Читать книгу Царская армия - Иван Михайлов - Страница 4

Через месяц учебы на радиофизическом факультете Политеха меня, как и некоторых моих товарищей, с которыми я познакомился «на картошке», заинтересовала появившаяся в расписании строка «Кураторский час». Это был не просто интерес, но и надежда.

Первые дни учебы в вузе принесли мне горькое разочарование. Казалось бы, началась взрослая жизнь, и теперь‐то я смогу не просто решать какие‐то задачки про растянутые бруски и падающие тела, а понять, наконец, что такое физика, как устроена вселенная и почему притягиваются планеты. Радиофизика представлялась мне чем‐то таинственным и романтичным.

Отчасти (помимо близости злосчастного Политеха от дома) в моем поступлении на радиофизику был виноват седовласый и длинноволосый старичок профессор, похожий на Альберта Эйнштейна, с которым я и мой друг Вова познакомились, болтаясь без дела у школы на улице Орбели. Этот старичок, задав нам сакраментальный вопрос «куда собираетесь поступать», особо нас не слушал и, замахав руками, уверенно стал утверждать, что единственный правильный путь – это радиофизика в Политехе.

«Ну а почему нет‐то? – подумал я. – Может, тоже когда‐нибудь стану матерым радиофизиком и, поседев, буду слоняться без дела по улице Орбели и учить молодежь жизни».

Конкурс на радиофизику был небольшой, поэтому в Политех я поступил без особого труда, не поняв сразу, в чем подвох.

Как выяснилось, «радиофизика» подразумевала, что вчерашнего полного надежд шестнадцатилетнего школьника, стремящегося познать мир, в том числе и в его гуманитарной красе, должны напичкать математикой и физикой донельзя.

Будто бы для издевки казавшиеся на одно лицо предметы назывались по‐разному, но суть их была одна: бесконечные потоки формул, матриц и интегралов. Вот, например, матанализ. Ничего вовсе и не анализируют – схватили мел и давай посыпать доску формулами без остановки. Или, например, аналитическая геометрия. А что, есть не аналитическая? Поначертили фигур и пошли дальше? А линейная алгебра? Ну уж если вы назвали ее линейной, потрудитесь, пожалуйста, на первой лекции сказать хоть два слова о том, что бывает и нелинейная (может, кстати и говорили, но я, скорее всего, прослушал). В общем, даже названия предметов меня раздражали. Кроме этого, все это сдабривалось большим количеством сомнительных греческих букв. И если, например, «дельта» звучит благородно (как дельта реки, например), то «лямбда» сразу же напоминает о лябмблиях.

И зачем вообще было разделять эти предметы на лекции и семинары? Я‐то думал, что семинар – это что‐то возвышенное, где ты можешь высказаться. Оказалось, нет. Когда на семинаре я осмелился первый и последний раз задать вопрос, задыхающаяся от меловой пыли именитая преподаватель математики, вырастившая сына-математика, преподающего в США, сказала мне: «мыслить надо блоками». Если бы она просто сказала: «Заткнись!», это звучало бы гораздо тактичнее.

Когда в общем‐то неплохой, в отличие от меня, студент, спросил этого же преподавателя, «что мы будем проходить во втором семестре», она пристально посмотрела на него, прищурившись (даже мне показалась, она хотела сплюнуть, чтобы очистить слюну от меловой пыли) и, не скрывая презрения, процедила сквозь зубы: «Ты доживи сначала до второго семестра!» В этом презрении не было ничего личного. Так, пожалуй, презирает токарь бессмысленный и бестолковой кусок металла до того, как из него выточена изящная деталь. Да, тщательно выточенную и обработанную деталь он будет носить на руках, а вот испорченная заготовка будет безжалостно выкинута на свалку вместе с опилками. Такой заготовкой стал и я. После зимней сессии из потока в сто двадцать человек почти половина была отчислена, а я продержался еще семестр и, взяв академический отпуск, с израненным, но неубитым, правда, совсем самолюбием перевелся в другой вуз.

В первые дни был и такой случай. Зашел в аудиторию неприветливый доцент с лысой, как куриное яйцо, головой, и сходу, не поздоровавшись, принялся засыпать доску нескончаемым потоком формул, что‐то угрюмо бубня себе под нос.

«Что же ты за свинья‐то такая? – думал я. – Если ты такой умный физик, ну поздоровайся хотя бы с аудиторией! Неужели это так трудно?»

