Читать книгу Лик над пропастью - Иван Любенко - Страница 2

Осень приходит в Ставрополь незаметно, как подкрадывается старость или наведывается тяжелая болезнь. Небо мгновенно теряет летнюю синь и хмурится скучным серым цветом, будто на палитре невидимого художника не осталось ни одной яркой краски. Она, будто вражеский лазутчик, пытается проникнуть в город ночью, когда все спят. Но приближение ее чувствуется, и холод через открытые форточки пробирается под одеяла. И потому утром горожане, достав из сараев вторые рамы, неспешно вставляют их в окна. Пора готовиться к заморозкам.

Клим Пантелеевич Ардашев осень боготворил. И считал это следствием того, что день его рождения был именно осенью, в ноябре. Да и многие люди, оказывается, любят то самое время года, когда они родились. Вот и сейчас, сидя в любимой беседке, он отложил в сторону томик Чехова и смотрел, как падают, кружась, еще недавно такие молодые и сильные листья. А ведь прошло совсем немного времени, и каких-нибудь три-четыре месяца назад эти вишни и абрикосы гордо шелестели густыми кронами, а в них без умолку щебетали пернатые. Да, горестно подумал он, так и человек: бегает, суетится, доказывает что-то, спорит, нервничает, а потом – раз, и все, – похоронные дроги и Даниловское кладбище… А почему, собственно, Даниловское? Меня отнесут на Успенское, к родителям. Кстати, неплохо было бы заранее об этом позаботиться. Хотя, с другой стороны, – он вспомнил одну восточную мудрость «если часто думаешь о смерти, то и смерть начинает думать о тебе».

После сложного процесса всегда приходила усталость. А сложными Клим Пантелеевич считал именно те дела, успех в которых строился на эмоциях и умении убедить присяжных в невиновности клиента. Дело Маевского было одним из таких. Театр, да и только. И потому такая работа отнимала больше душевных сил, чем поиск настоящего преступника. Легче отыскать истинного злоумышленника, оправдав тем самым невиновного, чем надеяться на благодушное расположение случайных людей. Кто знает, как они поступят? Выгляди титулярный советник более самоуверенно – и неизвестно, чем бы все закончилось.

Последнее время Ардашева мучил один и тот же кошмарный сон: будто он произносит длинную речь, присяжные выносят оправдательный вердикт, раздаются овации, публика встает, а подзащитный, дождавшись, когда уляжется шум, вдруг во всеуслышание заявляет, что все злодейства совершил именно он. Зал с ужасом замолкает, и в абсолютной тишине звучит его подробный рассказ о бесчисленных убийствах. Душегубец смотрит на адвоката и ухмыляется.

Невеселые мысли прервали чьи-то шаги. Клим Пантелеевич оглянулся – по садовой дорожке шел доктор Нижегородцев. Из кармана его сюртука торчали газеты. Ардашев поднялся навстречу.

– Давненько не заглядывали, Николай Петрович. А то заложили бы банчок.

– Да вам, насколько я знаю, и недосуг было. Вы все больше в «девятку» с судьей да прокурором, – ответив на рукопожатие, проговорил врач.

– Стало быть, слыхали о деле Маевского?

– Как же! О нем только ленивый не говорит! Но есть и другие известия, – он протянул Ардашеву «Северокавказский край». – Вот, читайте.

Ардашев развернул газету. На второй странице в разделе «Епархиальная хроника» под заголовком «Благое дело» была помещена его фотография. Присяжный поверенный углубился в текст:

«13 сентября, в день престольного праздника Рождества Пресвятой Богородицы, при Евдокиевской церкви на Ташле, после Божественной литургии, Епископом Михаилом в сослужении епархиального миссионера-проповедника протоирея Симеона Никольского, смотрителя духовного училища священников Гр. Ключарева и К. Окунева было совершено освящение нового здания церковно-приходской школы, построенного на средства супругов г.г. Ардашевых. Стройное пение хора местной церкви дополняло торжество освящения.

Присутствовали: епархиальный наблюдатель церковно-приходских школ действительный статский советник И.И. Зилинткевич, советник Губернского правления статский советник А.Л. Фон-Нотбек, жертвователи: супруги г.г. Ардашевы, много приглашенных гостей, учащиеся и их родители.

По окончании Богослужения был дан завтрак. По единогласному желанию всех присутствующих послана телеграмма на имя обер-прокурора Святейшего синода с выражением верноподданнических чувств Его Императорскому Величеству как Державному Покровителю церковных школ Российской империи.

