Читать книгу Превышение полномочий - Иван Погонин - Страница 8

7 октября на утреннем совещании Жеребцов дал Кунцевичу первое серьезное самостоятельное поручение:

– Некто Соловьев, обер-кондуктор Николаевской дороги, присвоил вверенные ему полторы тысячи казенных денег и исчез. Правление очень просило его найти, чтобы наказать примерно, дабы другим неповадно было. Поищите Соловьева, а если найдете и остатки денег, так вообще будет хорошо. Дознание возьмите в канцелярии.

– Слушаюсь.

Из дознания выяснилось следующее: Соловьев руководил кондукторской бригадой на пассажирском поезде Санкт-Петербург – Москва – Санкт-Петербург. День у бригады уходил на поездку из одной столицы в другую, день она отдыхала, затем возвращалась обратно и отдыхала вновь.

Третьего дня, перед отправкой поезда из Москвы в Питер, обера пригласили к начальнику Николаевского вокзала. У того на руках находилась 1428 казенных рублей, которые нужно было спешно переправить в Петербург. Соловьев расписался в книге, получил сверток с деньгами, доехал до столицы, попрощался с кондукторами, объяснив, что ему нужно срочно в правление, и был таков. С этого дня на службе его не видели.

Розыск Кунцевич решил начать с опроса подчиненных пропавшего обера. В бригаде было четверо кондукторов.

Трое из них на вопросы сыщика отвечали неохотно и ничего нового по делу не сообщили. Четвертый – Ивакин, сорокалетний мужичок двух аршин росту, оказался более разговорчивым.

– Я их благородию, господину начальнику сборов, давно докладывал, что Сашка порочного поведения, только не слушали они меня. И вот, нате! Преступление-с! А я говорил!

От словоохотливого кондуктора Кунцевичу стало известно, что Соловьев поступил на службу по протекции. Дядюшка пропавшего обера занимал такое видное положение в МПС, что его просьбу устроить племянника на какую-нибудь хорошую должность правление дороги игнорировать не могло. Но поскольку племянник высокопоставленной особы имел только начальное образование и не имел никакого опыта работы, максимально высокая должность, на которую его можно было назначить без риска для подвижного состава и пассажиров, была должность кондуктора. По настоянию дяди, Соловьев сразу же был произведен в оберы, заняв место, уже давно обещанное Ивакину. Кондуктор-недомерок затаил на конкурента злобу, поэтому-то и был сейчас так откровенен с сыщиком.

– Пьяница он был, Сашка-то. Завсегда после отдыха на службу с запашком являлся. Другого бы давно уволили, а этому все с рук сходило. А в последний раз вообще пьяным пришел. Я ревизору движения об энтом сразу доложил, но тот только рукой махнул. Сашка в багажном вагоне спать завалился и до самого Бологого проспал. А там сходил в буфет, принес бутылку и с багажным кондуктором ее и оприходовал. Как потом оказалось, с горя пил! Дяденьку-то его взашей с дороги погнали и, говорят, даже под домашний арест посадили! Вот Сашка и закручинился. А еще, говорят, ему в карты здорово сюртук почистили.

– В карты? Он играл?

– Врать не буду, ваше благородие, наверное не знаю. Только Струнников, багажный наш, мне говорил, что Сашка ему жалился о том, что нагрели его в «стуколку» в «общедоступке», и сильно нагрели.

Взяв в правлении фотографическую карточку Соловьева, Кунцевич отправился на Фонтанку, в дом 86, в котором располагался «Зал общедоступных увеселений», принадлежавший купцу второй гильдии Абраму Лейферту.

Извозчик остановил пролетку напротив деревянных, украшенных резьбой и пестро расписанных масляной краской ворот. На улице уже стемнело.

Сыскной надзиратель прошел через грязный двор между двумя длинными двухэтажными флигелями старинной постройки. По обеим сторонам крыльца висели сильные рефлекторные фонари, кидавшие в лицо входящим потоки яркого света. Сразу у входной двери располагался гардероб, в который стояла очередь. Кунцевич прошел мимо и направился в залу. Дорогу ему преградил детина, ростом чуть меньше сажени.

– Надобно пальто снять, милостивый государь, у нас в помещениях не холодно.

Мечислав Николаевич сначала хотел возразить, но потом подумал, что в пальто будет выделяться среди публики, и решил не спорить.

Раздевшись, он во второй раз пытался пройти мимо детины:

– Билет надобно взять, сударь.

– Я по службе, – сказал Кунцевич, доставая из кармана полицейскую карточку.

Детина на нее даже не взглянул.

– У нас порядок такой: входить только по билетам, по службе али по дружбе, без разницы.

Надзиратель возмутился:

– Позови-ка немедленно хозяина!

