Читать книгу От чести и славы к подлости и позору февраля 1917 г. - Иван Кириенко - Страница 6

И вот настали 1905 и 1906 годы, показавшие, что офицеры не желают свернуть с исторического пути, овеянного славой и напоенного жертвенной кровью их предков, и идти по пути измены, предательства и разрушения прекрасного Отечества об руку с передовой знатью и «интеллигенцией».

Тогда началась безудержная травля офицеров: ни в одном «интеллигентном» обществе офицер не был желанным гостем. Его высмеивали, над ним издевались. Бурбон, неуч, казарменная душа, опричник, наемник, и проч. и проч. Вот были клички, которыми награждала никчемная знать и «интеллигенция» офицеров, за спинами которых, в гражданскую войну, она спасла свои жизни, а многие и туго набитые чемоданы.

Поддержанные помощью из-за границы, эти враги государства попробовали произвести революцию, возбудив пропагандой и наобещав всяческих благ несчастным, мало разбирающимся в этой сложной игре, рабочим и крестьянам, но эта попытка нарушить веками существовавший в России строй управления провалилась, быстро подавленная оставшейся верной Государю армией, а главным образом ее командному составу. Распространившиеся во многих местах аграрные безпорядки крестьян и забастовки фабричных и железнодорожных рабочих были быстро, легко и почти без пролития крови ликвидированы. Страна быстро вернулась к порядку, и притом настолько быстро, что ни одно из окружающих наши обширные границы иностранных государств не успело использовать беспорядки в России для себя. Революционные главари, рассчитывавшие на успех революции и опиравшиеся исключительно на низы населения, ошиблись и потому, круто повернув свою тактику, начинают свою работу, уже стараясь добиться желательных им результатов «пропагандой» и разложением правящего сословия.

Главное внимание революционеров было обращено на армию и ее руководителей. Личность Государя и Его обаяние в народе старались и стараются и сейчас унизить, а на ответственные посты выдвинуть людей, уже зараженных социалистическими идеями или им сочувствующим, а особо же преданных монархическому режиму старались очернить, а при возможности и убивали.

Офицерский корпус армии начинает подвергаться систематическим нападкам и насмешкам этих изменников и предателей, которые всеми силами стремились создать вражду между частями армии, – между пехотой и кавалерией, между морскими и сухопутными силами, между гвардией и остальной армией. Должен подтвердить, что к началу первой великой войны эта рознь среди различных родов оружия была уже заметна, но, в общем, армия, оставаясь верной и любя своего Государя, не боялась этой розни.

Но среди высшего генералитета, дипломатического корпуса и высшего чиновного люда «пропаганда» «социалистических идеи» уже пустила глубокие корни и Государя уже окружали не верные, покорные Ему слуги, а вольнодумствующая и критикующая своего Монарха клика.

Эта клика предательской знати и «передовой интеллигенции» повлияла на Государя согласиться на предложенные Америкой мирные переговоры с напавшей на нас Японией, когда наша действующая на Дальнем Востоке армия, несмотря на все трудности, была доведена до количества обеспечивающего поворот в нашу пользу военных действий.

Революционерам необходим был для лживой «пропаганды» проигрыш войны, а не победа, и они этого добились. С момента согласия Государя на мирные переговоры с Японией для предательских революционных партий стала совершенно ясна их дальнейшая деятельность, и все усилия их направились на разложение высшего командования армией и на окружающих Государя и власть имущих лиц.

