Читать книгу Часть Чего-то. Повесть вторая - Иван Косолапов - Страница 6

Место сбора было выбрано характерное для сего сегмента социума – разные участки канализационной системы, петляющие под городом. Преимущественные массы собрались в местах, находящихся под зданиями сил правопорядка – на этом настоял сам Казимир, о чём-то договорившийся с некими «необходимыми» людьми, хотя явно не он один: групп было около дюжину, по, примерно, десятку человек в каждой. Столько удалось собрать за столь невеликий промежуток времени, но даже этого, как казалось в период такого эмоционального воодушевления, должно было хватить. Однако ясно, что сей дух требуется поддерживать, и потому у каждой людской плеяды был главенствующий, признанный лидер, которых ввиду первичной осведомлённости выбрал сам Коликов. С ними он, как поняла Алина из его быстрого рассказа по пути под землю, договорился о всеобщем объединении под зданием университета в определённый промежуток времени. И они же сейчас отвечали за то, что их отряд поймёт основную задачу всего сего действа, которую кинокритик явно не мог не рассказать одним из основных лиц в «возрождении», а также будет экипирован как следует – потому и необходимо местоположение под кулуарами правоохранительных органов, с которыми заключил своеобразный договор не один только Казимир, но и некоторые иные влиятельные в социуме люди, примкнувшие к редируму…

Если говорить прямо и откровенно, у Алины в голове была полная путаница. Они втроём торопились к месту сбора, выбранному старшим из них, так сказать, для себя. Петляя узкими коридорами довольно чистой очистительной системы города, девушка то и дело поглядывала на Мишу – у него на лице также читалось не полное понимание сложившейся ситуации и дальнейших действий. Потому особенно возвышались чувства чего-то необратимого, но в то же время опасного в душе Алины. Ей хотел удостовериться о своих догадках, узнать, правда ли они собираются напасть на институт, что именно они там будут делать и как, а главное чем, будут бороться. Но отчего-то стеснялась данных вопросов не потому, что таков был её характер – наоборот, прямота её зачастую выделяла. А просто ввиду авторитета Казимира девушка не хотела волновать его столь, для него, как ей казалось, низменными и не достойными внимания деталями. Хотя в то же время разум однозначно понимал, что и рядом быстрым шагом идущий Михаил подобным образом запутался и также жаждет узнать аналогичные факты… Но всё равно лишь редкие быстрые взоры то от юной особы, то от молодого человека, «кидались» на широкую спину мужчины, петляющего по системе и проговаривающего редко повороты, словно самому себе напоминая путь.

Эти самые слова, несмотря на их дезинформативность в данной ситуации, отчего-то настраивали на то, что в конечном итоге Казимир всё объяснит, расскажет, растолкует и пояснит – он всегда так делал, не мог он, так твёрдо придерживающийся редирума человек, работать без какого-либо плана. Но для этого требуется время, ибо осознание необходимой цели и пути к её исполнению, как казалось Алине, требует некоторых минут или более, так сказать, передышки, и полностью воспринять в столь энергичном пути они с Мишей эту информацию не смогут, потому-то Коликов и держит её в себе это время: терпит до прибытия на место, где и им, и ещё где-то трём-четырём парам приверженцев их культуры он ответит на все сложившиеся в душе вопросы.

– Почти на месте, – с некоторым предвкушением, которым явно был пленён и он, сказал Казимир, когда повернул направо на очередном повороте кирпичного помоста, находящего над потоком жидкости должного запаха, в шум «хода» которой, как ощутила Алина, «вплелись» свойственные черты гомона небольшой, но взволнованной толпы.

И взаправду: как только свернула за должный угол и она, то взгляду сразу открылась небольшая площадка, на которой свободно уместились несколько пар людей, собравшихся посередине и потому ещё более представившие собой группу крайне малой численности, ввиду чего что-то даже подернулось в груди, ибо не вселяло доверия такое число народа при таком мероприятии… Но разум сразу вспомнил и об иных группах, которых, правда, ещё девушка не видела, только договаривалась с людьми из них, которые должны прийти, но ведь может случиться всё, что угодно.. в общем, возвышенность угасала, настрой пропадал. И как бы Алина не силилась ей всё больше становилось не по себе от понимания того факта, что придется идти против института, причём придется явно двигаться не с мирной демонстрацией, а это полностью претит её мировоззрению, и вообще, почему они именно так собираются поступить, и, собственно, как они собираются поступить?

В животе словно пусто стало, нехорошо и неуютно. Посмотрев на лицо Миши она узрела подобный неоднозначный взор, направленный в спину приветствующего молодых товарищей Казимира, к которому тут же подбежали из небольшой толчеи три человека, о чём-то расспрашивая, на что Коликов лишь отмахивался, пытаясь пройти к дальней стене и вместе с тем обещая, что сейчас всё объяснит.

