Читать книгу Красные камзолы - Иван Ланков - Страница 7

Экзерции – здесь так строевую подготовку называют. Я это уже говорил, да? Вот и мне этим словом все уши прожужжали. Видимо, оно очень нравилось наставникам. Солидно так звучит, по-взрослому! Так вот с этими самыми экзерциями у меня получалось на удивление хорошо. Все-таки годы занятия футболом сильно повлияли на мою координацию вообще и на умение правильно двигаться в частности.

Сначала учат поодиночке. Встает Семен Петрович рядом и начинает, кряхтя, показывать. А ты знай не зевай, повторяй. Да осанку держи, голову прямо, спину ровно. Ну, как и во всяком начальном обучении, ничего нового. Основных финтов немного. Поворот направо, поворот налево, прямо, стой. Шаг назад. Шаг вбок. Ну и все, в общем-то. Тянуть ножку, как на параде на Красной площади, не надо. Да и обуви еще нет для того, чтобы маршировать, печатая шаг. Зато самих шагов – целых три типа. Гусиный шаг – это когда шагаешь на расстояние собственной стопы. Потом нормальный шаг – аршин. Это чуть меньше метра. Длинный шаг – полтора метра, то есть два аршина. Для чего нужен длинный шаг, не объяснили. Я так думаю, это для перехода на бег или для выпада при ударе штыком.

Основные боевые единицы тут – шестерки и дюжины. Отделение – дюжина. Она же артель, она же шеренга. Взвод, он же капральство, – три шеренги, то есть тридцать шесть человек. Ну или двадцать четыре, потому как всем пофиг, две дюжины у тебя во взводе или три. Взвод, кстати, называют то взводом, то словом «команда». Говорю же – бардак!

Рота. Я-то думал, что это от тюркского слова «орта», эхо войны с татарами. Ага, щаз. Это очередной германизм. Немецкое «ротте» или «ротта». Отряд, толпа, группа. И произносится все в той же манере – когда буква «т» как бы разламывает слово пополам. «Рот-та!» Страсть как они любят в этом времени букву «т». Пихают ее где ни попадя. Ну прямо как мы в своем времени везде суем американизмы и англицизмы со всякими окончаниями «инг» и прочий там «ресепшн». Оказывается, английский язык не первый, который был зверски изувечен в России.

Ах да, еще про букву «т». Все старые солдаты во время обучения экзерциям взяли в руки длинные прутья. Гражданских здесь бьют обыкновенными прутами, а военных бьют военными прутами. Что такое военный прут? Это гражданский прут, но с солидным немецким произношением – «шпицруттен». Видимо, обычный прут имеет слишком скучно звучащую букву «т», потому к военной службе не пригоден. Так что – шпицруттен! Так! Между прочим, это очень неприятно получить таким шпицруттеном по спине, да еще с оттяжечкой, да с размаху… Даже сквозь камзол чувствуется. Для того и придумано, да-с… Вот еще, кстати. Эта манера добавлять букву «с» в конце слова – «да-с», «извольте-с» и прочее «прикольно-с, чувак-с!» – оно даже на слух напоминает немецкое «das», только произносится менее резко. Тоже заразное словечко. Да-с!

Одиночные экзерции я достаточно быстро сдал Семену Петровичу и Ефиму. А что там сдавать-то? Ничего особенного, чай не финт Мэтьюза с уходом влево да пасом на фланг в недодачу под инсайда. Вот там я да, помучился в свое время. Здесь же все просто, шагай себе и шагай.

Одному – да, просто. А теперь задачка посложнее: делать то же самое, но в строю. Когда меня посчитали «справным солдатом», нас, таких «справных», собрали в шестерки и начали учить делать те же шаги, но выдерживая линии. И вот тут-то ошибки поперли одна за другой! Ребята откровенно путались в ногах, сталкивались друг с другом и жестко тупили. После каждой ошибки «старики» лупили по спинам и ногам шпицрутенами. С размаху да со свистом. До самого ужина. И я получал. Потому что если сбился с шага один из шестерки – получают все. Хотя положа руку на сердце – когда один сбился, то другим тяжело удержать линию. То есть получается, что все сбиваются.

