Читать книгу Парк культуры и отдыха - Иван Петров - Страница 2

Последний поворот перед въездом во двор всегда был самым информативным – если никто не отсвечивал фарами из-за стенки площадки для мусора или не рычал двигателем с той стороны, значит, места для парковки возле дома, скорее всего, уже нет.

Я повернул без помех, притормозил на первом «лежачем полицейском», проехал еще немного вперед до второго и обвел глазами свой двор. Так и есть – за это утро, пока мы ездили в супермаркет, никто еще не уехал, зато приехало множество неизвестных, но очень дорогих гостей.

Моя верная старенькая «Волга» медленно и печально двинулась вдоль строя блестящих иномарок. Нас с «Волгой» в этом дворе не очень любили и даже, бывало, обижали – воровали дворники, пачкали лобовое стекло краской, а однажды ночью стреляли по фарам. А все потому, что этот дом был слишком хорош для таких бесстыжих нищебродов, как мы.

Марта осторожно тронула меня за правую руку и, понизив голос, проникновенно сказала:

– Ваня, спокойно. Ты только не психуй, пожалуйста. Давай, встанем у аптеки. Мне, правда, все равно, я не буду бухтеть. Оттуда будет совсем недалеко тащить.

Я опять засмотрелся на ее ярко-зеленые глаза и чуть не впилился во что-то драгоценное и лакированное, вставшее на редкость неуклюже – сразу на два парковочных места.

Тормоза коротко скрипнули, рессоры бодро загудели, я сдержанно выругался.

Лакированная повозка впереди вздрогнула от испуга, вспыхнула разноцветными огнями и, приглушенно зажужжав инопланетными турбинами, неожиданно поехала прочь. Открылось отличное место для парковки – совсем рядом с подъездом.

С заднего сиденья послышались шумные, продолжительные аплодисменты.

– Здорово ты ее напугал, папа! Отличный способ! Давай же, вставай туда скорее!

Я повернулся к Лизке и укоризненно сказал:

– Развелось вас тут, командиров! – но впихнулся на освободившееся место так быстро, как только могла это сделать моя неторопливая баржа. Уже потом, слегка передохнув после яростной борьбы с неисправным гидроусилителем руля, я спокойно огляделся и чуть выровнял машину, чтобы рядом смог встать еще кто-нибудь.

Мы с Мартой выгрузили почти все пакеты из багажника, когда к машине со стороны детской площадки степенно подошел очень пушистый рыжий кот и неожиданно свирепо рявкнул сразу на всех нас.

– Ой, какой хорошенький! Давай, отрежем ему голову? – предложила Марта, глядя на меня точно с таким же злобным прищуром, что и кот, поэтому я почти поверил в ее внезапное сумасшествие.

Мы с Лизкой успели недоуменно хмыкнуть, но тут Марта быстро сунула руку в один из пакетов и выудила оттуда свежую форель. С форели капало чем-то мутным на асфальт, а еще она остро пахла водорослями и тиной.

– Ты мужчина или кто? Отрежь же коту скорее голову! Видишь, какой он голодный!

Кот снова рявкнул, на этот раз обращаясь конкретно ко мне, поэтому я не стал спорить и послушно достал из кармана свой карманный ножик с кучей всяких полезных инструментов внутри и сделал то, что от меня ожидали все.

Дома мы неожиданно быстро раскидали все пакеты по обоим холодильникам и кухонным полкам, после чего расселись на табуретках в кухне и в задумчивом молчании уставились друг на друга. Было ясно, что в такой годный для прогулок выходной сидеть дома неохота никому.

– Папа! Мама! Поехали еще куда-нибудь! – заныла Лизка. – Смотрите, какая погода хорошая.

За окном, действительно, светило сентябрьское солнышко, безмятежно прожигая последние драгоценные денечки питерского бабьего лета.

– В самом деле, Вань, еще двенадцати нет, целый день впереди, поехали! – поддержала Лизку Марта.

У меня, конечно, были виды на эту субботу – как минимум два редактора двух местных информационных агентств с четверга тщетно ждали результатов моих вздорных аналитических халтур, но банальность про то, что всех денег не заработаешь, в этот момент показалась мне особенно убедительной.

Я сказал «поехали!» и махнул рукой.

Пока Марта сочиняла самый быстрый вариант завтрака на троих, Лиза включила телевизор, но там, вместо ожидаемых мультиков, показалось красное потное лицо придушенного галстуком пожилого гражданина, плотно упакованного в костюм тройку.

– Знакомая морда, – бросила небрежно Марта, колдуя над сковородкой. – Знаешь его?

Марта работает профессиональным фотографом, поэтому так же, как и я, всегда в курсе последних трендов и актуальных телевизионных физиономий.

– …опять преступно недооцениваем опасность! Генетически-модифицированые продукты пожирают нас изнутри! Вы хотите жить? Просто жить, просто гулять, просто отдыхать вместе со своей семьей? Обезьяны острова Суматра тоже хотели жить, – горько усмехнулся на экране знакомый телепроповедник, но что случилось с обезьянами, мы так и не узнали, потому что Лизка зарычала и переключила канал.

На экране появилась девушка в бикини с бананом в руках. Делая отчетливые глотательные движения и тупо выпучив глаза, она таращилась то на банан, то на меня, быстро проговаривая какую-то речевку про натуральные продукты без ГМО. Я покраснел и отвернулся.

Лизка тут же завопила на всю кухню:

– А папа таращится на голых девушек в телевизоре! Мама, он правда на нее смотрел!

Я нащупал подушку с соседнего стула и треснул вредную девчонку по голове.

– А-а-ага! – издала боевой клич Лизка и ответила большим плюшевым мишкой.