К Алине, когда она с Михаилом приблизились к бездвижно смотрящим на старшего людям, подошёл старательно прячущий волнение Арсений да тихо заговорил чуть подрагивающим голосом, тогда в глазах его, направленных на кинокритика, яростно пылала возбуждение, готовность к чему угодно и полное согласие с любыми будущими предложениями от человека, двигающегося к дальней стене – это девушка заметила сразу же, как только обратила внимание на его бледное лицо и вместе с тем ярко выделяющиеся очи:

– *Не ведаешь, чаго гэта ён такое задумаў?

* (перевод) Не знаешь, чего это он такое задумал?

Начав медленно крутить головой в знак отрицания, девушка неспешно, нехотя словно, сводила взгляд с общепризнанно главного их отряда и направляла его на собеседника, также выговаривая не спеша:

– Не-е… – тут она узрела недобрые отклики в глазах оппонента и посему на секунду прервалась, но после сразу закончила, чуть напрягшись от буквально чувствующейся злости, источаемой молодым человеком. – Т…

– *А думкі якія ёсць? – не унимался Арсений.

* (перевод) А мысли какие есть?

Он немного вздрагивал, причём явно не от холода. Ему было и страшно и в то же время доставляло удовольствие то, что в ближайшее время должно было случится нечто, чей размах он ощущал как ранее не виданный да не ощущаемый, однако потому и крайне таинственное это было нечто. От него веяло опасностью. Все это чувствовали, но все сейчас были немного не в себе. Некоторые, как Сеня, ещё только косвенно осознавали масштаб и полностью отдавали себя самоотверженности. Другие же, которых было меньше, подобных Алине, то есть, – они начинали «остывать». Им становилось наоборот не страшно, они не смелели – нет. Они начали недоумевать о том, что сейчас разворачивалось вокруг.

И потому довольно вовремя Казимир начал свою речь.

Алина только начала отвечать молодому человеку, на ходу отыскивая достойный предлог:

– Не.. нет. Не зна… – и тут её прервал мужчина, наконец дошедший до крайней стены и став под люком, выходящем прямо к обиталищу стражей правопорядка сего района Города.

Даже начал он как-то не в ему свойственной манере, а карикатурно, словно играя на публику – неестественность была в его словах, но тембр их, властный и призывающий, тон, с которым они произносились вселяли некое доверие. Нет, даже веру. Веру в то, что так должно быть, и что то, ³что должно – то будет:

– Друзья, прошу вас, тише. Я рад, что вы сейчас здесь и со мной. Я извиняюсь, что позвал вас к себе на помощь в такой момент. В то время, которое для нас не приемлемо. Но на такие уступки есть причина. Она более чем веская и поверьте, она стоит таких жертв: мне стали известны причины всех этих дикарских событий, что имеют место быть в нашей жизни последнее время! Это не просто течение масс и народов, это даже не желание социума: это – обыкновенная эксплуатация людских жизней! – особенно чувственно сказав это, Казимир дождался, пока молодые люди обдумают услышанное и, чуть возвысив гомон, тут же его прекратят.

Алина же всё так же следила за своим примером для подражания и в ней в одно время боролись два лагеря понимания, то есть тот, что осознавал всю демагогию слов Коликова и вместе с тем не принимавший их смысл, и тот, что с осознанием правоты Казимира лишь вновь возвышал чувственность, боевой дух и жажду восстановления справедливости, притом не до конца понятно какой, и какими методами. И второй взор на сию ситуацию всё больше креп и становился значительней, ибо Коликов не умолкал:

– Нас и наших близких обманывают, водят за нос, навязывая против воли ложные идеалы, полностью изменяя нашу же личность. Мы прекращаем быть сами собой! И это всё кому-то нужно, но не нам! Ведь так?! Но нас никто не спрашивает. Мы – лишь расходный материал для них. Масса, которая должна неуступно повиноваться, и потому нами пользуются, как вещами жизненного быта, – он говорил витиевато, словно писал некую рецензию, но это оказывало своё влияние в данном обществе, где подобные качества грамотности да разнообразия речи ценились, и потому всё больше и больше внутри молодых людей усиливалась вера в правильность близ предстоящих событий, которые были уготованы не ими, но им. – Я знаю ваш вопрос. Кто это? Что за Они? Так вот, это отдельная тема, ибо, как оказалось, долгое время под масками овец скрывались волки… Да, вековая мудрость не устаревает, зато люди меняются, они перестают чаще смотреть по сторонам и наблюдать за теми, кто крайне недоверчиво относится к окружающим, «спуская» всё на веру.