Главная заслуга в сооружении этого прекрасного во всех отношениях храма знаний всецело принадлежит супругам г.г. Ардашевым, пожертвовавшим на постройку 10 000 рублей.

Клим Пантелеевич Ардашев – присяжный поверенный Ставропольского Окружного суда – выразил пожелание, чтобы это здание являлось памятником 300-летия Царствования Дома Романовых. Нельзя обойти молчанием и теплое отношение его супруги, которая, кроме всего прочего, подарила детям прекрасную школьную библиотеку, картину с ликом Христа «Благословение детей» и новую фисгармонию. В довершение ко всему Вероника Альбертовна Ардашева выразила желание стать постоянным попечителем этой школы».

Заметив, что Ардашев ознакомился с текстом, Нижегородцев сказал:

– Вижу, Клим Пантелеевич, вы с лихвой выполнили просьбу Григория Ефимовича.

– Да, – кивнул адвокат, – и еще половину суммы я добавил от себя. Только вот владыка наотрез отказался упоминать имя Распутина.

– А я смотрю, губернатор на открытие даже Фон-Нотбека прислал. Славословил небось?

– Договорился до того, что пообещал сделать меня почетным гражданином Ставрополя… ну да бог с ним. – Присяжный поверенный вновь пробежал глазами по газетным страницам. – А нефтяная «горячка», я вижу, набирает ход. Надо же! Уже пробурили тридцать семь скважин! И все в разных местах города. Народ, по-моему, начинает совершать необдуманные поступки.

– Необдуманные? Да все просто сошли с ума! – негодующе взмахнул руками Нижегородцев. – Чтобы купить паи «Ставропольского товарищества по исследованию недр земли», многие продают последнее, берут займы у банков, закладывают дома. И все ждут: вот-вот забрызжет черный фонтан. А господин Кампус только масла в огонь подливает, рассказывая, что, согласно заключениям горных инженеров, на Ставропольской возвышенности нефти не может не быть. Вы посмотрите, что он пишет! – Он взял у Ардашева газету и начал читать:

«Скважина в настоящее время достигла глубины в 300 саж. 4 фута при диаметре колонн в 10 дюймов, причем на разных глубинах от 90 до 300 саженей встречено более 11 прослоек горючего газа. Температура на самом дне в настоящее время равна 95 градусам по Цельсию.

Осмотренные нами породы, добытые на различных глубинах, при сравнении с грозненскими, как по цвету, так и по своему составу нисколько не отличаются от последних. На некоторых грозненских промыслах нефть стала фонтанировать только с глубины в 450 и даже 600 саженей. Как, например, на промысле Шписа.

Это последнее обстоятельство при отмеченном нами равенстве пород говорит весьма убедительно за то, что при более глубоком бурении нефть может появиться и у нас. Вследствие этого тем более не следует отчаиватья и останавливаться на достигнутых, хотя бы и безуспешных, результатах. В Ставрополе, несомненно, нефть есть. Это аксиома». – Доктор поднял глаза. – Что скажете?

– До тех пор пока Тер-Погосян является основным пайщиком Кампуса, народ будет верить увещеваниям этого пройдохи. Сей негоциант – человек уважаемый. Насколько я помню, «Ставропольское товарищество по исследованию недр земли» на ладан дышало, пока в него не вступил Давид Робертович, не так ли?

– Вы правы, – закивал Нижегородцев. – Тер-Погосян трижды удивил Ставрополь. Первый раз город ахнул в прошлом году, когда узнал, что на тонущем «Титанике» был его дядя (преуспевающий американский миллионер), который, надев пробковый пояс, сумел выбраться на льдину. Однако это его не спасло – на ней он так и замерз. Второй раз, когда выяснилось, что львиную долю состояния он завещал именно своему ставропольскому племяннику. А третий, когда облагодетельствованный американскими долларами Тер-Погосян внес весь капитал в упомянутое товарищество. Вот после этого и началась эта нефтяная лихорадка.

– Но куда смотрит местная управа? И почему они забросили разработки газовых месторождений? Единственная городская скважина на Варваринской площади, обошедшаяся городу в шесть тысяч рублей, поросла бурьяном. Точно так же забыт и проект Думы по отоплению и освещению газом 3-й женской гимназии.

