Читать книгу Весёлые пилюли смехотерапии - Иван Макарович Яцук - Страница 7

Я, старый еврей, не могу понять, что делается с нынешним климатом. Солнце постоянно тратит лишние калории и льет на наши бедные головы бесплатную энергию тогда, когда его об этом никто не просит, даже наш ребе.

Ну понятно, когда высшие люди во главе с нашим мэром во время оттепели одаривают всех 100-градусным теплоносителем, от которого всем дурно – что с них возьмешь: они избраны на одну каденцию, во время которой хотят отовариться на всю оставшуюся жизнь, им не до нас. Но наверху-то сидят уважаемые всеми личности: наш Яхве, ваш Христос, Аллах, Будда. С их стороны так просто невежливо изводить подчиненных такой жарищей.

Недавно притащилась с работы моя дочь Циля. Вид, как у тягловой, загнанной лошади.

–Циля, – говорю, – с таким вдовьим лицом тебя не станет снимать даже фотограф, который хочет хорошо заработать. А тебе ведь надо еще обдурить какого-нибудь Йоську, когда тому придет в голову глупая мысль жениться и начать плодить сынов израилевых. Что случилось, кто тебя так замучил?

– Папа, – отвечает Циля, – в банке, где я работаю, стоит ужасная жара. Мой стол стоит в самом дальнем углу. Кондиционер не работает, ко мне воздух доходит в последнюю очередь, после Степаниды Ильиничны. Ты не видел Степаниды Ильиничны, иначе бы ты залился горючими слезами и предпочел бы посадить свою дочь в камеру предварительного заключения, когда туда приедет консул Израиля. Степанида Ильинична испускает такие ароматы, что мы никогда не тратимся на средства против комаров, мух и тараканов. В этом ее единственное достоинство. Но, кажется, я следующая на очереди после тараканов.

– Циля, но ведь есть же правила техники безопасности и охраны труда. Пусть бы вас поменяли местами.

– Папочка, Степанида Ильинична – это последний мазок на большой картине, написанной в духе социалистического реализма. Есть еще Алевтина Сергеевна, предпочитающая запах садовых цветов и распространяющая его на всю окружающую действительность в концентрации, способной убить медведя. Есть Павел Карлович, приходящий на работу после часовой прогулки по городу со всеми вытекающими отсюда последствиями и душком. Еще есть посетители, главная задача которых, кажется, состоит в том, чтобы окончательно отравить «атмосфэру». У нас установили кондиционер, но и он не выдержал таких нагрузок, теперь работает только в режиме калорифера.

– Циля, у тебя есть законное право жаловаться на плохие условия существования.

– Папочка, я всегда тебя уважала за дельные советы, но сейчас ты рассуждаешь, как наивный представитель народа перед избирательной урной: на этот раз уж я изберу достойного кандидата. Кому я могу пожаловаться? Я могу пожаловаться только в мацепекарню на плохой промес теста.

– Ты ходила к директору банка, предварительно подкрасив губы и наведя макияж?

– Папа, была б я такая умная вчера, как ты сегодня. Директор у нас Новелла Оголтеевна. Попробуй к ней заявись в макияже и чтоб губы были сочными?! Сожрет заживо. Она всех ревнует к своему шоферу, который возит ее на служебной машине, а я еще незамужняя. Я пришла, как ходят в синагогу по будням.

– Ну и что ты сказала этой мегере?

– Я сказала, что надо бы отремонтировать кондиционер, иначе мои похороны станут дороже.

– И что же тебе ответили на справедливые требования воздуха?

– Ответили, как отвечают на все справедливые требования: вот вернется из отпуска завхоз, а потом туда же уйдет электрик, а когда они наконец объединятся, то завхоз попытается уговорить электрика отремонтировать кондиционер.

Кондиционер к тому еще жрет очень много энергии, которая стоит очень дорого в отличии от всяких там экономистов-аналитиков. У банка, мол, и без того уйма проблем, мол, клиентуры мало, и если так пойдет дело, то и кондиционер, возможно, не понадобится. Вот что сказала Новелла Оголтеевна и добавила, что юбку можно было бы носить и поскромнее; что стройные ноги даются не навсегда и нечего ими щеголять, как фальшивыми бриллиантами.

– Чувствую я, что ты заставишь меня очень долго жить, Циля, прежде чем я пристрою тебя к такому месту, чтоб тебе не дуло. Запомни, дочь моя, что прямая – она только в геометрии самая короткая линия. А в жизни прямая длиннее многих кривых, которые соединяют начало и конец. Если тебе нужно, чтобы отремонтировали кондиционер, надо говорить совсем о других вещах. Ладно, иди учись готовить фаршированную щуку, а я буду думать, как сделать тебе хорошо.

Я думал целый вечер и украл у себя еще два часа полноценного сна, пока не придумал, как помочь Циле дышать свежим, прохладным воздухом. Утром я позвонил директору банка.

