Читать книгу Опустошение. Сборник рассказов - Иван Шеду - Страница 2

Светильник для тела есть око.

Итак, если око твое будет чисто,

то все тело твое будет светло;

если же око твое будет худо,

то все тело твое будет темно.

Итак, если свет,

который в тебе, тьма,

то какова же тьма?

(Евангелие от Матфея, глава 6)

Страхи не уходят просто так, не рождаются из пустоты и всегда оставляют следы. Бывает, они прекрасно уживаются с нами, прячась в глубине и изредка напоминая о себе.

По прошествии года мне вспомнился один инцидент, который прошлой весной поверг в шок наш небольшой город. Слухи, доводы и всеобщее помешательство держали людей на протяжении года. Уже вторую весну люди со страхом засыпают и ждут лета. Появились нелепые предрассудки, что каждую весну приходит «это». Также ждут лета люди в погонах, которым прошлая весна принесла много головной боли и бессонных ночей. Среди них был и я, уже повидавший многое, а после этого случая ушедший на пенсию следователь.

Началось все с того, что в правоохранительные органы поступило сразу четыре сообщения из разных больниц города о поступивших к ним двух женщинах примерно 40 лет, одном мужчине 35 лет и восьмилетнем ребенке, и все – с тяжкими телесными повреждениями, причем мужчина после полученных травм покончил с собой, выпрыгнув из окна больницы. Сразу по городу поползли слухи о секте, террористах, таинственной болезни и прочие страшилки. Следствию пришлось скромно заявить о проведении проверки и о возбуждении уголовного дела о причинении тяжких телесных повреждений в отношении неустановленных лиц. Хотя руководство из Москвы и настаивало на покушении на убийство, но доказать это было практически невозможно. Потом дело прекратили за отсутствием события преступления, так как сами потерпевшие ничего не смогли толком рассказать и ими сразу занялись психиатры. Причину же самоубийства 35-летнего мужчины свели к депрессии на фоне разгульного образа жизни и развода с женой, изучив все его аккаунты и переписки и не найдя там ни китов, ни бабочек. Экспертиза пришла к выводам (которые мало того что засекретили, так и вообще решили забыть про них), что тяжелые травмы, а именно выжженные раны в глазных впадинах четырех потерпевших, идентичны, при этом все эти люди не были знакомы и никогда не пересекались даже случайно – уж поверьте, мы проверили все версии. А характер повреждений поверг в шок не только меня: внутреннее возгорание глаза. Проще говоря, у них выгорели глаза изнутри, но они каким-то чудом остались живы, за исключением одного, который совершил суицид. Много ходило слухов, одна желтая газетка после публикации интервью с потерпевшей сразу закрылась по решению суда, а с врачей, которые обследовали странных больных, взяли подписку о неразглашении.

А начиналось все мирно. Вечером в разных концах города люди ложились спать…

I

– Мам, пусть папа сделает телевизор потише, я не могу заснуть, – сказала Алина, повернувшись на другой бок и закрыв глаза.

– Саш, ты не слышишь? Сделай потише свои ужастики, – попросила мать.

– Ладно, успокойтесь там, – сказал отец и открыл еще одну банку пива. А смотрел он то ли «Кошмар на улице Вязов», то ли про куклу Чаки.

Семья жила в уютной однокомнатной квартире, и, в общем, никто друг другу не мешал. У дочки был свой уголок, спала она у стенки на кресле-кровати, всегда хорошо засыпала, а родители, уложив дочь, смотрели телевизор. Кровать стояла так, что телевизора не было видно, только слышно. Алина очень не любила, когда папа долго смотрел телевизор. В будние дни ложились спать рано, она засыпала сразу после «Спокойной ночи, малыши» и маминой сказки. Но бывали и другие дни, когда папе не надо было на работу и телевизор работал до рассвета. Даже после сказки воображение Алины занимали не Элли в Изумрудном городе или Щелкунчик, а звуки из папиных фильмов. Она крутила в голове цветные картинки, возникавшие при этих звуках, пыталась представить себе что-то ужасное, чтобы самой побороть это, сказать «я не боюсь», достать воображаемый меч и победить чудище. И щедрая фантазия мгновенно рисовала монстров в каждом неосвещенном уголочке, постепенно превращаясь в кошмар. Алина всегда засыпала, только тщательно подоткнув одеяло по самую шею и при свете ночника.

