Читать книгу Раздел имения - Иван Панаев - Страница 2

Плющиха находится в пяти верстах от моей деревни. Мы доехали скоро, тем более, что дорога шла под гору. Христиан Францевич первый вышел из брички и сделал, помнится, остроумное замечание насчет ветхих ступенек лестницы у подъезда дома.

Мы вошли в залу.

Надобно упомянуть, что до сей минуты ни разу еще не случалось мне лично находиться при каком-либо разделе; оттого зрелище, представившееся мне, оставило во мне сильное впечатление.

Зала была средней величины, продолговатая и невысокая, а оштукатуренный потолок и стены немного закопчены от времени; известно, что низкие комнаты всегда скорее коптятся. Во всю длину залы стоял стол простого дерева, на котором навалены были груды разных вещей, как то: старинные камзолы, обшитые позументом, бархатные и шелковые французские кафтаны, милиционные мундиры, панталоны – драдедамовые, плисовые, демикатонные и другие. В числе прочего заметил я несколько кусков холста, роброны, мантильи и прюнелевые башмаки на высоких и узких каблуках.

Кругом стола сидели наследники и наследницы; позади же их стульев стоял целый строй лакеев в длинных сюртуках из зеленого домашнего сукна. Лакеи эти были, как на подбор, все молодцы, плотные и высокого роста.

Раскланявшись на все стороны, я остановился, ища взорами Илью Петровича; но он предупредил меня, вскочил со стула и подбежал ко мне с распростерыми объятиями. Лет семь не видал я Ильи Петровича. Он, показалось мне, много изменился: волосы на голове с затылка уже начинал зачесывать вверх, что придавало ему вид более степенный; в глазах его не было заметно той живости, которая всегда отличала его от других; по всему должно было заключить, что он был большой хозяин и что недаром прорезались на его лбу три глубокие складки. В корпусе он заметно потучнел, чему я, впрочем, нимало не удивился, убежден будучи несколькими примерами, что люди, оставившие службу и пользующиеся свободою и деревенским воздухом, в короткое время незаметно поправляют свое здоровье.

Три раза поцеловал меня Илья Петрович, не выпуская из своих объятий; потом минуты две молча и пристально смотрел на меня.

– Все такой же, как и был, – произнес он, – и глаза те же, и все, – разве что похудел только немножко. Душевно, братец, рад видеть тебя… Ну, а…

Но в эту минуту зазвенел тоненький, раздражительный голосок и прервал приветствие Ильи Петровича:

– Этот камзол надобно пополам: ведь он обшит не мишурным, а золотым позументом; позумент можно спороть и отдать на выжигу.

– Пополам, пополам, все пополам! – громким голосом закричал Илья Петрович, отвращая свои взоры от меня и обращаясь к столу.

Спинка камзола затрещала.

– Я старый солдат, – говорил Илья Петрович, обращаясь ко мне, – меня в этом не надуешь; я сумею отличить мишуру от золота. Помнишь, братец, как я надувал тебя в школе оладьями: сахаром посыплю, да и продаю по восьми гривен оладью? а? – При этом Илья Петрович расхохотался. – Имею честь представить вам моего старого товарища и приятеля… Дашенька, ты, я думаю, по моим рассказам заочно знакома с ним?

Илья Петрович произнес мое имя, отчество и фамилию, обозрев своих родственников, сидевших вокруг стола. Дарья Яковлевна, которую он называл Дашенька, была его супруга.

Я, будучи в ту пору еще очень застенчив, молча ответствовал на приветствия и рукопожатия и подошел к ручке Дарьи Яковлевны.

– Позвольте вам рекомендовать себя, – сказала она мне с самою тончайшею светскою вежливостью.

Я поклонился, отошел от нее, взглянул прямо… И – минута важная в моей жизни! – глаза мои встретились, сам не знаю как, с прекрасными темно-карими глазами дамы в отличном чепце с розовыми лентами, сидевшей у стола вместе с прочими. Нельзя описать, какое приятное ощущение разлилось по всей моей внутренности от одного ее взгляда. Магнетическое ли влияние, или другое что действует в таких случаях, не знаю: скажу только, что этот взгляд, скромный и приятный, видимо принимал участие в моей застенчивости и ободрял меня. Даме этой было на лицо лет около тридцати, – но об ней после.