Читать книгу Сибирские светлые иные: сборник. «Чувства, Энрике и Тиль», «Василий и Анастасия: история любви и смерти», «Песнь Химауры и Осени» - Ия Карповская - Страница 2

ХРОНИКИ БРАТСКА, 2015

…Ветерок в далеком городе Братске вновь возвестил о том, что утро наступило. А зачем наступило – фик его знает. Весна стояла на улице, Братск просыпался от ночной мглы. По улице Мира уже вовсю шумели машины разных марок с такими же разными водителями, в парках бегали дети и подростки, да и просто люди спешили на работу или в больницу. Больниц там достаточно, да и экология оставляет желать лучшего. Свежая, только что родившаяся из почвы трава сияла в золотых лучах солнышка. В голубом небе кричали стрижики, и от этого душа начинала петь. И лишь легкий, слегка различимый аромат алюминиевых выбросов БРАЗА из выхлопных труб с примесью метилмеркаптана и прочей дряни слегка давил на виски. Но вся эта гадость настолько была привычна населению, что люди как – то с этим свыклись. Вдалеке за Водохранилищем синели древние сопки, гора Коврижка была правда едва видна, заросшая лесом, где вдобавок находятся загородные дачи за поселком Падун. Синева неба звенела в воздухе, красивая, майская…

…Бабушка сегодня с утра уехала на дачу с дедушкой немного прибраться в домике и поглядеть что с грядками. Мама ушла на работу во Дворец Творчества детей и молодежи вместе с сыном, понятное дело, она взяла мальчика с собой, чтобы сестра, ее дочь, могла отдохнуть от всех…

Девушка восемнадцати лет стояла в ванной комнате в легком алом халатике и умывалась. Достали ее все, ой как достали… И легким споласкиванием лица, изможденного постоянными придирками и скандалами с матерью, девушка успокаивалась. Тем временем на сковороде в кухне готовился скромный завтрак – яичница с колбасой, пахла вкусно, но от всех этих ароматов, в том числе и алюминиевых, становилось не по себе. И проще было как следует прочистить зубы, и прикидывать что делать дальше. Вода журчала, действительно успокаивая нервы, которые итак уже были изодраны в клочки. Грудь болела, желудок тоже, лекарство от сего недуга одно – тишь и изоляция. Юная Ира врубила ледяную воду, совершенно не соображая, чем все это может обернуться. Ну и хрен с ним, все равно деваться некуда. Розовые дома – хрущевки тоже измозолили глаза, и потому очень хотелось напиться от безысходности, только вот запой ЧТО даст?!

Да ничего. Временное облегчение. Сама девушка не курила, не ходила на дискотеки и в ночные клубы, по одной причине – противно. Потому что ей было совершенно непонятно, ЧТО дают молодежи все эти ползания сначала по стенам в укуре, а после и по полу в блевотине. Выпьешь раз, выпьешь два – а что же дальше? Очередная доза. Здесь почти все так живут.

У Иры вообще не было в Братске ни друзей, ни любви. И понимания тоже… Даже с родителями. Вот уже два месяца идет дома вечная война за право не пилить беднягу: «Братск – твой дом!» и «Питер – говно, черный город!» Для Ирины Питер был самым настоящим Раем, до тех пор, пока ее не вывезли оттуда против воли. А ведь Ира была еще и Иной, да не простой, а Волшебницей. Имя среди Иных ее было Тильсирвэ. Ее инициировали аж в 13 лет, чисто из любопытства, в шутку. В результате, набрав чудовищную для своего возраста Силу, Ира и взяла себе другое имя. До 15 лет она не знала, куда девать свои способности, а потом… Вот и сейчас – полное непонимание со стороны родителей, их постоянные шепотки о том, что дочь бредит, вопя о черноте в воздухе.

Да, здесь Зло рассеяно везде, почти в каждом микроне, оно вселяется в людей и Иных, заставляя их служить себе. Тильсирвэ знала, что при таком раскладе в Братске должен существовать и штаб Светлых, но ее ужасала даже мысль о том, кто там сидит в качестве шефа. Просто подумать страшно. И вот, вчера Тиль нашла в Сумраке в газете адрес штаба и позвонила, спросив, есть ли вакансия для работы. Ей ответил на другом конце довольно приятный мужской голос, и пояснил, что шефу Светлых по имени Энрике срочно требуется сильный напарник, способный что называется взять ситуацию в руки и держать марку. Который не будет ныть и скулить, постоянно проситься выпить кофе, покурить и тем более не будет вешаться на шею другим. По голосу сразу чувствовалось – у шефа и правда железная рука и пищать там нельзя будет. Голос со стальным перезвоном спросил, что за клиент звонит и во сколько может подойти на собеседование. Тиль принялась обьяснять администратору или кому там, что в городе она сравнительно недавно. Что ей позарез требуется работа.

Мужчина помолчал секунд десять и с явным подозрением ответил: «Девушка, приходите и не опаздывайте! Опоздания не прощаются, учтите. Зайдете в здание Горисполкома, подниметесь на восьмой этаж, войдете в Сумрак, увидите деревянную дверь. После постучите, вас впустят.» – и повесил трубку, даже не попрощавшись. Волшебница поняла – здесь Иные к подбору персонала относятся очень строго, и уже порядком устали от лентяев. Девушка тяжело вздохнула и стала после прямо дома писать заявление о приеме на работу. А примут или нет – это как карты лягут. Ведь делать что – то надо, а иначе свихнуться можно…

2

…Легкая и тоненькая фигурка Тиль вынырнула из подъезда на улице Мира, достаточно ежась от холода утра. Все – таки восемь утра на часах, и, несмотря на свитер, что называется, кожу морозило. Волшебница порядком не выспалась и долго думала, ЧТО бы смочь сказать на собеседовании. Очень ее насторожил не по – детски серьезный но молодой голос, но скоро тревога была отброшена: это же всего лишь администратор, а после передал по факсу этому шефу, что к нему придет девушка. Вот как раз о Энрике Тиль вообще было думать страшно. Если в самом Братске вся аура черная, то и шеф наверняка не лучше, гром и молнии мечет. Так не спеша и шла Тиль по утреннему Братску, в сторону центра города, и хрустел каскад битого стекла под ее ногами, вокруг сплошь и рядом валялись окурки, банки, и прочее дерьмо. А по дорогам гудели машины, шурша колесами, а троллейбусы напоминали своими «рогами», что люди здесь еще живут, что они, эти жители, на самом деле так привыкли, и так будет всегда…

Люди, шедшие впереди юной Иной, курили не переставая. Все как один – насквозь пропитанные чернотой. Волшебница уже успела успокоиться, но дискомфорт все равно не покидал ее. Вся энергия города очень отличалась от питерских местечек, и что самое страшное, в ауре Братска не было природной живости. Мертвая, искусственная «скорлупа», работала как машина, высасывая последние силы. Злые взгляды пробегали по девушке, но Тиль уже было все равно. Даже свежесть утра не то что не взбодрила, а наоборот, усугубила состояние, и вначале нечто тяжелое принялось давить на затылок, а после голову в этом месте расколола БОЛЬ. Энергоболь. Она особенная, не касается физического тела вообще, но кусающая энергетически столь крепко, что мало не покажется! Звенели комары в парке на улице Кирова, летали первые бабочки, да и сама трава, еще сияющая от росы, была похожа на искусственную. Здесь ничего не строили нового, а самими людьми правит СТРАХ. Замороженные глаза горожан наводили Тиль на мысли о том, что это вовсе не живые люди, а какие – то марионетки! Даже бабульки, продающие семечки возле городской поликлиники, злобным взором проводили Иную. А в Сумраке картина утра была поистине чудовищна…

Тильсирвэ дышала ровно и глубоко, не обращая никакого внимания на выбросы алюминия и метилмеркаптана. Она Иная, и потому людские болезни никогда не коснутся это вечно юное тело. Но в городе под названием Братск у нее никогда не будет любви к какому – нибудь юноше. Ведь все нормальные здесь уже давно в земле, на кладбище! Либо с разрубленными венами, либо с пулей в голове. И девушку охватил дикий страх, что она всегда будет одна, здесь, в этом краю. И уж лучше отдать себя на растерзание шефу, чем жить веками или лучше годами одной, испытывая страшное искушение от одного только вида влюбленных парочек… Восемнадцать лет – чудовищный возраст, когда свет клином сходится на отсутствии любви или развлечении по горло… И Тиль чувствовала, как ореол Сил кипит, бурля в венах, что чудовищная мощь Великой Иной ищет выхода… Сердце билось так, что вот – вот готово было из груди выпрыгнуть. Из глаз хлынули горячие и безудержные слезы отчаяния. Захотелось умереть прямо здесь, на площади и больше не подняться…

Девушка еще раз глянула в Сумрак, потом на свои джинсы. Старые и полурваные. Ей нравился этот стиль, простой… С самого детства девушка любила сидеть в гараже с дедом, вдыхать гаражный запах, варить на плитке картошку и потом уплетать ее с тушенкой или с салом. Гнуть проволоку, зная, что тебя не учат шить, вязать и не вбивают в голову, что все мужики сволочи. Тиль со своим мужским характером многого натерпелась от сверстников, и потому согласилась на инициацию в 13 лет, чтобы обрести хоть какой – то покой. И правда, обрела: мир изменился, сверстники хоть и обижали, но по – своему стали бояться новоявленную Иную. Цвета стали ярче, а к новоиспеченному существу со всех сторон потянулась Сила Света…

Тиль научилась в короткое время различать различный ее окрас и тип происхождения. И потому у нее стали безошибочно работать сверхъестественные способности: с первого взгляда она могла распознать, кому можно доверять, а кому нет.

Интересно, думала Тиль, идя на собеседование, – а что там за шеф такой, раз в городе нет порядка? Поскольку если бы Светлое управление было в Силе, то в Братске не расплодилось бы столько мерзости. И не развилась бы непонятная энергетика бывшего Го рода Юности… Мимо Иной вновь прожужжал троллейбус, и тут же его усы – антенны с треском описав дугу, слетели с проводов, парализовав машину. «Во т – вот, допрыгались, – подумала Волшебница, – а фиг было так гнать…» В высыпавших на дорогу людях было столько злобы и ненависти, что энергоболь снова шарахнула по затылку словно по наковальне. Ира встряхнула головой, отшвырнув негатив прочь, и свернула на Проспект Ленина, в центр города… Уже начинало припекать, стрижики верещали в вышине, и девушке стало страшно… Вдруг сейчас, на восьмом этаже, в Штабе к ней прицепится какой – то говнюк малолетний, и начнет гадости говорить… Ира уже представляла его, шефа: малолетнее чмо, сосущее за столом энергетик, дымящее сигаретой, лузгающее семечки на пол… Стало противно, но любопытство перебороло омерзение: придет Тиль, оставит заяву и свалит…

Возле бывшей Школы Детского Творчества, перед зданием Мэрии Братска, Тильсирвэ взглянула на часы. Десять минут до собеседования, можно и отдохнуть… Она устало бухнулась на скамейку и прокашлялась. Образ сопляка – малолетки не выходил из головы. Сделав усилие над собой, Волшебница зашла в здание Горисполкома, поглядела в сторону внутреннего ларька, где продавались сувениры из бересты, зашла за колонну и нырнула в Сумрак. Уши заложило, а в глаза бросилась холодная мгла. Продвигаясь вдоль стен в полумраке, девушка нащупала на стене едва светящуюся кнопку лифта и нажала. Машина с треском открыла двери, Иная медленно шагнула туда и нажала цифру восемь. Лифт медленно пополз вверх. Наконец, выйдя на свободу, девушка увидела в черной стене деревянную дверь. И в ступоре остановилась.

Набрав в легкие как можно больше воздуха, девушка было собралась стучать, подняв руку, но тут же опустила. Стало страшно. И вдобавок распирало любопытство – а кто там? Но делать было нечего, Тиль постучала несколько раз. За дверью раздался тот же голос, что был в трубке: «Войдите, свободно!» Приятный тембр. Волшебница неуверенно и неловко толкнула дверь, вошла…

3

Едва она переступила через порог, как неожиданно ей в глаза хлынули солнечные лучи… только шторы плотно занавешены! В Штабе весь офис был напичкан электроникой, да вдобавок он напоминал простую комнату. Несмотря на небольшой бардак, кроме одного девятнадцатилетнего парня там никого не было… НО…

Тильсирвэ стояла на пороге изумленная, с распахнутыми глазами, раскрыв рот: перед ней сидел самый настоящий реликт ушедших веков, и ТАКОЙ красавец, что глаза отказывались в это верить. Лик парня, да весь его образ словно сошел с картин Возрождения художников Рафаэля, Леонардо да Винчи, то самое солнце, ударившее Тиль в глаза, оказалось золотыми, длинными локонами красавца, тяжелыми, крупными, свивающимися на концах в тяжелые толстые КОЛЬЦА… Невозможно было не признать, что они были невообразимо мягкими. На лоб ниспадала небольшая такая же челка, а власы цвета Солнца по – прежнему завораживали кажется ЛЮБОГО. Тонкие, но выразительные брови немного хмурились, голубые глаза смотрели на Тиль строго, но по – доброму. Ресницы парня были русыми и пушистыми, почти как у девушки. Сами черты лица собеседника Тиль были словно вырезаны из кости талантливым мастером. Ведь это был самый настоящий юный сакс, последний из всех – остальные давно сгнили в земле тысячу лет назад. Неописуемая и неувядаемая красота манила, парализовала, и Тиль, прежде стойкая к внешности парней, не по – детски дрогнула. Сакс это понял и улыбнулся. ВОТ ТЕБЕ И МАЛОЛЕТНЕЕ ЧМО!!! А Тиль как к стене припечатало, и ей стало стыдно за свои мысли. И похоже она была не первой, кто офигел от такого зрелища и не в силах оторвать глаз от парня, девушка неловко потопталась на месте, и только потом, смущаясь и краснея, произнесла:

«Э… Эээ… Э… Здравствуйте, я к вам на работу в Дозор… Пресветлый Энрике…» – И снова стала мяться, смущаясь и стараясь перебороть это. Парень что – то щелкнул клавишами в компьютере и спокойно посмотрел на Тиль.

«Здравствуйте, – Собеседник вновь сразил Тиль своим тембром, – Светлая Иная, какого вы уровня?» – и снова щелкнул в компьютере. Потом он настороженно поднял голову, принялся изучать ауру девушки. Тиль сразу почувствовала холод: Энрике тщательно прощупывал ее ауру, при этом не причиняя девушке никакого вреда. Было видно, что он профессионал в этом деле, сканирует. После сакс вздохнул и принялся дальше опрашивать. А потом выдал:

«Светлых Иных, адекватных, в моем Штабе очень мало, а вот Темных по городу полно, как грязи… У вас питерская регистрация, она сильно светится в третьем слое Сумрака. А вот аура – ого – го!!! Волшебница… Вот это очень хорошо!» – Он снова на некоторое время уставился в монитор, бегая пальцами по клавиатуре – видать, составляя отчет.

«Да… Я Великая Волшебница… – Тиль снова засмущалась, зачем – то подняв глаза к потолку. – Пришла к вам работать, если подойду.»

Волшебница чувствовала мощь коллеги и старалась вести себя тактично. Постепенно она перестала мяться и смущаться, и в ее голосе зазвучал стальной перелив. – Прибыла из Питера в ваш город на очистку территории от Темной швали. Когда очистится баланс, возможно я уеду назад. А деваться мне в рабочем плане пока некуда, вот и пришлось звонить.»

Энрике, выслушав, что – то записал, а потом кивнул:

«Ясно. Как вас зовут?»

«Меня зовут Тильсирвэ… – и ударная волна негатива города вдруг шарахнула девушку прямо в переносицу. Кандидатка слегка качнулась на месте, сначала схватившись за лоб, затем опустив голову. – Ой, извините, закройте пожалуйста форточку, мне заплохело… Это у вас что, такая черная аура по всему Братску? Косматая какая – то, рычащая, страшная… будто… будто какой – то колпак! Неужели от плотины несет?! Морская какая – то… А можно цитрамона выпить, не могу… – Одновременно Тиль представила, ЧТО творится в городе, сопоставила с поведением местного быдла, и на душе стало еще страшнее… – Похоже, в Братске творится нечто кошмарное…»

Энрике кивнул и снова начал:

«Вы здесь одна или с кем – то живете? И то что Вы к нам пришли работать это очень хорошо. Замужем?» – последний вопрос Энрике спросил, что называется, прямо в лоб. Наверняка проверял, падла или нет. К его удивлению, Волшебница четко ответила:

«Здесь живут мои родители. И брат. – Далее девушка немного рассказала о себе, добавив: – Я пришла сюда работать, а не мутить с кем – нибудь. И вообще – то у меня была в Питере любовь к Темному Иному, он меня кинул как последняя мразь… Так что я настроена далеко не игриво, предупреждаю сразу. Здесь, в этом городе, мне НИКТО не нужен.»

На предложении «Мне никто не нужен» Энрике внезапно поднял голову, слегка тряхнул головой и, прищурив один глаз, искоса глянул на будущую напарницу так, словно она зашла сюда, в офис, обнаженная, при этом в его глазах мелькнул огонь искушения. Парень подозрительно покосился, мысленно взглядом раздевая девушку, затем в его мимике мелькнуло нечто такое, будто он знал Тиль слишком давно. Словно перед красавцем стояла жена, и юноша думал, застукают их вместе или нет.