Вот и в тот вечер, хоть Саша и сделал телевизор тише, но услышанная ранее тревожная музыка, обрывки фраз про убийства и монстров, вскрики и плач уже произвели впечатление на детский мозг, который, вопреки желанию самой Алины, стал вырисовывать иллюстрации к этим моментам. Она старалась не думать, старалась уснуть, жмурилась, щипала себя, но в какую-то минуту все внешние звуки пропали, как по команде от пульта телевизора, а вместо них возникло ощущение чужого взгляда с потолка. Она испугалась так, как не боялась никогда раньше, даже когда потерялась на рынке и минут десять стояла совершенно одна в толпе и плакала. А проходившие мимо люди только смотрели на нее своими стеклянными глазами – это она запомнила на всю жизнь. Перед ней мелькали десятки чужих равнодушных глаз, она ничего не слышала, только плакала.

Открыв глаза, Алина увидела, что на нее с потолка смотрят две пары огоньков. Когда смотришь в глаза животным, то не знаешь, чего от них можно ожидать, но в некоторых можно увидеть что-то почти человеческое. А в этих горящих глазах не было ничего подобного, они были настолько чужими, не поддающимися описанию, что Алина словно онемела и оглохла одновременно, не могла ни заговорить, ни закрыть глаза или отвернуться от этого взгляда. Он смотрел сквозь нее, казалось, сквозь весь город, сквозь землю, в самую глубину планеты. Алина, трясясь от страха, накрылась одеялом, ей было трудно дышать, она уже чувствовала, как взгляд начал читать ее мысли и что-то спрашивать. Она не могла понять этого языка – что-то шуршащее, что-то совсем неземное. Алину начало как будто обжигать восходящее летнее солнце, лучи которого слепили глаза, и она поняла, что в этой ситуации она бессильна и смерти не избежать. А чужой взгляд тем временем приближался, и она уже видела огни сквозь одеяло.

…

– Я больше ничего не помню и ничего не вижу. Когда я почувствовала, что снова дышу, я уже была, как мне сказали, в больнице.

Мы сидели со старшим следователем, инспектором по делам несовершеннолетних и психологом в палате у Алины К. и производили опрос, так как это допросом сложно было назвать. Ребенок рассказал нам как будто страшный сон. И всё списали бы на детскую фантазию, если бы не выжженные кратеры на месте ее глаз.

Родители плакали, сидя в коридоре уже вторые сутки. Выйдя из палаты, я подошел к ним, представился, сказал, что следственная группа опросила Алину, назначены необходимые анализы и экспертизы, с ней будет работать психолог и пока она будет спать под снотворными, так как сама она засыпать боится.

– Понимаете, я не знаю, что произошло, – сказала мать. – Я попросила Сашу сделать потише телевизор и через двадцать минут, подойдя к Алине, увидела, что она спит. Я ее укрыла одеялом и сама пошла спать. У нас однокомнатная квартира, и я, лежа на диване, видела ее.

– А вы Александр, сколько еще смотрели телевизор? – спросил я.

– Да, может, еще минут тридцать – собственно, досмотрел фильм и лег спать. А проснулся уже часа в три ночи от крика жены. Она держала на руках, как мне показалось, бездыханное тело дочери. Потом больница, потом… вы уже все знаете.

Тут я хотел что-то спросить, но меня перебила мать девочки.

– Понимаете, я проснулась, потому что мне показалось во сне, что в комнате кто-то есть. Стало тяжело дышать, как будто воздух как-то изменился. Подошла к кровати Алины – и просто закричала оттого, что вот она спит, а вместо глаз у нее эти страшные раны… И как сказали врачи, она была без сознания уже.

Мать снова заплакала и уткнулась в плечо мужа.

– Получается, что вы, Александр, последним видели Алину перед тем, как лечь спать?

– Получается так… Уж не думаете вы, что это я что-то мог с ней сделать?

– Мы не думаем, мы разбираемся. Вам теперь надо проехать в управление. Там с вами еще раз побеседуют, но уже для протокола.

Когда их увели, я вышел на лестницу и закурил, всматриваясь в клубы дыма. Все это походило на какой-то триллер, только в напарниках у меня нет Жана Рено.

Потом были долгие бессонные ночи, долгие беседы с экспертами и психологами, а затем и с психиатрами, наблюдавшими Алину и других потерпевших. Всех их стали объединять одинаковые последствия и страх засыпания – у каждого свой. Засыпали они только в борьбе с санитарами и после укола снотворного.