– Да не нужно им ничего! Им бы только землеотводами заниматься да мзду брать! Шутка ли, из-за шальных поисков цена на землю выросла более чем в пять раз! Одновременно подорожала недвижимость. Это, кстати, ударило бумерангом и по самому Тер-Погосяну. Говорят, он изрядно переплатил, когда купил второй дом.

– Второй?

– Давид Робертович ушел от жены и приобрел особняк на Воронцовской, почти напротив костела. Живет со своей конкубиной. А вы разве не знали?

– Видите ли, последнее время Вероника Альбертовна с утра до ночи занята попечительством, и ей стало недосуг потчевать меня городскими сплетнями. Кстати, хотел бы надеяться, что она уже вернулась, и мы пригласим ее попить с нами чаю на свежем воздухе.

– Не стоит беспокоиться, Клим Пантелеевич, я ненадолго.

– Не прекословьте, Николай Петрович. Я угощу вас совершенно новым напитком. Это чай с вином. Тайну его приготовления я постиг в Азии.

– Вот уж не слыхал! – признался доктор. – Чай с ромом пил, с коньяком пробовал, а вот с вином никогда не доводилось.

– Сейчас мы эту несправедливость устраним. Вы посидите пока наедине с Антон Палычем, – он кивнул на книгу, – а я схожу в дом.

Через четверть часа Ардашев вернулся. Позади него семенила горничная. На подносе высился чайник на спиртовке, несколько стаканов с блюдцами, медная сахарница, бутылочка со свежим лимонным соком, блюдце с лимонными кружочками, розетка с медом и нарезанный аккуратными ломтиками осетинский сыр. Нарядившись в белую скатерть и обставившись угощениями, старый деревянный стол заметно помолодел и даже перестал поскрипывать.

Наполнив стаканы, Клим Пантелеевич дождался, пока гость сделает несколько глотков, и осведомился:

– Ну и? Что скажете?

– Божественно! С нетерпением жду рецепта.

– Здесь нет ничего сложного. Возьмите полштофа красного вина (сухого или полусухого) и смешайте с чаем. Объем вина и чая должен быть примерно равный. Добавьте туда гвоздику (можно чуть-чуть корицы, тертого мускатного ореха) и поставьте на огонь, но до кипения не доводите. В подогретый чайный стакан положите кружок лимона, одну чайную ложку меда и один кубик сахара. Кроме того, влейте немного лимонного соку (с четверть выжатого лимона). И вот теперь залейте все заготовленной чайно-винной смесью. Но поскольку этот чайник на шесть стаканов, то я и готовлю в соответствующей пропорции. Однако хочу заметить, что на Востоке кладут лайм, а в Азии – камрак.

– Камрак? Что это?

– Его еще называют карамбулой. Вкус этого растения чем-то напоминает «заячью капусту». Внешний вид весьма своеобразный – нарезанные поперек плода ломтики похожи на пятиконечные звездочки.

– Ох, и везет же вам, Клим Пантелеевич, – весь мир посмотрели! А мы вот все больше по географическим атласам да книгам. Недавно, кстати, прочел интереснейшую статью в журнале «Вокруг Света» о Ромейском царстве и государстве Алания. А знаете, кто автор? Никогда не догадаетесь!

– Поликарп Спиридонович Маевский. Мой недавний подзащитный. Тихий и скромный титулярный советник.

– Иногда с вами становится скучно: вы все знаете.

– Так ведь он в «Читальном городе» все книги о Византии скупил.

– Ну вот, – вздохнул доктор, – ваша осведомленность, как всегда, основана на простых фактах.

– Послушайте, Николай Петрович, а «Ставропольско-Кубанское нефтяное товарищество»? Оно ведь тоже занимается поиском нефти, но делает это как-то более осмысленно, по-западному, что ли… Попутно открывая газовые месторождения, они не бросают их, а помогают использовать. Смотрите – скважина у театра «Пассаж» его же и отапливает, а другая, обнаруженная на территории завода «Салис», приспособлена для собственной рекламы: вокруг чугунной трубы, выводящей из земли газ, поставили столики и устроили шатер, а через огромные окна главного цеха видно, как на газовой горелке варят пиво. И тут же из декорированного бродильного чана с отстойником напиток разливается в литровые баварские кружки. Люди идут туда нескончаемым потоком: всем интересно узреть новое чудо техники.