«Ты слишком темнишь, милая, я же тебе понравился, но ты умело это скрываешь… Ты мечтаешь обрести защиту и любовь, но при этом отшвыриваешь любую мысль о личной жизни вообще… Ты совсем не веришь в чувства, они все выгорели не на тех парней, ты разочарована, обижена, обозлена… И считаешь на всей этой почве, что в этой дыре не существует Света. Ладно уж, я попробую потом тебя переубедить… Поработаешь, а там поглядим… Ты умна, красива и добра. Знаешь, мы непременно подружимся. Я гляжу на тебя и понимаю, что мы были когда – то давно знакомы… Да, словно знакомы сто лет… Ты девушка со средневековым ликом. И ты мне уже нравишься. Но я не стану приставать сейчас, я не сволочь…»

Кому – то это покажется диким, что шеф запал на девушку с первого взгляда на собеседовании. Но всякое бывает в жизни, даже такое. И Энрике снова стал объяснять распорядок работы, при этом любуясь, не подавая вида, неподражаемой внутренней красотой девушки. Тиль и не знала о его мыслях насчет себя, у Энрике была настолько мощная броня энергии на этот счет, что даже при всем желании взломать ее было невозможно. Еще раз повторив, что работник из Тиль может выйти хороший, он спросил, предоставить ли ей жилплощадь, но тут же осекся, вспомнив, что у девушки есть родители в городе.

«Я забочусь о своих подчиненных. Еще ни одного случая не было, чтобы Иные из моего штата на улице прозябали. – Юноша с золотыми волосами поднял голову и улыбнулся. – Только предупреждаю: работа у меня в Дозоре очень нервная, поскольку быдла слишком много».

«А это самое быдло хоть Договор соблюдает?» – поинтересовалась Тиль, немного похолодев. Братское быдло еще в школе ее хорошо покусало, толкнув этим к решительному шагу раз и навсегда перестать быть человеком. В городе даже в воздухе витал негатив, крича: «Да к черту ваш Договор!» Энрике это словил и спокойно сказал:

«Великий Договор, заключенный тысячу лет назад между Светлыми и Темными, здесь НЕ ДЕЙСТВУЕТ. Всем здесь плевать на ответственность за свои поступки, всем все равно, КРОМЕ МЕНЯ. Потому, несмотря на мою внешность, меня боятся даже Светлые из штаба. – Он снова скользнул взглядом по девушке. – Так – так… Где заявление о приеме на работу? Вы написали его еще дома».

Тильсирвэ, теперь ошарашенная не по – детски, молча подала Пресветлому бумагу. Тот принял, поставил свою подпись, потом добавил печать и вернул, предварительно скопировав в компьютер. После Тиль попросила показать места, где можно будет работать. Энрике, ласково глядя на Тиль, предложил посодействовать, так как у него имелась в гараже своя личная машина в коттедже. Новая «Mazda». Она была приспособлена к езде как в реальном мире, так и в Сумраке. Юноша, обмолвившись о ней, прекрасно знал: Тиль не будет ни при каких обстоятельствах предлагать интим в машине, или лежать на капоте в нижнем белье где – нибудь на природе.

Стальной характер Леди пришелся Энрике по вкусу и по душе, и он в результате, что называется, назначил Волшебнице встречу в офисе в девять утра на следующий день. Все еще несколько смущаясь и краснея, окрыленная успехом девушка вежливо поблагодарила шефа. Тот вдобавок предложил ей взглянуть на окрестности под Братском, видя, что здоровье Тиль несколько подорвано. Та согласилась.

Вернувшись в реальный мир, Тиль поняла, что на самом деле Энрике ей очень понравился, не только внешне, но и внутренне. Более того, у них оказалось по аурам очень много общего. Стальной изнутри, почти что дьявол во плоти, этот юный менеджер – шеф был двуликий только для эгоистов. На самом деле парниша оказался не только красив, но и добр, добр и к ней, замученной девушке. Эх, вот бы подержать в ладонях ЭТИ тяжелые золотые пряди, понюхать их можжевеловый аромат, и еще раз взглянуть в глаза цвета озер… Но Волшебница, несмотря на свои тайные желания, прекрасно понимала – ЭТО НЕВОЗМОЖНО, она только подчиненная. НО КАК ОНА ОШИБАЛАСЬ!

Тиль была не из тех наивных дурочек, что влюбляются лишь во внешний образ. Она спокойно через Сумрак вернулась домой, приняла успокоительные и стала ждать, что же будет дальше. А в голове была только одна мысль: «Боже, КАК он красив и благороден!» А вдруг правда этот Пресветлый поймет ее по – настоящему и пожалеет, и у них что – то будет? Нет, нет, он взрослый мужчина, только вечная юность не дает это понять… что юношеский максимализм выгорел еще… лет назад. Что ему далеко не девятнадцать, тридцать, или пятьдесят лет, а НАМНОГО больше. Да вдобавок она и сотрудников еще не видела, но чувствовала – там сопли зеленые сидят, которым надо еще веселиться на полную катушку, а не головой думать! И Ире очень не хотелось, чтобы ее поставили управляющей над всем этим сбродом. Да и от молодежи она давно плевалась. Поскольку говорить с абсолютно незрелыми юнцами было не о чем. Их всех в основном интересовали секс, деньги родителей, гулянки и побеги из дома. Все это вызывало в Тиль невыразимое бешенство. Она подумала: «Если здесь хоть одна сопля пискнет против меня – размажу по стене»! Одновременно Тиль стал мучить еще вопрос – ЧТО в такой глуши забыл Пресветлый Маг?! С его внешними данными и опытом надо где – нибудь в Европе сидеть. Хотя… может он вырваться в силу обстоятельств отсюда не может, страдает от этого? Или еще хуже – вдруг, неужели он строил плотину в течение двенадцати лет?!

4

На следующее утро Волшебница уже сидела на лавочке у Горисполклома. Потом ей это надоело, она встала и стала пристально вглядываться в здание. Тяжелый металлический шарик страха провалился в желудок и стал кататься по нему. Страшное предчувствие будущего молнией вломилось в мозг и поразило его насквозь. Тем более Энрике еще на собеседовании сказал, просто и понятно, что «Над городом висит чудовищная Химаура из химвыбросов и массовой гибели лесов при стройке, также на этой стройке была куча смертей добавлена. Итак, кто наши Темные? Это подростки эдемовские, куча менеджеров, ничего не делающих, проститутки и прочее, и прочее, и прочее… Не знают выродки Устава, и знать не могут, поскольку над Братском…» – и далее слова Энрике неслись стальным перезвоном, и не поверить в их достоверность было просто нереально… Тиль сидела и думала, как теперь ей жить в таком дерьме, где нет ничего ДОБРОГО и СВЕТЛОГО.

Везде подростки, которые судят всех по себе, и ненавидят все то, что не сходится с их мировоззрением… Тиль, зная это, с ужасом думала – КТО же из таких ублюдков вырастет впоследствии?! В свое время она, в первый день возвращения в Братск, чуть ли не на крови поклялась здесь ни с кем не связываться, чтобы какой – нибудь ублюдок не принялся переделывать ее на свой лад. Никогда, ни под каким предлогом не соглашаться на встречи, цветы, секс, обещания и замужество… Двигали Тиль в основном при этой клятве страх перед жизнью и личная неприязнь к сверстникам. О да, она их не переносила, настолько, что представить страшно! Тильсирвэ бесили замужние девицы и женатые парни, которым НИ ЗА ЧТО все сыпалось, как из рога изобилия. Также она люто ненавидела свадьбы и все прочее в этом роде.

Проще говоря, девушка всех молодежных радостей была просто начисто лишена и очень страдала от этого. Вот действительно – внешностью не обделена, фигура тоже очень даже ничего… Лик средневековый… такие же давно вымерли, а вот Тиль осталась жить на этом грешном свете… Исходя из всего этого, она думала: возможно, Энрике собирается принять ее на работу чисто за внешние данные? Ведь он тоже хорош – в смысле красив как древний юный сакс и умен. Ира прекрасно понимала – этот юноша измучен Братском и вот – вот слетит с тормозов. Ира решила не лезть к нему в душу – мало ли что…

Вот так, пока утро отступало в ночь, переходя в день, Тиль заставило очнуться от своих мыслей бибикание навороченной машины. Она резко подняла голову. Неподалеку у тротуара стояла алая «Mazda», ее дверь открылась и юный Энрике, махнув рукой, окликнул девушку. От волнения и неожиданности у Волшебницы взмокла спина, и, скрывая свое смущение, Иная, несколько спотыкаясь, подбежала к шефу, ледяная от нахлынувшего чувства симпатии к начальнику.

Его взрослые глаза, на вечно юном лице, сияли холодным огнем, изнутри обжигая ментолом. Энрике в знак приветствия и уважения вначале поцеловал руку Тиль, потом кивнул головой и спокойно произнес: «Садись, дорогая. Не думай что я женоненавистник: я заснул в пять утра, устал очень. Но я не могу подводить коллег, особенно тех, кто почти дорос до моего ранга. Тебя не смущает моя внешняя холодность?»

«Нет, Пресветлый. Я не такая уж и дура, чтобы строить глазки такому сильному магу, как Вы. Я пришла работать, а не мужиков клеить, Ваша Светлость».

После этих слов взгляд Энрике несколько потеплел.

«Я сразу это понял, Тильсирвэ. Ты принята. Теперь сегодня я хочу показать тебе места, где собираются Темные Иные. Оценишь по Силе каждую зону и скажешь, где сможешь работать, а где нет. И не ври в своем выборе».

«Я и не собираюсь Вам врать. Еще раз говорю – Я ПРИШЛА СЮДА РАБОТАТЬ. Что же здесь такое случилось, раз Вам нужен такой напарник, как я»?

Энрике посмотрел в сторону Братского водохранилища и стал рассказывать следующее.

«Этот город построен на негативной энергии. Я сам не могу с ней справиться, поскольку невозможно подобрать ключ. У самой Химауры очень сложный состав. Она вроде и живая, и мертвая одновременно. Вот если бы выбросы заводов прекратились, что – то могло бы вылезти на поверхность и ликвидировать черноту. Я видел ТАКОЕ в жизни за свои годы, что и в страшном сне не снилось, но вот с живой химией встречаюсь впервые». – Он резко сел в машину, потом захлопнул дверь и стал наблюдать за спутницей, севшей на переднем сидении. Та, молча пристегнув ремень, опустила тонкие руки на колени, даже не зная, что сказать в ответ. Она несколько растерялась. Дар речи вдруг исчез, а кровь будто стала сплошным ментолом. Энрике повернул ключ зажигания, спокойно глянул на девушку и положил изящные руки на руль.

Машина неслась по Братску почти бесшумно, а на Тиль словно нашел столбняк. Хотя это было понятно – у нее были расшатаны нервы от скандалов дома и переживаний. И отдохнуть она толком не успела. Ее колотило, и от нервов, и от растерянности, она говорила мало, и Энрике эту растерянность очень ясно почувствовал. Наконец, свернув во двор на улице Обручева, Пресветлый остановил машину и прямо спросил Иру:

«Дорогая, тебя кто – то вчера после обидел? Ты перенервничалась, вся сжалась да и руки твои холодны как лед! Меня это не на шутку беспокоит. Что стряслось? Я понимаю что я начальник, но как мне вести сейчас себя и дальше ехать, если подчиненного вовсю трясет? Обьясни».

Тиль подняла глаза на парня и неуверенно стала говорить, запинаясь:

«П… Понимаете, п… Пресветлый Энрикккке, я всегда робею, к… кккогда оккказываюсь в нннеззз… знакомом помещении… Ил… ли эт… то… сам… мое»…

На самом деле Энрике понимал, что дома у девушки не все гладко. Он догадался: напарница просто не ожидала встретить ТАКОГО парня в провинции, и теперь просто не знает как себя вести. Юноша молча полез в аптечку и достал успокоительное. Вложил в руку ошарашенной девушке. Та: «Что это»? «В смысле»? – спокойно спросил начальник.

«Что это за фигня, Ваша Светлость»?

«Это сильное успокоительное. Съешь и все пройдет».

Ира проглотила лекарство и немного прикрыла глаза.

«Так в чем дело»? – снова вопрошал шеф, хотя знал, что не только нервы вызывают робость новичка. Сам подумал: «Видать ты увидела во мне мужчину своей мечты, но тебя отпугивает моя мудрость. Зря… Вижу, натерпелась от сверстников досыта. Мое появление здесь – простой психический шок легкой формы. У тебя стоит блокировка на отношения с кем – либо здесь. Твоя неподражаемая внутренняя краса в моем вкусе. Ладно, ты потом от моих недетски мудрых глаз перестанешь шарахаться, и прямо сегодня! Я же не собираюсь Вас насиловать на заднем сидении, вот и все».

«Понимаете»… – все мялась новенькая.

«У ТЕБЯ ОСТРЫЙ НЕВРОЗ ОТ ОТЧАЯНИЯ И СТРАХА ПЕРЕД ЖИЗНЬЮ. Не надо меня бояться, милая. Я телом молод, но вот внутри скрыта неимоверная силища… Я могу быть и заботлив, и страшен. Это от ситуации зависит. Перестань»…

«Это все верно, Энрике, просто»…

«Да ты что»?! – изумился юноша.

«Да. Именно потому и позвонила, пришла работать в Дозор. Чтобы успокоиться. – Слезы хлынули из больших серых глаз Тиль. – Извините. У меня просто… нервное перенапряжение… наверное и личного плана».

«Ах вот оно что… Ладно, просто тебе надо нормально отдохнуть от всего нехорошего. – Шеф отстегнул ремень, потом достал бумажник. – Подожди меня, я сейчас. Отдохни и расслабься. Это все Химаура страхи вызывает, поверь».

Он вышел из машины и направился к магазину «Гамбринус», прекрасно зная, что откатано по городу уже три часа. Спустя десять минут он вернулся назад с пакетом продуктов. С чего бы это? Да ладно, кому какое дело – просто дома жрать нечего. Тильсирвэ заметила, что он напрочь игнорирует восхищенные взгляды девушек, курящих у магазина, и понимала, что они, наивняк, запали на сногсшибательную внешность. Им же просто до лампочки было, что внутри красавца скрывались непрошибаемая воля и тончайший интеллект. Волшебница сама невольно залюбовалась душой Энрике. Похоже, он это понял, потому что, когда сел в кабину, протянул спутнице коробку конфет и подвеску.

«Пожалуйста, возьми. Это от меня в качестве подарка в честь знакомства».

Пораженная, она приняла подарок и смущенно улыбнулась.

«Мы знакомы уже второй день, а вижу, НАСКОЛЬКО тебе здесь одиноко. У тебя вообще парень есть»? – Спросил про парня чисто из любопытства, хотел глянуть что будет.

«Они все УРОДЫ. – Холодно произнесла Волшебница. – Любовь достается самым худшим существам на Земле в наше время. У Вас наверное есть семья, дети. А я здесь не хочу ни с кем связываться. БЫДЛО ОНО И ЕСТЬ БЫДЛО».

«Про быдло ты права. У меня здесь тоже никого нет. Я и не собираюсь в этой газовой камере дарить любовь шлюхам». – отчеканил шеф довольно уверенно и холодно.

«Но э… Как Вы живете здесь с ТАКОЙ внешностью? Ведь женщины при ней лежат штабелями».

«Ты что, правда решила, будто я бы потащил в кровать соплячку, у которой в башке лишь гормоны и внешние данные играют? Если бы я и раздел женщину, то только равную мне и умную не по годам. Вчера ты обмолвилась у меня в офисе о своей несчастной любви. Я итак все знаю, милая, умная и красивая девушка… (его взгляд потеплел) к которой просто подходить страшно всяким щенкам, у которых одно в голове и в одном месте стоит. Ты еще со вчерашнего утра ошарашена моими данными, поскольку думала, что здесь шеф полное чмо малолетнее. Вот видишь, все оказалось наоборот. Вот и не знаешь как себя повести. Не стоит шарахаться от меня морально, милая. Да, я такой. Один НОРМАЛЬНЫЙ на весь город. Давай, попробуем конфеты, они с ликером. Не бойся, я ликер сделал безалкогольным через Сумрак. И знаешь – я впервые встречаю девушку с интеллектом взрослой женщины. – Он ухмыльнулся и легонько встряхнул Тиль за плечо. Та уже несколько „разморозилась“. – А насчет нервов мы потом спокойно поговорим. Ладно, поехали в Эдем. Успокаивайся, давай. Ладно»?

Эдем представлял собой заброшенный Дом Пионеров в овраге на конечной остановке заброшенного троллейбуса. Полуразрушенное изнутри здание, всем своим видом напоминавшее гробницы древних индейцев. Здание, наводящее ужас и страх на многих. Тиль видела эту постройку и раньше, но как – то не обращала на это внимания. И больше ее при подъезде к нему добила башенка, напоминавшая фаллос. Также в Эдеме было множество этажей, большинство лестниц от времени осыпалось, и провалы в них стали смертельно опасны. Энрике остановил машину неподалеку, вышел вместе со спутницей и направился к зданию. Тиль старалась не обращать внимания на небесную красу шефа, но внутри нее рвало и метало – чего доброго, еще к сотрудникам ревновать начнет. Энрике объяснил, что это здание – место сборищ Темных Иных и соваться сюда чисто из любопытства не следует. Парочка немного побродила по зданию, чувствуя чуть ли не кожей негатив, и поехала дальше, в Энергетик. Так Тиль и Энрике за полдня изъездили не только Братск, но и Гидростроитель, и Падун, и Энергетик… Девушка сказала, что ее ничего не смущает, а здешние Темные – слабаки, от которых мокрое пятно останется, коли в них плюнуть… После этого шеф предложил поехать далеко за поселок Чекановский, за которым расстилаются поля, поросшие несъедобной пшеницей, туда, куда не долетают дымы БРАЗА и где нет власти Химауры. Тиль согласилась.

