Читать книгу Журавли - Иван Фатеевич Полонянкин, Иван Полонянкин - Страница 3

Порошинская заимка за несколько лет преобразилась, стала новым растущим починком: сейчас в нём было пять дворов и проживало восемь семей, в которых насчитывалось сорок малолетних детей, отроков и отроковиц в возрасте от одного дня до одиннадцати лет, так как вчера повитуха из соседней деревни приняла роды у очередной роженицы.

Обосновавшиеся в починке семьи были молодыми, выделившимися из родительских дворов, из ближайших деревень и сел, решившими самостоятельно вести своё хозяйство и жить отдельно. В местности, где они ранее проживали, как правило, уже недоставало земель, все охотничьи и рыбацкие угодья были давно закреплены и распределены. Каждый год к Охотке обращались его близкие и дальние родственники с просьбой принять к себе на заимку. И он, после неоднократных, длительных бесед и разговоров о соблюдении установленных им правил совместного проживания и работ в общине, принимал, определял место для дома. Вначале решение его было единоличным, а после того как обосновались первые молодые семьи и создали общину, приём кандидатов обсуждали на сходе.

Уже четыре года подряд в починке каждый год появлялось по несколько новорожденных. Мужики, посмеиваясь, уговорились меж собой о том, чтобы сразу же после рождения оглашался пол ребёнка и, в зависимости от того, кто рождался, в дальнейшем называли роженицу или «баба», или «молодайка». Если рождалось дитё женского пола, мужики, при встрече ухмыляясь, говорили: «Ну вот, опять твоя обабилась», а если новорожденный был мальчиком, то роженицу уважительно называли молодайкой или молодухой, молодой матерью. Мальчишки ценились как рабочая сила и продолжатели рода, были надеждой отца и матери в старости.

Порошинская община жила своей особой жизнью. На односторонней улице, около каждой избы, по настоянию Охотки появились аптекарские огороды, которые использовались для выращивания и сбора трав в лечебных целях. Он, увлечённый с детства матерью сбором лесных и луговых трав, выращиванием на участке овощей и корнеплодов, приобщил к этому всех жителей починка. Устройство аптекарских огородов Охотка «подсмотрел» в одном из монастырей, в котором строились гряды с лекарственными и пряными травами, развёл подобные гряды на своём участке, где вырастил, переработал и показал травы тестю Тихомиру, а тот, поразмыслив, начал их предлагать московским и западным купцам. Травы Охотки оказались востребованы московским Аптекарским приказом, и через некоторое время его включили в число заготовщиков лечебных трав Приказа.

Сейчас все жители починка создавали гряды с лекарственными травами: шалфеем, мятой, цикорием, укропом, петрушкой, которая называлась «петросиловой травой». Там же высаживались лесные плодовые деревья и кустарники, чьи плоды использовались и как лакомство, и в лечебных целях. Охотка, как опытный травник, научил женщин починка различать, обрабатывать, сушить выращенные и собранные лесные травы. Заготовленные травы он сам скрупулёзно принимал и передавал Тихомиру. Это приносило общине хороший дополнительный доход, который распределялся пропорционально между всеми членами, с учетом их труда в общественном деле и количества едоков.

Для сохранения продуктов питания около старой избы на высоком месте Охотка обустроил ледник: выкопал глубокую яму, укрепил стены брёвнами, накрыл её накатом из стволов деревьев и установил сверху шалаш, с которого можно было спускаться вниз. Зимой с помощью мужиков он заполнял угол ямы глыбами намороженного льда с речки, накрывая их соломой и сеном. Большую часть лета, до поздней осени, он мог хранить в леднике рыбу, мясо, молочные и другие продукты. Его примеру последовали другие семьи починка.

Для вновь создаваемых хозяйств, проводились расчистка земли, вырубка леса, которые сопровождались огненными палами, выжигом, что позволяло достичь хорошей урожайности на образованных участках.

Строевой лес валили организованно и направленно: от починка в направлении Порошинского озера уже вела широкая расчищенная просека, которая ежегодно за зиму удлинялась и в скором времени должна была выйти на его берег. Озеро являлось их основным кормильцем: в нём добывали рыбу, уток, гусей, брали камыш для домов, на его берегах было много травы, чистых полей для распашки и боровой дичи вдоль леса.

Брёвна сосны с просеки и расчищенных полян использовали для рубки домов, а непригодные – как дрова для холодных зим.

Обычно через год-два после вырубки и палов на просеках, полянах и горельниках зацветал кипрей, который особо ценился жителями починка.

В прошлом году вдоль берега реки была закончена расчистка земли и заложено ещё три избы на три хозяйства: три молодые семьи, которые появились в починке в самом начале прошлой осени, надеялись до холодов поставить свои дома.

Как и полагается, заготавливали для домов боровую сосну ещё зимой, до весны, пока дерево находилось в зимней спячке, без лишней влаги, а бревна вывозили из леса санями. Заготавливали материал «помощью», всей общиной, с привлечением родственников и соседей. Брёвна для домов выбирали из деревьев толщиной не менее семи вершков. Сейчас эти брёвна были уже ошкурены, сложены для просушивания в «костры» и ждали своего часа.

Уже частично белели новые, заложенные ранней весной дома, которые находились в начальной стадии строительства: на крупные камни-валуны были уложены нижние закладные венцы, толстые смолистые бревна, и на них возвышалась часть сруба. Для завершения рубки домов мужики починка решили провести «помощи» после окончания сенокоса.