II

Кто они – ведомые тьмой? Такие же люди из плоти и крови, как мы, только они слышат голоса темной стороны, бесов, выслеживают своих жертв и уничтожают как могут. Некоторые уничтожают морально так, что лучше бы было убить, а некоторые убивают физически и наслаждаются видом истекающих кровью тел. Знают ли они, что делают, осознают ли, что и кто им нашептывает, когда они убивают, разрушают семьи и жизни? Или они слепо идут на зов тьмы?

В тот вечер, когда Алина ложилась спать, на другом конце города Светлана Сергеевна только вернулась домой с похорон отчима, проводив перед этим маму до соседнего двора. Войдя в квартиру, она сняла с себя всю черную одежду и кинула ее в мусорное ведро, хотя ей хотелось сжечь все это. Потому что одежда пропиталась траурным запахом ладана и все еще напоминала об отчиме. Светлана Сергеевна вообще не хотела идти на похороны, в глубине души радуясь, что этот человек скончался. Она никогда не понимала, как мама могла с ним прожить больше тридцати лет, да и та никогда бы не ответила на этот вопрос. Светлане было за что ненавидеть отчима. Пока позволяло здоровье, он напивался каждый вечер, и каждый вечер она боялась, что он изнасилует ее и убьет мать. Никогда она не забудет и не простит ему этот свой каждодневный страх. А напивался он отнюдь не тихо-скромно на кухне – он вел себя агрессивно, придирался ко всем, доставал вопросами, а если ему не отвечали, пускал в ход кулаки. И, будучи подростком, а потом и студенткой, она все боялась, что однажды не сможет с ним справиться и его стокилограммовое тело навалится на нее в узком коридоре их маленькой квартиры. И когда она, плача от радости, наконец съехала, тень этого жуткого человека еще несколько дней мерещилась ей в углах, подворотнях и отражениях витрин. Некоторые говорят, что у страха глаза велики, но это далеко не так.

Раздевшись, она долго стояла под душем, пытаясь смыть все мысли и воспоминания. Потом долго смотрелась в зеркало, заметив еще одну появившуюся морщину. И тут ей показалось, что зеркальная поверхность пришла в легкое движение, как будто ветер коснулся тихой водной глади. Светлана зажмурилась, потом быстро пошла в комнату и легла на кровать, не заметив, как вслед за ней, выпорхнув из зеркальной глади, скользнул сгусток темного тумана, похожий на чей-то силуэт.

Она ужасно устала и, ложась, думала, что заснет за секунду. Может быть, она и заснула, а может, не спала всю ночь – этого уже никто не скажет. Закрыв глаза, Светлана почувствовала легкий холодок, будто от ветра, но его прикосновение было влажным, как туман.

Черный туман сгущался вокруг нее, накрывая, точно одеялом. Внезапно Светлане стало тревожно. В тишине раздался шепот: «Ты скучала, маленькая?». Она не могла ни открыть глаза, ни пошевелиться, ни закричать – она узнала жуткий шепот покойного отчима. Ее голосовые связки напряглись, реагируя на испуг, но не могли издать ни звука из-за спазма гортани. Погружаясь в туман, чувствуя знакомый запах потного тела, она думала о том, что его надо было убить еще тогда, когда страх вот так же сковал ее в первый раз. А произошло это, когда пьяный отчим, поймав ее в коридоре и прижав своим телом к стене, со смехом смотрел, как она пытается высвободиться – точно муха отчаянно бьется о стекло, пытаясь улететь. И так продолжалось какое-то время, пока отчим не насмеялся всласть и не насладился своей силой. Так было и в этот раз.

Утром Светлану с выжженными глазами обнаружила мать. Она подумала, что дочь убита, и вызвала все городские службы, но первыми приехали врачи и увезли ее в больницу. Придя в себя, Светлана не могла поверить, что не спит и что больше никогда не будет видеть.

Когда мы вошли к ней в палату, Светлана была уже под действием препаратов.

– Светлана Сергеевна, как вы себя чувствуете? – спросил врач.

– Мне хорошо, – ответила она, пытаясь улыбнуться.

– Вот и славно, тут следователи пришли, хотят у вас кое-что спросить.

– Ну, пусть спрашивают…

– Светлана Сергеевна, вы помните, что с вами случилось? – спросил я.

