Читать книгу Когда горела броня - Иван Кошкин - Страница 4

Лейтенант Волков,
июнь – август 1941 года

Оглавление

В темноте все дома казались мрачными и заброшенными. Приказ о соблюдении светомаскировки выполнялся неукоснительно, и к вокзалу 2-й маршевый батальон 124-го учебного полка шел, ориентируясь в основном по табличкам с названиями улиц, которые комбат, капитан Светляков, время от времени освещал фонариком. Всякий раз выяснялось, что батальон опять свернул не туда, и бойцы начинали наперебой советовать, как лучше добраться до станции. Батальон формировался в основном из жителей города – добровольцев и мобилизованных, так что недостатка в советчиках не ощущалось. Хуже было то, что советы давались зачастую прямо противоположные. Кончалось тем, что капитан рявкал на спорщиков и принимал решение единолично, только для того, чтобы через десять минут снова остановиться, решая, как двигаться дальше – по Стахановской или через Героев Царицына. Лейтенант Волков наблюдал этот балаган с нескрываемым неодобрением. Его вторая рота шла в полном порядке, никто не покидал строй и не лез обсуждать дорогу к вокзалу. Но это никоим образом не отменяло того, что батальон, похоже, заблудился. Волков чиркнул спичкой и посмотрел на часы: было полвторого ночи. Эшелон должен отправиться через полтора часа. Без них он, конечно, не уйдет, но опоздание могло привести к тому, что их отъезд задержат на несколько часов, а то и на сутки. Расписание движения эшелонов было очень плотным, дорога работала с перегрузкой, и выбившиеся из графика составы зачастую просто отгонялись в тупики ожидать своей очереди проскочить в какое-нибудь «окно». Такая задержка могла быть расценена как саботаж – со всеми вытекающими…

Лейтенант вздохнул. Батальон вышел из лагеря раньше остальных, имея задачу забрать со склада патронные двуколки. Однако на складе подозрительно сонный начальник караула сообщил, что двуколки еще с вечера отогнали на вокзал. Полк известить, конечно, забыли или не посчитали нужным. Светляков долго матерился, а потом принял роковое решение – срезать путь по окраине, через район частной застройки. Роты втянулись в лабиринт узких улочек и немедленно потеряли ориентировку. Даже в мирное время фонари здесь горели через один на четверти улиц, а сейчас темень опустилась и вовсе непроглядная. Небо затянуло тучами еще днем, не было видно ни луны, ни звезд. Комроты-2 предложил было комбату вывести, пока не поздно, батальон обратно к складам и обойти город, как и предполагалось сделать с самого начала. Но капитану, похоже, вожжа попала под хвост. Не слушая возражений, он повел людей по темным улочкам.

Отношения у Волкова и Светлякова не сложились с самого начала. Лейтенант не знал, что послужило тому причиной, но комбат невзлюбил его сразу. Возможно, дело было в медали «За отвагу», которая красовалась на груди у ротного. Лейтенант получил ее за то, что сутки пролежал на снегу среди надолбов в январе 40-го. Его батальон, атаковавший белофинский дот, откатился назад, едва противник открыл огонь. Никто и не заметил, как командир одного из взводов упал, раненный в бедро. Волков очнулся от холода – галифе смерзлись от натекшей крови. Лейтенант подполз к убитому бойцу и штыком срезал с того шинель, чтобы обмотать раненую ногу, затем проверил винтовку и пистолет. Больше всего он боялся того, что финны возьмут его живым. К вечеру похолодало, и Волков почувствовал, что скоро замерзнет насмерть. Пробираться к своим было бесполезно – прежде чем начать атаку, батальон полночи преодолевал широкую полосу вырубленного перед дотом леса. С раненой ногой, ослабевший от потери крови, он не прополз бы по засекам и ста метров. Только отчаянием и временным помешательством, вызванным потерей крови, можно объяснить то, что Волков пополз в сторону дота. Главный бункер прикрывался несколькими бетонированными пулеметными гнездами, и он рассудил, что если захватить одно из них, у него, по крайней мере, будет укрытие от ветра. К тому времени, когда лейтенант добрался до первого бетонного колпака, он уже едва двигался. Отдышавшись, Волков сунул в амбразуру гранату и, откатившись, стал ждать взрыва. Взрыва не последовало, более того, финны почему-то на гранату никак не отреагировали. Полежав немного в снегу, лейтенант обполз бункер и убедился, что тот пуст – броневая дверь была открыта настежь. Недолго думая, Волков забрался внутрь, закрыл дверь и принялся осматриваться. Финны оставили позицию. Лейтенант прикрыл амбразуру бронезаслонкой и провалился в забытье. Очнулся он уже в госпитале. Оказалось, что после неудачной атаки командование подтянуло тяжелую гаубицу, которая с десяти выстрелов разбила главный дот, после чего уцелевшие белофинны в полном порядке покинули укрепление. Разведка обнаружила это только ночью. Получалось, что лейтенант Волков, будучи раненным, в одиночку захватил пулеметное гнездо. Чтобы как-то затушевать тот неприятный факт, что полк в течение четырнадцати часов топтался перед покинутым дотом, комдив представил Волкова к медали.