5

Тиль знала, что где – то за городом существуют места, чистые, без городского негатива. Но только где? Энрике знал и потому повез спутницу на природу под поселок Чекановский. Его руки просто лежали на рулевой колонке, и он вел машину изумительно легко, словно с пеленок знал все – и коробку передач, и прочее… Его красивое лицо стало завораживать Иную все больше и больше. Серый пиджак Энрике со значком «Восточная Сибирь» только подчеркивал статус главы всех Светлых города. Только мудрый взгляд что называется «затыкал» красу парня и выдавал его истинный возраст. Сколько же ему лет? Сто? Двести? Нет, мало… мало ста лет, и даже пятисот… Да ладно, плевать… Главное – чтобы машину не занесло в кювет. И кто бы знал, КАК Волшебница возжелала почти по – подростковому, чтобы шеф ее обнял, поцеловал, и ДАЖЕ предложил близость… какой на свете не было. Но он уже руку поцеловал, этого достаточно. Но, увы… чудес на свете не бывает. И как раз в этот момент Энрике повернул голову, улыбнулся, и стал снова глядеть на дорогу. Он все понимал без слов, ему самому девушка с первого взгляда очень понравилась. Он и повез – то ее за город чисто потому, чтобы сделать ей приятное, утешить, а не показать места, которые не охвачены Химаурой. Одновременно юноша понимал каждой клеточкой своего тела – Тиль воплощение всех его грез на протяжении вечности со времен падения Рима. Он потому – то изредка и поглядывал на спутницу, невольно любуясь ею. «Такая чистая, как слеза, никем еще нетронутая в плане секса, некурящая, непьющая, русоволосое воплощение Девы времен Возрождения»… Холодок прокрался к сердцу парня, и он решил во что бы то ни стало помочь ей. Помочь стать веселой и счастливой. «Боже, как же питерская Волшебница страдает»! Шефу Светлых захотелось остановить машину прямо сейчас, потом сжать свой идеал в объятиях, зацеловать насмерть, раздеть потом постепенно наконец… В конце концов кельт с чудовищным трудом заставил себя успокоиться, при этом не подав вида, что в его сердце бушует светлое чувство. Он даже с ужасом подумал, с ужасом радости: «О Боже, неужели я не импотент»?! И тут же зарубил все эти мысли всерьез и надолго – мол эта хрень про здоровье в интимной сфере свойственна лишь подросткам, у которых гормоны в кровь ударили… Сглотнув слюну, Энрике несколько нахмурился и на этом успокоился, благо до окончательного конца пути – до места в поле, поле, где пшеница осенью всегда опалена выбросами Химауры с метилмеркаптаном и алюминием, осталось не так уж и далеко. И он вновь решил заговорить.

«Я итак знаю, что ты согласна выезжать на природу, не с кем же, благо здесь дышится гораздо легче, чем в городе. Я приставать не буду, не маньяк. У меня кучу лет женщины не было, и я привык. Проблем не будет, Тиль».

Девушке стало весело. Она хихикнула и сказала:

«Мне СОВСЕМ не нужен секс, я же даже приставать не умею, и не хочу интима вообще». – ее глаза засияли солнышком, а губы расцвели в улыбке. Алые и тонкие.

«Дорогая, я понимаю, что тебе нравятся объятия, поцелуи, но сексуальное влечение еще не пробудилось. Так что жди. Я не из той породы начальников, которые тащат при каждом удобном случае в койку подчиненных. Я прежде всего ценю внутреннюю сущность. А вот если девушка на собеседовании начинает мне глазки строить, отказываю в работе в Дозоре без разговоров, чтобы не вешалась на шею и нервы не трепала. Да ты, как вижу, тоже плюешь на оболочку»…

«Да, здесь мы ОДИНАКОВЫ».

«Знаешь, почему я со второго дня открываю тебе душу? Ни с того ни с сего»?

«Знаю. Потому что если бы не подошла, то Вы бы не позвали меня на осмотр рабочих объектов, а после этого – съездить на свежий воздух. Я также люблю бывать на природе – там становится гораздо легче без искушения и выбросов. Конечно, я не по – женски умею колоть дрова, но избу не смогу построить, – улыбнулась Иная и прихлебнула минералки „Гелиос“ из бутылки».

«Да, Тильсирвэ. Теперь, с этого дня ты моя правая рука. У тебя отнюдь не первый уровень Силы – Высший… И это в восемнадцать лет… Как же ты сумела набрать такую силищу так рано?! Обычно на это уходят десятки лет. Но мне это нравится. На коллектив особо не обращай внимания – они все меня достали до самой печени… кроме того, ко мне должны прислать Инквизитора из Москвы. Тогда авось будут умнее, блин… Буду держать его как визитку для устрашения. Чтобы не рыпались. Ладно, давай остановимся в поле – сил наберемся. Все – токи сегодня тридцатое число – красота, одуванчики… Чем не прелесть? Кстати, ты что, и правда не собираешься здесь даже в среде Иных Света себе кого – то искать? В личном плане»? – еще раз решил убедиться шеф.

«Я в личной жизни НАМЕРТВО разочарована. Рассказала бы, чего желаю в свои годы, но не буду. Это все фигня, Пресветлый… которая грызет измученную душу как червь, от этого никуда не деться. Спасибо большое Вам за подвесочку, на самом деле мне никогда не дарили не то что их, но и цветов тоже. Я никогда не целовалась под березами, не почувствовала еще всего этого драйва, потому что все вокруг законченные скоты и все это существует только для быдла, у которого детство в заду не отыграло».

Энрике изумленно глядел на нее. Он был до корней волос ошарашен. Конечно, он сразу понял, что его напарница страдает от одиночества, но чтобы ТАК… «ВОТ СКОТЫ! – в сердцах подумал он, – ЛИШИТЬ лучшего ТАКУЮ красавицу?! Ладно, исправим положение, тем более мы оба оказались в одинаковых вкусах насчет друг – друга. Дальше посмотрим».

«Получается, что»…

«Да, Ваша Светлость. Вы первый, кто подарил мне подвеску. Спасибо, я очень тронута»… – и смущенно вжала голову в плечи. Ее огромные глаза, русые волосы, губы и сама фигура заворожили Светлого мага с первого взгляда, более того! Ему показалось, что эта встреча не случайна, и что они уже встречались очень давно в прошлых жизнях Тиль, любили друг – друга… Сам Энрике не мог понять состояние своей души в данный момент, последний раз оно его посещало ТАК давно, что начинаешь невольно отвыкать от прекрасного в среде людей, на работе, еще где – нибудь… Сам золотоволосый кельт НИКОГДА не лез в Сеть на сайты знакомств, порно ненавидел и не смотрел, и всех послал кого мог за все время существования нового Братска… НО эта девушка… с ликом древних Богов…

«Почему ты не родилась в мое время?! Зачем Судьба изувечивает тебя чужим личным счастьем?! Вечно юная, но такая печальная»…

6

…То бескрайнее поле было похоже на гигантское одеяло, или на зеленое море с живыми волнами, что тянулись к Солнцу… Они колыхались на ветерке слабыми, ласковыми и ароматными волнами. В них были вплетены золотые одуванчики, своей мягкостью напоминавшие цыплят. Впрочем, еще дальше горизонт становился золотым от их бессчетного количества. Иногда в этом живом океане появлялись первые веселые жарки. Зелено – желтое море, с примесью огонечков… оно как бы говорило о Вечном, о двух Мирах… В таком поле было бы обалденно заниматься любовью, особенно в первый раз по обоюдному согласию, когда только – только начинает расцветать юность в членах…

Энрике на самом деле очень часто бродил по этой Вселенной, с наслаждением из года в год вдыхая ароматы летних и весенних трав. Лично для него это место на протяжении пятидесяти лет было Священным… Просто потому, что сюда не долетали выбросы БРАЗА и ЛПК, основные поставщики питания для Химауры…

Здесь пели птицы в небесах, летали ласточки и иногда соколы… Гигантский организм отдавал от себя Добро в пространство, насыщая все и всех живительной энергией… Было видно – Химаура сюда правда не дошла, и потому эти места сохранились в первозданном виде, какими и были до строительства плотины. Отравив Природу, люди получили взамен Химауру от собственной корысти. Среди Иных ходила легенда, что на границах Химауры и Природы существуют священные Тропы, они идут по брошенным рельсам в лесах, и даже по свалкам за городом, по берегам Водохранилища, что ТОЛЬКО там возможно исполнение САМОГО заветного желания на Свете… Если очень чего – то пожелать, да не с корыстной целью, а искренно, встав у рельсов или на сами рельсы, покрывшиеся мхом и черноземом от времени, или просто лечь на эту святую землю и проникнуться Силой, то Вселенная откроет свои Врата и откликнется на Зов…

Энерик знал об их существовании, знал, что останки рельс и сами рельсы идут и по дну Братского Моря, но там по ним текут Ручьи Смерти, смешиваясь с ядом погибших деревьев… Ведь они до сих пор покоятся на дне Водохранилища, и никогда даже люди не очистят свое детище от почти истлевших стволов… Больше никогда и никому не проехать по утонувшим рельсам, не перезахоронить останки мертвых с размытых кладбищ… Только Небо останется неизменным с начала времен, но даже ему тошно от выбросов. Вот оно такое – чувство Жизни и Смерти на берегах Братского Моря… И даже дети в этом городе иногда рождаются с рассеченными ДНК, и не только! Есть и инвалиды с рождения, и многое еще чего…

Энрике взял Тиль за руку, когда та вышла из машины, с наслаждением вдохнув свежий воздух, и молвил:

«Я хочу чтобы ты выздоровела. На самом деле юность имеет и негативную сторону. Но взгляни на меня: я юн, только глаза говорят обратное. Это очень редкое сочетание души и тела… Как ты думаешь, сколько мне лет? Знаю – теряешься в догадках. Мне далеко не сто, не двести и не пятьсот лет… Я никогда не состарюсь и никогда не умру. Современные же подростки слишком глупы, чтобы догадаться, ЧТО на самом деле может скрываться под красивой оболочкой. Они наивно считают, что красота оправдывает ВСЕ… Юность ужасна тем, что у многих голова зеленая и мозги спущены с тормозов… Но не у всех. Молодые всегда хотят всего и сразу, и при этом из них прет ТАКОЙ эгоизм, что страшно становится. В этот период человек не думает о других, а лишь о себе и удовольствиях… А старость несет негатив в одном плане – ты мудр, опытен, солидарен и можешь подать руку помощи. НО ТЕЛО УЖЕ СОВСЕМ НЕ ТО. Иные сочетают в себе обе стороны: они мудры, и одновременно вечно юны. Но здесь, в Братске, Химаура травит их мировоззрение и потому здесь кишмя кишат Темные. Во мне перемешаны мудрость и вечная Юность. ТЫ ТАКАЯ ЖЕ. Мне тоже тяжко сидеть здесь, в дыму, и смотреть как деградируют многие. Когда мне невыносимо горько и одиноко, я приезжаю сюда и получаю колоссальное облегчение… Шелест листвы и ароматы цветов, трав, даже снега залечивают боль. Честно говоря, мне тошно в этом городе».

«Я испытываю точно такие же чувства, Энрике. Вот потому и хочу разгрузить голову от негатива на природе и в Дозоре. Простите, что стала вываливать все о себе, просто сил уже нет. В этом поле так свежо, так красиво и тихо! Травы не умеют ненавидеть, они могут любить только Солнце… которое было Богом во времена древних кельтов. Как жаль, что этой Эпохи больше нет. Мне было бы очень хорошо, если бы я могла носить средневековое платье и умела играть на флейте».

Энрике после этих слов словно током ударило. Он умел играть на этом музыкальном инструменте, особенно обожал древние мелодии своей юности… человеческой. Песни, которые уже никто не помнит. Юноша ошарашено глядел на напарницу, и не мог поверить, что наконец – то встретил родственную душу в этом Аду… Тут под прицелом его бездонных голубых глаз Тиль стала еще больше улыбаться и довольно кивнула. Юноша принял это к сведению и предложил пройтись, очарованный кроткостью собеседницы. Его душа сама запела, наконец за все эти пятьдесят лет в Братске, словно флейта, а может быть эти двое предназначены друг для друга? Стройный, как тростиночка, сногсшибательный красавец, шеф скинул с себя серый пиджак и потом аккуратно свернул его, оставшись в рубашке и галстуке. Сел в зеленую душистую траву. Тиль, вся светясь от радости, присела рядом. Также как и начальник, она стеснялась своей симпатии к нему, а он – к ней… Вернее, эти образы сложились у обоих в головах… Энрике поднял голову к небу, и задумчиво молвил:

«Когда Солнце было Богом, Мир жил по законам Природы, в сонме язычества. Женщины не знали наркоты и вкуса табака, и были всегда свежи и молоды очень долго… Ты просто мог пойти на поляну, помолиться Одину, или эльфам, они тогда еще жили среди людей. Я Они женились на простых девушках, и тщательно скрывали свою истинную природу от всех. Один решал, кому жить, а кому достойно умереть. Его валькирии также любили и ненавидели, да и я бы был не прочь провести пару ночей с этими воинственными Девами. Я по своей природе язычник от мозга до костей, нелюдь, как и ты. Слушай, переходи ко мне на «ты», надоело на «вы».

«Хорошо. Как тебя звали раньше»?

«Мое настоящее имя ГВЕЛД, потом я стал Энрике. Но оба этих имени прекрасно гармонируют друг с другом. Гвелдом меня зовут только в особых общинах. По сути у меня эльфийская душа, вот она и тянется на волю, в лес. Долго я не могу находиться в городе. Природа и язычество ЕДИНЫ. Это истинная религия. А во что веришь ты»?

Тиль очень осторожно положила Энрике на плечо руку.

«Я язычница. Вот еще вопрос – почему Братск докатился до Химауры и ничего нельзя сделать даже людям»?

«Это Мертвая Зона. А о мертвых либо все, либо ничего. Насчет природы ты права. Проще жить в лесу, чем связываться с быдлом. Я сижу здесь уже пятьдесят лет. И все эти годы нещадно посылал всех наглых и хамоватых девиц. Я обручен с Природой, Тиль, этого достаточно».

Золотые локоны Энрике сливались с цветом и звоном голубого неба, в котором все еще летали птицы, локоны, такие древние и красивые… Трудно было поверить, что эту шевелюру НИКОГДА не красили всякой химией. Золотые власы свивались на концах в тяжелые, благородные кольца и сбегали по стройной спине волнами, почти достигая пояса. Нереально сногсшибательный парень чах в городе алюминиевого смога. Хотя он же Иной, что тут гадать? Черты лица скрывали страсть, которая могла вырваться на свободу и снести ВСЕ на своем пути. Но особенно, как говорилось выше, поразили девушку глаза шефа. Большие, мудрые, голубые, как ясное небо… Их юный и одновременно «тяжелый» взор мог просто пригвоздить любого, кто считал Энрике сопляком. Не верилось, что эти красивые очи видели СТОЛЬКО, что представить страшно. И вот теперь Светлый Маг просто отдыхает. Его тонкие губы ТАК манили к себе, просили поцелуя достойной женщины. А вышеописанные власы цвета глубокого золота и спелой пшеницы были тщательно расчесаны, уложены в пряди на плечах и частично закрывали галстук. И вот он, женский идеал, ангел, уставший от груза веков, кельт, сидит и мечтает, немного прикрыв глаза. Выглаженная белая рубашка пахнет одеколоном, лицо гладко выбрито, без усов, и легкий, едва заметный румянец на щеках… А зеленые волны поля успокаивали Иных. Иногда шеф тоже бросал на девушку взгляд. По траве скакали молодые кузнечики – кобылки, их было очень много, и они не знали слез. Пушистые шмели вились вокруг цветов, и паре показалось – вот она, настоящая жизнь – в поле… А не в городе, где все достало до невообразимых пределов.

Ира вспомнила, как один раз она пришла домой, выжатая как лимон, издерганная, а тут еще родители полезли с придирками. Бедная девушка закрылась в туалете и стала рыдать навзрыд, а потом когда ее пришла утешать бабушка, просто вцепилась в нее, а та обнимала внучку, целовала, и говорила:

«Не надо так, моя хорошая, – это все нервы, понимаешь? Выпей валерьянки и успокойся. Давай я дам тебе валерьянки, а? А полыни? Ну ты только посмотри на себя, у тебя руки как у алкоголика трясутся»!

«Я устала от всего этого, я не хочу больше так жить, я не могу выйти на улицу и спокойно посидеть даже в парке – кругом эта погань: влюбленные парочки с цветочками в руках девиц, а девицы эти размалеванные, пустые, дикие и тупые, как бревна! Ненавижу их! Почему им все, а мне ничего?! Почему они радуются, а я плачу сутками?! За что мне все это, черт возьми?! Я не понимаю, почему?! Почему я не могу радоваться, как все, какого… я здесь живу»?! От такой триады бабушка еще крепче прижала внучку к себе и принялась гладить по голове. Спросила:

«Мы все тебя любим, неужели это плохо? Вот, посмотри: подарили сапоги, куртку, брюки, любя, для тебя выбирала – неужели не нравится?»

«Нет, я рада конечно, но ведь вещи это вещи, они не обнимут тебя так, как ты, не подарят цветов, не проводят до дома и не будут целовать! Мне обидно до слез что я трачу свою юность на пустоту! Я не курю и не гуляю, не требую ни от кого денег, а все равно одна»!

«Моя ты красота, да они же, все эти девчонки и мальчишки, ГЛУПЫЕ! Они сами не разбираются, с кем гуляют, подарки дарят чисто как приманку, а потом у них все это перегорит и исчезнет! Поверь! Не стоит из – за этого плакать. Да, обидно, но что сделаешь? Придет и твое время».

Ира взглянула едва видящими от слез глазами в доброе родное лицо и прошептала:

«Раз так, тогда ПОЧЕМУ ЗДЕСЬ Я НЕ МОГУ никого найти для себя, чтобы склеить разорванную в клочья душу?! Я не хочу так сидеть и ждать всю жизнь, я тоже хочу целоваться и любить! Мне не нужны флэты и дискотеки! И не нужен сопляк, которому бы только с друзьями сутками болтаться»!