М-да… так дело не пойдет. После обеда офицеры и ундеры уходят по своим делам. Старые солдаты тоже разбегаются по квартирам, в наших эрзац-казармах за старших остается дежурная группа старослужащих, которая посвящает вечер пьянству, и наши капралы из бывших ландмилиционеров. Так что вечер у нас – свободное время. А значит что? Значит, мы с ребятами, пожалуй, перед ужином еще поработаем. И если получится – то и после ужина немножко. Чтобы побыстрее закончить эту экзекуцию со строевыми экзерциями.

С едой в этот день мне повезло. Завтракали все вместе, на обед я успел пораньше, потому как быстро сдал одиночные экзерции, да и с ужином все нормально было. Кашу слопал с удовольствием, заценил на второе местный заменитель картошки – репу. Своеобразный овощ, но с голодухи пойдет. Зато хлеб какой, ух! Настоящий, из муки сделанный, без всякой пластмассы и разрыхлителя.

Ладно, с обедом закончили. Наскоро вытер деревянную ложку тряпочкой, засунул ее в сумку на боку и решил-таки поднять вопрос о факультативном занятии с той шестеркой, с которой меня сегодня гоняли по перестроениям.

– Слушайте, мужики, как спины, гудят? – решил я взять быка за рога в тот момент, когда еды в общем котле осталось на пару ложек.

Мужики хмуро кивнули. Хотя какие мужики? Как бороды с усами сбрили – так молодые парни, больше похожие на старшеклассников. Ладони только взрослые, а лица – откровенно подростковые. Не мужики еще – так, ребятня. Пацаны дворовые.

– Есть у меня мысль, как вас быстро научить строевым экзерциям. Готовы попробовать?

Ребята посмотрели заинтересованно. Один из них, Сашка, рябой блондин из ладожских рыбаков, хлопнул своего соседа по плечу.

– Ну? Я тебе говорил? Вот видишь, барчук-то наш соображает кой-чего. И сам вон как лихо шагистику умеет, и, небось, офицерской какой премудрости от родичей нахватался. Давай, Георгий, говори, что делать надо!

Я аж засмущался слегка. С такой надеждой на меня посмотрели все пятеро, будто я им сейчас какую сокровенную истину скажу. Блин, надо как-то сбить градус пафоса.

– Сашка, полегче! Какой я тебе барчук Георгий? Я такой же, как и ты, рядовой рекрут первого года службы, пока еще никто и звать меня скромно. Это Ефим у нас поднялся по карьерной лестнице, и теперь его именовать следует не иначе как «господин капрал». А я пока еще просто Жора. Для тебя же и вовсе – Жорик. Чай не забыл, как ты меня учил костер на снегу разжигать сырой берестой. Впрок наука пошла.

– Да ну, – засмущался Сашка, – чего там… Какая наука? Так, игра детская!

– Вот! – я со значением поднял указательный палец. – Детская игра! Дети – они же все через игру постигают. Что, как да зачем. И мы с вами, значит, тоже сейчас в игру поиграем. Как насчет «собачки»? Играли? Правила знаете?

Игра! Казалось бы, обычное дело. Все дети играют в игры. В игрушки, в конструкторы, в планшет, телефон… Да еще в садике играют в прятки и догонялки. Ничего особенного вроде как, да? Ага, размечтался. В этом мире дети не играют. Здесь все всерьез, с самого рождения. Тут – работают. Всегда есть хлопоты по хозяйству. Ухаживать за живностью, ворочать сено, чтоб не сопрело, собирать хворост, перебирать зерно, собирать грибы и ягоды, драить домашнюю утварь… Здесь дети уже с трех лет заняты делом. И ставки запредельно высоки – каждую весну в деревнях голод, и в каждой деревне есть те, кто не пережил зиму. Старшие, если увидят, что дети балуются хотя бы теми же догонялками-салочками, тут же хлестанут их прутьями и погонят заниматься чем-нибудь полезным. В деревне работа никогда не кончается. Так что, по сути, детей-то здесь и нет вовсе. Есть такие же взрослые, только маленькие и пока еще немощные.