У Светлякова медали не было, и «Отвагу» комроты-2 он, похоже, считал личным оскорблением. Несмотря на то что объективно вторая рота в ходе обучения была одной из первых по всем показателям, капитан неоднократно в рапортах командиру полка указывал, что Волков плохо готовит бойцов. После четвертого или пятого рапорта комполка приехал на стрельбище и понаблюдал за тем, как рота уверенно выбивает нормативы. Ничего не сказав, командир полка уехал обратно, а вечером жестоко накрутил Светлякову хвост. Волков, естественно, при этом не присутствовал, но уполномоченный 3-го Управления лейтенант Архипов со смехом рассказывал, как интересно менялся цвет лица комбата во время разноса.

Надо сказать, что с уполномоченным лейтенант поддерживал некое подобие дружбы. Несмотря на свою должность, Архипов был человек, в общем-то, незлой. Однако, как и положено хорошей ищейке, нюх и хватка у него были выдающиеся, в чем Волков вскоре убедился при весьма неприятных обстоятельствах. Значительную часть полка составляли не служившие в армии мужики лет под тридцать. На пятую ночь несколько человек выбрались из расположения и отправились пешком в город. В три часа ночи лейтенанта поднял один из караульных. Следуя за бойцом, комроты-2 подошел к забору, шедшему по периметру учебного лагеря. У забора Волков застал весьма неприглядную картину: шестеро бойцов переминались с ноги на ногу под дулами винтовок часовых. Вдоль забора размеренно ходил Архипов. Увидев лейтенанта, уполномоченный нехорошо обрадовался.

– Здравия желаю, – вскинул руку к пилотке Волков и покосился на задержанных.

– Здравствуйте, товарищ лейтенант. Ваши орлы? – Архипов кивнул на бойцов у забора.

– Не уверен, – честно признался комроты-2. – Я их еще не всех запомнил.

– Ну, они утверждают, что из второй роты. – Старший лейтенант почесал подбородок и как-то жестко посмотрел на собеседника. – Так что делать будем, товарищ лейтенант?

– Как что? – удивился Волков. – Под арест…

– Арестом тут не отделаешься, – уполномоченный посмотрел на восток, где небо потихоньку начало светлеть. – Это, вообще-то, оставление части в военное время. Давайте-ка отойдем, товарищ лейтенант, надо поговорить.

Они отошли шагов на двадцать, задержанные провожали командиров тревожными взглядами.

– Значит, так, – Архипов достал из кармана мятую пачку папирос, вынул одну и закурил. – По-хорошему, я должен их арестовать и сообщить о ЧП по команде. В этом случае твоих субчиков скорее всего ждет трибунал.

– И что? – Волков похолодел.

– А ничего, – старший лейтенант глубоко затянулся. – Поскольку они первые попались, думаю, получат на всю катушку. Чтобы другим неповадно было.

Ротный резко развернулся и почти бегом бросился к красноармейцам.

– Вы… – вздохнув, он взял себя в руки. – Вы какого черта в город поперлись?