«Ира, да они же еще умом не выросли! У них мозги вареные потому как опыта нет! А ты выше всего этого быдла, потому подожди, и к тебе придет счастье лучшее на свете, ты этого достойна»!

«А вся юность в трубу вылетит, бабушка, я буду старая, вот тогда – то и придет счастье… Я лично не хочу этого! Или все, или ничего! Просто страшно так жить, ждать и страдать от одиночества… Знаешь, как это страшно – сидеть одной в Новый Год в комнате и осознавать, что никто никогда тебя здесь не поздравит, не придет в радости, не поиграет в снежки и не выпьет шампанского! Обычно народ просто тупо напивается, плюет на все. Я так не могу. Обидно сидеть и ровно в полночь горько рыдать от обиды, зная, что так будет ВСЕГДА. Зачем тогда молодость эта чертова, если ты никому не нужен? Я скоро в прямом смысле свихнусь от такой жизни, бабушка! А лучше будет, если я просто умру рано, этак лет в 25 – 30, 32 года – зачем жить, если никому не нужен? До 25 можно пожить – побиться, а потом – нахрен, на Небо, там круто и здорово, правда! Там нет нервов, злости, зависти… Там юность может быть вечной, а разум чистым. Вот поэтому у меня страх перед жизнью – страх одиночества, бабушка. Ты ведь не хочешь видеть, как я страдаю, так? А зачем мучиться, если можно упросить Богов о милости»? – рекла Иная, не понимая даже, ЧТО говорит.

Пожилая женщина все понимала, и ей было невыносимо горько, что любимая внучка ТАК страдает. Одновременно бабушка сама не могла взять в толк, отчего молодежь стала НАСТОЛЬКО эгоистичной. В годы ее молодости парни в прямом смысле носили девушек на руках, берегли, ласкали, а теперь… Теперь ужас что творится. Поиграются и бросят как тряпку, веселые такие… Одновременно бабушка удивлялась, ОТЧЕГО у ее Иры в свои года НЕ ПО – ДЕТСКИ МУДРЫЙ ВЗГЛЯД… ДА ТАКОЙ, ЧТО КРОВЬ СТЫНЕТ В ЖИЛАХ…

7

Энрике сел к Тиль еще ближе, положил ей руку на шею и принялся тонкими пальцами ее массировать. У девушки правда несколько побаливала шея. Потом он немного подержал руку на затылке и спросил, как коллега себя чувствует. Боль прошла. После Энрике сказал, что будет возить девушку на природу часто, чтобы та поправлялась. И снова напомнил ей, что «в юности почти нереально понять, что на самом деле партнер не рассматривает тебя как серьезную кандидатуру в спутники жизни. Просто принюхивается, вот и все». По энергетике его с виду хрупкие кисти рук были схожи с оголенными проводами, а в венах кипела мощь веков. Он не каждому подаст руку. И вся его внешность говорила, что в венах как бы течет не кровь, а что – то покрепче… Любая бы запала только за глаза и за вишневого цвета губы… НО НЕ ТИЛЬ. После той поездки ей правда стало легко и весело.

Конечно, одной природой знакомство не ограничилось – Энрике пригласил девушку к себе на чашечку чая. Та согласилась. Хотя и чувствовала себя неловко. Даже успела пожалеть об этом мысленно, но было поздно. Уже на подъезде к дому шеф снова сказал, что приставать не собирается. Иной, остановив машину, сначала серьезно посмотрел на Тиль, а потом вышел, после подав ей руку. Приняв с улыбкой такую заботу, Волшебница уловила дрожь в изящной кисти спутника: было видно, что он несколько нервничает. Мило улыбнувшись, Пресветлый предварительно поставил машину на магический замок, чтобы не угнали Темные. Девушка, снова насторожившись, думая глупо, что с ней хотят переспать, шла неуверенно. Даже подумала: «Природа – это хорошо конечно, но вот зачем после домой тащить»?! Энрике, вдруг встрепенувшись, изрек: «Я пакет в машине забыл, подожди, пожалуйста». Пройдя твердым шагом к своему авто, он приложил ладонь к замку багажника и через Сумрак открыл его, достал оттуда все что надо и, запечатав замок магией, пошел назад, доставая из кармана ключи. Тиль последовала за ним, повеселев.

Дом Энрике оказался просторным, внутреннее убранство ничем не отличалось от многих интерьеров, если бы не одно «НО»: бардака не было и в помине, кровать аккуратно заправлена, везде расставлены маленькие свечечки в гильзах. В одном из углов просторной комнаты находилась великолепная катана, вся черная, в блестящих ножнах. Тильсирвэ постепенно оглядела помещение – советские обои, пара карт на стене, картины природы, несколько шкафов, тикающие часы, компьютер последней марки, платяной шкаф в другой комнате почти до потолка… В доме не оказалось ни одной пачки сигарет, а следовательно и пепельниц. Не было там места и бутылкам из – под пива, пыли и даже «Кама – Сутры»! Вместо каких – то бездарных книг типа мужских по закадриванию женщин на полках было полно литературы о стройке города, о городе Братске, о мутациях, НЛО и психологии, и даже о древних кельтах… И – никакого упоминания о буддизме или кришнаитах, или про Индию. Тиль знала, что в городе кришнаитов достаточно, что лишь ленивый не интересовался тем, что это такое. Куда ни ткни – у всех на полке то Шри Ауробиндо, то йога, то Карлос Кастанеда… Где ж свое, русское?

А здесь – другое…

Пока гостья изучала интерьер, юноша стоял в дверном проеме и лучезарно улыбался. Потом попросил ее подождать минут пятнадцать, и пошел принять легкий душ, переодеться. Тильсирвэ еще раз прошлась по комнате, потом поглядела на компьютерный стол с дисками. Этно, кельтика, классика… – и никакой порнушки в фильмотеке! И снова взгляд Волшебницы устремился на катану. Как оказалось, она была не сувенирная, а самая настоящая, с царапинами на лезвии. Резная ручка содержала на себе китайских драконов, цветы и еще какие – то непонятные знаки. Тиль обожала мечи, но НАСТОЯЩЕЕ оружие она видела ВПЕРВЫЕ. Ножны были с шелковым ремешком, что очень умилило.

Неизвестно, СКОЛЬКИХ Темных тварей убил Энрике этим божественным оружием, да дело не в этом. А вдруг он и правда строил ГЭС, тогда ГДЕ ж он хранил все это добро? Этого Тиль не знала. Она сидела на стуле и тихо вслушивалась в шум воды в ванной, думая, как выглядит тело Пресветлого… в древних одеяниях. Потом пошла на кухню и поставила чай греться. И ей действительно стало гораздо легче, так что не хотелось возвращаться домой. Девушка продолжала думать о шевелюре парня, о его внешних данных и о мудрости. Налив себе кипятка в кружку, Волшебница сняла с полки книгу о городе Братске. Там говорилось и о выбросах, и о том же метилмеркаптане, но на фото не было ничего интересного.

Тем временем шеф закончил свои дела в ванне и, запахнувшись в белый халат, сушил волосы феном на кухне. «Тильсирвэ, я сейчас!» – крикнул он и довольно скоро появился в комнате в обыкновенном пиджаке и рубашкой под ним, в выглаженных брюках. Похоже, у шефа было сразу несколько комплектов офисной одежды. Парень выглядел просто великолепно. Его шевелюра обалденно пахла шампунем, а юное тело вызывало неописуемый интерес. Казалось, что это была на самом деле ожившая восковая фигура, или просто модель. Только одна разница – краса природная. Юноша прислонился к дверному косяку, улыбнулся и спросил:

– Как тебе мое жилье, Тиль? Небольшой развал присутствует, не смущает? Славно мы с тобой сегодня поездили по городу и пригородам, правда?

Тиль немного покраснела и неуверенно ответила:

– Да, Энрике, я рада…! Я ОЧЕНЬ ДАВНО так не каталась, правда! Особенно мена поразило красотой то поле… Как в детстве, в поселке Чекановский, когда некоторое время мы с мамой там снимали квартиру. Мне было семь лет, и я очень любила бегать по такому золотому ковру и ловить белых бабочек. Все казалось таким Светлым и добрым… Мама потом сказала, что из поселка нужно уехать – коленки, косточки болят у взрослых и детей, что там плохой воздух. Я испугалась. А потом узнала, что большинство жителей больны раком костей. Я знаю, что это такое. Это единственный вид онкологии, когда можно точно назвать день и час смерти. Мы уехали. Я не знаю, что теперь творится в поселке.

– Дорогая Тиль, его эвакуируют, но люди все равно упорно не желают уезжать. Оправдываясь тем, что им так ближе ездить на работу – на БРАЗ. После этого поселок даже стали заселять Темные Иные, которым рак костей не страшен. Иные им не болеют. Я о другом хочу спросить, дорогая: как тебе сами места, где собираются Темные Иные? Понятно теперь, как работать? Или тебя что – то настораживает?

Тиль улыбнулась и ответила:

– Здесь не так уж сложно работать, Энрике. Темные Братска очень слабы – они занимаются всего лишь тем, что сосут всякую дрянь, гадят и блюют где попало. Для таких я могу надеть на себя ложную личину, и они не смогут распознать, КТО перед ними. Так что проблем не будет. ЭТО СЛИШКОМ ПРОСТО.

– А тебя не смущает, что их СЛИШКОМ МНОГО в городе?

– Все зависит от сложности задания, Пресветлый Энрике. Братские Темные, в отличие от питерских, очень слабы. Тупые твари, которые только и делают, что пьют, срут и трахаются. Их уровни – шестой, седьмой, плюнешь – мокрое пятно останется. У нас в Питере Темные гораздо опасней, чем здесь. Сколько раз приходилось и защитные амулеты носить, и даже чуть ли не защитную молитву читать перед боем… Здесь стоит лишь махнуть рукой – все… Так что у меня проблем не будет, даже если эти выродки и увидят мою питерскую Печать. Понимаешь?

Энрике спокойно, с доброй улыбкой, глядел на юное создание и думал: «Милая, ты даже не понимаешь и не представляешь, НАСКОЛЬКО опасны твари из Братска, ведь их всех питает не просто Сумрак, а Химаура! Если даже я не могу победить чудовищный Купол, нависший над городом, то что о другом говорить? Ты еще никогда не сталкивалась с этими „гремлинами“, они же сами не знают и не понимают, что творят! Это тебе не хухры – мухры! Они очень скользкие и способны втереться в доверие наивных и доверчивых. Ну что – ж, давай работать, милая, а я тебя поддержу в этом и помогу… И не только… Все же ты, Тиль, внешне очень хрупка и очень красива… Только сама себе цены не знаешь. Слушай, давай общаться на равных, без выканья… А далее сработаемся, после я покажу себя НАСТОЯЩЕГО в отношениях». Энрике после мыслей повернулся вполуоборота к двери и направился на кухню.

Достав из морозильной камеры бутылку вина, юноша повертел ее в руках, прикидывая, в какие бокалы разлить этот напиток. Вино оказалось очень слабой крепости, но Тиль отличалась от большинства сверстников тем, что вообще не пьянела! Вино для этой Леди было простым лимонадом. Оно ее свалить никак не могло. Потому Энри спокойно поставил бутылку на стол, достал из шкафа хрустальный сервиз, и разлил брагу по бокалам. Слабое шипение сбраженного виноградного сока как – то успокаивало нервы и внезапно забившееся сердце. Кто бы знал, что Энри хотел накачать девушку спиртным по самые гланды, после обнять сзади, стащить со стула, припечатать к стене, а потом… Парень с трудом выдрал эти мысли из головы: «Энри, спокойно, это все твоя физиология, как всегда, вылезает наружу, но ты ее, умница, замораживаешь. Тем более эта девушка несколько растеряна и запуталась в чувствах. Да, ты ей понравился, только Леди очень умело это скрывает. Да и ты хорош, Энри: задобрить решил бухлом беднягу. Но традиция есть традиция, ты же Тиль трахать не собираешься! Хотя сам втайне очень, очень хочешь этого! Желаешь разорвать на Волшебнице блузку, а дальше… А вот дальше по шее получишь. С утреца. И какой ты после этого будешь Пресветлый»?

Энрике тряхнул чистыми волосами, еще раз прислушался к мягкому, ласковому шипению благородного напитка. Потом закрыл глаза и сглотнул ком в горле. Юноша не мог толком объяснить свое состояние, его как магнитом тянуло к Тильсирвэ, словно они были знакомы тысячу лет! Ему самому хотелось сожрать пару таблеток снотворного, упасть и отрубиться – настолько парень перевозбудился. В свое время, очень давно, он называл свое семя Жемчужинами Счастья, а что тогда можно сказать о месячных девушек? Что это просто розы, плачущие алыми слезами? Ждущие Святых Фаллосов? Парень в конце концов не выдержал, залпом выпил свой бокал и мысленно приказал своим гормонам заткнуться окончательно. Почувствовав наждак в мозгу после очередного мысленного образа Тиль, вырвавшейся наждачной боли из ясно чего, кельт стиснул зубы, и, перетерпев хлынувший в вены адреналин, вернулся к Тиль.

Та спокойно сидела и думала о чем – то своем. Ее голубые одежды и большие серые глаза как – то странно дополняли друг – друга. Необычайно мудрый взгляд Волшебницы вызывал еще больший трепет. Девушка спокойно подняла голову и тихо улыбнулась. Улыбнулся и Энрике, стоящий с пустым бокалом в дверном проеме. А после легким жестом руки пригласил следовать за ним. Тиль радостно вскочила и подчинилась. У нее явно поднялось настроение.

– Тильсирвэ, я решил просто порадовать тебя. Почему бы после одуванчикового поля не отведать вина? Никто никого здесь не собирается поить, да и видно, кстати, что тебя никто и никогда так не угощал… Думаешь, подвох?

– Нет, Энрике… – Тиль опустила голову.

– Вот видишь… Просто я иногда люблю угощать своих подчиненных, но не всех. А раз уж ты Волшебница, почему бы не отметить принятие на работу? Кстати, спасибо, что оценила мой подарок, – и он с улыбкой перевел взгляд на подвеску на шее девушки. – Ты меня не бойся, милая. Просто не повезло тебе в жизни с настоящими мужчинами, попадались одни уроды, а тут – хлоп! – и сам парень инициативу проявляет! Пусть кулон станет оберегом. Вот так. Я хочу выпить за это. – Энрике сидел вполуоборота, держа узенький винный бокал за ножку тремя пальцами. – Я специально выбирал вино слабой крепости. Ты же это любишь. – И отпил немного, изумляясь светлому перезвону бокалов при свечах.

– Да, конечно, я очень тронута. Мы и правда очень здорово съездили на те поля, где Химаура не властна, и я очень рада, что ты меня сразу понял. Просто, когда я первый раз позвонила в Штаб, ты отвечал по телефону довольно холодно. Вот и подумала не так.

– А что «так»? Я же не знаю, кто ко мне заявится. Вот и держу такую марку. Ты не испугалась. Зато поняла: я не чмо зеленое, пьющее из банки «ягуар». Я вообще ненавижу всю эту химию, меняющую структуру ДНК. Это та же Химаура, только в банке. Теперь о другом. Я не люблю, когда навязываются и строят глазки. Потому и разговариваю довольно холодно. Для своих есть сотовая связь. Слушай, надо бы обменяться телефонами. Только одно прошу насчет этого: не звони в пять утра.

– В такое время я никогда не позвоню: я же понимаю, что так не делают. Меня воспитали по – другому и приучили не вестись за парнем в дом после первой встречи. Вот и все… – Девушка прихлебнула вина из бокала.

– Мне например нравится с тобой разговаривать… Очень приятно. – Энрике улыбнулся.

– Мне тоже… Слушай, можно задать вопрос не к столу?

– Давай. А какой?

– Почему ты так увлечен историей строительства Братска? У тебя книг об этом – аж целый шкаф… Я никогда раньше столько не видела! У меня был давний друг, историк, его звали Вова, у него этого добра было в квартире под потолок, желтые газеты, очерки, рисунки… Это вовсе не Иной, а человек. Он любил собирать очерки о Ангарской деревне и рисовать карикатуры. Хороший очень человек. Он был мне как отец, вот только мать моя его не любила. Но ты – зачем собрал у себя столько книг?

– Я говорил, что над Братском висит Химаура. Должна же она была откуда – то взяться. Вот и собираю все о строительстве города. По – моему, ты слишком рано задала этот вопрос. Я потом расскажу. Да, я здесь давно, и пытаюсь найти ключ к Химауре уже много лет. Она на меня не действует: прибыв сюда, я поставил вокруг себя мощный энергетический барьер, и все излучение Братского кошмара отлетает от меня, как мяч от стены. У тебя же такого барьера нет, и поэтому черная гадость может и на тебя подействовать, Волшебница. Я подарил тебе кулон, это будет оберег от первосортной грязи. Кроме книг о городе, у меня куча кассет с записями хроник. И там, поверь, есть такое, от чего волосы дыбом встают! Девяносто первый год чего стоит, когда здесь проходили митинги против выбросов… Я сам был на них, и, поверь, хорошего мало. Одни и те же лица, бесконечные похороны детей и молодежи, – алые, обитые бархатом гробики, жуткие надгробия со «срезанным» наискось верхом, а сами люди были все постаревшие лет на десять… Серые лица начала девяностых, и пустые, злые глаза… Ни улыбок, ни смеха… Все одеты одинаково… О детях вообще не говорю… Ходячий ужас… Что морально, что физически…

– Да, Энрике… Мое детство пришлось на самое начало девяностых. Я очень хорошо помню, как было множество собраний в центре города, мои бабушка и дедушка ходили туда… Один раз взяли и меня, но я просто не понимала, о чем говорят. Было скучно. А сами выбросы да, очень, очень превышали норму. Когда мы однажды ехали в машине на дачу зимой, через завод, я, шестилетняя, обратила внимание на то, что на снегу присутствует непонятный рыжий осадок. Родители объяснили, что это грязь от колес. Снег пах… выбросами. Очень много людей тонуло на льду Водохранилища. Как говорила бабушка: «Одни шапки остались». Чистого снега в городе почти не было. Потом почти каждую неделю, Энрике, под нашими окнами играл похоронный марш… И на соседней улице было то же самое. Как – то раз летом я с бабушкой пошла за хлебом, прошли в ближайшие дворы, видим: у подъезда гроб. Я, пятилетняя, удивилась, спрашиваю: а кто это умер? Отвечают: «Бабушка умерла». Меня в те годы насторожило, почему столько смертей.