Я не успел применить его по назначению, потому что перед Лизкой встала Марта, выразительно поигрывая горячей сковородкой.

– Получил? – спросила Лизка, выглядывая из-за маминой спины.

– Еще нет, – ответила ей Марта. – Но сейчас получит, если вы оба не прекратите и не сядете за стол.

Мы послушно уселись, а оставленный без присмотра телевизор торопливо забормотал об общем упадке нравственности в стране и необходимости духовного подъема.

Лизка демонстративно аккуратно ела омлет и кивала каждому слову, доносящемуся из зомбоящика, выразительно поглядывая на меня.

Марта не выдержала и засмеялась. Я тоже заржал.

– В Центральном парке культуры и отдыха продолжается эксперимент Зоологического института РАН по адаптации шимпанзе в непростом петербургском климате. Обезьяны размещены на отдельном острове посреди ЦПКиО, но их можно увидеть с лодок, которые выдаются в аренду всем желающим с 9 утра до 11 вечера, – вдруг сообщил нам телевизор.

– А что, это идея, – согласилась с ним Марта.

– Да! – завопила Лизка и стала нам показывать, как именно кривляются шимпанзе.

«Волгу» пришлось оставить возле буддийского дацана – ближе просто не нашлось местечка. Лизка важно несла корзинку с припасами, поэтому любимую игрушку дочки, плюшевую Тяфу, уложили дожидаться нас под заднее стекло машины.

На длинном деревянном мосту, ведущем на Елагин остров, нас встретил полицейский патруль, но только я разинул рот, чтобы вслух удивиться этому обстоятельству, как на мост рядом с нами вывернула колонна бритоголовых юнцов с черно-желтыми флагами в руках.

Марта с тревогой посмотрела на колонну националистов, потом на меня, но эти молодые люди не заинтересовались моим вызывающе темным экстерьером, а торопливо прошагали мимо нас куда-то вглубь парка.

Тут, наверное, следует объясниться – я действительно черный, то есть негр, как прямо и откровенно говорят у нас России. Это случилось со мной 40 лет назад, когда на излете существования советской империи моя веселая мамаша выдала такой вот финт.

Папаша, как водится в такой ситуации, немедленно вылетел из института, после чего отбыл на родину и я даже не знаю, из какой он был страны. Мать тоже недолго колбасилась в России, отправившись на ПМЖ в Норвегию без меня, так что когда пришло время интересоваться подробностями, спрашивать было не у кого – бабушка на такие вопросы не отвечала, а дед, пока был жив, отвечал исключительно матом.

Пожилой полицейский офицер с капитанскими погонами на плечах ухмыльнулся мне в рыжие усы, приглашая поговорить и я, поравнявшись с ним, спросил:

– Что-то намечается? Погром или спутник будут запускать?

– Да не, не волнуйтесь, гражданин, у них там санкционированный митинг, – с готовностью сообщил он, в упор разглядывая мою черную морду и кучерявую голову.

– Нашли место, – начала заводиться Марта, но полицейский успокаивающе поднял руку, приглашая посмотреть вокруг:

– Место законное. Как в европах – Гайд-парк придумали. А вы не беспокойтесь, никто им тут ничего незаконного не позволит. Тут абсолютно безопасно. Никакого расизма и экстремизма мы не допустим. Не волнуйтесь.

Действительно, вдруг стало видно, как много полиции вокруг. Помимо этого патруля, на той стороне моста встали еще человек десять в синей форме, а в глубине парка виднелись плотные группы в омоновских шлемах и полицейские «Уралы».

– Айн-цвай-полицай! Драй фир – бригадир! Вайт пауэр! – сказала дочка и встала рядом со мной, подняв правую руку вверх в характерном приветствии. Дать ей пинка в присутствии полицейского я постеснялся.

Изумленный взгляд усатого офицера уперся в Лизку и я ответил, не дожидаясь очевидного вопроса:

– Такое бывает – от чернокожего мужчины и белой женщины может родиться белая девочка. Доминантные гены и все такое, это генетика, понимаете?

– Понимаю, – отозвался полицейский капитан с недоверием и открыл рот, что задать еще один вопрос, но Марта схватила меня за руку и протащила мимо, сердито бурча мне в ухо какие-то грубости и одновременно жестами подгоняя Лизку.

– Что ты там ему объясняешь? Что ты вечно всем норовишь объяснить? Какое им всем дело до нас?! – продолжила она, когда мы добрались до другой стороны моста.

– Просто я люблю ясность во всем, – объяснил я ей в который раз, но она только закатила глаза к небу и сказала небу все, что сейчас думает обо мне.

– Эй вы там, хватит ссориться, – напомнила о себе Лизка и дальше мы пошли молча, внимательно оглядываясь по сторонам.

Народу было много, но это был какой-то странный народ, не похожий на типичных отдыхающих в выходные петербуржцев.

Помимо еще одной колонны националистов, так же торопливо прошмыгнувшей мимо нас, мы увидели странную группу мужчин и женщин, одетых в одинаковые бежевые курточки и темно-коричневые штаны. Весь комплект очень напоминал пижаму заштатного советского санатория и Марта первой произнесла вслух то, что было у меня на уме:

– Смотри-ка, Вань, экскурсия каких-то шизиков из психушки.

Впрочем, толпа в пижамах выглядела безобидно. Они шли парами, держали в руках одинаковые пакеты и синхронно поворачивали головы то влево, то вправо, разглядывая окрестности и людей вокруг.

Мы подошли ближе и стало слышно властный голос, доносящийся из головы группы:

– Сюда смотреть! Никифоров, еще одно замечание и в следующий раз останешься в палате. Горделадзе, к тебе это тоже относится! Не отставать, идем вон до того здания, там будет привал и завтрак. Без команды продукты из пакетов не достаем!