И только когда доска была уже заполнена, лучшие ребята с нашего курса осмелились уточнить, действительно ли это то, что на данном этапе нам следует проходить. Что‐то презрительно буркнув в ответ, яйцеголовый доцент злобно собрал со стола свои засаленные мятые бумажки с каракулями и ретировался, даже не найдя в себе мужества признаться, что перепутал первый курс радиофизики с третьим курсом физтеха.

Ладно, если бы обучение проходило в аудиториях главного корпуса Политеха, хранящих в своих толстенных стенах древние научные традиции. Нет. Будущих радиофизиков обучали в Гидраке – самом грязном, темном, унылом и вообще, самом гнусном корпусе Политеха. Когда в осенний сумеречный день сидишь в Гидраке на последней паре, кажется, что вся жизнь у тебя будет такой же мрачной, унылой и серой, как этот Гидрак.

Так меня встретил Политех. И до сих пор, если я встречаю кого‐то, кому удалось окончить радиофизический факультет Политеха, смотрю на такого человека с искренним уважением и хочу от души пожать ему руку.

Итак, на «Кураторский час» я возлагал большие надежды. От родителей я знал, что есть такое понятие: «куратор группы». Куратор мне представлялся защитником, наставником, адвокатом студентов, тем, возможно, недостающим звеном, которое поможет мне встроиться в этот оказавшийся таким недружелюбным мир высшей школы в исполнении Политеха.

В назначенный час у нужной аудитории на первом этаже Гидрака стали собираться те, кто, как и я, возлагал надежды на куратора. В ожидании куратора даже Гидрак, как мне казалось, чуть посветлел. Конкретные вопросы были у иногородних студентов – надо было решить вопрос с мебелью в общежитии, которой не хватало. Те же ребята, которые занимались физикой и математикой с удовольствием, на кураторский час не пошли и уже, наверное, увлеченно (кто дома, а кто в общежитии) приступили к решению заданных на следующие занятия задач.

Куратор у аудитории появился ровно ко времени. Это был среднего роста, подтянутый, чисто выбритый мужчина лет 35 с модным тогда портфелем в стиле «дипломат». С первого взгляда было понятно, что это человек дела и, притом, решительный. Он резко отличался от нестриженых с перхотью преподавателей Политеха, которых в Гидраке было пруд пруди. Для преподавателя на радиофизическом факультете считалось нормальным быть одетым в нарочито засаленный и от этого поблескивающий на локтях костюм с брюками сантиметра на два-три короче, чем нужно. Куратор выглядел иначе. На нем был новый шерстяной костюм, хорошо подогнанный по размеру. Вместо стоптанных и протертых до белесых пятен бесформенных коричневых ботинок (с помощью таких ботинок некоторые физики и математики подчеркивают свою преданность науке) на ногах у него были вычищенные изящные черные туфли. Галстука не было, но светло-голубая хлопковая рубашка была аккуратно выглажена. Ни тебе безумного бормотания под нос, ни якобы проникающего в смутную даль вселенной взгляда – это был обычный, нормальный, внушающий доверие человек.

Глядя на куратора, мне так и хотелось крикнуть другим преподавателям радиофизического факультета: «Смотрите, он тоже, как и вы, умеет решать дифференциальные уравнения! Но выглядит при этом как обычный человек – никакого тщеславия. Почему вы‐то так не можете?»

Быстро и четко уточнив курс и номер группы, куратор энергичным жестом пригласил пройти в аудиторию.

– Я Андрей Сергеич, куратор вашей группы, – куратор говорил, высоко подняв подбородок. – По расписанию у нас кураторский час, – он сделал паузу. – Мне важно знать, какие у вас есть вопросы и что вас беспокоит. Также можете делиться своими впечатлениями о факультете – если что‐то в моих силах, буду рад помочь.

Открыв дипломат, Андрей Сергеевич, не садясь, взял в руку ежедневник в кожаной обложке, будто бы готовясь записывать. Голос его звучал уверенно и твердо.

«Наверняка на факультете он пользуется авторитетом», – подумал я.

Повисла долгая восторженная пауза. Пожалуй, первый раз за все недолгое время обучения преподаватель говорил с нами с уважением, как с равными. Но никто не решался нарушить молчание первым.

– Ну тогда… – Андрей Сергеевич закашлялся и быстрым ловким движением закрыл дипломат, успев спрятать туда ежедневник. – Раз вопросов нет, я к вашим услугам в любое время. Как меня найти, справитесь в деканате. Успехов и добро пожаловать на факультет!

Задрав подбородок высоко вверх, Андрей Сергеевич быстрым решительным шагом проследовал к выходу из Гидрака. Иногородние ребята бросились было за ним, но стушевались, поняв, что момент упущен.