«Недоверчив к окружающим?» – Алина внутри себя повторила данную фразу, но только с вопросительным акцентом, словно задавая самой себе вопрос и раньше Казимира пытаясь разъяснить самой себе, кого он имеет в виду. И догадка не заставила себя ждать, ведь было не так много в Городе каких-либо организаций, представляющих из себя довольно скрытное предприятие, наружу источающее лишь благие цели, которые девушке всегда казались чистой монетой, и почему так грустно было осознавать, что поступить в сие заведение не удалось, а теперь было почти невозможно для себя принять факт, о котором догадалась почти половина здесь находившихся ещё за секунду до того, как Коликов произнёс:

– И.И.Н.И.М.П… – дав время для смирения и перебарывания внутреннего дисбаланса касательно только что разрушившегося восприятия мира, как места, где благодаря сему заведению растёт прогресс и поднимается экономическое, культурное да иные уровни государства, кинокритик, словно сам «переварив» то, что озвучил, продолжил, вновь преображая свой голос во властный клич к победе над врагом, в чью враждебность было трудно поверить. – Я сам был изумлён этой информацией, но я доверяю больше, чем себе, тем людям, от которых я её получил! – он преувеличивал, ибо информатор был всего один, но для поднятия настроя требовалось нечто более убедительное, и он просто, откровенно играл на публику, чей взор вновь, как с самого начала, начал разгораться решительным пламенем. – И я взываю к вам, друзья! Коль вы доверяйте мне, коль вы готовы идти до конца с теми жизненными принципами, с той позицией мировоззрения, которую вы для себя избрали, то идёмте же со мной! Нам требуется добраться до кабинетов Интститута на Третьем уровне, я и ваши товарищи, которые согласились возглавить иные подобные группы, договорились о необходимом оборудовании, а также об открытом доступе на Второй этаж. Да! Мы не одни! Нас много. Но сразу объединяться нет смысла, ибо сделаем мы это лишь уже в самом центре, у цели нашего мероприятия, ибо она так и осталась загадкой для меня, но не является таковой для тех, кто выдал мне всю подноготную сего цирка уродов, как Институт, – тут «напульсник» на руке оратора коротко, но громко засвистел. Он кинул на него быстрый взор и, продолжая стоять раскинув плечи, громогласно закончил речь: – Вот и время, друзья! Итак, выбор за вами! Вы со мной, ну же, я жду!

И каждый представитель редирума подал свой настроенный решительно голос, давая понять и так ясную истину.

– Спасибо вам, – тихо, словно в качестве окончательного аккорда, ответил Казимир, что-то набирая на эластичном экране.

Через секунду крышка люка в двух метрах над ним приподнялась и в кольце, тут же обузданном светом рекламных щитов да солнечного светила, отраженного зеркалами, показалось взволнованное молодое лицо. На голове не было никаких уборов, но вот плечи рубашки всё равно говорили о должной профессии сего человека, а также об удивительно немалом чине, который смотрелся особенно неестественно ввиду возраста сего парня, который быстрыми, торопящимися, даже нервными, движениями на карабине спускал вниз некий немалый мешок.

Пока сие происходило, Алина пыталась понять, что она только что сделала: подобно иным однозначно согласилась на авантюру, которой не понимала, но к которой, как ей казалось в сей момент, была готова. И она понимала, чем вызван сей внутренний обман, хоть в то же время воспринимать это, как обман, она отказывалась: чувственность, с которой говорил Казимир, была столь же сильной, как и более века назад у ⁴человека с мечтой в Вашингтоне, однако в то же время сама речь не была такой же содержательной. Он буквально просил поверить в него, в окружающих, в себя, в удачу, но не в факты, которых он предоставил крайне мало. Но всё равно душу пробирала страсть перемен, жажда борьбы с несправедливостью. И тому была причина – сама энергетика Коликова, которая сейчас заставляла молодых людей идти на полузагадочное дело с таким же остервенением, с которым ⁵польские уланы топились в Нёмане, дабы показать Наполеону свой настрой, ибо великий полководец тогда также лишь своим присутствием зажёг этот таинственный духовный костер. И пусть Алина на самых задворках сознания сопротивлялась этому, но отчего-то ей казалось, что так взапраду нужно, а после того, как её взор заприметил решительность на лице Миши, – учащегося И. И. Н.И.М.П., – который принял сию правду пусть и с сожалением и болью, но достойно, да теперь был готов идти за свои взоры на мир до конца… И вопросы девушки отступили, дав место замотивированной решимости.

Быстро подняв обратно отстёгнутый карабин, молодой человек немалого ранга в охранительных службах нервно кивнул покрывшейся потом головой Коликову, быстро, опять, осмотрелся по сторонам и закрыл люк.

Казимир же в то время поднёс, судя по всему, среднего веса мешок к подопечным да, раскрыв его во всеобщее обозренье, запросил:

– А теперь самое трудное… Разбирайте, – внутри лежало множество чисто черных ремней, на которых висели три чехла: один с дистанционным шокером, другой с электро-дубинкой и третий с парой батареек к ним.

Первым таковой комплект резко, словно боясь передумать, взял главный группы. Его примеру тут же последовали и остальные, отодвинув на задний план главную идею своей культуры…