– Алло, это банк «Милости просим»?

– Да, это банк « Милости просим».

– Я не совсем понял насчет названия: это вы так радушно приглашаете, или намекаете на милостыню?

– Не морочьте мне голову, гражданин. Читайте, что написано и делайте выводы. Что вам надо?

– Я вчера приплелся своими подагрическими ногами к вам к банк, чтобы сэкономить на маршрутке. И что же я там вижу…

– Гражданин, вы наверно, перепутали наш банк с поликлиникой.

– Хорошо сказано. Вы имеете ввиду, что и там и там надо деньги оставлять?

– Оставьте свои шуточки на черный день. Что вы хотели в банке?

– Что можно хотеть в банке? Хотел положить на депозит миллионов десять.

– Так-так…извините, пожалуйста … это совсем другое дело. Я в таком случае вас внимательно слушаю. В гривне?

– Деточка, в нашем доме дело с мусором поставлено очень хорошо, вы меня поняли?

– Я поняла. Как вас зовут? Соломон Моисеевич? Очень приятно, Соломон Моисеевич. А меня Новелла Оголтеевна. Так что же вам помешало, Соломон Моисеевич?

– Атмосфера, Новелла Оголтеевна, атмосфера. Банк – это святыня, это храм денег. Воздух в банке должен быть свежим, как поцелуй семнадцатилетней красавицы, как легкое дыхание ребенка. Вы целовали кого-нибудь в семнадцать лет, Новелла Оголтеевна? Вы не позволяли…понимаю…вы учились…м-да…чтож, тоже очень похвальное занятие. Я вам сочувствую. Можно тогда придумать другое сравнение. Банк – это водяная лилия, она увядает через пять минут после того, как ее сорвут. Банк увядает сразу после первого неплатежа или после первого ухода недовольного клиента. А клиент оценивает банк не по уставному фонду и активам, а, в первую голову, по запаху, который источает банк. А у вас что? Зашел, а мне навстречу чесночный запах, аромат дешевых цветочных духов, запах тучных потных тел.

– Временные трудности, Соломон Моисеевич, не все в нашей власти.

– Милая моя Новелла, разрешите мне такую вольность в мои восемьдесят лет, банк – это учреждение, которое по определению не должно иметь трудностей. Если у него временные трудности – это гоплык, амба, каюк, кранты.

– Соломон Моисеевич, завтра все будет в норме. Приходите, кладите свои денежки в наш банк, мы их сохраним и умножим.

– Какой процент вы даете на депозит?

– Двадцать, а по валюте десять. А на такую сумму, как у вас, мы дадим даже двенадцать, в порядке исключения.

– Новелла Оголтеевна, скажите, вы перешли в банк после сокращения в горисполкоме?

– А откуда вам это известно?

– Старому еврею все известно – на то он старый еврей. Известно даже то, что хороший банк – это банк, где за депозит платят пять процентов и меньше.

– Вы меня не понимаете, Соломон Моисеевич. Я же хочу, как лучше.

– Хотел бы я так вас не понимать, как я вас понимаю, Новелла Оголтеевна. Я всю жизнь прожил часовщиком, а мой прапрадед был банкиром, и дед был банкиром, и отец некоторое время был банкиром, а потом стал часовщиком, потому что, копуша, опоздал на пароход, что уходил из Одессы в Марсель.

–Откуда же у вас такие деньги, Соломон Моисеевич?

– В Нью-Йорке умер дядя моего дяди. Тот первый дядя успел-таки на тот пароход из Одессы…. вы меня поняли? Если вам придет перевод из Манхеттен Чейз банка, то это будет от моего дяди. Может, даже завтра, почему нет? Но только если у вас воздух будет посвежее.

На следующий день Циля вернулась веселой.

– Папа, – сказала она, – ты не представляешь, какой гембель был сегодня в банке. И как мы себе удивились. Мыли, драили все подряд. Кондиционер исправили. Правда, до меня свежий воздух по– прежнему доходит через Степаниду, но все-таки доходит. Алевтине Сергеевне запретили душиться духами «Сирень». Павлу Карловичу приказано перед работой освежаться в душе.

– Правда? – удивился я, – ты не врешь?

– Пусть Степанида Ильинична так пахнет, как я вру. Вчера, говорят, был клиент, после которого все и началось.

– Дорогая моя Циля, – сказал я. – Сколько тебе нужно долбить, чтобы ты ни при каких обстоятельствах не забивалась в угол? В автобусе, театре, в гостях, на работе не позволяй себя заталкивать в угол, всегда держись середины. В середине, говорят инженеры и ученые, меньше всего давление, а я до этого вывода дошел своим умом. Держись середины, она всегда остается в лучшем положении при любых изменениях. Кондиционер – лишь напоминание об этом и о прямых и кривых линиях, о которых я тебе говорил. Клиент, что вчера был, говорил хоть что-то о кондиционерах? Нет? Я так и думал. А кондиционер исправили в первую очередь.