Командовала рослая широкоплечая женщина, одетая в строгий черный костюм. Когда мы проходили мимо нее, она вдруг рявкнула во весь голос:

– Куда пошли!? Стоять! Всем стоять! Семенова, я что сказала!

Мы послушно замерли, а потом Марта, придя в себя, возмущенно сказала:

– Женщина, что же вы так кричите! Ребенка напугаете.

Впрочем, Лизка совсем не выглядела испуганной – напротив, она подошла еще ближе к странным экскурсантам и громко прочитала содержимое бирки на лацкане пиджака строгой женщины:

«Старшая медсестра Елизарова Н. В., психоневрологический интернат №12».

Марта снова схватила меня за руку, подхватила Лизку за ручку корзинки и потащила меня вперед со словами:

– Пошли отсюда скорее, здесь дурдом какой-то.

Мы притормозили только метров через сто, возле лотков с мороженым, автоматов с попкорном и толпы торговцев в косоворотках, призванных, по-видимому, изображать русскую ярмарку.

Там обе мои родные женщины принялись компенсировать стресс гигантскими порциями чего-то разноцветного и липкого, а я купил себе бутылку простой воды по цене французского шампанского.

– А тут классно! – сообщила мне Лизка перемазанным до ушей ртом.

– Хороший девочка! Покупай себе еще один эскимо, – предложил ей меднолицый мужик в косоворотке, с переносным холодильником за плечами и двумя холодильниками в натруженных руках. Рядом с ним застенчиво переминалась с ноги на ногу неожиданно светлокожая девочка лет десяти, с живым интересом глядя на Лизку. На девочке были точно такие же модные рваные джинсы, что и на Лизке, а еще у нее были очень светлые волосы, как у типичной блондинки.

– Не, я пока больше не могу, – призналась Лизка продавцу, мельком бросила взгляд на девчонку и отдала мне корзинку, которую ей внезапно стало невмоготу тащить.

– Слюшай, брат, бери сейчас, за полцены отдам, за другой партия бежать надо, а этот тает, – поделился проблемой таджик, но я аккуратно похлопал его по косоворотке и мягко оттолкнул в сторону, чтобы он больше не болтался возле нас.

Таджик послушно, как робот, побрел по дороге в указанном мною направлении, даже не оглядываясь. Белобрысая девочка пошла следом, тоже не повернув головы.

– Странно, что им еще шапки-ушанки не выдали, – сказала Марта с недоумением и тут же прыснула, внезапно увидев очередного мигранта именно в шапке-ушанке.

Несчастный раздавал флаеры с рекламой «Русской дискотеки».

Мне стало интересно, чем русская дискотека отличается от прочих и я взял одну разноцветную бумажку.

«Возрождаем национальные русские традиции! Диджеи Пинк Стоун, Саспенс Уан, Годзилла и другие представят славянский панк-рок и танцевальное шоу с участием финской группы „Рашн Карелия“. Начало в 21.00 в зимнем домике».

Я смял бумажку в приступе внезапного раздражения и не найдя урны поблизости, положил ее в корзинку.

– А где обезьяны-то? – напомнила всем Лизка цель нашего визита.

Как по заказу из навесных репродукторов сначала раздалась бодрая музыка, а затем гнусавый голос виновато произнес:

– Уважаемые посетители! Напоминаем вам, что сегодня доступ на обезьяний остров закрыт. Нашим южным гостям из Африки вчера проводились необходимые медицинские процедуры, в частности, комплекс прививок от бешенства. Животных при этом нельзя беспокоить и раздражать. Доступ к зверям будет возобновлен с понедельника. Благодарим за понимание.

Лизка застыла, набираясь сил для возмущенного крика, но Марта высказалась раньше:

– Ах, какие же они гнусные твари! Значит, по телику нас сюда заманивать – это нормально, а беспокоить обезьян – это ай-ай-ай? Это что получается, меня им беспокоить не страшно?!

– Папа! Они спрятали от нас обезьян! – Лизка подбежала ко мне вплотную, роняя на асфальт первые крупные слезы. Было ясно, что скоро их поток смоет не только меня, но и Марту, а затем и несчастных привитых шимпанзе и даже непривитых таджиков.

– Мы сегодня увидим обезьян, не переживай, – твердо пообещал я, для убедительности взяв ее за руку и указав направление.

Так мы без споров пошли к лодочной станции.

Марта шла за нами, вполголоса ругаясь на «охреневших рекламных жуликов».

Я очень давно не был в ЦПКиО и поначалу выбрал неверное направление, выведя свой маленький отряд к танцевальной площадке вместо лодочной станции.

На площадке небольшой оркестр играл джаз, под который с большим воодушевлением танцевали пенсионеры. Старички выглядели очень бодрыми и даже красивыми, когда так непринужденно и весело отплясывали под живую музыку. Они, конечно, знали все это, с видимой старательностью работая на публику, но это простодушное кокетство ничуть не раздражало.

Мы там постояли немного, любуясь царством спокойного непорочного веселья, пока Лизка не напомнила:

– Папа, обезьяны, ты не забыл?!

Я вспомнил, наконец, куда нам следует идти, и через пару минут мы уже стояли в хвосте огромной очереди. То тут, то там очередь накрывало облачко пара из испарителей разных местных хипстеров.

– Это что, все за лодками? Я так и знала, что здесь будет черт знает что! – сообщила нам Марта, кривя свои прекрасные губы и нервно трепеща не менее красивыми ноздрями.