– Хозяин человек занятой, и со всяким… посетителем говорить ему недосуг. Прошу покорно в кассу али – оревуар!

От наглости служителя и от своего бессилия Кунцевич растерялся. «Драться с ним, что ли? Так навешает, вон у него какие кулачищи! Пристрелить? Хочется, да нельзя. Купить билет? Теперь ни за что, даже если продадут за две копейки».

Мечислав Николаевич развернулся, взял в гардеробе пальто, оделся и вышел на улицу.

Четыреста саженей, отделявших «общедоступку» от дома 70 по Гороховой, где располагался третий участок Московской части, он преодолел почти бегом.

– Мне бы пристава, – сказал сыщик дежурному околоточному, показывая карточку.

– Может, дежурный помощник сойдет? – спросил тот, внимательно ее рассмотрев.

– Сойдет.

Околоточный ушел и вскоре вернулся:

– Пройдите в канцелярию, первая дверь справа по коридору.

В канцелярии за столом читал какие-то бумаги полицейский офицер.

– Младший помощник пристава штабс-капитан Ланге, – представился он, слегка привстав со стула. – Чем могу служить?

– Кунцевич, надзиратель сыскной полиции. На вашей земле есть такое заведение «Зал общедоступных увеселений», мне надобно туда попасть по службе, а тамошний швейцар не пускает, билет требует.

– Одному или с дамой?

– Не понял?

– Вам пройти надо одному?

– Конечно, одному, я же говорю – по службе.

– Демидов, «общедоступка» это твой околоток? – крикнул помощник пристава околоточному.

– Мой, ваше благородие, – ответил тот, заглядывая в кабинет.

– Сходи, проверь посты и заодно сыскному помоги.

– Слушаюсь.

Всю дорогу околоточный молчал, шел неторопливо.

В «общедоступке» он сказал швейцару: «Пусти его, Витя», развернулся и был таков. Кунцевичу сначала показалось, что швейцар околоточного вообще не услышал. Но когда он направился ко входу в заведение, швейцар отошел в сторону.

Помещение представляло собой анфиладу комнат, уставленных маленькими столиками. Воздух в них был пропитан табачным дымом, запахом пива и дешевой косметики. В наполненных публикой комнатах стоял гул голосов. Некоторые посетители бесцельно бродили, некоторые сидели за столиками.

Широкая дверь в конце анфилады вела в танцевальную залу. Ее окна были завешаны желтыми шелковыми гардинами, а потолок был расписан узорами в псевдорусском стиле. Вдоль стен залы стояли ряды венских стульев, а в углу находилась большая белая ниша в форме раковины, где сидел оркестр человек из пятнадцати. По зале парами ходили женщины, мужчины же предпочитали стоять или сидеть вдоль стен и наблюдать за ними. Музыканты настраивали инструменты.

Капельмейстер взмахнул смычком, и оркестр оглушительно заиграл какую-то польку. Пары завертелись.

Кунцевич вышел из залы и сел за столик. К нему тут же подлетел официант.

– Принесите чаю.

– Слушаюсь.

– Любезный, а где тут у вас играют?

– Играют? В зале, оркестр играет.

– Вы не поняли, где в карты играют?

– В карты у нас не играют, не разрешено-с.

– Играют, играют, я совершенно точно знаю.

Официант, ничего больше не ответив, ушел. Через несколько минут к столику подошел человечек небольшого роста с жидкими волосами и бороденкой, а за спину Кунцевичу встали швейцар и детина в лакейской ливрее, не уступавший швейцару ни ростом, ни шириной плеч.

– Купец второй гильдии Лейферт. С кем имею честь?

– Надзиратель сыскной полиции, не имеющий чина, Кунцевич.

– Вы почему, господин, не имеющий чина, за вход не платите?

– Я сюда не танцевать пришел, а по служебному делу. Ищу некоего Соловьева, который на днях проигрался здесь в пух и прах, а сейчас…

– Я не знаю и знать не хочу никаких Соловьевых! – прервал Кунцевича Лейферт. – За вход в мое заведение установлена плата. Платят у меня все. И из сыскной, и даже из градоначальства. А кто не платит, того я прошу выйти вон. И вас я также прошу выйти вон. Прямо сейчас. За чай можете не платить, вам его все равно не подадут.

Кунцевич побагровел.

– Ты как разговариваешь с дворянином, – сказал он, вставая, – жидовская морда! А pies ci morde lizal!

Швейцар и его напарник действовали молниеносно. Лакей одной рукой обнял сыскного надзирателя, да так, что ребра затрещали, а второй закрыл ему рот. Швейцар быстрым движением вытащил из-за ремня брюк «бульдог» сыщика и сунул его в свой карман.