Несмотря на усилия революционеров, наша армия, оскорбленная отнятой от нее славой победы над Японией и на практике увидевшая наши ошибки и недочеты, упорно работая для усиления, старалась поднять свою боеспособность. Государь Император лично обращал очень много внимания своей армии и ее офицерскому составу – под Его руководством русские войска были перевооружены, увеличены, снабжены новейшим оружием. Был составлен новый план мобилизации и призыва в армию запасных, – словом, к 1914 году, т. е. только за десять лет, русская Императорская армия успела стать опять первоклассной армией, грозной всем злоумышлявшим против России. Я, участник русско-японской войны, свидетельствую, что наша армия за эти небольшие десять лет сделала колоссальную работу, и ее офицерский состав работал и день и ночь, чтобы поставить ее не только на уровень, но и выше считавшейся тогда наилучшей в мире Германской армии. Для наглядности вот расписание занятий гг. офицеров. Ежедневно занятия в ротах с солдатами от 7—12 и от 4–6, причем 5 часов строевых и два словесных, из них час обучения грамоте, кроме того три раза в неделю еще вечерние занятия гг. офицеров от 6–8, состоящие из военной игры в полку и одной лекции офицера Генерального штаба в гарнизонном собрании. Значит ежедневно офицер работал 9 часов в день, а три раза в неделю 11. Для старших офицеров капитанов введены офицерские стрелковые школы, без прохождения курса которых капитану нельзя было надеяться получить в командование батальон. Для батальонных же командиров введены были полевые поездки, на которых они практиковались в разрешении боевых задач на местности под руководством полковника Генерального Штаба. Несмотря на эти напряженные занятия, офицеров называли бездельниками и тунеядцами, сидящими на шее у народа.

Быстрые успехи и усиление российской армии не могли не обеспокоить нашего исконного врага Германию, мечтавшую захватить себе наши плодородные земли на правом берегу Днепра. Немецкий Генеральный штаб сознавал, что еще через несколько лет, и русская армия станет настолько сильной, что с мечтой об отнятии от России Малороссии придется навсегда расстаться, и потому только искал предлога, чтобы объявить нам войну.

Этот предлог они создали из Сараевского случая, где бомбой был убит Австрийский Эрцгерцог. Несмотря на всю готовность Сербии дать удовлетворение, отыскать и выдать злоумышленников, Австрия предъявила неприемлемые ни для какого государства требования и мобилизовала свою армию, Германия, якобы обязанная по Австро-Германскому договору, немедленно сделала то же.

Несмотря на все старания нашего Государя не допустить войны, оба немецких Императора, мобилизовав свои армии, заставили и Россию сделать то же, дабы не оказаться беззащитной и кроме того не допустить родственных нам сербов до полного их уничтожения австро-германцами. В ответ на мобилизацию нашей армии Тройственный союз, т. е. Германия, Австрия и Турция, объявил России войну.

Перед самой мобилизацией я и 7 офицеров Ровненского полка, как отличные стрелки из винтовок и наганов, были посланы командиром полка на вторую олимпиаду в Ригу. Первая олимпиада была в 1913 году в Киеве, и я получил на ней нагрудный знак с вензелем Великого Князя Димитрия Павловича, покровителя первой русской олимпиады. Вторую олимпиаду в Риге мы не могли закончить, так как телеграммой из полка срочно были вызваны вернуться в полк. Мы вернулись, и, кажется, через день была объявлена мобилизация.

Изложив подробно подготовку к усовершенствованию русской армии, я возвращаюсь к работе наших русских предателей – «передовой интеллигенции».

Издеваясь над всем, что являлось оплотом государства, ненавидя и понося свою Армию, высмеивая золото погон, ордена и разные Царские эмблемы, «интеллигенты» жадными руками тянутся к армии.

Они не могут скрыть своего стремления выделиться из того серого стада, в которое их превратила демократическая уравниловка. Жажда хоть чем-нибудь выделиться из серой массы охватывает всех. Посмотрите вокруг, – каких только значков вы не увидите, с гордостью носимых в петличке… и платный значок Красного Креста, и всевозможные дощечки с никому не понятными полосками, зигзагами, фигурками, аэропланами, паровозами, атлетами и прочее. Все-все можно увидеть, вплоть до маленькой гитары, вдетой в петличку. И эти люди смеют смеяться над погонами и орденами, покупавшимися не за деньги и членские взносы, а долгой службой, трудом на пользу государства, знаниями, опытом, готовностью на самопожертвование и смерть, и обильно пролитой офицерской кровью.