– Мы вот тоже с мужем удивляемся, – с готовностью поддержала Марту немолодая женщина впереди нас, кутаясь в огромный целомудренный платок, расписанный золотыми куполами да крестиками.

– Муж мой постоял немного, а потом пошел узнавать, что такое случилось, почему всем вдруг лодки понадобились. Я ведь с мужем здесь стою, но он ушел, – еще раз подчеркнула эта женщина, видимо, чтобы мы не подумали, что в такой разврат, как катание на лодках, она ударилась совсем одна, без супруга.

– По радио сейчас сказали, что обезьяны после прививок внезапно спятили. Вот все за лодками и рванули, удирать отсюда сломя голову, – натужно пошутил я зачем-то, но этой женщине моя шутка явно не понравилась и она демонстративно отвернулась от меня к началу очереди, высматривая супруга. Впрочем, возможно ей не понравился я.

Марта устало присела на скамейку рядом. Там она откинулась на спинку и закрыла глаза, чтобы я догадался, как ей все осточертело.

Лизка из вредности начала бегать вокруг нее, гукая, гримасничая и другими способами изображая психованных шимпанзе, пока на нее не рявкнули сердитые бабки, сидевшие рядом.

– Все нормально, это у них просто технический перерыв был. Сейчас начнем двигаться, – сообщил сразу всем вернувшийся из разведки солидный мужчина в классическом костюме и тщательно начищенных черных туфлях. Его супруга тут же взяла его под руку и принялась что-то шептать, искоса поглядывая на меня.

Очередь действительно начала двигаться, но как-то неровно, рывками, и в период очередной паузы я неожиданно для себя выслушал от семейной пары полноценную лекцию о врачах-вредителях.

– Вот вы шутите так странно, – начала все та же женщина, все-таки развернув ко мне свое круглое простое лицо, – а ведь не знаете, что людей прививают от бешенства той же бактерией, только слегка пришибленной. Обезьян от сумасшествия привили, а гарантии, что они не заразятся, нету никакой. И кормят их чем попало, ГМО каким-то травят. Это ж додуматься надо, такой опасный эксперимент прямо среди живых людей ставить! И дети тут опять же. Это ведь ваша дочка, не приемная? – задала она ожидаемый вопрос, указывая на Лизку, после чего застыла, пожираемая любопытством изнутри.

– Моя, – буркнул я после неприлично затянувшейся паузы.

– Э-э, в смысле, родная или…, – начал мычать следующий ожидаемый вопрос мужчина в костюме, но я опередил его.

– Родная, да.

– До чего дошел прогресс! И ведь как похожа на вас, но ведь совсем белая при этом! – восхищенно откликнулась женщина и начала мне рассказывать, как ее внучка делала экстрапоральное оплодотворение и родила в итоге двойню.

– А муж ее, скотина, сбежал за полтора года до этого, представляете? Это чтобы алиментов не платить, – наконец, удивила меня она.

– Он не просто скотина, а подлец, негодяй, гнида и крохобор, – уточнил мужчина в костюме и гневно топнул по асфальту начищенной туфелькой. Дослушать эту потрясающую историю мне не довелось, потому что очередь раздвоилась перед двумя окошками кассы и женщина в окошке передо мной устало буркнула из сумрака своей будки:

– Лодка или катамаран? Быстрее соображайте, люди ждут.

Я выбрал именно лодку, а не катамаран, поскольку вдруг почувствовал, как соскучился по простым мышечным усилиям – чтобы работать веслами и с оттяжкой, от плеча.

Помимо оплаты в тысячу рублей за аренду, с меня содрали залог еще примерно в сто долларов, но спорить я не стал и послушно выгреб всю имевшуюся в карманах наличность.

Марта забиралась в лодку с огромным недоверием, держась за меня сразу двумя руками, а Лизка, разумеется, плюхнулась с разбегу так, что я почти поверил, что у нашей лодки оторвалось дно и мы сейчас пойдем ко дну.

Потом я неспешно, с удовольствием выгреб на середину большого озера, осматриваясь, но какой именно из островов неподалеку назывался Обезьяний, было неясно, так что я просто поплыл наугад, велев Лизке смотреть в оба и кричать, если увидит что-то интересное.

Впрочем, первую обезьяну заметила Марта – это был в умат пьяный мужик в казацкой папахе, который плавал среди лодок и хватал их за борта. Когда его отгоняли веслами, он кричал «Слава Руси!» или «Покайтесь, басурмане!» в зависимости от того, кого он видел в лодках.

– Только не бей его, пожалуйста, – сказала Марта, с тревогой глядя, как этот человекообразный, натужно пыхтя, гребет к нам.

– Конечно, дорогая, – ответил я и вынул весло из ключицы, перехватив его поудобнее.

Казак поздно заметил мой маневр и его несло к нам уже по инерции, а не по взаимному желанию.

Он все-таки схватился за корму нашей лодки, но действовал очень неуверенно, а его «Покайтесь, басурмане!» и вовсе прозвучало еле слышно.

Я не стал его бить веслом по морде, а просто плеснул руками немного воды в его косые глазки и он тут же отплыл прочь, бережно придерживая отяжелевшую от воды папаху, украшенную кучей каких-то ярких и, видимо, ценных для всякого посконного человека значков.

Пока Лизка яростно аплодировала, я неспешно вставил весло обратно в ключицу и мы поплыли дальше, лавируя среди прочих лодок и катамаранов, которых вдруг стало как-то слишком много.

Впрочем, все выглядело культурно и спокойно. Люди вокруг безмятежно катались, дружелюбно улыбаясь друг другу, даже если лодки вдруг соприкасались бортами в ходе неумелого лавирования.