– Да, Тиль, было именно так. Бесконечные гробы и плач… Смерть гребла всех без разбора. Что ни неделя – то горе. Да и меня самого тошнило от выбросов аж в Сумраке. Мне показалось тогда, что даже Тьма отступила назад, слыша бесконечные вопли на кладбищах. А ты тогда была еще совсем маленькая, и тебе говорили, что умирают пожилые. Мимо моего дома также проезжали грузовики с гробами. За ними шел оркестр, и после этого мне стал сниться весь этот ужас… Когда Темные начинают слабеть, Химаура принимается именно так косить местное население, чтобы уравнять весы. И, Тиль, в роддомах у младенцев иногда не раскрываются легкие, вообще. Такие дети живут всего лишь несколько часов, а после умирают. Уму непостижимо, КАК они в утробе еще выживают?! Либо рождаются с двумя – тремя сердцами, и аппендицитами. Было и такое. А тебе говорили совсем другое, чтобы не шокировать. Я и сам не знаю, почему в самом начале девяностых гробы обивали алым бархатом. Выглядело просто устрашающе. Даже наши, дозорные Светлые, иногда боялись лишний раз на улицу выходить.

– Энрике, а как же тогда город не вымер? Мне было страшно. Я, помню, переживала за бабушку, боялась что она уйдет за хлебом например и не вернется. И вот тогда я впервые задумалась о том, чтобы стать чем – нибудь волшебным. И вот, я Иная. Странно, но я тебя в детстве на улицах города не видела. Единственное, я видела один раз мельком парня с такими же волосами, как твои. Высокий, стройный и невыразимо прекрасный… И от него струилось Добро…

– Возможно, это я и был. Но я тебя не могу помнить. Это неважно. Главное – мы познакомились, общаемся, и сейчас сидим здесь, за столом при свечах… – Шеф сидел, немного откинувшись на стуле, по – прежнему держа бокал с вином. Он совсем не пьянел, а просто наслаждался общением с прекрасной девушкой. – Хорошо, милая, не будем больше говорить о экологии и о гробах. Я потом объясню отчего у меня столько хлама про Братск. А ты не треплешься о тряпках и прочей дряни! Мне это нравится. Странно, что мы не встретились раньше. Меня бесит, когда я иду по улице, а девицы без царя в голове на золотую шевелюру таращатся. Приходится иногда просто мысленно внушать им, что я опасен. Знаешь, даже на сходках Иных зеленые подростки на шею пытались броситься. Но нет! Я что, не знаю разве, что это малолетнее быдло мечтает поставить меня рядом с собой и хвастаться – вот мы какие крутые, красавца отхватили! А вот этого в моем случае никак быть не может! Моя работа заключается в том, чтобы мочить особо опасных тварей, насилующих наивняк. Вопрос решается обычно либо арестом с лишением Силы, либо убийствами. Обычно я сам всякую мразь бью насмерть, либо этим занимается кто – то другой. Ладно, поработаешь потом, все сама увидишь.

Тиль внимательно слушала. Ее сердце учащенно билось. И она решила спросить, наконец, о катане в углу.

– Очень древняя катана, я могу таким лезвием легко гвоздь перерубить. Ей где – то лет семьсот. И я рад, что она тебе понравилась. Вы похожи…

– Я тоже умею неплохо обращаться с мечом, в Питере учили. Конечно, я с тобой не равняюсь, но фехтовать люблю. Это здорово освежает и голову, и душу. Особенно когда чувствуешь непереносимое одиночество. А после наступает легкость, сексуальная разрядка.

Энрике оживился.

– Здорово! Мне бы хотелось поглядеть на твое умение рубиться… Это красиво очень – девушка с катаной… все равно что гимнастка с лентой. Просто в Братске есть кадры, которые очень любят мечом махать где не надо. За тебя! – это был такой своеобразный тост.

– Как ты уживаешься в современном ритме – тусовки, дискотеки… джин – тоники, и, конечно, сногсшибательная внешность? Что касается меня, то я, клянусь, не собираюсь вешаться тебе на шею. Целоваться тоже. Зачем мне морально насиловать юношу, если он не виноват в том, что его мать – природа создала симпатягой?

Энрике глянул на гостью с безграничными благодарностью и уважением:

– Хм… Спасибо. А если я пройду мимо и случайно задену тебя рукой или плечом, или просто позову в кафе в знак благодарности? Если сам начну глазки строить? Или подойду сзади и обниму за талию в знак дружбы у себя в кабинете, когда все разойдутся по домам? – Парень понимал, что у него снова пошло возбуждение, и так решил немного «спустить пар». Заодно проверить, сорвется Волшебница или нет. Нет, она была спокойна, очень спокойна. Потому Пресветлому эта девушка все больше и больше нравилась. Он с чудовищным трудом пытался не представлять ее обнаженной, но нет! Сейчас кельт все скинет со стола на пол, возьмет Тиль силой. «Твою мать, да что это со мной?! Я хочу тебя, всю, отиметь прямо здесь, и сейчас, потому что остальные подобные давно в земле сгнили! Ты прекрасна, как звезда в ночном небе, невинна и чиста! Дай мне себя, и вся наполнишься смыслом! Твою мать… заткнись»! – Это же не приставание, не насилие.

– На меня это не подействует, Энрике. – Тихо произнесла Иная. – Хоть за грудь бери – не дамся. Я не реагирую на манипулирование взглядом. Только отчаяние заставит меня уступить. Никакие уговоры не заставят меня спать даже с другом, Ваша Светлость. Даже ради того, чтобы было о чем вспомнить. Даже ради золотых волос и великолепного тела. Даже если ты на самом деле ас в сексе. Я дам понять, что я не вещь. Хотя по тебе видно: в случайных связях не состоял. Необычайно мудрые голубые глаза, а глубокая, внутренняя составляющая блокирует вожделение.

Хотя сама она думала иначе: «ХОЧУ, ХОЧУ ТЕБЯ обнять, поцеловать! Хочу, чтобы ты вошел в меня, хоть поцелуем, хоть членом, научи любить! Я целую твое тело, твои губы, локоны… и все никак не могу насытиться… Этот аромат ментола в венах… Я отдамся, если сам предложишь, но не сразу, а потом… когда поработаю! Ты сам припечатаешь меня к стене, порвешь блузку, потом твои уста начнут целовать шею, одновременно рука крепко сжимает грудь, а потом и плечо, попеременно, и мне это нравится! Ты берешь меня за бедра и начинаешь целовать взасос, причем очень аккуратно и нежно… Легким шоком тело полуобнаженной Волшебницы пронзает святая Боль, которая называется Гранью Детства и Юности. Я тебя чувствую везде, и вот ты начинаешь ломать мою детскую Сущность, и по всему телу разливается золото – огненная нега, а после мне уже плевать – бери, бери и люби… Твое стройное тело пахнет медом и орехами, и меня все это еще больше возбуждает».

Это тайное желание не могло никак долететь до Энрике. А он, налив чая в кружку, принялся расспрашивать напарницу о ее интересах. Ему понравилось, что Тиль имеет художественное образование, обожает палеонтологию, любит Средневековье и кельтику. Потом шеф просто включил тихую музыку и предложил вспомнить все Светлое и чистое в Мире, откинуть, наконец, Химауру из головы и морально окунуться в море одуванчиков. А когда гостья спросила, сколько парню лет, то тот ответил: «Люди столько не живут». Тиль по сути было плевать, какой у Энри возраст, но она поражалась его выдержке – железной. Ему же через пару дней заступать на смену, и даже раньше.

– Я помогу тебе адаптироваться на местах, Тиль, не волнуйся. Если надо будет поправить здоровье, я могу сделать лечебный массаж. Будешь ходить ко мне в гости, будем общаться. И хрен с ней, с Химаурой, выдержим и ее! – Кельт приобнял напарницу, положив ей руки на плечи. Они оба уже сидели на диване, слушая гармонию звуков Рейки, а молодая листва за окном вторила паре. Которая сама не представляла, ВО ЧТО выльется их взаимная симпатия со временем. Наконец, часы, висевшие на стене, пробили десять вечера, и Тиль, серьезная и повеселевшая, стала с мобильника звонить домой, сообщив, что скоро будет. Конечно, она не могла остаться ночевать у шефа, которого знала уже второй день. Энрике просто довез девушку до дома, после поцеловал руку в знак уважения. Его волосы на фоне постепенно темнеющего неба стали очень яркими, их цвет просто бил в глаза…

– Послезавтра приходи на работу, буду ждать. И не опаздывай. И помни – несмотря на юный вид, я начальник. Если будут вопросы – обращайся. – Тут он слабо улыбнулся. – Спасибо за то, что пришла. Ты замечательная!

Тильсирвэ покраснела, ее губы налились алой кровью. Застеснялась, смутилась, сраженная красотой юноши. Если бы у него за спиной распахнулись крылья, его бы нереально было отличить от Ангела. Энрике ласково погладил ее по голове, а после сел в машину. Девушка хотела заорать «Стой!», но кельт уже повернул ключ зажигания и поехал. Слезы наворачивались на глаза похорошевшей Девы, она мечтала побежать вслед. И снова мысль: «О Боже, КАК же он красив! Я хочу его, всего, НАВСЕГДА»!!!

В кармане заверещал мобильник. Звонили родители. Тиль стала объяснять, что ее типа задержали, но те, осыпая Волшебницу бранью, заставляли подняться в квартиру. Дома последовал скандал до небес вместе с бесплодными попытками Иры – Тиль объяснить, что ей уже восемнадцать, и она имеет право хоть до утра гулять. Предки не слышали ее, и, в очередной раз хлопнув дверью своей комнаты, девушка принялась пить валерьянку, прекрасно понимая при этом, что спирт уже может быть перерабатывает печень. Но, тут же вспомнив о Энрике, девушка рухнула на кровать и забылась сном.

Ей снилась Божественная сцена секса с золотоволосым парнем, как все ее естество растворяется в этом благороднейшем мужчине. Его тело было похоже на ожившую статую, белизна кожи цвета снегов, а нектар, бьющий в тело Тиль, оказался слаще меда. Очень не хотелось приходить в себя от поцелуев шефа, и девушка утонула в золотом поле его локонов. С губ парня лилась Нега, и красивое тело Энрике бы «заткнуло за пояс» любого паренька – модель. Действительно, а что этот красавец делает в Братске, где скоро совсем житья не будет? Сон был сладок, пробуждение тяжелое. Утром Тиль уже не хотела никуда идти, потому что боялась встретить шефа где – нибудь в аллее. Следующее утро выдалось таким же ясным, но зато теперь Волшебница была полна радости.

7

Город Братск очень много воспевался во время стройки. Люди верили, что Город Юности заткнет за пояс многие тогдашние мегаполисы, поскольку был построен чисто на энтузиазме. Молодежи послевоенного времени хотелось выплеснуть свою молодую энергию, неважно куда, лишь бы излить со всеми вытекающими. Вот и подались на стройку. По – своему их заворожила река Ангара, безумно красивая природа, но дело есть дело…

На стройке плотины изначально не было девушек, а парням жутко, как это бывает, приспичило трахаться. Обезумев от воздержания, мужики дали объявление на радио, что хотят видеть там – то там – то возле себя красивых девушек, что на стройке очень скучно и тому подобное… Раз – два, дело недолгое, и наконец в один из весенних или осенних дней понаехали на поездах девки в коротких юбках, и чуваки, понятно, просто озверели. Парни брали их на руки и, укрыв кителями или куртками, уносили куда – то. По палаткам пошел повальный трах, да тока ума у девиц, видать совсем не было, зато груди и все остальное при себе. Стройка шла дальше, и в палаточном Братске скоро стал раздаваться младенческий вопль. Кажется, жизнь удалась: стройка века идет, у каждой девицы есть парень и ребенок. Но! НО НЕ ВСЕХ ЭТО УСТРАИВАЛО. НЕ ВСЕХ!

На стройке ГЭС единственным молодым человеком, кто не поддался массовому искушению приезда девиц, оказался некий Олег Аренский, по характеру и внешним данным совершенно непохожий на остальных строителей.

Угрюмый, сторонящийся от выпивок по вечерам, этот строитель больше всего ценил красу души. Безумно красивый, непьющий и некурящий, он не желал общаться со сверстниками. Всегда одетый в клетчатую рубашку, черные штаны и старые сапоги, незнакомец носил также на себе некое подобие кепки. Зачем приехал в такую глушь, что забыл? Наверное, просто так, от нечего делать. На стройке был еще один Олег Аренский, но что с того? Первый Олег, который полностью проигнорировал приезд на ГЭС девиц, почти никогда не улыбался, и чаще обычного бродил в лесу, когда была возможность. ПОКА… ПОКА ВСЕ НЕ СКРЫЛОСЬ ПОД ВОДОЙ ПОСЛЕ ПЕРЕКРЫТИЯ АНГАРЫ.

Этот парень, когда пришло несколько поездов с девицами, напрочь проигнорировал постановление их встречать, после праздновать… Даже когда из поездов стали выходить пышногрудые девицы, и строители принялись с бешеными глазами их хапать и утаскивать, Олег просто остался у себя в палатке, один, а после долго плевался от омерзения, запивая омерзение чаем из граненого стакана, кусая бутерброд. «Твою мать, – думал он, снимая кепкообразный головной убор, и расплетая свои длинные золотые локоны, – во маразм: трахаться придуркам захотелось! Это же надо додуматься после воздержания – дать объявление по радио, и еще наврать в три короба, что здесь царит сплошная романтика! Романтика, конечно, в мороз под пятьдесят градусов! А уж трахаться в такой дубак – вообще эксклюзив! В палатках… даже в таких крепких… Сугробы здесь – почти по шею. Желаю вам всем зарыться в свои норы и совокупляться там, пока х… не отмерзнет!» Да, от такого положения вещей Олегу было плохо, да вдобавок его все, кому не лень, за глаза называли бабой: за золотые длинные волосы. Смеялись: «Зачем нам бабы – у нас есть Аренский! Вблизи или издали увидишь – пока подойдешь, уже и перепихиваться не хочется! Да ты бы лучше обрезал свои лохмы, а то скоро в палатке вставят! Зачем тебе член, ты же у нас девушка! В твои двадцать лет надо бы переиметь девок сто, а ты у нас кажись импотент! Скоро приедут девушки – и будет счастье! Так ты ревновать начнешь…» – такие обидные вещи приходилось парню выслушивать. Но он не обижался, понимая, что быдло переделать нереально, что они никогда не поймут его душу.

Быдло рано или поздно наберет себе в койки «лягушек» и будет счастливо… Аренский допил первую кружку чая и сыпанул на дно ложку соли. После отрезал себе ломоть черного хлеба с салом и глубоко задумался. Большая зеленая палатка вполне протапливалась, пахло табаком, дровами, мороженой рыбой вперемешку с ароматами грязной одежды и многим еще чем… Никакой романтики от стройки Олежа не испытывал. Он достал из внутреннего кармана теплой куртки амулетик в виде некой древней подвески кельтов и долго, любовно глядел на это маленькое чудо. Потом опять налил себе чая и вновь закусил. «Очень плохо, что люди, понаехавшие сюда, не представляют даже, ЧЕМ закончится их затея»… Думать об этом уже было невозможно, и молодой строитель Братска вовсе не желал делить «счастье» молодежи по поводу стройки. Он остро страдал от одиночества в моральном плане и потому давил его в постоянном чае с бутербродами. А то и с рыбой, которой было полно.

Когда была возможность, Аренский уходил в лес, как говорилось выше, унимать всю свою душевную боль. Тайга приняла его с распростертыми обьятиями. С восхищением, зачарованно парень разглядывал сосны, лиственницы, доселе невиданные травы, слушал пение птиц… Ангара была в то время еще совсем юной, невинной девушкой – красавицей, никогда не видевшая людей. Далеко – далеко, насколько видел глаз, простиралось великолепнейшее плато, заросшее девственным смешанным лесом. Как бескрайняя зеленая пена, несколько агрессивная, лечебная, плато впустило на себя человека, который яро начнет все крушить и ломать… Пропитанный сосновыми фитонцидами воздух успокаивал вечно юную душу Олега, исчезала тревога, и наступало блаженство. Единение с Природой… В Ангаре плескалась самая различная рыба, хариусы, и еще много кто…

Там плескался и Аренский, догола раздевшись, и потом, в чем мать родила, прыгая с разбега в девственно – чистые воды. Красивое юное тело не боялось даже холода, и хрустальная вода даже осенью не приносила парню никакого вреда. Он так и зимой иногда плавал, и вообще довольно часто так занимался любовью с речкой. Лежал на спине и смотрел в голубое, бездонное небо, изучая облака и мечтая здесь остаться навеки… имея девушку Ангару постоянно, почти каждый день. А она в благодарность будет одаривать рыбой, и много еще чем… Иногда строитель оставался ночевать возле небольшого костра, сложенного у берега, не боясь ни волков, ни медведей. Только тогда он мог быть самим собой, играть на флейте и говорить Природе спасибо за понимание и рыбную лювлю, за грибы и ягоды…

«Ты идеальна, Ангара… Ты живая женщина, воплощение всех моих грез… Не требуешь невозможного, не кричишь, что я урод или импотент, последнее что кстати неправда. У меня все со здоровьем в мужском плане в порядке. Своим святым журчанием, Ангара, ты лечишь и радуешь мою бессмертную душу. Как же я хочу встретить девушку, подобную тебе»! Олег не знал и не представлял, что спустя двадцать с немногим лет родится Та, которую он полюбит до беспамятства и на всю оставшуюся жизнь…

«Олег, почему ты не приводишь сюда своих товарищей»? – послышался юноше ответ.