Собачка – замечательное упражнение в футболе. Четверо встают по углам квадрата, двое – в центр. Те, кто снаружи, перекидывают друг другу мяч. Те, кто в центре, – перехватывают. Перехватил – встал на край, потерял мяч – встал в центр. Эта игра быстро учит находить свое место на поле и взаимодействовать с партнерами. Собственно, весь футбол – это умение быстро найти тройки и четверки, с которыми ты будешь раскатывать мяч на данном участке поля в текущей игровой ситуации. Тактическое обучение начинающих футболистов всегда начинается с игры в квадрат. Ну вот я и подумал, что это упражнение может помочь нашим дуболомам-рекрутам быстро просчитывать ситуацию и находить свое место в строю. Как учить таким перестроениям, если не игрой?

Ага, наивный. Не учел менталитета здешних. Как я уже говорил, здесь не играют.

Правила парни поняли быстро. Вышли во двор, я скрутил тряпку узлом, сделав этакий шарик. Вот, мол, сейчас будем перекидывать из рук в руки, а вы, мол, перехватывайте.

И что вы думаете? После первого же броска началась драка. Я бросаю Сашке, тот не успел перекинуть тряпку дальше, как его плечом сбил с ног налетевший Ерема. Тудух! Сашка катится кубарем, Ерема торжествующе поднимает тряпку… На него тут же летит парень из другого угла, бьет обеими руками в спину и отбирает тряпку. В итоге свалка, двое из центра против троих из квадрата, уже через полминуты на ногах не стоит никто, все большой куча-мала катаются по земле.

М-да. Разнимаю, успокаиваю, поднимаю на ноги, объясняю правила еще раз. Это игра, ребята. Здесь надо перехитрить и грамотно сманеврировать. Успокоились. Вроде все поняли. Начинаем еще раз, на этот раз я выхожу в центр. Перехватываю летящую тряпку, и на меня тут же бросаются все четверо из квадрата, хватают за плечи, подсекают ноги и валят на землю. Ерема с удовлетворенным видом поднимает тряпку. И я бы понял, если бы у них на лицах была бы хотя бы радость – ура, мол, выиграли. Но нет. Все предельно серьезны, побледневшие губы плотно сомкнуты в ниточку, руки сжаты в кулаки, в глазах огонь. Они не играют, они как в последний бой – победить или умереть.

Твою мать… Поиграли в квадрат, блин. Встаю, отряхиваюсь, нахлобучиваю слетевшую с головы треуголку. Меняю состав и вижу в лицах то же самое – те, кто в центре, и те, кто в квадрате, смотрят друг на друга с яростью, чуть ли не копытом землю роют, готовятся к последней схватке.

– Парни, что с вами такое? Вы в игры никогда не играли, что ли?

Не играли. И батюшка деревенский им говорил: не играйте в игры, игры – от сатаны, а работа – от Бога. Азарт есть грех, ага. В кости да в карты проигрывают целые судьбы. Игры – зло. Есть работа, которую надо сделать, а не сделал – будут жестоко пороть. Потому как если не наказать нерадивого отрока – то весной голод…

Ладно, давай попробуем по-другому. Нас шестеро. Ставлю пять фишек на площадке, по команде выбегаем из линии, занимаем свободную. Кто остался последним – тот проиграл, в знак поражения кукарекает. Итог вполне предсказуем – снова слэм, прямо как на рок-концерте. Последний, которому не досталось фишки, летит плечом сбивать с ног того, кто уже занял место.

