно понимать; она должна еще – верно видеть национальные цели и честно служить им.

Интеллигенция, состоящая из беспринципных карьеристов и продажных взяточников, – творит предательство по отношению к родине; государство не может ею строиться; и народ или выдвинет на ее место новые национальные кадры, или погибнет.

Интеллигенция безвольная, робкая, близорукая и сентиментальная – не может быть ведущим слоем своего народа; ибо ведет сила, а не слабость; мужество, а не трусость; дальнозоркость, а не беспомощная слепота.

Интеллигенция же, состоящая из профессиональных агитаторов, поджигателей и ниспровергателей, – перестает быть интеллигенцией и становится вреднейшей разновидностью черни. Именно черни: ибо душа демагога хранит в себе квинтэссенцию черни; именно вреднейшей, ибо – воинствующей, насаждающей зависть и в честолюбии своем порочной…

Еще в России в период «военного коммунизма» мне не раз приходилось слышать и от коммунистов, и от взбаламученного простонародья, и от впавшего в уныние, смещенного интеллигента, – что в России интеллигенция «не нужна», что «народ» и без нее «управится»… И каждый раз я с грустью думал, что, действительно, интеллигенция, не воспитывающая народное правосознание или прямо развращающая его, – не нужна народу; но не нужна только потому, что она не нужна Делу Божьему на земле. Она поистине как соль, потерявшая свою силу… Но национальная, волевая и честная интеллигенция, способная вести и воспитывать свою национальную не-интеллигенцию, – и верой, и делом, и реформой, и вырастающим изо всего этого ответственным и мужественным словом, – она необходима стране, она необходима ей прежде всего и больше всего…

Будущее принадлежит народам с углубляющимся и крепнущим правосознанием. И судьба России зависит от того, найдется ли у нее верующая, волевая, идейная и государственно умудренная интеллигенция, верная Богу и родине, сильная делом и словом…

И. А. Ильин