«Девочка моя, они коммунисты… Они создали свои идеалы и явились сюда за наживой. Они хотят построить здесь город. И не только»…

«Я знаю, что такое город. И ты мне нравишься. Поэтому плавай во мне, о странник. А я отблагодарю».

Олег глубоко вздохнул и нырнул. В этот момент он действительно напоминал девушку с золотыми волосами. Холодная вода возбуждала, жгла сердце… Вертясь, словно русалка, строитель думал: «Как же люди глупы! Они приехали сюда ради наживы и денег! Я мерзну в этой мерзкой палатке, терплю унижения, безразличия, насмешки… но иначе мне нельзя. В России террор. Мне некуда деться, вот и приехал на стройку, чтобы посадить здесь Светлое начало. Природа этих древних мест девственно чиста. Она как ребенок, который всем доверяет и никому не желает зла. А люди – что люди? Братья меньшие»…

Стройки еще не было, когда люди обдумывали план: взрывать лед и вбивать сваи для фундамента ГЭС следует на Падуне, на Порогах… Между скал. В мороз… Олег не думал об этом, изумляясь наивности приехавших… Конечно, иногда он помогал таскать бревна и укладывать их куда надо, но уже тогда его сердце почуяло: творится нечто страшное… И когда мужики валились от холода и усталости, Аренский пытался находить с ними общий язык. Иногда это получалось и давало свои результаты, но все равно на молодого парня глядели как на марсианина и спрашивать прямо, какой хрен его сюда понес… Крутили пальцем у виска, ругали… А после разговоры были примерно такими, независимо где, на свежем воздухе или в палатке:

– Олег, – всегда подсаживался кто – нибудь, пахнувший табаком и спиртом, – я вот смотрю на тебя и думаю: чего тебе здесь надо? Ты ни с кем почти не разговариваешь, не куришь, не пьешь, девиц не ебешь, – непорядок! У нас вон, в каждой палатке, по красавице, все пышногрудые, накрашенные, ты дурак, что не пошел выбирать себе девку! С фонарями обыскались тогда: а где наш Олег?

Аренский строго, мудрыми глазами глянул на сопляка – матроса, явившегося сюда гормоны вышвырнуть к чертям на природу, иметь девок и быть как все, и потому молвил довольно холодно:

– Какое твое дело, зачем я здесь нахожусь?! То, что я бревна таскал для свай, это тоже моя работа. Советую не лезть ко мне в душу вообще! Что касается девок, для меня все они как крашеный забор, в них души – то нет! Как жирная тарелка от блинов! Я когда их увидел – захотелось бутылку водки залпом выпить, лишь бы глаза не глядели на этих ****ей… Они не в моем вкусе, я лучше коня отимею, чем этих лягушек! В свое время я СТОЛЬКО женщин перетрахал, что ты бы на моем месте просто сдох! Ты бы стер член до основания, как морковь о терку…

Пару секунд собеседник молчал, а затем запрокинул голову и принялся громко ржать. Он потом просто согнулся пополам, вытирая слезы от смеха. Олегу захотелось стукнуть его чем – нибудь тяжелым, чтоб совесть проснулась.

– Да… Ну ты и выдал! Да кому ты такой нужен, убогий и дурашный! Вот загремишь в лагеря – тогда поймешь, что такое настоящая жизнь! Мы коммунисты, и не должны подводить тех, кто нас сюда отправил! У тебя есть партбилет? Башку обреют, и закончится твоя бабья манера носить длинные волосы! А то отымеем, всем скопом, ты ж ненормальный!

Вот этого Аренский снести не смог. Он схватил стоявшую рядом на пне бутылку водки и от души врезал эгоисту. Тот, выплевывая зубы, вцепился в обидчика. Обычная драка закончилась разниманием соперников. Прибежавшие на крики товарищи поначалу пинали обоих, а потом едва растащили. И только Олег знал, ЧТО начнется еще на стройке Братска… и всеми силами пытался убедить многих в ошибке расчетов. Это было тщетно: молодые коммунисты были упрямы и эгоистичны. Лишь Аренский не был затуманен бредовой мечтой и коммунизмом – потому что был ИНЫМ. НЕЧЕЛОВЕКОМ. ВЕЧНО МОЛОДЫМ.

«Ангара, девочка моя, они всем скопом тебя изнасилуют, очень страшно изнасилуют… Ты будешь кричать, молить о пощаде, но никто не услышит твоих криков, только я… Окровавленная, ты смиришься с участью. Невинная природа будет стерта с лица Земли. Словно ножом, тебя пополам рассечет гигантская плотина – БРАТСКАЯ ГЭС, превратит невесту в рабыню. Часть тебя будет отравлена, потому что здесь находится гигантское месторождение алюминия, самое большое на планете. Тебя, Ангара, поделят пополам, как батон, и никто, кроме меня, не услышит девичьих криков… еще раз говорю. Но в обмен на девственность Боги покарают слепышей»…

Природа здесь действительно была чистой, как слеза.

– 8-

В один из вечеров водки на стройке было море – праздновали день рождения кого – то. Неважно кто в тот день угораздил родиться, но Аренскому на это было чихать. Народ откровенно устал есть камбалу, немногие могли полакомиться чем – то другим. Плюс ко всему строители получили от родных посылки с бельем, продуктами и еще чем – то. Молодежь радовалась по крупному. Раньше первых строителей селили в бывшем озерлаге, выселив оттуда всех заключенных.

И вот, парни веселятся, и довольно часто на их коленях сидят молодые девчонки, некоторые уже беременные. Никто не мог замерзнуть. Огромная армейская зеленая палатка стояла в сугробах, частично занесенная снегом, откуда шел пар, или дымок – фик разберет. Сегодня весь день мужики в сорокапятиградусный мороз таскали доски в ледяную воду (!), укладывая их на дно Ангары, точнее, на первый фундамент, ГОЛЫМИ РУКАМИ (!), в сапогах, меся ими ледяные волны, не боясь заболеть, отморозить почки и умереть. Лед перед этим был взорван, и понеслось… Неизвестно, заплохело ли кому от такого драйва, но сей план придумал один из начальников стройки – Марчук. Он расчертил схему и приказал делать как велено. Доски сколачивали во что – то типа коробок, крепили туда сваи – и на дно затаскивали все вместе. Но зато вечером народ едва не перепился…

Что касается Олега Аренского, то он удивил всех своей выносливостью в такой холод – в одной рубашке, в сапогах и штанах, на все плюнув, поднимал тяжеленные доски как соломинку, даже сколоченные три – четыре доски (друг на друге), на плечо – и легко, словно нет веса, не сгибаясь, быстро шел к ледяной воде. Также он таскал и еще большего веса доски, и ничего! Принесет бревно или доску на плече, скинет – и назад, за следующей. Иной шел прямо, с непокрытой головой, с инеем на ресницах. Он поразил тогда всех своим трудолюбием и неимоверной выносливостью. Когда он первый раз прошел с грузом на плечах, не оглянувшись и чуть ли не бегом, наступила тишина. Хотя иногда мужики и кричали: «Ни х…я себе Аренский дает! У самого и мускулов нет»! Юноше это было только на руку, он так и носил доски для укладки. И некоторое время народ чествовал кельта как героя. Тот продолжал кайфовать в том же духе, мечтая втайне о своей цели здесь. Когда все это кончилось, и ледяная вода, и день, и прошел месяц, к Олегу вновь стали подкатывать по поводу длинных волос, выпытывая, отчего идет такая антисоветчина в рядах. Аренский не выдержал и кому – то дал в морду. Как назло, потом состоялась пьянка с песнями и танцами, а еще некоторое время спустя, когда ГЭС уже была заложена и строилась вовсю, стали приезжать и артисты, и музыканты, и веселили народ как умели. Был там и поэт Евгений Евтушенко, и Иосиф Кобзон, и еще кто – то… Но это будет не скоро. А пока зима, мороз под пятьдесят, особенно утром.

«До каких пор эти молодые петухи будут меня донимать?! Я понимаю, что гормоны прут наружу, но не до такой же степени, чтобы наглеть! Скоро и камни в Ангару полетят, чувствую, без жертв не обойдется… Обезумевшие Смертные, отольются вам все слезки жителей сел и деревень, которые вы собираетесь топить и жечь! На чужом несчастье не выстроишь своего счастья»!

В это время шло веселье, и кто – то легко тронул кельта за плечо. Он с раздражением оглянулся. За его спиной стояла довольно симпатичная девушка лет восемнадцати, с двумя косичками. На щеках плыл румянец, то ли от мороза, то ли оттого, что накрасилась. Запах духов резко шибанул в мозг. Веселая девица и вертлявая, в фуфайке. Грудастая. Как и все на этой стройке. Юноша дотянулся до стакана чая на столе, глотнул и спросил:

«Тебя что, тоже заинтересовало, почему у меня длинные волосы, а не как у всех»?

«Нет, просто ты не хочешь ни с кем веселиться. А давай я тебе спою»?

«Нет, спасибо».

«Ты не куришь табак и ни с кем не выпиваешь. Это вызывает интерес».

«И что с этого плохого, что я длинноволосый, скажи? Я прибыл сюда вовсе не для того, чтобы получить славы и свою порцию адреналина на стройке. Приехав сюда на поезде, ты сама хоть думала, что здесь условия не райские и ЧТО здесь творится?! Что иногда будет постоянный секс, ну в смысле как детей делают, поскольку парням не хватает баб? Тебе не жалко быть дыркой в бублике, бродя по лесу и ища кусты для соития? Не надоело по утрам отдирать примерзшие косички от брезента»? – Аренский говорил спокойно, но жестко, но ему одновременно стало вдруг жаль девушку. Он не испытывал к ней ничего. Просто нужно было хоть что – то ответить.

«Олег, про тебя ходят слухи, что ты каким – то чудом можешь обходиться без женщин. Ты таскаешь, как говорят, такие тяжеленные доски, какие один мужик даже не поднимет! И никогда не веселишься со всеми. Это со стороны выглядит очень странно».

«А что здесь странного? Я с детства таскаю груз. И мне неинтересно говорить о женщинах, о коммунизме и социализме, о лживом подвиге уничтожения природы строительством ГЭС. Я совсем другой человек. Что тебя привело сюда? Не жаль молодости? Здесь холодно, грязно, мошка летом будет, табак и водка бывают. И секс. Здесь детей будут зачинать или под тулупами, или в мороз, или в лесу. Ты такой жизни захотела»?

«Это же стройка века! Это будут вспоминать поколения, которые заживут после нас! Мы все делаем великое дело, построим заводы! Неужели ты не понимаешь, ЧТО это такое?! Я буду счастлива, обязательно! Мы все вместе построим Город Юности, ложе Водохранилища уже готовится, все рассчитано, Олег, мы прославимся на весь мир! – тут она как бы ненароком, но блеснув глазками, тронула ладонью локоны Иного. – Хотя… ты достоин лучшего и неужели эти роскошные волосы так мешают жить»?

«Дело не в волосах. Очень жаль, что ты уехала из дома. Могла бы жить не здесь, а как любая женщина, не надрываться на морозе или в туче мошки. Просто я не стригусь. Очень давно. Что – ж, давай поговорим о чем – нибудь».

«Давай лучше потанцуем, Олег».

Парень словно получил удар под дых. Но, как во сне, он протянул руку девчонке, и они принялись веселиться. Потом от души посмеялись над кем – то в толпе, затем принялись обсуждать стройку. И больше Аренский после того дня девушку так и не видел. Ему просто было все равно. Он вообще мало что видел, кроме как последствий в будущем. Стройка продолжалась и дальше, и молодежный энтузиазм в конце концов поборол осторожность, поскольку экстрима всем не хватало. И вот как раз, после этого, Олег стал чувствовать, что он здесь не один такой, равнодушный ко всему. На стройке присутствовали еще Иные, но кто это, Темные или Светлые?

– 9 —

Однажды под вечер, летом, очень устав, Олег нырнул в Сумрак на первый слой, и заснул. Другой мир очень помогал ему набирать силы и не истощал одновременно. Через такую необычную призму Ангара виднелась ему как обычная река с рябью по воде, лес оказался такой же зеленый, но вот запахи преломлялись. Строитель просто разлегся на траве, повернулся на бок, клубочком свернулся и вырубился. Птицы в лесу не пели, зато слышалось очень легкое и тихое стрекотание непонятных существ, – может, это и были птахи? Скорее всего, да. Воздух в Сумраке был наполнен озоном, так что даже мух и комаров не наблюдалось!

Издалека палаточный Братск был похож на сгоревшие дома, как те деревни, которые собирались затоплять. Хотя дома хорошего вида перевозили целиком. У Олега просто болело сердце за те населенные пункты, которые скоро навсегда исчезнут навсегда с лица Земли. И там, где уже частично на Ангаре стоял будущий мосток для перекрытия Ангары, Сумрак показывал чуть ли не спичечные дорожки. И что самое необычное – воды в районе моста окрасились в алый цвет. Аренский сначала не заметил этого – он спал. Спал, зарывшись лицом в сочную траву. Спал, унесшись душой вдаль, куда – то в прошлое…

Солнце на первом слое Сумрака стало Красным Гигантом, растекшись по всему небу, чудовищным, кипящим диском, сияя в водах сибирской реки, словно предчувствуя катастрофу. И во всем этом великолепии чудным образом сочеталась зелень. Она была в лучах Солнца рыжеватой, осины просто «горели» пламенем листвы. Потом вдруг зеленые палатки вдалеке выгнулись, люди оттуда выбежали как тараканы, вода в Ангаре вскипела. Золотую челку Олега взвихрил горячий воздух. И вдруг кто – то стал трясти его за плечо.

– Убирайтесь отсюда, вы меня достали! Уже и в Ином мире покоя нет, всем интересно, почему я ношу длинные волосы! Уходите, пока я не врезал!

Он сам не понимал, что несет, даже и не думая о том, КАК еще кто – то залез в невидимый мир. Но наконец стал просыпаться…

Вскочив от удивления, Аренский поднял голову и увидел возле себя молодого парнишку, на вид двадцатилетнего, еще совсем юношу, который изумленно пялился на него. Самое странное – на груди строителя светилась Светлая точка, как опознаватель. Незнакомец просто стоял и смотрел. Олег сидел и просто хлопал глазами – КАК этот тип туда попал – ведь никому больше невозможно залезть в Сумрак!!! Но постепенно до него стало доходить – парень тоже Иной, но очень слабый. Держал в руке молоток. Убивать что ли пришел? Но программа распознавания Иных заблокирована так, что даже Иные не могут понять, кто здесь есть кто. Да и Олег выглядит при таком раскладе как обычный человек, только длинноволосый. Видно, строитель зла не держит, так из любопытства полез… Но убило Олега другое:

– Олег (!), зачем ты полез в Сумрак? Скажи мне, ведь это место слишком опасное.

Аренский наконец начал приходить в себя.

– Что?! Ты что здесь делаешь?! Как пролез туда, куда лишь я могу попасть?! И что надо?! КТО тебя сюда занес?!

– Олег Аренский, зачем ты сюда залез? Мне, дураку, скажи! – словно пили вместе вчера! – Я ведь тоже из мира магов! Светлый я, из Новой Мамыри!

– Это ты Иной?! Ты мне никто, убирайся отсюда! Тебя что, подослали сюда?! Иди откуда пришел!

Любопытный парниша уходить явно не собирался.

– Ладно, раз ты нелюдь, то сколько тебе лет? Двадцать? Ты из Новой Мамыри? Твоя Новая Мамырь уже давно сгорела. Деваться нам некуда. Ну – ка, показывай мне, что умеешь! Раз уж маг! Быстро!

– Подожди, Олег, да, я понимаю, что ты таскал в мороз тяжеленные доски как соломинки, я и удивился – человек столько не может поднять! Никак! Вот и возникли подозрения. Я и пошел следом. Что в этом плохого? Я покурю, можно? – и парень чиркнул спичкой. Энрике передернуло от омерзения. Он расхохотался.

– Что?! И это все, что ты можешь?! Огонечек мне показать, спичечку?! Придурок! Скажи лучше, КАК тебя звать – то? И каким макаром ты меня вычислил, тоже удивительно! Я все каналы перекрыл! Думал ты обычная шпана, коей полно на Падунских Порогах, лед коих еще зимой взрывали! Я сюда залез, чтобы не видеть вас всех! Вы как звери, понахватали себе хороших кусков, и довольны! Отгреб от всех куда подальше!

– Я действительно могу! Правда! Обыгрывал народ в карты, еще что – то делал! Ты все еще не веришь, что я нечеловек? Станислав я! Все побежали на стройку – я тоже побежал! Это же честь, гордость! Самая крупная плотина в мире! – чуть не плакал молодой человек. Олегу было все равно. Он понимал – виной тому юношеский максимализм.

– Ты сам понимаешь, ВО ЧТО ввязался?! – еще больше распалялся Олег. – Выходит, теперь нас двое. Вот какой хрен тебя, молодого, в тайгу понес?! Потому что желал быть как все?!

– Мама взашей из дома выгнала: чтобы я семью прославил!

– А если ты здесь сдохнешь?

– Я хочу прославиться!

– Меня это не волнует, Стас! Интересно и мило тебя назвали! Необычно также то, что ты смешанных кровей, как вижу… Сюда не то что дойти – доехать невозможно! Зверье кругом и бурелом! Руки – ноги переломать хочешь? Мошка, гнус и прочая дрянь, от коей житья нет! И погнало же! Ладно, у меня свои причины… НО ТЫ ЗАЧЕМ ПОПЕР?!