– Он… он вернулся! Прошу вас, защитите меня от него! – вдруг закричала она. Сейчас же к ней подбежала медсестра и вколола еще успокоительного.

– Мы вас защитим, только бы знать от кого, – сказал мой молодой коллега.

– От страха, – выдохнула она и потеряла сознание.

Мы вышли. Светлана была в состоянии шока, и говорить с ней было бесполезно. В дальнейшем, изучив ее биографию и поговорив со всеми друзьями и родственниками, я пришел к выводу, что ее отчим был настоящим воплощением зла. Странно: на него ни разу не писали заявлений участковому, ни на каких учетах он не состоял, а страх своей падчерице вселил на всю жизнь. Но не это же ее так искалечило?

III

В то время, когда Светлану Сергеевну в бессознательном состоянии уже обнаружила мать, Игорь только возвращался домой. Как всегда радостный, как всегда выпивший и немного накуренный. Он вел свою «БМВ», не задумываясь о постах ДПС, его номера все знали и связываться никто бы не стал. Даже новичкам объясняли, что помимо важных машин и машин жен важных машин есть белая «БМВ», которая принадлежит очень «большому» человеку. Нет, Игорь не был уж таким «большим», он не был чиновником, он просто зарабатывал деньги и имел связи. Для него и таких, как он, не существует преград, все вопросы можно решить, со всеми можно договориться, жизнь полна развлечений, а мысли только о двух вещах: кого бы вечерком «задрать» и как заработать еще больше денег. Поэтому он и развелся месяц назад с той, которая слишком много хотела и слишком мало ему для этого давала.

Приехав в свой коттедж, он налил себе еще немного бурбона, задумался о том, позвонит ли ему эта спортивного вида блондинка с вечеринки или все-таки надо думать о какой-то другой. Разве это пустая жизнь? Он так не думал. Всех остальных он считал неудачниками и «дичью». Чего может бояться такой человек? Со стороны кажется, что весь мир у его ног. Но Игорь боялся только самого себя и те моменты, когда он выходил из себя. Он мог накричать, избить кого-то до полусмерти (что, кстати, и произошло несколько лет назад, но свидетели тогда «ничего не видели», а сам потерпевший отказался от своих первоначальных показаний, а потом вообще уехал из города). И именно этого он боялся, когда его выводили, боялся того, другого Игоря, который жил в нем. Этого «второго» нельзя было уничтожить; лекарством, или лучше сказать – орудием против него могли быть любовь, заветная мечта, человеческая доброта, а у Игоря этого не было.

Выпив еще немного, он пошел спать. Ложась, Игорь почувствовал какую-то тяжесть в ногах, но списал это на «передоз» за вечер. Однако когда руки и ноги не просто отяжелели, а стали прямо на глазах расти, пухнуть, он запаниковал, чего с ним сроду не было. Потом и сам он стал как-то расширяться и увеличиваться, кожа стала меняться, начала выступать шерсть. В ужасе Игорь подбежал к зеркалу и закричал. В зеркале вместо своего смазливого лица он увидел косматое чудовище с четырьмя красными глазами и клыками.

– Что же это? – Он принялся ощупывать свое новое лицо. – Не буду больше гаш мешать с вискарем, что за хрень такая…

И тут он услышал свой внутренний голос, говоривший, так что и посторонний мог бы его услышать:

– Это ты. Ты – это я, а я – это то, что ты видишь. Мы – одно целое. Я спал в тебе, но теперь я проснулся, и ты будешь видеть только это лицо.

– Нет! – крикнул Игорь. – Это бред какой-то! Полный бред! Я другой! – Он вцепился в свое лицо, пытаясь стянуть его, как маску.

– Ты именно такой, каким сейчас видишь себя.

Игорь схватил флакон парфюма, который стоял рядом с зеркалом, и кинул в свое отражение. Зеркало разбилось, он побежал к другому. Не увидев там никаких изменений, разбил и его, потом к следующему. Разбив все зеркала, он рухнул на диван и обхватил своими лапами голову и истошно застонал, чувствуя, как пламя исходит не только из его пасти, но и глаз. Он, наверно, всегда боялся стать самим собой.

Извергнув в порыве отчаяния огонь, он разбежался и ударился головой о стену. Знак отчаяния? Попытка самоубийства? Как могло случиться, что человек, больше всего на свете любивший самого себя, решил себя убить?

