Читать книгу Народная монархия - Иван Солоневич - Страница 17

Всякий слой всякой нации – вне моментов общенациональной опасности – действует эгоистически. Действуют эгоистически и «массы», с той только разницей, что эгоизм масс есть эгоизм нации – то есть представляет собою интересы национального большинства. Всякое меньшинство – под прикрытием всякой декламации – стремится стать привилегированным меньшинством и из средства стать целью. Так, служилое московское дворянство, одержимое «похотью власти», под «предлогом стояния за Дом Пресвятой Богородицы» (В. Ключевский) стремилось превратить себя в шляхетство. Военный аппарат перерастает в милитаризм и ведет войны во имя чистого грабежа – какими, собственно, и были наполеоновские войны. Духовенство перерастает в клерикализм (эпоха «порчи» католической Церкви), и государственный аппарат – в бюрократию.

Русская дореволюционная бюрократия была создана Императором Николаем Первым в качестве опорной точки для освобождения крестьян: не было никакой физической возможности реализовать освобождение крестьян, опираясь исключительно на дворянский государственный аппарат. Созданный для данной цели, этот аппарат пережил свою цель и в дореволюционной России лежал тяжким бременем на всех видах народного творчества и народного труда.

Сравнение дореволюционного бюрократического аппарата в России с современными бюрократиями иных стран – методологически неверно. Сейчас паспортную систему имеют все страны мира; до 1914 года из культурных стран мира паспортной системы не имела ни одна, кроме России. Ни одна из стран мира не имела ограничений выезда и въезда, ввоза и вывоза, – сейчас имеют все.

Если в Германии Вильгельма Второго и отчасти даже и в Германии Гитлера урядник (Wachmeister), волостной писарь (Burgermeister), волостной старшина (Gemeindevorsteller) и прочее были обслуживающим элементом, то у нас соответственные чины были начальством и соответственно этому себя и вели. Основная масса населения России, ее крестьянство, было опутано бесконечным разнообразием начальственной опеки и начальственных пут. Россия была единственной страной Европы, в которой крестьянин был привязан к волостному правлению своим краткосрочным паспортом, и единственной страной, для выезда из которой нужно было получить заграничный паспорт. А для въезда нужно было иметь иностранный, что иностранцы понимали только с трудом. Начальственно-бюрократическая система в страшной степени тормозила всякое проявление национальной инициативы. И если Россия показывала невиданный экономический рост, то это происходило не благодаря бюрократии, а несмотря на бюрократию. И, кроме того, наш рост определился главным образом после 1905 года, когда, вне зависимости от Государственных Дум, эта бюрократия в очень значительной степени была подорвана.

Вся современная «мировая» бюрократия, не говоря уже о советской бюрократии, – хуже довоенной русской. Но это не говорит в пользу старой русской бюрократии. Зубная боль лучше туберкулеза, но факт этот никак не может служить доводом в пользу зубной боли.

Будущая Россия будет стоять перед опасностью возрождения всех худших сторон и старой дореволюционной и новой революционной бюрократии. Кроме чисто местных, то есть локально русских условий, здесь будет играть роль и некая мировая тенденция. До 1914 года профессиональные союзы культурных стран мира боролись за улучшение условий труда и оплаты своих сочленов. В процессе этой борьбы создался «профсоюзный аппарат» чисто бюрократического характера «Bonzen»-аппарат, который действует уже во имя собственных интересов. Так, в современной Англии «национализация промышленности» является заменой частного предпринимателя профсоюзным чиновником. Профсоюзы принудительно (по «добровольному» советскому образцу) взыскивают профсоюзные членские взносы для партийных целей, подчиняют «трудящихся» принудительной партийной дисциплине и контролируют принудительный труд: профсоюзный аппарат перестал быть средством и стал самоцелью. Весь советский государственный строй есть строй социалистической бюрократии, ставшей самоцелью. Нам угрожает вся та сумма навыков, которую мы унаследуем и от бюрократии образца 1914 года и от бюрократии образца 1951-го. Нам угрожают и непосредственные интересы огромной части советского актива, которые и сформулированы в программе солидаристов: если мы «денационализируем» краснококшайский кожевенный завод, то это будет означать, что вместо десяти бюрократов заводом будет управлять один хозяин, а бюрократам делать будет нечего. Если мы отменим социалистический контроль над крестьянством – то мы обречем на безработицу несколько миллионов колхозной администрации. Причем: солидаризм дает этой бюрократии заверение в том, что вместо священной социалистической собственности останется столь же священная функциональная. Мы же говорим честно: нынешнему активу придется перестраиваться на какую-то общеполезную профессию. Пока эта перестройка не будет закончена, весь нынешний актив – от сапожного до трестовского – будет давить на воссоздание хоть какого-нибудь бюрократического аппарата, который возвратил бы этому активу его хлеб и его портфель.