– Так это заезжие. Им не остается ничего другого, как пытаться любым способом уменьшить затраты, связанные с бурением скважин. Местные власти ставят «варягам» всяческие препоны: находят формальные поводы для остановки работ. Вы же понимаете, что им больше интересен «свой» Кампус, чем пришлый чистоплюй Белоглазкин. Он хоть и русский, но учился в Лондоне, взяток не дает и верит, что Россию можно переделать на манер Англии или Франции. Только чиновники смотрят на него как на юродивого, хмыкают в ладошку и строчат предписания, заставляя приостанавливать работы по бурению. А он, будто Дон-Кихот, все продолжает бороться с ветряными мельницами.

– Сдается мне, что без вмешательства Тер-Погосяна тут не обошлось. Ему лишний конкурент ни к чему.

– Вы совершенно правы, тем более что «новоприбывшие» уменьшили стоимость каждой акции, включающей в себя сто паев. И народ принялся их скупать, отчего Тер-Погосян терпит убытки.

– Видно, Белоглазкин еще и неплохой финансист. – Ардашев повернул голову в сторону сада. – У нас, судя по всему, гости – Ефим Андреевич пожаловал.

– Поляничко?

– Он самый.

Главный сыщик губернии в сопровождении горничной приближался к беседке. Он был в старомодном длиннополом сюртуке. Его нафабренные усы резко контрастировали с седыми бакенбардами.

Ардашев шагнул навстречу.

– Милости прошу, Ефим Андреевич. Искренне рад вашему визиту.

После короткого рукопожатия старый полициант потянул носом, улыбнулся и спросил:

– Глинтвейн?

– Не совсем. Позвольте, я вас угощу.

Адвокат опустил в стакан кусочек лимона, сахар и немного меда. Добавив лимонного сока, он налил винно-чайной смеси. – А вот теперь пробуйте.

Поляничко снял котелок и положил на край стола. Сделав глоток, он невольно сморщился, но выдавил улыбку.

– Пожалуй, неплохо. Напоминает микстуру от простуды, что готовят в аптеке у Байгера. Вижу, – он указал кивком на свой стакан, – ждали кого-то?

– В любой момент к нам может присоединиться Вероника Альбертовна, но пока ее нет.

Увидев лежащую на столе раскрытую газету со статьей о церковно-приходской школе, гость заметил:

– А вы, смотрю, теперь меценат. Добрыми делами занимаетесь. Это хорошо – другим пример. Я бы тоже рад, но с нашими грошами хоть бы самому прокормиться. Да-с…

Он достал серебряную табакерку, взял щепоть ароматной смеси, неторопливо растер ее между пальцами и набил обе ноздри. Прикрыв глаза, на секунду замер и тут же разразился чередой нескончаемых чихов. Седая, будто посыпанная пеплом голова сыщика судорожно затряслась.

Ардашев, хорошо знавший полицейского начальника уже много лет, терпеливо ждал, пока Ефим Андреевич закончит свой обычный церемониал и перейдет к сути вопроса, который и привел его к нему.

Промокнув слезы удовольствия, Поляничко, верный старой привычке, начал с конца:

– Вчера вечером Тер-Погосян отправился к праотцам. Умер насильственно, предупредив, так сказать, естественный ход вещей, – застрелился в собственном кабинете. В конторе был допоздна. Проникающее ранение в голову. Выстрела никто не слыхал. Его обнаружил сторож. Записку напоследок оставил. Да-с… – Он вынул из кармана заношенного сюртука конверт, извлек свернутый вдвое полулист почтовой бумаги и положил на стол. – Отпечатки пальцев уже сняли. Чужих следов нет, только его.

Адвокат развернул послание. Текст, набранный на пишущей машинке, был банален: «В моей смерти прошу никого не винить». Внизу черными чернилами была выведена размашистая, похожая на вензель подпись.

«Господи, – подумал Клим Пантелеевич, – ну почему все привыкли мыслить штампами? Сколько я ни сталкивался с делами о суицидах – везде одна и та же фраза. Ну могли бы придумать что-нибудь иного свойства. Допустим: «Во всем виноват только я» или «настоящим заявляю, что самолично ухожу из жизни». Нет, как-то сухо и канцелярщиной отдает. Лучше уж: «Простите, что накладываю на себя руки»… но и это слишком картинно, будто взято из скверного водевиля. А может, кратко? «Устал. Ухожу. Простите…» Да, пожалуй, это сгодится. И звучит достойно».

Ардашев поднял глаза:

– Это все?