– Я правда был ошарашен, что ты в морозище таскал на плече тяжеленные бревна, их и пять мужиков не подымут! Один! Ты бы еще рельсы взял и понес, крутя как соломинку! Я обалдел и все понял, зауважал тебя, Аренский! Моя деревня в зоне затопления… Народ жил, если тебе верить, пока можно было. Родители переехали. А я не хочу ехать на новое место сейчас!

На самом деле Олега обрадовало появление коллеги – Светлого, но он не подавал вида. Но тут же возник вопрос – ЧТО они оба смогут поделать со строительством Братской ГЭС?! Они не смогут остановить ничего, даже начальство, Марчука и прочих, и тем более Наймушина! Тем более скоро будут окончательно перекрывать реку. И здесь никак не отвертишься. Олег Аренский также знал, что многие дома разбирают на бревна или перевозят на новые места целиком. Хоть есть у кого – то совесть. Останется и Брацкий Острожек… Как память о прошлом. И тут Олег снова подумал о истории края, о идиотской теории, что мол именно от строителей все и произошло на этой земле. И он снова распалился…

– Я считаю варварством и святотатством уничтожать деревни. Вырастившие столько поколений за три века! Они же живые!!! Живые дома, они все слышат и понимают, они знают, что умрут! Остановитесь!!! Погибнет гигантский лесной массив, многие просто не переживут переезда!!! Комиссия уже места выбирает, где и кто жить будет! Крестьянские жители не смогут жить в новом Братске и работать на заводах! Для всех жителей стало чудовищным шоком, что край под воду уйдет! Население понять не может, как может появиться вода там, где ее никогда не было! Сколько раз ученые были против, что строить на Ангаре ГЭС НЕЛЬЗЯ… НА ЧУЖОМ НЕСЧАСТЬЕ СВОЕ СЧАСТЬЕ НЕ ПОСТРОИШЬ. ЭТО ФАКТ. ОТОЛЬЮТСЯ СТРОИТЕЛЯМ СЛЕЗКИ ИЗГНАННЫХ ЖИТЕЛЕЙ! А потом…

– Но советский народ считает за честь строить ГЭС, так как они будут вырабатывать самую дешевую электроэнергию. Железная дорога ничего, пейзажи очень красивые! Жаль только, что весь край утонет. Мне самому обидно одно – я лишился Родины! Вот и приехали люди, моряки и инженеры, и просто желающие почувствовать романтику стройки. Сам – то ты откуда, Светлый? Я думал, что ты специально отращиваешь волосы, чтобы позорить себя и других, что у тебя не все с головой в порядке. Да и сквозь другой мир нереально было узнать, что ты маг. Маг невероятной силы… Но я не могу понять, СКОЛЬКО тебе лет на самом деле. Невозможно определить.

– Бред это все! Я волосы отрастил не ради того, чтобы меня принимали за бабу! Тот кто говорит что я дурью маюсь, вымысел, вульгарный вымысел! Невежды не понимают, что можно жить иначе! И я голову никогда не красил. Знаешь, я не Олег Аренский, а Гвелд. Я кельт.

Стас похолодел и вытаращил глаза. Ему стало не по себе. Он свистнул от изумления и еле произнес от шока:

– Кельт?! Кельты вымерли!!! Вымерли!!! Все до единого!!! Смешиваясь с римлянами! Их нет больше!!! Ты правда… не перепил?! Ты правда Кельт? Ты… это… настоящих викингов застал и все Средневековье?! – он испугался. – Хотя… золотоволосые и голубоглазые были… ты такой же. Я это тайком прочитал, в какой – то книге. По истории Европы.

– Откуда ты у себя в деревне нашел историю Европы? – усмехнулся Аренский. – Да, я кельт. А сколько мне лет – посчитай сам. Я единственный в мире такой реликт ушедших эпох. Остальные давно в земле сгнили. А вот я такой… Иной. – и засмеялся. – Я видел и Инквизицию, и Крестовые походы, и многое чего, чего ты не поймешь. Ладно, проехали…

– Зачем ты здесь? – осел на землю паренек.

– Тебя надо бы вытащить из затеи стройки, но это вряд ли. Уже в голове заложено… А зачем я сюда явился, это мое личное дело, понял? Я не буду вдаваться в детали, но раз уж здесь биться бесполезно, можно будет пустить по Ангаре Светлое Начало. – Олег кашлянул в кулак. Стас поглядел на Гвелда в упор. Он понял со скрипом, что перед ним – Учитель. Который может многое дать понять. Чудовищное Солнце все сияло в небесах, небо дрожало и мерцало, звуки растягивались. – Тем более я знаю тебя всего ничего… минут десять, а то и меньше.

– Олег, а почему ты не хочешь найти себе девушку? Вон их сколько на стройке! Большегрудые, красивые, говорливые и голосистые! Выбирай, не хочу! Неужели ни одна не нравится? Вот у меня есть. Ты же красивый, как Аполлон!

Глаза Олега дико блеснули.

– Мне это надо?! А тебе зачем?! Все они как одна состарятся и умрут! А ты жить продолжишь, если, конечно, не навернешься здесь или какой – нибудь дурак не прибьет шутя. Вы же все молодые и глупые, энтузиазм и дурь в голове! Люди не знают, что мы Иные. Не такие как все. Вон они, радуются стройке, а вот Роза Ветров рассчитана в корне неверно! Я не удивлюсь, если молодежь на берегах Водохранилища построит заводы. Тогда не жизнь будет, а сплошная «сказка», при неправильных расчетах – то… Местность тоже выбрана неверно. Такое впечатление, что авторам проекта вообще плевать: собрали народ и поехали. Молодость буйна и зелена, вот и понавезли сюда девиц! Позорно! – Олег сплюнул на пол. – ДЕВУШКИ НА СТРОЙКЕ НЕ В МОЕМ ВКУСЕ!!! Я люблю ДРУГИХ, ТИХИХ И НЕ БОЛЬШЕГРУДЫХ! И не надо думать, что если они с Волги или с Дона и Кубани, то хорошие! Очень давно нет у меня прыти молодежной, все сгорело, я дядя… и даже больше. Все выгорело в свое время. Кстати, а сам ты что будешь делать, когда Братск построят?

– Буду жить со своей девушкой, деток родим, буду деньги зарабатывать и стану Героем Социалистического Труда. Все равно здесь нет Иных помимо тебя, Аренский. Я хочу писать картины, но не такие, кои мы видим обычно. А по – своему.

Олег усмехнулся горько и зло:

– Ты НЕ БУДЕШЬ жить со своей девушкой, не будешь писать картины и Героем не станешь. Потому что ОЧЕНЬ СКОРО ВСЕ ЗДЕСЬ УМРЕТ, природа утонет НАВСЕГДА, и о былой красоте останутся лишь воспоминания. Ты СЛИШКОМ молод и глуп, Станислав, и все лелеешь иллюзии о том, что в 20 можно и жениться, и детей родить, и работать там, где хочешь… Будь моя воля, я бы остановил безумие, творящееся здесь. НИЧЕГО У ТЕБЯ ЗДЕСЬ НЕ БУДЕТ!!! Иллюзии выкинь! Ничего, кроме горя и вреда здоровья эта стройка не принесет, и особенно заводы. МНОГОЕ ТЫ ЕЩЕ НЕ ПОНИМАЕШЬ.

– Я не знаю, чем все это кончится. Но ты знаешь, что в последнее время здесь оборотни появились? И что появилась шайка в палаточном Братске, ворует все! Это зеки, двадцать уродов, и никто не знает, что с этим делать. Расстреляют наверное потом, и все. А оборотни просто чувствуют надвигающуюся Тьму, идущую от приехавших, и им ничего не остается, как защищаться. Здесь Тьма настанет, если половина народа будет перекусана!

– А знаешь кто это? Несчастные жители уничтоженных деревень!

– Они в Сумраке воют на чудовищное Солнце, люди их не могут услышать. Темные понимают, что творится нечто страшное. Темных – шаманов, колдунов, и прочих, – выгнали насильно с насиженных мест. Они подадутся на ГЭС, и многих заставят служить себе.

– Хорошо, что хоть это ты понял! Они выживут при затоплении, после начнут мстить.

– А то что на чужом несчастье свое счастье не построить, это еще мне мамка говорила. Когда горели дома, многие отказывались покидать их и погибли.

Гвелд – Олег был ошарашен. Хотя САМ он не ожидал такого поворота событий, и фраза про выживание при затоплении вырвалась совершенно неожиданно. И он понял окончательно: хоть природа пока здесь девственна и чиста, Зло УЖЕ поселилось в этих местах, с приходом чужаков. И он, сжимая кельтский амулет, поклялся глушить людскую слепоту. Люди думали, что природа ничего не чувствует и не понимает. И потому все можно громить и перекрывать. Какая глупость! Гвелд глядел на сородича с укором и не верил.

– Как бы воды Ангары не расшумелись… – мрачно произнес он. – Зло погубит своих же создателей. И строители перегрызутся между собой. И дети девиц будут и радоваться, и плакать, только будет слишком поздно. Смерть, невидимая, с появлением заводов поселится в этих местах, и начнет косить любого, не сразу, а постепенно. Это и явится расплатой за гордыню и слезки местных жителей. А я буду бороться за Добро, и искать единомышленников. Я не трону в этих местах во время стройки ни одного оборотня, ни одного вампира, ведь они не виноваты ни в чем!!! Темные Иные имеют право на месть, поскольку люди насильственно вторглись. Я знаю: меня никто не услышит здесь, из людей, а вот Иные поймут. Просто я не могу поступить иначе…

– 10-

Оборотни действительно стали в скором времени (когда стройка шла полным ходом, но Ангара еще не перекрывалась окончательно), стали шастать не так далеко от палаточного Братска, наводя ужас и страх на приезжих. Многие видели грибников неподалеку от Старого Братска, который еще принимал народ и детей, родившихся на стройке… но никто даже и не догадывался, КТО эти грибники. Мужики как мужики, парни как парни, что им делать, раз гонят с насиженных мест? Разве благо это – жечь деревни и рубить прекрасный лес? Нет. Олег уже был на стройке века несколько лет, и ситуация для него только ухудшалась, хотя он давно плюнул на отношение к себе. Стас и вида не подавал, что дружит с ним. Олег по – прежнему плевался от молодежи и ругался с начальством. Его не слышали. Уже после переселения местных туда, где власть ткнула пальцем, всем было плевать на их мнение и то, что на таких местах, на бараках, ничего и посадить – то было нельзя – камни одни!!! Не привыкли крестьяне так жить.

Оборотни наблюдали за строительством прорана на Ангаре и думали, что можно сделать с этим. Комиссии по строительству приезжали проверять, что делается на стройке, Олегу на это было до лампочки. Плюс нашлось несколько Светлых Иных, понимающих, что перекрытие Ангары приведет к катастрофе. Были случаи, что девушки сами лезли к Аренскому, он же их посылал довольно жестко: не надо искать приключений! Лезли в палатку, даже прикалывались – подбрасывали белье, например бюстгальтеры. И даже пытались своих детей показывать позже от кого – то. Это Аренского бесило еще больше, и в гневе он был страшен. Гвелд смотрел на каждую искательницу секса как на дуру, у коей просто еще ума нет, прожигая ледяным взглядом. Делал лицо кирпичом и по – прежнему держался отдельно от большинства. Но ждал день, когда свидится с новым воплощением Анастасии – девушки, жившей аж в самом начале девятнадцатого века и покончившей с собой из – за того, что ее насильно выдали замуж за барина. Тогда Гвелд сам от горя чуть руки на себя не наложил и в результате ему предсказали возвращение Насти через двести лет… И Олежа ждал, терпя все…

Один раз в жаркий день он домечтался до таких пределов, что к нему в палатку вплыла аж душа погибшей возлюбленной, и, поначалу улыбнувшись, а после, сдурев от радости, он обнял ее и принялся наслаждаться, лаская как умел, жадно слив уста с ее губами, и бедному парню все было мало… Душа кельта пела и плясала, он осторожно, словно вазу, обнимал девушку, сжимал в обьятиях, очень жалея, что это всего лишь мираж, мечта, пери в советском бежевом платье… Да, прекраснее ее не было никого на свете, и юноша в результате просто с тормозов слетел, не в силах себя контролировать… Готова горела, желание вскипятило кровь, по телу разлилась сладостная нега… Настя была живая, теплая!!! Но в другом платье, чтобы, наверное, Олег привык… Прикосновения Насти обжигали как электрический ток, и от этого становилось еще приятнее… Она утешала несчастного, лежа рядом, гладила его, заплетала косицы, целовала и говорила, что видит всю его жизнь в Новом Братске как на экране, что он будет сильнее всех в городе, что пророчество сбудется… Но сейчас Анастасии позволено было находиться на Земле совсем недолго, и только в ТАКОМ виде. Олег Аренский узнал свою милую, почувствовал, и сначала просто обалдел: ТЫ ВЕРНУЛАСЬ!!! ТАК ОСТАНЬСЯ!!!

Никто, кроме него, душу самоубийцы не видел, и отлично… Видимо, на том свете девушке разрешили помочь жениху. Внутри парня все горело от невыразимого счастья, и знал он: недолгой будет эта встреча, и Насте будет пора назад, к мертвым. И ужасало строителя – Иного, что это всего лишь мираж, мечта, душа… Обнимаясь в советской палатке, ласкаясь, целуясь как заведенные, Настя и Гвелд забыли обо всем – что на берегу есть люди, семьи с детьми, что любой может из любопытства заглянуть и рассмеяться… Им было просто плевать… Они словно оказались в другом измерении. Но никто бы их не увидел при всем воображении. Только время было другое – СССР… Олег обнимал возлюбленную, и из его глаз текли горькие слезы, а Настя знала – это все не зря он терпит, а ради нее, и сказала она Иному, что станет в будущем равной ему по силе, только нужно еще подождать, так как не прошло еще два века… «Ты станешь величайшим магом, и никто с тобой больше не сравнится, Энрике – Гвелд… Забудь о издевательствах и насмешках, возлюбленный мой, мы еще встретимся»… Как ни странно, после такой разрядки Гвелду стало гораздо легче… Но пришло время расставания, и Олег крепко сжал руку девушки, но силы были не равны… Душа медленно но верно уходила, и на лицо Аренского снова пришла маска равнодушия, а сердце колотилось как бешеное, голова болела от немыслимого количества гормонов и адреналина… А после он видел, как Настя – крестьянка медленно вошла в воды Ангары, и вскоре ее голова скрылась под водой, как положено самоубийце.

И Олег рухнул на горячий песок, потеряв сознание от усталости… после, как очнулся, вышел на жару, оперся рукой о палатку и наблюдал за людьми… Увидел он и старую баржу на Ангаре, которая медленно и величаво плыла куда – то в неизвестность… Ржавая, как временные прослойки в веках… А дети резвились и пищали, девушки плескались в Ангаре, смеясь и маня парней. Для Аренского это все было смешно и горько… он был не из их круга, и мерзки были ему собравшиеся… Потом юноша один раз прикатил откуда – то велосипед и глубоко задумался, сидя возле той же палатки… Ему среди всех было невыразимо скучно, тошно, и горько оттого, что многие строители ничего из себя не представляют. Вроде бы в тот же день к нему несколько девиц и полезло в палатку с надеждой позаниматься сексом, и зашипел Олег, отшвырнув лифчик куда – то в кусты: «ОСТАВЬТЕ МЕНЯ В ПОКОЕ, МНЕ НЕ НУЖНЫ ЖЕНЩИНЫ!!! НАДОЕЛИ ПОДСЫЛАТЬ В ПАЛАТКУ ДВА ВАГОНА ДЕВИЦ МНЕ! СРЕДИ НИХ ВСЕХ НЕТУ ТОЙ! ЯСНО – НЕТУ»!!! И чудовищен был в тот момент взгляд Энрике, коим убить было можно… Золотые волосы сияли холодным огнем. «НЕСМОТРЯ НА ТО, ЧТО Я НОШУ КОСЫ И ВОЛОСЫ, ЭТО НЕ ЗНАЧИТ ЧТО Я НЕНОРМАЛЬНЫЙ, ЯСНО?! ПОВЕРЬТЕ, ТА ДЕВУШКА, КОТОРУЮ Я ЖДУ, НАМНОГО ЛУЧШЕ… ЭТИХ… ДЕВУШЕК… ОНИ ВСЕ ДЛЯ МЕНЯ КАК КРАШЕНЫЙ ЗАБОР… ЗНАЕТЕ ЧТО, ШАКАЛЫ, ВАМ БЫ ЗАМОЛЧАТЬ НАКОНЕЦ, ОТРАВЫ БЫ ВАМ… ДА ПОБОЛЬШЕ»! Как в воду глядел… по поводу отравы, хотя и ляпнул такое в состоянии аффекта. Многого он там наговорил еще, но от него отстали. А новый образ Анастасии никак не выходил из головы. Народ веселился на побережье.

В то время молодые строители стали становиться жертвами Темных. Как и говорил Стас, в лесу недалеко от палаточного городка и Старого Братска стали находить убитых изуверскими способами… Нашли сначала обреченную умирать молодую девушку, чьи раны были несовместимы с жизнью. След от когтей на животе и на горле напоминал медвежий, и волчий одновременно. Оставалось только догадываться, КАКИХ размеров было животное. В другой раз нашли на полянке парня с разорванным горлом и без кисти руки. Кто на него напал, оставалось загадкой. Начальники стройки лишь руками разводили и не знали, что предпринять. Кроме трупов, от твари не оставалось никаких следов, даже запаха. Как будто что – то налетало из ниоткуда, убивало и исчезало вмиг. Несмотря на это, молодежь все равно ходила гулять, и иногда никого не трогали.