На берегу народ загорал на удивительно густой траве, так и не вытоптанной за лето. Разумеется, там же народ и выпивал, но таких же пьяных идиотов, как тот безумный казак в папахе, нам больше не попадалось.

– Смотри, смотри, обезьяна! – закричала Лизка, показывая на берег справа.

Я ничего, кроме кустов и травы, там не увидел.

– Тут что-то случилось, – хриплым от напряжения голосом сказала Марта, вглядываясь вдаль, и я вдруг заметил на берегу толпу, окружившую лежащего человека в чем-то коричнево-бежевом.

От толпы метнулась серая тень, перескочив куда-то выше, на ветки, и от этой тени все люди рядом вдруг разбежались в разные стороны, как от бешеной собаки.

Я направил лодку к берегу и скоро стало видно, что человек на траве не просто лежит – его держат за руки и за ноги, а он вырывается и кричит, что есть силы.

– Фу, у него что-то белое изо рта вылезает, как пена, – сказала Лизка с отвращением, продолжая, тем не менее, внимательно всматриваться в несчастного.

– Ваня, не подплывай близко, пожалуйста, там без нас справятся, – попросила Марта и я послушно бросил весла.

Толпа на берегу все прибывала, тревожно гудя. Появились первые полицейские, им что-то объясняла рослая женщина в черном костюме, и кричали другие люди рядом, но было видно, что полицейские никого не слушали, выкрикивая в рации неслышимые отсюда сообщения и быстро распределяясь редкой цепочкой вокруг распростертого тела. При этом служивые тревожно оглядывались, пристально осматривая территорию вокруг себя, особенно пристально глядя на ветки деревьев над собой.

– А где ты видела обезьяну? – спросил я Лизку и она снова показала на толпу:

– Там.

Подъехал серый «Урал», оттуда высыпал взвод омоновцев. Полицейские грозными взмахами дубинок рассекли на части и отогнали прочь толпу, а затем встали плотной шеренгой, не подпуская к бежевому пятну никого.

Некоторые из полицейских держали на изготовку пистолеты и это зрелище меня удивило донельзя.

– А я писать хочу, – вдруг сообщила Лизка. – И еще Тяфа соскучилась без нас, надо ее забрать из машины, – добавила она.

Марта вздохнула:

– Вань, мы же не можем оставить лодку и пойти все вместе?

Я категорически отверг этот вариант – еще не хватало дарить сотню долларов пьяным казакам, которые, конечно, возьмут на абордаж бесхозное суденышко.

Марта согласилась посидеть в лодке и подождать нас. Я выбрал пустынное и низкое местечко на берегу для причаливания и мы с Лизкой побежали к туалетам.

То есть бежала она, а я тащился следом, хмуро глядя по сторонам.

Стало жарко, солнце палило, как в июле, народ вокруг совсем размяк и разделся, а, главное, жадно пил холодное пиво и я даже подумал о том, что, наверное, можно будет бросить машину тут или вызвать таксистов с услугой «пьяный водитель».

Пока я думал, готовы ли мы к таким незапланированным тратам, Лизка уже выбежала из туалета и показала мне на мост:

– Сначала за Тяфой.

Мы смогли без приключений дойти до моста и даже перешли его больше чем наполовину, когда вдруг уперлись в полицейский патруль.

Трое полицейских шли нам навстречу, растянувшись жидкой цепочкой на всю длину моста, но когда мы с Лизкой поравнялись с ними, они вдруг встали перед нами все вместе.

– Проход закрыт, – извинительно развел руками старший офицер и я узнал усатого капитана.

– Как это – «закрыт»? Нам в машину надо, – опешил я.

– Вы нас простите ради бога, только что получили распоряжение руководства закрыть этот мост. Идите по другому, с той стороны, может, он еще открыт, – печально, но твердо сказал капитан.

– Да ведь это километров пять пешком, в обход, через три моста! – дошло вдруг до меня.

– Дяденька полицейский, у меня в машине Тяфа одна скучает. Пустите нас, пожалуйста!, – попросила Лизка и сделала жалобные глазки, как у кота из мультфильма про Шрека.

Это был безотказный способ и я не удивился, когда полицейский сказал:

– Ладно, бегите, только я вас не видел. И вот что – я вас помню, у вас же там жена осталась.

– Ну да, – согласился я, – осталась.

– Назад я вас точно не пущу, – строго сказал капитан.

– А по тому мосту, с той стороны? – показал я пальцем в небо.

Капитан промолчал, пряча глаза, и меня кольнуло странное тревожное предчувствие.

– Что за ерунда тут творится, товарищ капитан?

– У тебя есть пять минут, чтобы привести сюда жену, а потом вообще убраться с острова, – сказал он мне резко, отбросив церемонии, и выразительно постучал по своим наручным часам.

– Приказ закрыть остров на 14.00. Сейчас без пяти. Время пошло, братишка.

К капитану подбежал еще полицейский с мотком красно-белой заградительной ленты в руках и оба офицера начали спешно растягивать ее поперек дороги, не обращая на нас никакого внимания.

Я схватил Лизку за руку и мы побежали по мосту обратно. Мост мы пронеслись на одном дыхании, но когда выскочили на аллею, ведущую к нашему причалу, отсутствие лодки обнаружили сразу.

Лизка первой добежала до берега и оттуда стала тыкать мне пальцем и кричать:

– Вон там мама! Вон же она!

Действительно, Марта колбасилась посреди озера, безуспешно пытаясь грести веслами равномерно. Равномерно не получалось, поэтому она кружила в центре и грязно ругалась матом – это было слышно даже на берегу.