Ударившись, Игорь разбил голову и потерял сознание. Его обнаружила домработница – в обычном человеческом обличье, но с жуткими ранами на месте глаз и с разбитой головой. То, что испытала эта бедная женщина, не будем описывать – позже она станет бояться заходить в пустые квартиры.

Врачи «скорой», ехавшей к Игорю, уже понимали, с кем предстоит иметь дело и прикидывали, сколько на этом можно будет заработать. Может, им еще и достанется со всех его фондов и счетов…

Когда он пришел в себя на больничной койке, было уже около полудня. Игорь подумал сначала, что спит, но почему-то не может открыть глаз. Потом он нащупал руками повязки на лице. Ужаснувшись воспоминаниям о своем истинном образе, Игорь понял, что нужно сделать. Он отбросил одеяло, вслепую поднялся с кровати, вытянул руку налево и нащупал подоконник. Наплевать, первый этаж или пятнадцатый, – надо было сделать то, что он задумал. Он с трудом открыл окно и тяжело перевалился через подоконник. Это был двенадцатый этаж. Ему повезло.

…

Тело лежало под окном палаты-«люкс». В городских больницах иногда встречаются такие палаты с евроремонтом и всеми удобствами – для «своих». Кровать в этой палате стояла у окна, чтобы люди, проснувшись, наслаждались зеленой листвой, а зимой – открывавшимся видом на храм.

В целом после осмотра места и опроса врачей нам нечего было бы делать – типичное самоубийство, – если бы не его глаза. А в дальнейшем, изучив всё его окружение, просмотрев все записи в соцсетях, мы пришли к выводу, что веселый образ жизни Игоря и его успех в бизнесе скрывали глубокую депрессию, ну и кроме того, в его крови были обнаружены алкоголь и наркотики. Больше никаких объяснений мы не придумали.

Этот случай заставил всю следственную группу собраться и начать все сначала. Вся надежда была на экспертизы и светил науки, но они своим трудновоспроизводимым языком смогли только описать увиденное, а причину найти не смогли.

IV

Тот день у Марины, как у успешного руководителя, выдался очень удачным. Как обычно, времени на все не хватило, как и не хватило его до сорока трех лет выйти замуж и родить детей. Но сегодня она была собой довольна: отчитала всех подчиненных – так сказать, подпиталась их энергией, – вдоволь накричалась, выплеснув свое огорчение из-за дождливой погоды, провела удачные переговоры, сходила на массаж и сейчас ехала к себе домой. Периодически она посматривала в зеркало заднего вида своего джипа, но не на дорогу, а на себя, думая, что еще очень хорошо выглядит и на нее все еще смотрят с вожделением мужчины. Мысли о том, что их влечет только похоть, а не желание сделать ей предложение и прожить остаток дней вместе, она прогоняла от себя, как прогоняла альфонсов и лысеющих колобков. Работа – на первом месте, работа – это удовлетворение, которое не всегда и мужчины доставят. И не доставят они такого кайфа, какой получаешь от их унижения на совещаниях. Без работы она не могла никогда, и никогда не знала, когда надо остановиться. И надо ли вообще? Всех молодых мам, которые бросили работу ради детей и сели на шею мужьям, она считала просто глупыми курицами.

В своей пустой трехкомнатной квартире она не чувствовала себя одиноко – на это не было времени. Прийти, принять душ, сделать еще пару звонков – и спать. Ее одиночество и пустоту знала только подушка, впитывая иногда по ночам слезы отчаяния и желания остановить время.

У каждого свой страх. Слепой, исконный страх, рожденный в глубине души, куда тропы открываются только во сне, куда влечет тихая мелодия мрака. А какой может быть страх у женщины, которая хочет казаться сильнее всех? С того момента, когда Марина поставила себе цель быть лучше своих подруг, она шла по трупам дружбы, разбивала сердца, но становилась все сильнее. С отличием закончила университет, сама нашла хорошую работу и в конце концов стала самодостаточным руководителем департамента крупной фирмы по продаже недвижимости. Но несколько раз в году она посещала психотерапевта, который беседами и антидепрессантами пытался вылечить ее. Еще в годы студенческой жизни Марина мучилась от навязчивого сна, который она смогла только загнать в глубь своей души бесконечными тренингами, терапиями и лекарствами. Вот и в ту злополучную ночь к ней снова вернулась знакомая картина, когда-то заставлявшая ее просыпаться с криком и в холодном поту. Но в этот раз сон оказался еще более реальным.