Погоны – это не гитара в петличке, с которой можно нахамить, наскандалить и скрыться в толпе. Погоны обязывают, и даже не вполне благородные, имея их на плечах, держатся с достоинством.

Что высмеивание военной формы совершалось не по сознательному к ней предубеждению, а в угоду демократической указке, страха ради иудейского, мы легко увидим, оглянувшись на прошлое, когда во время войны зашевелились и стали выползать предательские силы и начали организовываться вредные и преступные учреждения, – появился и земгор. Вы, конечно, слышали о знаменитых земгусарах, этих легальных дезертирах, которые сотнями тысяч хлынули в земгор. Все трусы и шкурники, не желавшие служить в войсках, все – кто удобства личной жизни и партийные цели ставил превыше порядочности, чести, благородства и Отечества, в ком не было ни любви, ни совести, ни долга, ни самолюбия, а одна звериная трусость, жадность, зависть и глупость, – все пошли в земгусары, и первое, что они сделали – одели военную форму. Защитные погоны с непонятной на них географией, огромные защитные кобуры, сумки для карт, противогазовые очки на фуражки, шашки, замотанные в защитное сукно, чтобы не увидел противник, это-то в сотнях и в тысячах верст от фронта. И на всех шпоры, шпоры и шпоры. Звон стоял на Руси, а пришпоривали они, – вы думаете, коней, к которым питали почтительный страх, – о нет, русского «интеллигента» и чернь, чтобы поднять их на бунт и русскую доверчивую казну. В таком храбро воинственном виде вся эта рать заполняла театры, концерты, рестораны и неустанно день и ночь гранила тротуары, бряцая оружием. Помню, когда в 1914 году, раненным, я прибыл в Киев и увидел всю эту земгусарскую рать дезертиров, то был возмущен до глубины души, и вспомнил я тогда наши кровавые поля чести в Галиции, где у нас во многих ротах не осталось ни одного офицера и роты сильно поредели. Вспомнил я и то, что никто из господ офицеров не одел защитных погон и не заматывал шашек в защитное сукно. Там, где гибли братья, где смерть равняла всех, где решались вопросы бытия Отечества – не было места чувству самосохранения, а был долг и сознание офицерской чести. Русский офицер еще твердо стоял на своем историческом пути.

В злостной клевете на офицеров, знать и передовую «интеллигенцию» поддерживали и русские писатели типа клеветника Бальмонта и знаменитый Лев Толстой, приложивший свою графскую руку к разрушению и предательству Отечества. «Пусть намыленная веревка охватит мое старое горло…» – писал по поводу повешенных негодяев безумный старик в своем знаменитом «не могу молчать», отлично сознавая, что Государь, по своему высокому благородству, из уважения к его прошлому таланту, оставит его ненаказанным.

Травля, клевета и лживая «пропаганда» делали свое гнусное дело, и некоторые малодушные сходили с исторического пути и старались приобщиться к передовой знати и «интеллигенции».

Правда, их было мало, очень мало, – совсем мало среди широкой офицерской массы. Это были офицеры третьего сорта, – как образно говорил один старый командир полка, – что есть господа офицеры, просто офицеры и офицеры просто сволочь. Первые – это были те, которые в тяжелые минуты не боялись брать на себя решения и принимать ответственность и становились героями и которых ничто не могло отвратить от Присяги, вторые добросовестно и честно выполняли свой долг и, не сворачивая с исторического пути, готовы были по первому приказу жертвовать своими жизнями «За Веру, Царя и Отечество», а третьи, как я уже сказал, «интеллигентного» типа, готовые идти любым путем, это те, которые делали заговор, знали о нем и, вопреки Присяге, стыдливо молчали.

Разрушительная работа все шла и шла, развращая «интеллигенцию» и делая возможными, в то время, как русский солдат проливал свою кровь на полях Маньчжурии, такие грустные и позорные явления, как поездку князя рюриковской крови в Париж увещевать французов не давать России займа, – как ликование передовой знати и «интеллигенции», при наших неудачах говорившей: «Чем хуже – тем лучше», как посылку русскими студентами японскому Императору поздравления с победой над русской армией и получивших от Императора Микадо достойный ответ, гласивший, что он благодарит за поздравление, но счастлив, что в его стране нет подобных предателей. Бедные, бедные, сколько потом они пролили своей крови, сколько отдали жизней за прошлые, глупые заблуждения, навеянные им «передовой» профессурой.