Я сбросил рубашку и джинсы на траву, и побрел к лодке, осторожно ковыляя по вязкому илу. Поход до лодки занял намного больше пяти минут, хотя плыть пришлось только последние метров десять. Было ясно, что мы опоздали, так что обратно я греб уже не торопясь, попутно рассказав Марте об инциденте на мосту.

Марта в ответ рассказала, как ее неожиданно отнесло от берега на самую середину озера, и как она отважно воевала с веслами.

Лизка не торопилась садиться в лодку, напротив, она топала ногами и кричала на меня:

– Папа, дядя полицейский ведь сказал, что пять минут осталось! Туда, кстати, уже много народу побежало, все кричали и ругались. Побежали туда скорее.

– Кидай мои шмотки и садись в лодку немедленно! – рявкнул я на нее и стала неуклюже забираться к нам с моими вещами в руках.

Пока она лезла, я смотрел на дорожку за ее спиной – вдоль берега бежали десятки людей. На их лицах был ясно написан ужас, многие кричали и торопили тех, кто мешкал впереди.

– Что случилось? – крикнула с лодки Марта, но никто из бегущих не отозвался.

– Эй, гражданин, что случилось? – гаркнул я громче и строже, обратившись к упитанному очкарику, с трудом ковыляющему по траве вдоль тропинки.

На тропинку его не пропускали другие человекообразные – доминантные самцы и агрессивные самки.

Очкарик остановился и принялся вытирать платочком лысину, тяжело и прерывисто вздыхая.

– Мужик, что случилось? – повторил я вопрос, вложив в свой голос максимум нетерпения и угрозы.

– Фу, подождите, дыхание перехватило. Бешеные обезьяны. Обезьян заразили каким-то вирусом. Эпидемия, – пробормотал он и сразу побрел дальше, отчаянно перебирая непослушными толстыми ногами.

– Вы что, не слышали? Обезьяны нападают на людей и те сразу заболевают, моментально. Уже пятьдесят человек взбесились, бегают здесь, режут всех ножами или кусают, – добавил проходивший рядом бритоголовый юноша в футболке со стилизованной свастикой на груди.

– Уходите отсюда, на лодки они тоже нападают, – добавил парнишка и перешел на бег. На футболке сзади у него было написано: «Мы русские, с нами Бог!».

Я повел лодку в сторону Невы, лавируя среди яростно гребущих горожан, в надежде пройти под последним мостом канала и оказаться на берегу Елагина острова, но только когда доплыл до моста, вспомнил, что проход в Неву там всегда запирали на огромные металлические ворота – чтоб не воровали лодки.

Так оно и было – огромные ворота, толстые цепи и пудовые замки. Сломать это было нереально, это даже взрывать было бы проблемой.

– Ваня, что происходит? Зачем ты сюда приплыл? Что мы будем делать дальше? – начала сыпать вопросами Марта, нервно кусая губы и затравленно оглядываясь по сторонам.

– Кажется, ты не успеваешь к своему вечернему музыкальному шоу, – ответил я небрежно, напяливая на себя джинсы и рубашку, но тут Марта злобно хлопнула ладошкой по борту и заорала:

– Ваня, скажи, что мы будем сейчас делать? И, пожалуйста, без своих идиотских шуточек!

Тут очень вовремя захрипели динамики уличной трансляции и фальшивый в своей непринужденной бодрости голос произнес:

– Уважаемые отдыхающие! По техническим причинам мосты, ведущие на Елагин остров, закрыты. Администрация решает возникшую проблему. Мы просим вас не беспокоиться, в ближайшее время недоразумение будет исчерпано. А пока для вас прозвучит танцевальная музыка.

И они врубили «Уан вей тикет».

– Какая смешная шутка, правда, папа? – сказала Лизка, вслушиваясь в слова.

– Ты что, знаешь эту песню? – удивился я, застегивая ремень и поправляя неудачно торчащую кобуру.

– Да, нам позавчера на пении один старшеклассник про нее рассказывал. Он учителя пения замещал. «Билет в один конец» называется. Это песня про тех, кто не может вернуться назад.

Мы все некоторое время слушали песню, задумчиво глядя друг на друга.

– Ваня, что делать-то будем? – снова спросила Марта, на ощупь выуживая из своей сумочки тонкую сигарету и прикуривая ее.

– Можно попробовать перетащить лодку по суше до Невы, но мне одному не справиться – она тяжелая, а тут метров сто тащить, не осилю, – объяснил я.

Напоминать ей, что она бросила курить и клялась мне, что не курит уже полгода, я не стал.

– Бред какой-то, – сказала Марта, снова нервно затягиваясь и оглядываясь по сторонам.

Но вокруг уже было пусто, сюда доносились лишь отдаленные крики с той стороны острова, где располагался ближайший к нам мост. Было слышно, как кто-то гавкает в мегафон, еще слышен был гул толпы и полицейские свистки.

Мы посидели немного в лодке, прислушиваясь, но ничего было толком не разобрать и я погреб к берегу в сторону Невы.

Причалив, я попробовал вытащить лодку на берег, но смог вытащить ее ровно наполовину, дальше она застряла в земле и не двигалась даже на миллиметр.

– Сидите тут, сторожите ценную вещь, – указал я на лодку и пробежался от озера до видимого отсюда берега Невы.

Там действительно было не больше ста метров.

Я увидел, как от нашего острова бодро отчалила лодка с пятью мужиками на борту.

Конечно, впятером лодку протащить можно, подумал я, но не успел порадоваться за сообразительных мужичков, потому что услышал выстрелы.

Наперерез лодке вышел полицейский катер, с которого щедро сыпали выстрелами точно перед носом лодки. Очередь фонтанчиков на воде убедительно доказывала, что пуляют отнюдь не холостыми.