Сегодня Петров день, в честь апостолов Петра-рыболова и Павла, и к этому дню готовились заранее: закончился Петров пост, начинался летный сезон рыбалки, на семейном столе должна была обязательно присутствовать рыба, чтобы в семьях царили вера и любовь.

С утра все умылись родниковой водой, накрыли вскладчину и уселись за одним столом с лепёшками и рыбой. Пообедали и договорились на завтра начинать сенокос – впервые начать окашивать берега и поляны Порошинского озера.

Год от года жителям починка требовалось всё большее количество сена, так как поголовье скота увеличивалось стремительно, пропорционально увеличению семей и рождению детей. В связи с этим сама собой возникла проблема летнего выпаса скота и заготовки сена на зимний период. В этом году мужики намеревались закончить вырубку просеки до озера; травы ближнего берега и полян использовать для летнего выпаса скота, а остальные площади – для заготовки сена. Кроме этого, нужно было увеличивать площади для посева основных зерновых – ржи и овса, под которые сейчас использовались небольшие лесные поляны и высокие сухие опушки леса вдоль реки. Общество запланировало увеличить посевные площади зерновых за счёт дальних береговых полей вокруг озера, прилегающих к лесу. А пока на этих площадях будут заготавливать сено. В стаде общества сейчас содержалось восемь лошадей и более пятидесяти голов коров, быков и телят, овец, коз, ягнят, козлят и свиней.

Утро. Сумрачно. В лесу свет с трудом пробирается сквозь разлапистые макушки деревьев, но на просеке можно передвигаться уже уверенно. Охотка со своими старшими сыновьями, отроками Фёдором и близнецами Андреем и Наумом, во главе конного обоза неспешно движется по просеке, ожидая, когда замыкающая телега бортника Ваулы с сыном займёт своё место.

Бортник Ваула с женой Веселиной были близкими друзьями Охотки и Кунавы, первыми переселенцами на Порошинскую заимку. Их дом стоял рядом с домом Охотки, в семье было трое детей, старший сын Нечайко одного возраста с Федором и дружен с ним с детства.

Обоз общины в пять телег со всем мужским населением растянулся по просеке. Три лошади были привязаны короткими поводками и шли свободно с боку: одна жеребая кобыла и две молодые двухлетки. На каждой телеге было по три-четыре человека – взрослых и отроков в возрасте от семи до одиннадцати лет; самые старшие среди них – два друга, одногодки Фёдор и Нечайко. На всех телегах был навален необходимый для сенокоса инвентарь: серпы, косы, грабли, вилы, топоры, посуда, продукты.

В этом году трава на берегу озера была густой, высокой, и мужики думали за неделю-две сами, без женщин, справиться с сенокосом. Место покоса располагалось в двух-трёх вёрстах, и женщины остались с детьми в починке. До места добрались незаметно быстро. Полевой стан был уже оборудован заранее: на небольшой полянке недалеко от берега озера, у окраины леса, в тени деревьев, возвышались три объёмных шалаша; посередине оборудовано кострище с подвешенным на козлах котлом. Шалаши были собраны из тонкого тёса и всякой драни в несколько рядов.

Обоз встретил заспанный дед Ширяй, единственный представитель старшего поколения в починке. Он появился ниоткуда и оказался незаменимым для общины. Первоначально Ширяй ночевал то в одном дворе, то в другом. Но впоследствии прибился к семье Ваулы и считался его родственником. На сенокосе Ширяй призван был готовить пищу для косарей и присматривать за жизнью отроков. Шумно начали разгружаться, распрягать лошадей, надевать на них путы и готовиться к первой косьбе в этом году.

Впервые на покосе община выставляла в ряд десять косарей. Охотка с помощью Тихомира приобрел для общины косы-литовки, косить которыми можно не нагибаясь, как ранее косили косами-горбушами.

Последние приготовления. Охотка ещё раз объяснил всем принцип работы с косой-стойкой, напомнил об осторожности, проверил и показал, как устанавливать захват косы, продемонстрировал, как нужно косить.

Фёдор и Нечайко, как самые старшие отроки в починке, в первый раз встали в один ряд с косарями в качестве замыкающих, под присмотр Ваулы. У Фёдора от напряжения взмокли ладони, и он поочередно вытер их о штанины. Охотка, а следом за ним и другие, перекрестился, сделал пробный шаг… ещё и ещё… За ним смело и весело потянулись другие косари, заулыбались, заиграли мышцами, силой и молодостью.

– Эх-ма, ровно журавли идут! – дед Ширяй, любуясь, как складно идёт Охотка, вожак, а за ним потянулись, попадая в его ритм и шаг, другие, полосой валя скошенную траву, подпрыгнул на месте, повторяя энергичное движение косарей.

Ваула нет-нет да оглядывался на молодых друзей Нечайко и Фёдора и радовался их сноровке: они сразу попали в ритм косарей и не отставали от них ни на шаг. Ровный взмах и шаг с шумным выдохом!

Нечайко с уважением посматривал на впереди идущего Фёдора, который уверенно, несмотря себе под ноги, высоко держал голову и валил и валил вал за валом скошенную траву сбоку от себя.

А Фёдор боялся отстать от косарей; он уже ухватил их ритм, но непривычно и болезненно тёрлись ладони об ручку косы и шершавое косовище. Он отогнал эту боль и не подавал вида, а свой взгляд ни на секунду не отрывал от Охотки, своего тяти, ловя и повторяя малейшее его движение, став с ним и со всеми мужиками починка единым целым и равным им.