Ей представилось, что она идет по темному коридору чужого дома, не зная, где выход, идет на скрипящий звук, доносившийся из крайней двери. Однородный, глухой, больше похожий на сплошной звуковой фон. Звук был похож на качание старой детской коляски или еще более старого кресла-качалки. Открыв дверь, она увидела комнату, стены который были оклеены пожелтевшими газетами, виднелось название одной из них – «Правда». В комнате царил полумрак, но все же можно было разглядеть черный силуэт человека в качающемся кресле. Вдруг качание прекратилось и раздался скрипучий голос – голос безысходной и немощной старости:

– Подойди, дитя!

Невозможно было что-то сказать, убежать и уж тем более закричать. Ноги сами повели ее к креслу. Подойдя, Марина онемела от страха.

В кресле сидела жуткая старуха в древнем свадебном платье с пожелтевшей фатой, держа в руках куклу ребенка. В полутьме были отчетливо видны только ее глаза, похожие на бездонные черные колодцы.

– Покачай меня на этом кресле, дитя, а то у меня нога устала, – пробулькала старуха.

Марина, уже вся в слезах, присела на колени, чтобы было удобнее, и стала раскачивать кресло.

Раскачавшись, старуха жутко завизжала. Обычно под этот визг Марина всегда просыпалась, но не в этот раз. Тут старуха вскочила, с необыкновенной силой прыгнула на Марину, повалив ее на пол, и с криком: «Разве тебе нравится такая жизнь? Разве этого ты хотела?!» вдавила свои костлявые пальцы ей в глаза. За эти годы старуха обрела силу. И не помог дорогостоящий психотерапевт, который втайне хотел всего лишь переспать с Мариной…

…

Если бы не истошные крики Марины и сердобольные соседи, которые вызвали МЧС, то она так бы и лежала на своей кровати в беспомощном состоянии, с жуткими ранами на глазах, истекая кровью.

Врачи после осмотра Марины сразу сказали, что она тронулась умом, и рекомендовали поместить ее в закрытую психлечебницу. Придя в себя в больничной палате, находясь все-таки еще под успокоительными, она настойчиво попросила врача разрешить ей ходить в свадебном платье. За деньги-то все можно. Доставка из интернет-магазина сработала быстро, и Марина уже на следующий день сидела в кресле, облаченная в дорогостоящее свадебное платье итальянской фирмы, держа на руках куклу ребенка.

Эту картину я видел лично. После изучения истории болезни Марины я пришел в лечебницу и понял, что ни о каких допросах не может быть и речи. Моему взгляду открылся общий зал, где после всех процедур больные могли заниматься каждый своим делом: кто-то играл в шахматы с комнатным растением, кто-то без конца расчесывал волосы… А в углу у окна качалась на кресле-качалке женщина в свадебном платье, которую прочие больные обходили стороной.

***

Мне казалось, что жизнь каждого потерпевшего мы изучили вдоль и поперек, и, в общем-то, никаких выводов для протокола у нас не было. А если говорить своими словами, то все они на протяжении многих лет питали свои страхи и каким-то образом их оживили. Но почему именно выжженные глаза, я так и не узнал. Всё очень быстро засекретили, материалы ушли в Москву и там, видимо, были похоронены. Несколько раз приезжали толстые генералы, мальчики в пиджачках, какие-то очкарики из столичных НИИ, долго с нами беседовали, но так и уезжали ни с чем.

Как мне показалось, все жертвы сами в той или иной степени превратились в свои страхи. Светлана Сергеевна до сих пор в клинике под сильными препаратами, Марина так и сидит в кресле, Игоря давно похоронили и за деньги даже отпели. А про Алину мне не так давно сказали, что она принялась за учебу, изучила шрифт Брайля и многое другое.

Эпилог.

– Мам, ты чего так смотришь на меня? – вдруг спросила Алина.

– Доченька, ты что? Ты как поняла, что я на тебя смотрю? – Мать подбежала к ней и обняла.

– Мам, я вижу тебя разными цветами, я вижу, что ты боишься из-за меня и не только, я вижу, что ты боишься мышей и высоты. Не надо! Я помогу тебе.

Июль 2016

(написано при поддержке и вдохновении Виолетты Марс)