– Разворачиваем транспортное средство обратно! Внимание, разворачиваем транспортное средство обратно! Имею приказ стрелять на поражение, – бесстрастно информировали с катера.

Было видно, как в лодке мужчины начали спорить и размахивать руками, и тогда с катера снова раздалось две очереди, одна из которых цапнула лодку по носу так, что во все стороны полетели щепки.

– Боевые!? Боевые, мля! Вы че, гвардейцы, вообще охренели там, что ли?! – донеслось до меня возмущенное.

– Внимание! Открываю огонь на поражение согласно поступившему приказу, – все так же бесстрастно ответили с катера, дав еще одну прицельную очередь.

Лодка тут же отвернула с прежнего курса обратно на остров.

Они причалили к берегу и я, наконец, разглядел их как следует – это были казаки, или, точнее, мужчины, наряженные казаками.

Все пятеро были пьяны, поэтому не только не показывали испуга, но напротив, демонстрировали друг перед другом повышенную браваду и бесстрашие. В таком состоянии люди очень опасны, потому что заводят на агрессию сами себя.

– Вот же суки, да, – сказал первый из казаков, выбравшись на берег. Он заметил меня и повторил свое возмущение. Я кивнул, на всякий случай отступая назад.

Потом из лодки вылез еще один казак, а потом к нашему берегу совсем близко подошел полицейский катер.

– Вышли все из лодки, быстро! – рявкнул мегафон повелительно.

– Да отвалите уже от нас, уроды! Мы же не бешеные, мы здоровые еще! Мы не заразные, пустите нас! – заорали казаки хором, но с катера снова дали очередь совсем рядом с нами и лодку покинули все.

– Отошли в сторону! – снова скомандовал мегафон и мы все отошли от лодки подальше.

С катера по лодке ударили сразу из нескольких стволов.

Автоматные пули раскололи корпус лодки на несколько частей, одна из которых вдруг закачалась на воде и медленно поплыла прочь.

Эта картина как-то сразу прояснила мне мозги. До меня дошло, что здесь не шутят. Я развернулся и пошел к своим.

– Эй, чувак, а ну-ка стой. А ты куда? У тебя есть лодка?

Я решил было свернуть в сторону и увести их подальше, как делает утка-мама при нападении охотников, но тут ко мне из кустов выбежала Лизка и закричала:

– Папа, тут кто-то стрелял! Мама боится и зовет тебя!

Казаки оживились, двое почти догнали меня уже у внутреннего берега и увидели лодку:

– Стой, ты, черножопый! Тебе по-хорошему пока говорят. Давай сюда лодку!

– Мы все туда не влезем, – вежливо ответил я, отступая назад и, впрочем, понимая, что вежливость тут не поможет.

– Ты че, тупой, мля? – сказал первый казак и без замаха ударил меня в ухо, едва не нокаутировав. Второй схватил Лизку за руку, а трое остальных направились к лодке, в которой уже вставала во весь рост бесстрашная в святой материнской ярости Марта.

Я поднялся с травы, быстро достал «Осу» из скрытой поясной кобуры и выстрелил прямо в правый глаз тому казаку, что держал Лизку. Казак рухнул в траву, корчась в предсмертной агонии, но я не смотрел на него, а схватил Лизку за руку и что есть силы побежал к лодке, оглядываясь на бегу.

Казаки позади явно притормозили, мне в спину донеслось недоуменное:

– Ты чего, вообще охренел? Ты сраный ниггер, ты чего творишь! Падла, стой!

Мы почти добежали до берега и я начал было спихивать лодку в воду, когда двое самых смелых или самых пьяных казака снова кинулись на меня, невнятно матерясь.

Они встали между мной и лодкой, прихватывая меня за руки, пытаясь ловчее схватить и уронить на траву борцовским приемом.

Я едва отцепился от них, сделав шаг назад, наощупь снова вытащил «Осу», поднял ее на уровень глаз и выстрелил в лицо ближайшему ряженому. Он беззвучно упал в воду спиной назад, его голова скрылась под водой и оттуда пошли пузыри, вот точно как рисуют в комиксах. Впрочем, мне было до смеха – в моей «Осе» осталось два патрона, а здоровых казаков ошивалось рядом трое.

Впрочем, казак, что был рядом, уже не посмел нападать на меня в одиночку и начал преувеличенно усердно вытаскивать друга из воды, стараясь не смотреть в мою сторону.

Лизка залезла в лодку, но мне пришлось выгнать из лодки обеих своих женщин, чтобы затащить лодку в воду. Это заняло почти минуту.

Впрочем, казаки больше не подходили к нам, а суетились возле своих раненых.

Как только лодка оказалась на воде, мои женщины запрыгнули внутрь и я толкнул корпус суденышка как можно сильнее, запрыгивая туда же на ходу.

Марта села на весла.

– Я смотрю, ты грести научилась, – похвалил ее я, поглядывая на берег, где осмелевшие казаки начали отважно орать на меня с берега, обещая кровавую расправу.

Марта мне не ответила – она яростно гребла подальше от берега, снова кривя губы в беззвучной истерике.

– Папа, а ты тех двух дядей убил или только ранил? – поинтересовалась Лизка, не отрывая от берега взгляда, и я в ответ пожал плечами.

– Надеюсь, что только ранил, – соврал я, вглядываясь в суету на берегу.

– Тогда они вылечатся и потом убьют всех нас. Видишь, какие они стали злые, прямо бешеные, – серьезно ответила дочка и Марта вдруг коротко всхлипнула.

– Не волнуйся, дорогая, у меня есть еще шесть патронов. Два в «Осе» и четыре в кармане, – сообщил я Марте. – И баллончик. Я же запасливая скотина.

