Читать книгу Черный Арагац - Иван Любенко - Страница 5

Надворный советник Святослав Алексеевич Бартошевич возглавлял полицейское управление Ростова и Нахичевани-на Дону не первый год. К своим пятидесяти с небольшим он несколько раздобрел, что не могло не бросаться в глаза. Щёки, обрамлённые седыми бакенбардами, слегка отвисли, будто с двух сторон у него было по флюсу. Усы, некогда густые, стали отчего-то сыпаться и теперь напоминали щетину старой щётки, которая уже кое-где повылезла из деревянной ручки. Да и глаза не то чтобы потускнели, а скорее помутнели и всё чаще слезились, как у старого орла. Но в душе он чувствовал себя полным сил двадцатипятилетним коллежским регистратором, а с хорошей закуской да на свежем воздухе мог выкушать за вечер полуштоф[26] столового сорокаградусного вина[27]. Но чего греха таить – головушка под утро гудела, как паровая землечерпалка на Азовском гирле, а сердце выбивало всеми четырьмя клапанами такой краковяк, что едва хватало воздуха. Но он хорохорился и на рассвете набивал табаком трубку. Сделав две-три затяжки, покрывался холодным потом и затем жадно пил из ковшика воду, успевшую за жаркую ночь нагреться и набраться металлического привкуса от железного ведра с точками ржавчины на дне. Прошлёпав босыми ногами к кровати, Бартошевич натягивал на себя летнее одеяло, с завистью глядя на улыбающуюся во сне жену, истово ненавидящую спиртное.

Полицмейстер курил трубку, глядя в окно на уличную суету Скобелевской улицы. Городовой за шкирку тащил в участок пойманного мальчугана лет тринадцати, очевидно базарного воришку. Надворный советник покачал головой и, грустно вздохнув, сел за стол. А сокрушаться ему было о чём. Преступность в городе расцвела таким буйным цветом, что даже городской голова Леванидов не выходил теперь из дома без револьвера. А виной всему, как бы это парадоксально ни звучало, был быстрый экономический рост Ростова-на-Дону, ставшего главным городом Донской области и Приазовского края. Город не только находится в устье большой судоходной реки, связанной с одной стороны с Азовским морем, а с другой с Волжским бассейном, он ещё и соединяет три протяжённые ветви Курско-Харьково-Азовской, Козлово-Воронежско-Ростовской и Ростово-Владикавказской железных дорог. Поэтому именно здесь производится ссыпка и перегрузка миллионов пудов зернового товара, отправляемого за границу. Тут же, на так называемых «мойках», промывается несколько сот тысяч пудов шерсти. Для выполнения этих работ в Ростов и Нахичевань ежегодно прибывает от пятидесяти до восьмидесяти тысяч иногородних душ.

И за всем этим людским сбродом нужен усиленный надзор, ведь территория ответственности полицмейстера включает не только Ростов, но и Нахичевань, то есть почти десять квадратных вёрст. На этой площади находится более восьми тысяч жилых домов с проживающими в них коренными ростовцами[28] и нахичеванцами общим числом в сто четыре тысячи человек (Ростов – восемьдесят шесть тысяч, и Нахичевань – восемнадцать)[29]. Только кроме частных домов полиции приходится следить ещё и за порядком в городских общественных зданиях, присматривать за базарными площадями и разного рода складами, фабриками и заводами. А окраины? Богатый Источник[30], Байковский хутор[31], Затемерницкое предместье[32], Новое поселение (Нахаловка)[33]? Беспрерывные пьяные буйства то и дело вспыхивают на пристанях, на Новом и Старом базарах, на Ярмарочной площади, около питейных и публичных домов. Последние располагаются главным образом на Тургеневской улице, хотя известный русский писатель, почивший семь лет тому назад, никогда не был приверженцем продажной любви. «Можно ли успешно бороться с уличной преступностью, имея штат нижних чинов полиции такой же, как и в маленьком Новочеркасске?[34] – мысленно спрашивал себя полицмейстер. – Двести полицейских в столице Донской области и двести в Ростове – разные вещи».