Бойцы молча переглянулись. Самый здоровый, ражий мужик ростом под метр девяносто, с темными от въевшегося масла руками, гулко пробормотал:

– Мы, товарищ лейтенант, это… Тут, ну, заводской поселок… Он отсюда в двух километрах будет, – он замолчал, словно стесняясь, затем махнул рукой. – В общем… К женам мы ходили. Что такого-то?

– К женам? – Волков не знал, плакать ему или смеяться. – Я вам скажу, «что такого-то»! Вам трибунал светит!

Отвернувшись от ошалевших бойцов, он вернулся к уполномоченному.

– Ну, ты все слышал? – спросил комроты-2.

– Слышал, слышал. А теперь давай посмотрим на это дело вот с какой стороны, – Архипов метким щелчком отправил окурок в ящик с песком. – Тут у нас три учебных батальона, две тысячи триста двадцать пять человек. Большинство – из города. Чуть не половина – женатые. Понимаешь, куда я клоню?

– Я за них поручусь, – внезапно сказал Волков.

– Что? – не понял старший лейтенант.

– Я за них поручусь, – повторил ротный.

– Тогда уж за всю роту, – усмехнулся Архипов. – Ладно, давай попробуем, может сработает воспитательная сила коллектива.

Они подошли к задержанным.

– Значит, так, товарищи несостоявшиеся дезертиры, – жестко сказал старший лейтенант. – По-хорошему, трибунал по вас плачет, но ваш ротный решил взять вас на поруки. В случае повторения подобных инцидентов под трибунал пойдет он. Понятно?

– Есть! – крикнул за всех рослый рабочий.

– Разойтись! – скомандовал старший лейтенант.

Бойцы бегом бросились к своему бараку, Архипов повернулся к Волкову:

– Я не шучу, имей в виду.

– Есть, – мрачно ответил лейтенант. – Я понимаю.

Больше из второй роты никто не бегал, правда, в течение недели несколько человек ночью упали с верхних коек и наставили на лице синяков. Так, по крайней мере, изложил это ротному боец Шумов, тот самый здоровяк-рабочий, что попался тогда уполномоченному. Второе столкновение у Волкова с Архиповым состоялось буквально через несколько дней. По результатам первой недели лейтенант назначил временно исполняющих обязанности командиров отделений и взводов. Командиром первого взвода стал Андрей Васильевич Берестов, невысокий человек лет сорока с удивительно спокойным, мужественным лицом и абсолютно седой головой. До мобилизации он работал бухгалтером на торфозаготовках. Берестов сразу показал себя умелым бойцом – он отлично стрелял, умело метал гранаты и для своего роста и возраста был необыкновенно силен и вынослив. На вопрос лейтенанта, где он приобрел такой опыт, Андрей Васильевич сдержанно ответил, что воевал в Гражданскую. Волков составил рапорт и передал его по команде. Буквально через час его прямо с плаца вызвал к себе Архипов. Предчувствуя нехорошее, комроты чуть не бегом явился к уполномоченному и осторожно постучал в дверь кабинета.

– Войдите, – голос старшего лейтенанта был до тошноты уставным.

Волков вошел и аккуратно прикрыл за собой дверь. Архипов сидел за столом, перед ним лежала стопка бумаг. Уполномоченный встал из-за стола, обошел лейтенанта и запер дверь на ключ. Затем он вернулся за стол и, положив подбородок на сцепленные ладони, некоторое время смотрел на несколько ошарашенного этими маневрами Волкова. Наконец, кивнул:

– Бери стул, садись, в ногах, как говорится, правды нет.

Лейтенант пододвинул стул и сел напротив Архипова. С минуту командиры молча пялились друг на друга, наконец Архипов вздохнул и артистично спросил:

– Сашка, ты меня в гроб вогнать хочешь?

– Не понял, – честно ответил комроты-2.

– Твой рапорт? – риторически спросил уполномоченный, снимая верхний лист в стопке. – Твой. По подписи вижу. В этом рапорте ты докладываешь Светлякову, что временно исполняющих ты выбрал и на первый взвод просишь утвердить Берестова Андрея Васильевича. Так?

– Все верно, – кивнул Волков. – Ты чего так издалека заходишь-то?