Разнимаю, получив в свалке от кого-то мощную затрещину. Успокаиваю. Нет, они не понимают, что не так. Для них вполне нормально – выполнить задачу любой ценой. Хотя… Я вдруг задумался. За те полчаса, что мы тут толкаемся да сбиваем друг друга с ног, никто из них не ударил другого кулаком. Идет либо толчок плечом в плечо, либо оплеуха раскрытой ладонью. А ведь кулачный бой здесь известен. Они умеют биться на кулачках. Вон как тогда Ефим бил – сжатым кулаком, накоротке. А здесь и сейчас – нет, никто из них кулаком не лупит. То есть… они все-таки играют? Просто у них такие правила? Ну-ка, проверим предположение…

– Так, парни! Кажется, для этой игры еще рановато. Может, давайте попробуем сыграть в «царя горы»?

Да! Такую игру они знают! И неплохо знают, однако. У них, оказывается, эта игра не простая кутерьма, как у нас, а целые тактические игрища. С хитрыми тактическими схемами и своим игровым жаргоном.

Горой у нас послужил небольшой стожок соломы. И вот тут-то я увидел у них нормальное командное взаимодействие. Оказывается, если на «царя горы» лезть одному – то он легко отобьет твою атаку, лишь на полшага уклонившись да поддав ногой в нужный момент. И полетишь ты кубарем мордой в грязь, весь облепленный соломой. Чтобы сбить «царя», нужна одновременная атака с трех сторон. И тогда тройка вместе с «царем» укатывается вниз, а четвертый свободно занимает «гору». Мы в свое время в эту игру играли бестолковее. Так что мне даже пришлось у них поучиться. В основном – тому, как именно команда выбирает, кто будет тем четвертым, что без боя заберется на гору. Тут оно идет не совсем по очереди. Ерема попытался было мне объяснить достаточно сложную систему, как подсчитываются заслуги в предыдущих атаках, да еще скорость… Но и он оратор так себе, да и я не сильно понял. Ладно, разберемся как-нибудь потом.

Но главное было сделано – мы смогли хотя бы начать разговор о том, в каком порядке перестраиваться своей шестеркой на экзерциях. Появились какие-никакие аналогии, мысли, идеи… Ну и фингал под глазом. Нет, это не от оплеухи. Это я когда со стожка сена кубарем летел – нашел скулой солидную каменюку под слоем мусора. Ну бывает, что уж тут. Сашка вон за бок держится. Как бы трещины в ребрах не было. Все-таки молодняк здесь весьма хилого телосложения.

А на ужин нам Ефим собственноручно сварил похлебку с мясом и капустой. И называлась эта похлебка – шти! Да, да! Не щи, как в моем времени, а именно – шти! Я уже говорил, что местные просто обожают букву «т»? Вот у нас умные люди всякие домыслы строили на тему, что означает герб России. Двуглавый орел, одна голова на восток, другая на запад, это символизирует… это означает… подтекст, смысл, геральдика… Может, там, в будущем, оно и так. А здесь наверняка все проще. Тут, я так думаю, наш герб – это просто буква «т» с крылышками. Обязательно с крылышками, потому как надо успеть запрыгнуть буквально в каждое слово, что произносят от Камчатки до Петербурга. Шти! Это надо же! Но ничего так, вкусно. И очень даже сытно, с голодухи-то да после целого дня физических упражнений… Сметаны в этих штях много. Сначала говядина тушится в сметанном соусе, а потом, когда уже варится бульон с капустой, все это опять заправляют сметаной. Ну и едят вприкуску с сухариками, которые тоже макают в сметану. Конечно, можно и с корочками, но с сухариками гораздо вкуснее. Свежего хлеба на ужин нет, потому как пекут его только поутру. Зато к ужину капрал расщедрился на штоф местной слабой водки. На шестерых здоровых парней вышло немного, чисто для аппетита, по чарке. И, как выяснилось, это очень хороший аперитив к щам. Штям. Блин, запутался уже. Пусть будет по-местному, к штям. Надо привыкать к здешнему диалекту.