Для облегчения управления город разделили на четыре полицейских участка, и каждый пристав, заведующий отдельным участком, имеет теперь не по одному, а по два помощника, за исключением околоточных надзирателей, численность которых требует значительного пополнения. «Чем занимается пристав? – продолжал рассуждать про себя надворный советник. – Приёмом и отпуском людей, имеющих какое-либо отношение к части. А его помощники? Чаще всего они корпят над разными канцелярскими делами (перепиской, ревизией) и большую часть времени проводят в стенах части. Лишь некоторые привлекаются к дознанию. Старший околоточный надзиратель следит за явкой и свидетельствованием паспортов. И только небольшой состав городовых с одним или двумя околоточными во главе командируется в обход по всему городу. Таких патрулей недостаточно. Что касается дежурных городовых, стоящих на перекрёстках и оживлённых улицах, то их малое количество не позволяет уследить преступления даже в одном околотке[35]… А что собой представляют ростовские полицейские участки? Один только третий участок имеет более семидесяти гостиниц и ресторанов! Это ж сколько приезжих там обретается? Да и первый со вторым тоже не маленькие. Именно здесь и селится чернорабочий перекати-поле люд».

Раздался стук в дверь, и на пороге кабинета застыл в вопросительной позе с папкой в руках секретарь – сухощавый и тощий, как восклицательный знак, чиновник в пенсне и усами подковой.

– Входите, входите, Терентий Филиппович. Давно жду вас. Садитесь. Что там в суточной сводке? Чем на сей раз огорчите?

– Второго дня за городом, близ сенников, найден труп неизвестного с признаками насильственной смерти: пробита голова, отрезан нос и уши, выколоты глаза, распорот живот. Покойного пытали. Он, по-видимому, что-то проглотил, – перебирая листы бумаги, докладывал подчинённый. – Вот поэтому убийцы и выпотрошили желудок. Личность установить невозможно.

– Каторжный? Беглый?

– Судя по наколке «Съ нами Богъ!» и «Сахалинъ» – да.

– Свои же и порешили. Что ещё?

– В Нахичевани также второго дня в глухом безлюдном месте найден труп вдовы ставропольского мещанина Кочетова – Анны Кочетовой, пятидесяти девяти лет. Произведённым дознанием установлено, что смерть произошла от падучей болезни.

– И что её к нам занесло?

– К сестре приехала погостить.

– Дальше, – пыхнув трубкой, велел начальник.

– Самоубийство актёра Асмоловского театра Эдуарда Олесневича, двадцати двух лет. Труп нашли на берегу Темерника. Лицо обезображено в результате выстрела в лоб. Револьвер лежал тут же. В кармане – предсмертная записка. Причина суицида в безнадёжной, как он считал, любви к пятнадцатилетней красавице Анне Свирской, дочери купца второй гильдии. Актёр сделал ей предложение и написал, что, ежели не получит положительного отклика в течение трёх дней, застрелится. Предложение девица приняла, но ответ пришёл на четвёртый день. Почта припоздала.

– Дурак.

– Совершенно верно, ваше высокоблагородие.

– Продолжайте.

– Мошенничество с обувью. В «Обувной магазин Зайдмана» на Большом проспекте заявился прилично одетый молодой человек и попросил прислать в нумер девять гостиницы «Европа» десять пар кожаных штиблет для выбора из них подходящих ему и двум его товарищам, которые вместе с ним квартируют в этой гостинице. Приказчик вскоре послал в названную гостиницу десять пар обуви вместе с мальчиком своего магазина. Упомянутый молодой человек встретил посланца у входа в «Европу», взял у него свёрток со штиблетами и приказал ему принести ещё несколько пар сатиновых штиблет, так как он с товарищами желает приобрести и такие. Мальчик ушёл в магазин, а по возвращении в гостиницу узнал, что нумер девять действительно занят прилично одетым молодым человеком, но совсем не тем, которому он передал обувь и никаких друзей у него нет, да и в магазин Зайдмана он не заходил. Понятное дело, десять пар кожаных штиблет исчезли вместе с мошенником. Приметы последнего разосланы по Ростову и Нахичевани.