И дальше и больше – убийства, грабежи, «иллюминации», покушения, забастовки и проч. и проч. широко развернулись с открытием зловредной Государственной думы, ставшей рассадником всяческой смуты и предательства, приведшей к убийству Столыпина, одной из самых светлых и ярких фигур предвоенного времени. За что он пал жертвой «интеллигента» – еврея провокатора? Да за то, что по приказу Императора хотел облагодетельствовать крестьян, проведя хуторскую систему, и сделать их опорой Самодержавия.

Но, несмотря на все усилия революционеров, поддержанных почти всем «интеллигентным» обществом и знатью, свергнуть Самодержавие не удавалось – офицерский корпус был на страже своего Императора. Тогда передовое общество, руководимое Государственной думой, повело атаку на высший командный состав, стараясь привлечь его на свою сторону. Ему льстили, его противопоставляли остальной «некультурной» офицерской массе, играли на чувствах честолюбия, жажды популярности и боязни высмеивания – и эта атака увенчалась успехом. Мозг армии свернул с исторического пути и приобщился к зревшей измене. Офицерская масса оставалась в неведении, в каком многие, нежелающие ничего слышать и читать, остаются и поныне.

Передовое «интеллигентное» общество и знать неистовствовали и безумствовали. Не было той лжи и гнусности, которые, делая сами в салонах и Государственной думе, не возводили бы на Царскую Семью. Какое море грязи и клеветы было излито на Них, и никто, ни один не оборвал сплетничавшего негодяя и не поставил его должным образом на место.

Клевета росла, ширилась и ползла по простецкой Руси, как мор, как чума, все заражающие на своем пути. И эту клевету с хамским сладострастием смаковала часть нашей передовой знати и «интеллигенция». Страшно подумать о той неизмеримой низости, охватившей часть знати и «интеллигенцию». Люди, требующие к себе уважения, готовые вступиться за честь жены, матери, сестры и невесты, клеветали на ни в чем не повинную, высокоморальную Царскую Семью. Даже многие из профессуры, казалось бы, интересующиеся только наукой, и те с наслаждением зарывались в зловонное болото, стараясь даже в прошлом выискивать только все отрицательное и искажая историю, представляли всех Монархов в отрицательном виде. Образцом искажения, в партийных целях, истины и истории, является история, написанная профессором Милюковым и учебник истории для гимназий в Югославии Сухотина, – к прискорбию, одобренный русским учебным комитетом и разрекламированный «русской профессурой», взращивающей в детских душах русскую развесистую клюкву. Авторы сошли со сцены, но их растлевающие детские души учебники остались.

Мне рассказывали, что один из таких профессоров, в прежние годы, читая лекции о великой Русской Императрице, столько сделавшей для блага России, уснащал их скабрезными анекдотами, с вожделением выслушиваемыми стриженными курсистками. С честью, достойной последнего хама, он позорил честь усопшей женщины. И ни одна из русских девушек не осадила обнаглевшего профессора. За что и по чьей указке это делалось? У кого возможны такие постыдные явления, кроме русской передовой «интеллигенции»?

Вот в этой тлетворной атмосфере всеми травимая широкая офицерская масса, вопреки всему оставаясь верной Историческому Завету, вступила в Австро-Германскую войну.

Слово «знать» я определяю так: знать – это зараженная иностранным духом, прогрессивная часть служилых людей, оторвавшихся от Церкви, народной массы и крутившихся около Царского двора, распускавших сплетни о Царской Семье, гордившихся своими чинами, дворянством и происхождением. Один ее представитель, не сумевший воевать, но мечтавший о Престоле, говорил до революции, что «надо Императрицу заточить в монастырь». И эта греховная гордость послужила гибели России.