Ах да, я тут так говорю – к ужину подали… Тут такое дело… Здесь нет столовой. И централизованного снабжения тоже нет. Как выяснилось, солдатам просто платят жалованье, и с этого жалованья они сами покупают себе еду и готовят ее. Как, где, в каких условиях – начальство это не волнует. Не маленькие, мол, разберетесь. Денег я местных не видел, все, что положено, в том числе и премия за принятие присяги, находится у нашего капрала, старшего артели Ефима. Он же по утрам бегает за покупками и закупается на завтрак, обед и ужин для всего капральства. Кашеварят вместе с одним из старых солдат в одном большом казане по очереди. Сначала на их капральство, потом – на наше. Давешний кожевенник из Кексгольма с еще несколькими молодыми соорудили в одном углу нашего сарая длинные столы и придумали скамейки из бревен. Вот, в общем-то, и вся столовая. Отдельные миски на каждого – это, походу, ноу-хау нашей партии рекрутов. Уж больно понравилось нам на той почтовой станции, где каждому своя тарелка была положена, потому при случае Ефим тут же обзавелся деревянными мисками на все капральство. Как и другие команды из тех, с кем мы вместе одним отрядом шли в Лугу. Остальные, насколько я понял, пользовались столовой-лайт – один котел, две-три ложки, ходящие по кругу, кто успел – тот поел. На обитателей других казарм мы косились с неодобрением. Впрочем, я думаю, это наставники сделали специально, для поддержания духа конкуренции. Вряд ли это особенности местного деревенского воспитания – когда наши всегда молодцы, а соседи уже не наши, а значит, и шляпы они носят неправильно, и куры у них несутся неверно, и козы у них тоже дуры. Просто во время ужина основная тема для разговора была позубоскалить над соседями. Какие они тупые и как у них все не так.

Последнюю пару ложек штей мы с ребятами по уже усвоенной нами солдатской традиции растягивали как можно дольше. Шкрябали по пустой миске хлебушком да неспешно обсуждали игру и завтрашнюю шагистику. Подсел Ефим:

– Ну что, братцы, рассказывайте, чего задумали да чего придумали. Вижу же, не просто так вы решили детские забавы вспомнить. Вон, все в соломе извалялись.

Парни переглянулись и дружно опустили глаза, будто устыдившись. Да, похоже, и правда тут взрослым в игры играть не принято. Ну ладно, возьму слово, раз все мне уступают.

– Господин капрал, мы тут днем в экзерциях тупили нещадно. В ногах путались, все такое… Вот я и подумал, как бы нам слаженность побыстрее освоить. Там, где я рос, игры очень помогали. Ну и это…

Ефим кивнул одобрительно.

– Это хорошо, крестник, что думаешь, как бы учебу справнее освоить. Семен Петрович, тебя, кстати, очень хвалил. Говорит, схватываешь все на лету.

Я смущенно улыбнулся, а Ефим продолжил:

– Тут такое дело… Слушайте, мужики, что я за сегодня узнать смог. Армию спешно готовят к войне. Не позже мая мы должны выступить в Ригу, в полк. К этому времени вы должны научиться как можно большему. Там, в полку, с вами сюсюкаться не будут. Обычно рекрутов старые солдаты гоняют где-то год-два, прежде чем в строй поставят. А до того они все больше в обозе да на хозработах, как нестроевые да молодые. Сейчас будет не так. У нас в полку, как вы знаете, стариков очень много. Заслуженные люди, побывавшие на свейской войне, что, считай, два десятка лет назад была. Да вот беда, возраст у них уже – сами видите. Потому они в нашем полку на обозе сидеть будут. А вас – в линию, как обученных. Кроме того, сейчас к войне в Петтербурхе спешно офицеров из немцев на службу берут. Полковник наш чужакам вроде противится, но все больше на словах. В обществе думают, что недолго ему осталось у нас в полковниках ходить. Умные люди поговаривают, что он хочет во Владимирский полк перевестись, который в Кексгольме остался. Дела у него там, в Кексгольме. Земля, мануфактуры… Некогда ему по войнам шляться. Да-с… Значит, офицеров нам все-таки навяжут. Немцев всяких или вовсе свеев. А у них, на Неметчине, так учеба поставлена: десять запори, а одного выучи. Потому в полку, ежели ротным нам иностранец достанется, пощады не жди. Это понятно?