– Ищи ветра в поле, – выпустив дым, выговорил полицмейстер.

– Утопленника рыбаки сетями вытащили. Думали сначала, что это пропавший ранее и уже похороненный мещанин Куроедов.

– Что значит «уже похороненный»?

– Неделю назад на берегу Дона нашли его одежду и паспорт. Судя по всему, решил искупаться и утонул. Вот жена и схоронила его, как и положено, опустив в могилу гроб с личными вещами покойного.

– Она опознала труп?

– В том-то и дело, что нет. Лицо и тело настолько сильно изъедены раками, что определить внешность положительно невозможно. Вроде бы и по комплекции подходит, а вроде бы и нет. Тело раздуто. Забирать останки отказалась. Сказала, что уже один раз простилась с мужем и второй раз оплакивать его не будет. Тем более что нет уверенности в том, что это он. Пришлось выловленного в реке бедолагу похоронить как безымянного.

– А потерпевших от карманных краж, надеюсь, не прибавилось?

– К сожалению, марвихеры ещё двоих обобрали. Нахичеванского купца Чапхунова и мещанина Жирноклеева. У последнего в «Театре семейного сада» в антракте комедии «Шутка в горах Кавказа» сняли с цепочки золотые часы. А Чапхунов находился рядом с собором во время перенесения святой иконы. Во внутреннем кармане с правой стороны у него лежал бумажник с одной тысячей рублей. Опасаясь воров, он в собор не входил, а стоял на площади в толпе и всё время держал руку на кармане. Как только икону вынесли, и народ пришёл в движение, он, подняв руку, трижды перекрестился, а когда опустил её – бумажника на груди уже не оказалось.

– Мастера! – выдохнул полицмейстер и, положив трубку в пепельницу, осведомился: – У вас всё?

– Нет. Вчера на Казанской, 101 найден труп отставного полковника Верещагина.

– Это который собирался частный музей в городе открыть?

– Да.

– И у кого же рука поднялась на старика?

– Верещагин, уйдя в отставку, стал управляющим на «Аксае». Разбогател и давал деньги под проценты. Не исключено, что его убил кто-то из заёмщиков. Тело обнаружил студент Ардашев, приехавший к нему из Ставрополя по коммерческому делу для закупки земледельческих орудий на пятьдесят тысяч рублей. С ним находился приказчик Гайрабетов, подручный Верещагина.

– Сын купца, что театр построил?

– Нет, он его племянник, а сыном приходится Тиграну Гайрабетову.

– Ясно. Дальше.

– Покойный лежал в подвале. Помощник пристава первой части посчитал, что произошёл несчастный случай. Дело в том, что Верещагин потерял правую руку на последней войне с турками. По всему было видно, что он упал с лестницы и ударился о ступеньки затылком, что и явилось причиной смерти. На место происшествия прибыл судебный следователь Валенкамп. Но во время допроса Ардашева выяснилось, что по ряду признаков произошло убийство.

– Что значит «выяснилось»? Кем выяснилось?

– Ардашевым. Он высказал соображения, которые потом подтвердил наш врач. Я читал копию протокола его допроса. Следователь передал нам. Действительно, как считал студент, Верещагина ударили по затылку тупым предметом, возможно кистенём. По всей видимости, убийство с целью ограбления. В комнатах всё верх дном перерыто.

– Что ж это получается? Студент сразу понял, что приключилось убийство, а полицейский нет? Кто ведёт дознание?