Усмехнувшись в усы, Поляничко вытянул из того же кармана еще один конверт. На лицевой стороне было выбито печатным шрифтом: «п.п. Ардашеву». Внутри, на белом листе, чернела машинопись: «Я выполнил обещание, не правда ли?» – и подпись.

– И что же?

– Ничего, – пожал плечами сыщик. – Я хотел предупредить, что не сегодня завтра вас вызовет на допрос судебный следователь Леечкин. После чего дело, вероятно, закроют. Да-с…

– А подпись его? – задумчиво выговорил Ардашев.

– Его-с, не сомневайтесь. Тут вензелей – что у карачаевского барана завитушек. Старался, сердешный, выводил перед смертью. Знал, видать, что сличать будут. В этих художествах – один плюс: подделать трудно. Хотя, – он в задумчивости почесал подбородок, – во втором годе был у меня один «рисовальщик», из Одессы. Для него любую подпись изобразить – детская забава.

– Но почему текст набран на машинке? В таких случаях обычно пишут от руки.

– Н-не знаю, – замялся полицейский. – В конторе убиенного стоит «Ундервуд».

Присяжный поверенный взял оба листа, посмотрел их на просвет и совместил подписи – они совпали. Он повернулся и хотел что-то сказать, но в разговор вмешался доктор Нижегородцев:

– Позвольте узнать, Ефим Андреевич, видны ли следы пороха на кисти правой руки?

– А я разве еще не сказал? – сыщик округлил глаза.

Доктор покачал головой.

– Все чин-чином: сгоревший порох имеется и на руке, и вокруг височной области.

– Оружие его?

– Да. Тот самый наган, которым он размахивал в Коммерческом клубе. Куплен в магазине «Выстрел» на Николаевском проспекте. Я проверил – все сходится. Да-с…

– А сколько патронов осталось в барабане?

– Патронов? – насторожился Поляничко. – Как сколько? Шесть, конечно! В сейфе, на полке, мы нашли распечатанную пачку на четырнадцать штук. В ней как раз осталась ровно половина. Но там еще и россыпь была. Мы все описали и сфотографировали.

Ардашев сделал несколько глотков чая и, глядя на упавший под ноги вишневый лист, спросил:

– А какого цвета были чернила в его письменном приборе?

Поляничко заерзал, будто угодил в купоросную лужу. Покусывая кончик уса, он наконец выдавил из себя:

– Не помню, не до того было. – И вдруг поднялся. – Пора мне, пойду… Вот ведь как бывает: жил человек, жил, радовался, в картишки перебрасывался, а потом задумал вывести более удачливого игрока на чистую воду. Почитай, год за ним следил. Казалось, повезло – почти за руку поймал. Чувствовал себя победителем. Раструбил на всю округу. Вроде бы все шло как по маслу. Но нет. Судьба выкинула такой фортель, что упаси Господи! Трагедия. Да-с… – Он махнул рукой. – Вы меня не провожайте. Честь имею кланяться.

Глядя вслед удаляющемуся полицейскому, доктор печально выговорил:

– А если разобраться, Поляничко, в сущности, прав. Только это не трагедия, а самая настоящая блажь и мандрагория. Ну чего в жизни коммерсанту не хватало? Ведь все было: и деньги, и любимая женщина, и нефть вот-вот забьет фонтаном. Никогда бы не подумал, что успешный миллионщик может снизойти до самоубийства. Другое дело Маевский – размазня, слабак.

– Боюсь, вы ошибаетесь. Этот неприметный титулярный советник не так уж прост, как может показаться на первый взгляд. Он очень умен. А вообще-то, Николай Петрович, я почти уверен в том, что самоубийство Тер-Погосяна не закончится для нас только визитом Поляничко. Помяните мое слово: вчерашнее происшествие – начало длинной цепи событий. А меня, как вы знаете, предчувствия редко обманывают. Да и начальник Сыскного тоже что-то не договаривает.

– К гадалке не ходи, – согласился Николай Петрович. – Сегодня Ефим Андреевич выглядел обеспокоенным. Мне показалось, что у него имелись какие-то подозрения, но говорить о них он так и не решился. Не знаю, как у вас, а у меня после его визита до сих пор на сердце тревожно, будто в детстве перед грозой.

Присяжный поверенный уже не слышал Нижегородцева. Он полностью погрузился на дно собственных мыслей.

Глядя на бегущую стайку ватных облаков, Клим Пантелеевич вновь и вновь возвращался к разговору с Поляничко.