– Сейчас-сейчас, – Архипов открыл ящик стола, вынул из него папку и толкнул по столу Волкову. – На, ознакомься.

Папка содержала в себе характеристику на Андрея Васильевича Берестова. На штамп лейтенант смотреть не стал, справедливо рассудив, что чем меньше знаешь, тем лучше спишь, и перешел прямо к тексту. Архипов закурил. Через пять минут Волков оторвался от папки и уставился на старшего лейтенанта.

– Твое мнение? – спросил уполномоченный.

Мнение лейтенанта было непечатным.

– Согласен, – кивнул Архипов. – Так что ты собираешься с этим делать?

– Слушай, ты мне объясни, – заволновался лейтенант, – как он вообще оказался у нас? В смысле в Советском Союзе?

– Ты невнимательно читал, – старший лейтенант погасил окурок, достал из пачки еще одну папиросу, но закуривать не стал. – Вернулся в двадцать седьмом по амнистии. Никаких художеств за ним не числилось, так что оснований отказать не было. После проверки приехал сюда и с 29-го работал на торфозаготовках. Характеризуется положительно. Даже награжден почетной грамотой за отвагу на пожаре. Но это все так, лирика. – Он перегнулся через стол и посмотрел прямо в глаза Волкову. – Вопрос в том, что ты поставил во главе взвода бывшего белогвардейского офицера.

Волков тоскливо выругался:

– Слушай, откуда мне было знать? Раз он так хорошо замаскировался…

– Ни хрена он не маскировался, – в сердцах ответил уполномоченный. – Если бы он что-то скрыл, а выяснилось это здесь, я бы его, не сомневайся, тут же под стражу… Самое смешное, что он и не думал скрываться. «Были ли в Белой армии?» – честно пишет: «Был»! Как его в военкомате прохлопали, я не знаю, но теперь это наше сокровище. Я его даже по происхождению не могу вычистить – с 38-го никаких препятствий нет.

– А чего ты кипятишься-то? – Волков уже успокоился. – Он что, шпион, по-твоему?

– Если шпион – то какой-то очень секретный. Двенадцать лет шпионил, как тут у нас торф добывают. Да ну, – Архипов махнул рукой. – Никакой он не шпион, просто… В общем, перепиши рапорт, замени его кем-нибудь и дело с концом.

Волков глубоко вдохнул, словно собираясь нырнуть, и быстро сказал:

– Не могу.

– В каком смысле? – озадаченно посмотрел старший лейтенант.

– В самом прямом, – ответил Волков. – Никаких препятствий я не вижу. В армию его призвали?

– Он доброволец.

– Тем более. Винтовку ему дали? Патроны дали? Форму? Вася, ты не понимаешь, он уже присягу принес, он боец Красной Армии. Так почему я не могу назначить хорошего бойца младшим командиром? Из-за происхождения?

– Ты не понимаешь, – тихо сказал Архипов. – Вот вы на фронте. Представь, что все это время Берестов скрывал свою сущность. А тут такая возможность – он берет и сдается в плен. Случаи такие известны. Да что там в плен, пусть даже он просто без вести пропадает. Ты понимаешь, чем это пахнет для тебя – ты его поставил взводным, и для меня – я тебя не остановил? Или ты и его на поруки берешь?

– А если беру? – так же тихо ответил Волков.

– Я тебе не позволю, – жестко сказал старший лейтенант.

– Тогда, пожалуйста, вычеркни его из рапорта своей властью, – пожал плечами лейтенант.

– Ясно, – Архипов чиркнул спичкой, сломал и в сердцах бросил коробок на стол. – На принцип, значит, идешь.

Волков встал и прошелся по комнате, снова сел. Архипов молча, как до этого папку, толкнул к нему спички и папиросы. Лейтенант закурил и некоторое время молчал, собираясь с мыслями.