– Старший околоточный надзиратель первой части Кузьма Бычехвист.

– Странно, – покачал головой полицмейстер, – опытный служака, а не сразу разобрался… А хорошие новости есть?

– В ночлежном доме Мордашева по распоряжению пристава второго участка задержан крестьянин Трофим Решетников, заподозренный в крупных кражах, подделке и сбыте ложных видов на жительство и намерении произвести убийство с целью грабежа мещанина Давида Климберга. Означенным приставом было установлено негласное наблюдение за Решетниковым две недели тому назад. При обыске у задержанного оказались две поддельные печати, вырезанные на старинных двухкопеечных монетах: одна «Вольского мещанского старосты Саратовской губернии», а другая – «Александровского волостного правления», а также железное долото, большой железный гвоздь с приделанною к нему деревянною ручкой, орудия для совершения взлома и вагонная свинцовая пломба станции Кущёвка Ростово-Владикавказской железной дороги.

– Хорошо.

– И в Нахичевани арестовали банду из семи человек, занятую подделкой ценных бумаг с помощью литографии. Изъяли камень, отпечатанные заготовки и фальшивые векселя «Донского земельного банка».

– Армяне?

– Четверо армян, один грек и два еврея.

– Ничего себе гоголь-моголь! – дёрнул подбородком полицмейстер. – Купаж – не приведи Господь! Сядешь с такими за ломберный стол – без порток останешься.

– Один армянин оказался беглым. Кассир-растратчик. И вы правы – двое евреев были ранее осуждены за картёжное мошенничество, а теперь вот занялись подделкой. Четверо пойдут по этапу впервые… У меня всё.

– Держите меня в курсе дознания по убийству этого… как его… однорукого отставного полковника.

– Верещагина.

– Вот-вот.

– Слушаюсь, ваше высокоблагородие.

– И принесите-ка мне копию протокола допроса этого парня…

– Ардашева?

– Да.

– Совсем запамятовал, – виновато выговорил секретарь. – Пришло сообщение из жандармского железнодорожного отделения. Студента этого, Ардашева, второго дня обобрали в поезде. Украли саквояж. Правда, он у него был для отвода глаз. Деньги – пятьдесят тысяч – студент зашил в трёх потайных карманах жилетки. Воры не доглядели.

– Хитёр!

– Револьвер, паспорт и триста рублей мойщики не тронули.

– Это понятно, – усмехнулся полицмейстер. – А знаете почему?

– Позвольте полюбопытствовать?

– Узнай жандармы об этой мелочной краже, они немедля бы и с превеликим удовольствием разнесли бы сию новость через кондукторов по всем станциям Владикавказской железной дороги. Мол, мойщики теперь карманными кражами промышлять стали, а марвихеров побоку пустили. После этого последние собрали бы воровскую сходку, и виновных бы, скорее всего, прирезали… за жадность и нарушение договорённостей.

– Воровская честь не позволила?

– Нет у жуликов никакой чести и отродясь не было! Есть только животный страх. Воровскому слову цена – один чих и три плевка.

– Вы совершенно правы, ваше высокоблагородие.

– А насчёт студента этого… как его?

– Ардашева?

– Узнайте, где остановился. Если появится что-то интересное – докладывайте. Сдаётся мне, что этот парень не так прост, как кажется.

– Так точно-с. Разрешите идти?

– Ступайте. Не буду вас от службы отвлекать. Дел-то невпроворот.

Когда секретарь удалился, надворный советник потянулся к трубке. Но она потухла. Раскурив её заново, он почувствовал горький вкус турецкого табака и вместе с ним чувство неловкости от того, что при подчинённом он то и дело забывал произнесённые фамилии, точно старик, страдающий слабоумием. «Надобно травок каких-нибудь на Старом базаре купить да пропить или к провизору Цукерману за микстурой зайти, что на Пушкинской, у кумысной будки. Негоже так память запускать. Негоже».