Марта вдруг с грохотом бросила весла и воздела тонкие руки к небу.

– Ваня, ты рехнулся, что ли? Тут этих казаков человек двести, да еще столько же нациков на митинг приперлись! Они же тебя просто уроют – и нас заодно! И плюс еще обезьяны эти бешеные! Баллончик у него, смотрите все! Шесть патронов! Тьфу!

– Марта! Вариантов не было, я не хотел нарываться, – объяснил я. – Но если бы я уступил, они бы отобрали у нас лодку.

– Ну и что?! Нахрена нам эта сраная лодка сейчас, покатушки будем устраивать?! Зачем ты провоцируешь этих идиотов?! – сердито рявкнула Марта в ответ.

– Марта, на берегу у нас вообще нет шансов, – как можно спокойнее ответил ей я и показал рукой в сторону моста. – Посмотри туда внимательно. Люди сейчас сходят с ума от страха, они хотят немедленно удрать, а их не пускают. Поэтому сейчас они начнут убивать друг друга. Я знаю. Я проходил такие сюжеты в прошлой жизни, поверь.

Марта опустила руки, прислушиваясь ко мне, потом с недоверием огляделась.

Мы были точно посреди озера, берега было видно плохо, но судя по звукам, можно было догадаться, что ничего хорошего там не происходит.

С берегов доносились даже не крики, а какой-то удушливый, изнуряющий вой.

– Марта, по мосту Неву уже не перейти, пойми! Плыви к большому озеру, вон туда. Там есть надежда.

– Давай, Нострадамус, предсказывай, – огрызнулась она тоном ниже, но все-таки взялась за весла.

Через несколько минут я ее сменил, а она тут же закурила. Мы плыли строго по фарватеру, держась подальше как от берегов, так и от мостиков, с которых к нам могли сигануть непрошенные гости, но пока никто не покушался на наше одиночество. Все люди, которых мы видели вокруг, спешили к одной точке – мосту, который вел на другую сторону Невы.

Его начало было видно с любой точки второго большого озера, где находилась лодочная станция. Но на само это озеро я заплывать не стал – все, что было нужно, мы увидели, спрятавшись под последним мостом перед лодочной станцией.

Я было поставил лодку в тени под мостом, но там оказалось слишком сильное течение. Мне пришлось держаться руками за чугунную рельсу, торчащую из бетона мостового перекрытия, чтобы нас не вынесло к станции, туда, где клубилась толпа.

Перед деревянным пирсом громоздились десятки пустых лодок и катамаранов – их доставляли туда полицейские целыми связками и приковывали цепями к стойкам. Еще несколько лодок с пассажирами и парочка катамаранов сами плыли к пирсу, подгоняемые полицейскими командами в мегафон с берега.

Людей, толпившихся на пирсе, направляли по большой аллее куда-то в сторону центра острова – для этого вдоль берега встала плотная цепь ОМОН в полной экипировке, со шлемами и дубинками. Когда кто-то начинал возражать или пытался пройти к мосту, следовал угрожающий взмах дубинкой, а иногда и сам удар.

Ветер доносил обрывки фраз и даже целые прокламации:

– Что вы делаете, скоты! Пропустите меня! А-а-а, за что?!

– …Маняша, куда ты, держи меня за руку…

– Я здоровый, я не бешеный, пропустите меня!

– Вы не имеете права! Саша! Саша!!

– …напоминает, что согласно приказу Временной чрезвычайной комиссии всем посетителям надлежит располагаться на большой центральной арене Елагина острова впредь до особого распоряжения. Неисполнение законных требований полиции влечет уголовную ответственность…

Я не сразу увидел, что Марта достала из сумочки «мыльницу» и ведет съемку. «Мыльница» у нее, кстати, была непростая, из дорогих, так что качество видео должно было получиться отменным.

Затем мы услышали дружный топот десятков пар ног, так, что длинный мост начал заметно колыхаться, а потом и увидели роту солдатиков внутренних войск, облаченных в костюмы химической защиты. Солдаты колонной дошли до конечной точки моста и там развернулись в цепь, начав медленное движение к станции, оттесняя толпу и задавая ей направление к центру острова. У них тоже были дубинки, но ими юные полицейские пользоваться явно стеснялись, ограничиваясь толчками и уговорами.

– Пожалуйста, пропустите меня, меня дети ждут, они одни дома сидят, меня ждут, вы что, не понимаете?!

– Граждане, сопротивление полиции карается уголовным кодексом!

– Не трогай ее, скотина! Падаль, руки убери! А-а-а!

– Что толкаешь! Что толкаешь! Не подходи! Не подходи! Не подходи!!

Мы смотрели живое представление, сидя в партере как в театре. К примеру, было хорошо видно, как невысокий черноволосый мужчина в светлой расписной косоворотке, подняв сжатые в кулаках руки, стоит напротив цепи солдат в противогазах и орет на них на последнем градусе истерики.

А потом мы увидели, как после короткой команды этого отважного таджика атаковали сразу в четыре дубинки, не оставив ему шансов на сопротивление.

Удары были на удивление хлесткими, звук доносился до нас как в 3D кинотеатре.

Неожиданно за темнокожего мужика вступились бледнолицые коренные петербуржцы.

– Фашисты! Сволочи, что же вы делаете? Фашисты!!

Дубинки ударили и по коренным петербуржцам тоже. Толпа, поначалу готовая напирать, тут же рассыпалась на фрагменты и послушно потекла туда, куда ей было указано, в центр острова.

– Поплыли-ка отсюда, Ваня, да побыстрее, – сказала мне Марта, закончив съемку, хотя я и сам уже догадался, что пора сваливать.