– Вася, ты только не кипятись и постарайся меня понять. Я рассуждаю так: если Берестову дали оружие – значит, его происхождение сейчас не имеет значения. Я, если хочешь знать, на стрельбище десятки раз к нему спиной поворачивался. Если не имеет значения, то я имею полное право поставить его командиром взвода, тем более что выбирать мне особо не из кого. У меня полроты, если хочешь знать, вообще в армии не были! – Он глубоко затянулся. – Если он враг или на подозрении, то изволь у меня его из роты забрать, потому что с подозрительными я воевать не хочу. Мало ли, может, он и впрямь мне пулю в спину пустит. А доверять, но проверять… Этого я не умею. У меня там и без того забот полон рот будет, без Берестова.

– Я тебя, в общем-то, понимаю. – Архипов успокоился и тоже закурил. – Но и ты меня понять постарайся. Думаешь, мне самому все это нравится? Мне и с комполка нашим хлопот хватает…

– А что Сенченко? – насторожился Волков.

Архипов глубоко вздохнул.

– Ладно, чего уж теперь. Комполка наш в 1937-м сел как троцкистско-бухаринский, что ли, террорист. Год назад его выпустили, восстановили, вот он тут у нас и командует. А мне, когда сюда направляли, строго-настрого наказали за товарищем Сенченко приглядывать. Я, кстати, такие же вопросы задавал: почему, мол, если он подозрительный, ему такое дело доверили. И сказали мне, Сашка, что не моего ума это дело.

– Ну а ты? – Волков чувствовал, что на него вываливают то, без чего он прекрасно мог бы обойтись, но идти на попятную было поздно.

– А я, как прибыл, пришел к нему и честно его предупредил, что, мол, Иван Егорович, так и так, должен я за вами смотреть да кому надо докладывать. Так что уж, будьте добры, будьте в моем присутствии посдержанней. – Архипов выпустил струю дыма и посмотрел сквозь нее на обалдевшего лейтенанта: – Что смотришь? Я так тоже не могу – за спиной на человека стучать.

Оба замолчали. В комнате плавал табачный дым, на стене тикали вечно уходившие вперед часы с кукушкой.

– Ладно… – Архипов убрал в стол папку и папиросы и, подойдя, к окну, распахнул его настежь. – Накурили мы тут с тобой… Значит, такое дело, как всегда – под твою ответственность. Комбату твоему ничего говорить не будем, потому что он дурак, а Ивану Егоровичу я сам скажу. Знаешь, – уполномоченный повернулся и посмотрел на лейтенанта, – может, меня за это наконец погонят к чертовой матери из Управления. Надоело, не мое это. Пусть кубик снимают, на фронт отправляют, я только рад буду. И дело-то вроде нужное, но не мое. В общем, свободен.

– Есть!

Волков вскочил, отдал честь и, по-уставному повернувшись, чеканя шаг пошел к двери. Взявшись за ручку, он вдруг захихикал.

– Ты чего? – удивился старший лейтенант.

– Да понимаешь, – ротного прорвало, и он с трудом мог говорить. – Я его… Спрашиваю – где, мол, так научились… А он мне… «В Гражданскую».

– Мда-а-а, с юмором дяденька, – Архипов покачал головой, хохотнул, потом вдруг лицо его сделалось серьезным. – А воевать они умели, мне отец рассказывал.

Сейчас Берестов, как всегда собранный, аккуратный, шел рядом со своим взводом. Волков не знал, как уполномоченный и комполка ухитрились провести ему звание, но треугольники на петлицах бывшего белогвардейца свидетельствовали, что он теперь является старшим сержантом РККА. Вообще, комроты-2 считал, что Андрей Васильевич без труда смог бы командовать и ротой, если не батальоном, но мнение это держал при себе. Во всяком случае, во взводе себя Берестов поставил с первой минуты так, что его приказы исполнялись беспрекословно. Кроме того, первый взвод отличался какой-то особенной выправкой, а форма и амуниция у всех всегда была в полном порядке. Поневоле Волков начал присматриваться к методам старшего сержанта, но ничего особенного не заметил. В конце концов, он вызвал того на откровенный разговор. Оба отошли на середину плаца, чтобы поговорить без помех, и лейтенант, помявшись, спросил взводного, как тому удалось добиться, чтобы его приказы выполнялись беспрекословно. Надо отдать должное, Берестов, в отличие от комроты, был абсолютно спокоен.


Конец ознакомительного фрагмента. Купить книгу
Когда горела броня

Подняться наверх