В данных исторических условиях – помимо всяких других условий, республиканская форма правления совершенно автоматически приведет к диктатуре бюрократии, а эта бюрократия в интересах своей стабилизации выдвинет очередного диктатора.

Гарантией против диктатуры бюрократии может быть только монархия и только в ее опоре на народное самоуправление, причем монархия, как установление, стоящее над всеми классами и слоями нации, может, как это фактически и практиковалось в Московской Руси, принимать меры против бюрократического перерождения самоуправления (например, профессионального) и ставить этому самоуправлению твердо очерченные рамки, а самоуправление – контролировать государственный аппарат страны и не давать ему возможности перерождения в диктатуру чиновничества.

Мы, монархисты, категорически отказываемся рисовать и старую и новую русскую монархию в качестве заместительницы рая земного, как рисовали социализм социалисты и как рисуют солидаризм солидаристы. Мы утверждаем: во все века человеческой истории и у всех народов человечества всегда шла борьба между религиями и сословиями, классами и профессиями, группами и интересами. Она будет идти и в будущей России. О «солидарности» всего народа можно мечтать. Но лучше молчать. Ибо мечта, сформулированная как обещание, будет заведомой ложью. Мы признаем неизбежность этой борьбы, и мы стремимся иметь Одного Человека, который стоял бы НАД этой борьбой, а не был бы результатом борьбы, каким является всякий диктатор, или бессильной случайностью в этой борьбе, какой является любой президент.

Итак:

1) Нам необходима законно наследственная, нравственно и юридически бесспорная единоличная монархическая власть, достаточно сильная и независимая для того, чтобы:

а) стоять над интересами и борьбой партий, слоев, профессий, областей и групп;

б) в решительные моменты истории страны иметь окончательно решающий голос и право самой определить наличие этого момента.

2) Нами необходимо народное представительство, которое явилось бы не рупором «глупости и измены», каким стало наше недоношенное заимствование из Европы в лице Государственных Дум всех созывов, а народное представительство, которое отражало бы интересы страны, ее народов и ее людей, а не честолюбивые вожделения Милюковых или Керенских, или утопические конструкции Плехановых или Лениных. Обе формы Верховной Власти необходимы одинаково:

1. Для того, чтобы обеспечить страну от крепостных прав под любым их номером, для предупреждения каких бы то ни было попыток навязать стране какое бы то ни было «дворянство», белое или красное, капиталистическое или бюрократическое, социалистическое или солидаристическое.

2. Для того, чтобы обеспечить стране эквивалентную ей вооруженную силу, следовательно, и внешнюю безопасность.

Обе формы Верховной Власти должны в одинаковой степени черпать свою силу и свою устойчивость не в «средостении между Царем и Народом» и не в «оторванности интеллигенции от народа», а в «системе учреждений», организующих традиции, мнения и интересы народных масс во всех формах местного, профессионального и национального самоуправления. Мы возвращаемся к аксаковской формуле: «Народу – сила мнения. Царю – сила власти».

* * *

Все это нам необходимо вовсе не для защиты абстрактного принципа монархии или абстрактного принципа парламентаризма или абстрактного принципа демократии, свободы и прочего, и прочего.

Это необходимо для совершенно конкретной задачи: защиты свободы, труда, жизни, инициативы и творчества – каждого народа империи и каждого из людей каждого народа.

В межпланетных пространствах, может быть, есть и иные пути для достижения всего этого. В одиннадцативековой истории России – Россия никаких иных путей не нашла. И всякое отступление от этих путей несло России катастрофы – и в X III веке, и в XV III веке, и в XX веке, – несло России и татарское иго, и крепостное иго, и советское иго.

Автор настоящего труда НЕ предполагает, чтобы он был умнее одиннадцати веков нашей истории и чтобы он мог найти иные пути, чем те, на которые указывает именно эта история. Любой приват-доцент, конечно, считает, что русскому народу нужно учиться у него – данного приват-доцента. Автор данного труда не питает к приват-доцентам никакого уважения.