Кунцевича куда-то понесли, открылась дверь, Мечислава Николаевича поставили на ноги, последовал сильный толчок, и надзиратель оказался на улице. Вслед полетели его пальто и котелок. Швейцар ловко отщелкнул барабан «бульдога», высыпал в свою огромную ладонь патроны, а револьвер бросил на лежащее на земле пальто.

– Чтобы ноги твоей больше здесь не было, – сказал он и захлопнул дверь черного хода.

Придя на службу, Кунцевич принялся составлять подробный рапорт. Он едва успел закончить свое занятие, как его вызвал Вощинин.

– Кунцевич, вы считаете себя опытным сотрудником? – было видно, что начальник едва сдерживается, чтобы не заорать.

– Никак нет-с.

– Так какого черта вы полезли к Лейферту без билета, с оружием, ни с кем не посоветовавшись?

– Вот рапорт, ваше высокородие, там все написано. У меня было поручение о розыске обер-кондуктора Соловьева, присвоившего казенные деньги, я установил, что Соловьев проигрался в «общедоступке» и наверняка казенные деньги туда принес, отыгрываться. Я решил проверить…

– Вам тридцати копеек было жалко? – перебил начальник.

– Нет-с, но я же по службе, не развлекаться.

– Вы знаете, кто такой Лейферт?

– Скотина.

– Кхм. Я думаю, что если вы отделаетесь арестом, то это для вас будет очень хорошо.

– Арестом? – опешил сыскной надзиратель. – За что? Это Лейферта надобно арестовывать за организацию азартных игр, а его клуб закрывать. Облаву надо снарядить…

Вощинин все-таки не удержался и заорал:

– Кого куда надо снарядить, позвольте решать мне! Это первое. – Он понизил голос. – Второе. Рапорт порвите и спустите в ватерклозет. О том, что кто-то играл в карты в «Зале общедоступных увеселений», забудьте навсегда. Это третье. Соловьева в «общедоступке» больше не ищите. Это четвертое. Ну и последнее: арест будете отбывать в Александро-Невской части, нашего брата туда определяют. Вам как дворянину, не имеющему чина, на пропитание будут отпускать что-то около гривенника в день. Смотритель входит в положение и разрешает столоваться за свой счет, поэтому не плохо бы вам иметь с собой денег на провиант.

– А избежать ареста никак нельзя?

– Возьмите с собой теплые вещи, там прохладно. Я постараюсь минимизировать срок. Все, вы свободны.

– Разрешите вопрос?

– Нет!

– Да, брат, наделал ты делов. – Быков отхлебнул пива.

– Я ничего не понимаю! Я же поручение исполнял, вора искал. Я же нарушения у них выявил!

– Дурак ты, брат. Про часы со мной советовался, а здесь не стал? Опыта набрался?

– И ты про это. О чем советоваться-то надо было?

– А о том, куда ходить и с кем ругаться. Лейферт – лучший друг Иван Николаевича, и дружат они на возмездной основе, об этом весь Петербург знает.

– Да кто это такой, Иван Николаевич?

– Да, совсем ты плох! Иван Николаевич Турчанинов – помощник градоначальника, тайный советник. Этот чин его положению соответствует полностью. Он дает Грессеру такие хорошие тайные советы, что без этих советов Грессер уже жить не может. А также не могут жить несколько знакомых балерин Грессера, на содержание которых уходит львиная доля этих советов. Понял?

– Ничего не понял. – Кунцевич замотал головой.

– Хорошо. Буду выражаться предельно ясно. Азартные игры у нас запрещены. Но все, кто хочет, играют. Ты никогда не задавался вопросом, почему в одних местах играть можно почти в открытую, а в других строжайше запрещено?

– Я думал, везде запрещено. Сам-то я не играю, не на что.

– И не вздумай начинать, даже если будет на что. Так вот. Есть несколько мест, которые никто из полицейских никогда не проверяет. Но за такое попустительство хозяева этих мест дают мзду. Кто кому. Лейферт, например – Турчанинову. Тот делится с градоначальником. А ты Лейферта – жидовской мордой! Теперь понял?

Надзиратель растерянно глядел на старшего товарища:

– Теперь понял. И что же, ему все с рук сходит?

– Конечно! При такой поддержке, брат, с рук не только организация притона азартных игр сойдет, но и все что угодно, ну, разве кроме покушения на священную особу государя императора…

Сыщик загрустил:

– Так меня, пожалуй, теперь уволят…

Кунцевич отделался тремя сутками ареста. Как чин полиции, он содержался отдельно от остальных арестантов, в «секретной» камере. Сильно кусали клопы, поэтому спал он плохо. В остальном все прошло сносно, он даже один раз ночью пил водку с дежурным помощником смотрителя полицейского дома. Но на душе было очень скверно.