Даже все привычные звери куда – то попрятались. Стихли птицы. Само плато словно почувствовало, ЧТО с ним хотят сделать строители. И только оборотни в образе нереальных размеров волков и медведей еще ближе подбирались к палаткам, выжидая, съедая еду для собак и пойманную рыбу… Мстя за поруганную местность и за сожженные родные деревни… И один раз Олег со Стасом лицом к лицу встретились с таким Темным – убийцей.

Они гуляли недалеко от палаточного городка, и неожиданно в радиусе в двадцать метров они услышали истошный вопль какого – то парня, потом он сразу стих, и вслед разнесся леденящий душу рык. Вот и все, опять кого – то убили. Энрике – Олег даже бровью не повел, но вот Стас едва не обмочился от страха. Нырнув немедля в Сумрак и рассекая магией пространство, Светлые выскочили на простого мужика средних лет, который стоял рядом с несчастным убитым, вытирал окровавленные руки и смеялся, хищно оглядываясь. Он был явно счастлив и намеревался убивать и дальше. Заросший щетиной, немытый, в нестиранной одежде, он воскликнул: «Ну вот еще один чужак сдох, так вам и надо, вандалы! Умрите все!!! Понаехали сюда и только и делаете, что разрушаете фауну, все собрались затопить! Вы убили мою мать, разрушили родную деревню, еще радуетесь и размножаетесь! Не будет вам счастья»!

Олег Аренский поднял руку и в его ладони появилась молния, полыхнула Светлая, чистейшая аура Архимага, и это заставило Темного замолчать. Он вытаращенными глазами глядел на кельта, не зная, что и предпринять. Стас тоже оторопел. А Гвелд ясным голосом крикнул:

«Остановись, оборотень, Темный Иной! Я Гвелд, Воин Света, и ты не можешь меня тронуть! – и Энрике кинул в сторону Братска файербол, опалив траву так, словно метеор пронесся. В другой руке кельт сжимал свой древний амулет – крест своего народа. – Я и мой собрат пришли с миром сюда, мы не причиним тебе зла! Мы не будем тебя убивать за то, что ты лишил жизни строителя! Выслушай»!

Оборотень сначала, видимо ничего не поняв, яростно глянул на обоих. Станислав вздрогнул: СТОЛЬКО ненависти и злобы было в глазах местного, что и воевать тут было бы глупо. Страх подкрался к горлу. Губы грибника были измазаны кровью. И Темный заговорил:

«Тогда послушай меня, враг, Гвелд, и ты, юный Светлый! Я имею право убивать этих приезжих людей, выродков, коих еще земля носит, к моему изумлению! И буду дальше убивать, поскольку они все явились в наш край без разрешения! Они сжигают наши деревни, села, рушат, громят, как в войну немцы! Свалились как снег на голову! Они, эти молодые варвары, сожгли мою деревню, и моя престарелая мама сгорела заживо, не пожелав уезжать, в подвале заперлась! Они убийцы! И ты вот со своим юным другом с миром пришел, а почему тогда живешь в городке варваров и строишь Братскую ГЭС?! Как это обьяснить?! Отвечай, Светлый! Почему ты с ними?! И как после гибели матери я должен себя вести, Гвелд?! Кто дал право этим людям, Смертным, рушить чужое, уничтожать памятники архитектуры, вековые постройки, и вдобавок считать, что с них все и произошло на этой земле?! Отвечай! Раз ты там живешь! Мы вам ничего не сделали, вы все отняли! Знайте оба: за горой собрались все недовольные нелюди, мы будем крушить ваш городок до тех пор, пока все не уберутся, хотя бы для начала по – хорошему… Я теперь бездомный, варвары спалили мою деревню! Хоть я и оборотень, я хочу жить спокойно, а не там, где ваше начальство пальцем ткнуло – мол переезжайте туда и туда! Подумайте оба, если бы к вам так явились и все забрали, что бы вы сделали? Посмотрел бы я на вас… когда кто – то бы на костях ваших родных прыгал и радовался! Строя счастливое будущее на чужом горе… Вы бы пошли защищать свой дом от гнид! Твари! Только и умеете, что жечь и смеяться»!

Несмотря на то, что это был враг, Гвелд отлично понимал его. Потому что кроме этого оборотня тысячи жителей потеряли почву родной земли, будущее и надежду жить дальше. Знал он, что на счету молодых строителей – коммунистов полно самоубийств, горя и прочих кошмаров для местных жителей. И Архимаг опустил руку и сказал очень спокойно:

«Я полностью с тобой согласен, Темный собрат. Ты абсолютно прав. Люди причинили страшное горе этой земле, и отравили радость местных деревенских и сельских жителей своей алчностью! Я бы сам не стерпел такое! Поскольку считаю выродками всех тех, у кого совесть начисто атрофирована! Да, я против затопления, поскольку мне заранее известно, ЧЕМ все это обернется. Всем, кто прилагает и приложил усилия к расчистке будущего ложа Водохранилища, и кто будет прилагать, разрушать, грядет ТАКАЯ расплата, что и врагу не пожелаешь… я знаю это уже давно»… – и даже поклонился в знак уважения.

Темный Иной сменил яростный взгляд на спокойный, а потом глянул на кельта с уважением. Отошел от убитого строителя. И снова начал говорить…

«Под воду уйдет 130000 гектаров полей и пастбищ, участок железной дороги с мостом через Ангару, 238 больших и малых селений, Старый Братск и сорок миллионов КВМ прекрасного леса. Строители уничтожают многим самое дорогое, и Высшие Силы их очень жестоко накажут за такое! Наши поселения здесь четыреста лет стояли, и никто ничего не трогал! А тут какие – то пришли и все за нас решили, не спросив»!

Гвелд снова кивнул, а Станислав стыдливо опустил голову. Он понял, что своим слепым энтузиазмом просто оплевал всех тех, кто жил до роковой стройки в этих местах.

«Ваших архитекторов и проектировщиков покарают Боги, и правы будут! Вы словно испанские конкистодоры в Америке, пляшете на костях! Как бы на своих гробах плясать не пришлось! На чужом горе не построишь счастья! Святое дело – защищать Родину от вандалов, кем бы они ни были и сколько бы им не было лет… Хорошо что у тебя совесть есть, Гвелд, Светлый».

«Я на твоей стороне, собрат Тьмы. И потому никогда не остригу свои власы и буду молить Богов о моей защите в этих оскверненных местах. – Энрике положил руку на сердце. – Я обещаю, что буду искоренять вандализм здесь, я сделаю все, что в моих силах! На самом деле правда моя в том, что я приехал сюда вовсе не ГЭС строить, а обрести то, что потерял много лет назад, снова радоваться! Но не постройкой нового Братска, а личным… Мне плевать на строителей, я не рушу ничего, не жгу и не хаю местных. Они, строители, мне противны! Я пущу в Новом Братске Светлое Начало, любой ценой»!

«Золотые слова твои, Гвелд! Но мы, Темные, также будем отстаивать свою правоту любой ценой. Убийствами, внедрением своих на эту стройку. Люди нелюдям не указ, вот так! – и Темный сильно пинанул труп. – И нечего соваться не в свое дело! Ты никак не сможешь пустить здесь Светлое Начало, тебя никто не поддержит, потому что у строителей в голове ложное Светлое Начало в виде электричества и плотины, и бороться с тупостью бесполезно, только Силу и Кару они поймут! И Смерть их может остановить хоть как – то, только убивать осталось»…

Стас еще крепче сжал руку друга и не отрываясь смотрел на Темного. И выдал свое:

«Я на стороне Олега Аренского, Гвелда! Я буду его поддерживать! Хоть я и ехал сюда строить плотину, но встретив его, прозрел и буду поступать по – другому! Только обещай, что не тронете меня»!

«Мы убиваем только вандалов, Светлый. А ты, Гвелд, в благодарность за понимание и сочувствие можешь поговорить насчет стройки с Богами на реке Ангаре. Они очень часто здесь появляются, только люди их никак не могут видеть. Чувствую, что нашу Хозяйку тоже стройками доконали»!

У Олега Аренского глаза вылезли на лоб. Он опешил:

«Хозяйку? Какую Хозяйку»? – еле проговорил он.

«С первой зарей приходи на Ангару и все сам увидишь! Настрадалась она от строек»!

«Я УВИЖУ САМУ АНГАРУ»?!

«Да».

Стас оживился:

«Ух ты! Я с ним пойду»!

«Нет! Ты не пойдешь, тебе нельзя, ты слишком слаб»! – холодно урезонил его Гвелд. А сам вспомнил, как Темные ему перед инициацией наобещали нереального секса с богами. И теперь ситуация аналогична: он сам увидит живых Богов этого края! По – настоящему! Вот это сюрприз! Чем все кончится? И может, именно эта встреча поможет пустить Свет на сибирской реке?

– 11-

В пять утра Гвелд тихо покинул палаточный городок и отправился непроходимыми путями к Ангаре, через реку Вихоревку. На Вихоревке он долго рассуждал, что будет дальше, когда Боги явятся сами… Но и сам боялся… Листва и ее шелест успокаивали парня, а он шел и шел, вдыхая сосновый запах… Он оделся в свою обычную синюю с полосками рубаху, взял с собой гитару, чтобы ублажить богов, и распустил волосы в знак мира. Олега всего колотило от волнения и незнания. Кто там, у реки, окажется? Может старуха с волосами седыми до земли, или девочка? Или девушка? Все – таки надо постараться не ударить лицом в грязь. Невольно Аренский вспомнил тот переломный день инициации. А что теперь будет? И юноша был явно не готов к такому шагу – встрече в Богами. Одно дело – Иные, и совсем другое – более Высшие существа! Мороз продирал до костей от страха, ладони покрылись холодным потом, а в голову вихрем ударили гормоны. Кожа на какое – то время потеряла чувствительность. Ветви хлестали по лицу. А Гвелд, невзирая ни на что, все шел и шел, повторяя одно и то же, как заклинание: «Я НЕ ЖЕЛАЮ ТЕБЕ ЗЛА, АНГАРА, Я С ДОБРОМ ИДУ И ПРИЕХАЛ С ДОБРОМ»!

Пели птицы и звенели комары, попадалась и мошка. Утро вступало в свои права. Наконец, Гвелд – Аренский и сам не заметил, как очутился на берегу великой реки. Солнце еще не встало, но волны уже мерцали серым стальным блеском. Мощное течение несло воды Ангары вдаль, рыба играла, а в небе плыло утреннее марево. Голубо – розовый небосклон легко укутывал край, и по нему легко и изящно летела белая чайка…

Гвелд присел у воды на корточки и уронил голову на колени. В нем все горело холодным огнем, рядом лежала гитара. Посидев так минут десять и успокоившись, кельт решил что – нибудь спеть. Дрожащими руками он провел по струнам и принялся петь песню детства на родном языке. Он пел о воинах, о эльфах, о валькириях и о величии Солнца. У самого слезы градом из глаз. И когда его голос растаял вдали, Гвелд краем глаза увидел неподалеку от себя еще кого – то. Вначале он не придал этому никакого значения, но потом понял, что он и правда не один. Гвелд также услышал, как кто – то кинул в воду легкий камешек. А потом пара брызг прилетела ему в лицо. И Олег резко обернулся.

Он увидел прелестную девушку, стоящую по колено в воде перед ним, среброволосая, ее волосы были частично украшены жемчужной нитью, и она, точнее они, как ленты, ниспадали до земли. Дева оказалась босонога, и ее платье было, казалось, соткано из самой воды реки, и рукава, как крылья, взлетали в воздух. До одури прекрасное тело манило и возбуждало… Девушка улыбалась, брызгая водой, потом звонко рассмеялась. У нее совсем не было румянца, ее лик был белым, как смерть… Большие глаза подобны озерам в горах, с примесью зеленого оттенка.

Сначала Гвелд не понял, откуда взялась красавица, но вот когда она приблизилась еще ближе, он остолбенел и застыл, пораженный… Руки и ноги у этой пери были переломаны в самых разных местах, везде рваные раны, но открытых переломов не было. Из незаживающих ран текла алая кровь, да плюс царапины, кои не заживали давно… Она выглядела так, словно ее били битой, ломая каждую кость специально, целенаправленно. Несмотря на это, незнакомка словно не чувствовала боли и легко двигалась. Самое странное – конечности, по которым текла струйками кровь, не пухли и не синели! Привстав, Гвелд понял, это и есть сама АНГАРА, избитая богиня, измученная, несчастная девушка, которую хотят просто уничтожить. Кельт, ошарашенный не по – детски, поздоровался и поклонился.

«Опа… Вот это да… Вот ты какова, Владычица водной Стихии, как же мне повезло – встретиться с Богиней. Чем же я заслужил такую блажь? Наверное потому, что понял Тебя, Ангарида… Живая река… Нежная… Такая опасная… Сможет ли Сила остановить Зло? Помоги мне, девица, у коей не зарастают раны от плотин… И несет в никуда твои воды Природа… Милая… Необычен и дивен твой облик, Ангарида… Я слыхал о тебе, представляя, но чтобы НАСТОЛЬКО воссияла бессмертная краса дочери Байкала… Я сражен… Тебя, дорогая, давно замучили строители, изломали, сволочи! Нестираемая юность богини, длящаяся миллионы лет, давит на меня, простого кельта, как пресс… Как же парнише повезло со своей мечтой юности – вживую увидеть Богов… Аж холод бегает по моим венам, Ангарида… ТАКУЮ девушку и впрямь видели только шаманы… Она ведь РЕКА… СТИХИЯ… Не могу налюбоваться… Что же сейчас будет? И как мне быть? Ах»… – думал он, потеряв дар речи. Не веря глазам.

Он одновременно почувствовал, НАСКОЛЬКО сильна владыка, ее аура была как многотонная плита, из – под которой нереально выбраться. Гвелд почувствовал холодный комочек под языком, и подал богине руку. После очень осторожно помог сойти на берег, видя, как она страдает. Невольно парень вспомнил, как сам когда – то давно насиловал девушек, и наносил точно такие же раны, чтобы своего добиться. Ангара глядела на кельта ясными глазами, тихо улыбаясь. Олег только и смог выдавить:

«Богиня»… – а сам от шока едва не падает.

«Я Ангарида, Владычица. Я услышала тебя, юный сакс, ведь ты не осквернять мои воды пришел. Мне понравилась мелодия твоего народа. Ты очень добр».

«Ангарида… Богиня… Встреча с тобой – это огромная честь для меня! Ты прекрасна как сама Природа… Я не пришел делать тебе больно, как остальные, Владычица. Остальные издеваются над тобой как могут – ломают кости, ранят, даже не представляя, что покушаются на ЖЕНЩИНУ!!! А я не могу так! Я сам натерпелся от молодых строителей унижений и оскорблений за свою защиту в адрес природы, и потому не буду им помогать»! – Язык у Олега понемногу отнимался от изумления.

«Я знаю, зачем ты здесь, мальчик… Красивое у меня тело, правда? Ты ведь пришел сюда, чтобы помочь мне. Да, меня видели лишь оборотни и шаманы. Но не люди. Не строители».

«Величественная Ангара… Твои руки в незаживающих ранах и шрамах! Это дико! Я могу помочь твоей красе не увянуть. Дай мне возможность подарить тебе доброту! Дай защитить от варваров! И кровь твоя сия отравлена выбросами молодых заводов и гниющего леса на дне первых Водохранилищ… Я никогда тебя не трону»!

«Гвелд, ты сюда прибыл не за Корыстью, а сохранить чистоту вод моих. – тихо говорила Ангара. – Поэтому я и явилась тебе, мальчик, ты жаждишь остановить моих мучителей, но уже слишком поздно… Хоть я и богиня, мои воды отравлены, да, мое естество гибнет… Сама я не могу умереть. – Ангара стояла рядом с Олегом и держала его за руку, спокойно смотря на строителя. Жемчуг в ее волосах блестел в утреннем свете, платье скрывало тело немыслимой красоты. Олег не выдержал и заплакал. – Ты плачешь, потому что в груди твоей бьется доброе сердце».

«Вечноюная, древняя, как само ангарское плато… не ценят красоту современные люди. И оттого замучили, затюкали… А ты же им ничего дурного не сделала! Будь моя воля – я бы выгнал всех мучителей отсюда! Я ненавижу плотины, как и тех, кто уничтожает деревни и лес! Ты сама сможешь остановить безумие? Здесь я один. Меня никто не слушает, Ангарида! Для всех кроме меня ты просто вода, что невыносимо осознавать!!! Тебе несколько сотен тысяч лет, и даже больше… А ты так юна, но уже замучена, словно и не было этих лет»!

«Юный сакс, твоя миссия здесь в другом. – Ангарида глубоко вздохнула. – Тебя сюда любовь привела. Ведьмино предсказание… Ты не сможешь скрыть от меня свои мысли и желания: я в миллион раз сильнее. Но ты видишь та мне кровь. Она появилась совсем недавно, и так будет и дальше, и еще больше ран появится, до тех пор, пока все мои воды не будут перекрыты плотинами. Каждый раз, когда на мне появляется эта грязь, эта рана, я чувствую, как ломаются кости в любых местах, и я кричу. Взгляни – они незаживающие, и будут кровоточить до тех пор, пока существуют ГЭС. Ты ЕДИНСТВЕННЫЙ, кто проникся сочувствием к Богам и понял, НАСКОЛЬКО им плохо». – Девушка села на поваленное дерево и горько заплакала. Кельт обнял ее и прижал к себе. Сердце бешено колотилось. В глазах стояли слезы. Он поцеловал рану богини на руке и закрыл ладонью в надежде хоть немного облегчить боль. Ангара гладила его золотые волосы, ласкала шею пальцами. В знак благодарности.

«Я помогу тебе, дорогая. Только попроси, я залечу раны! – Юноша поцеловал дочь Байкала в лоб, перебирая пальцами жемчуг в волосах. – Давай я еще спою, моя милая, не плачь. Я как младший бог среди людей… О Боги, как же ты прекрасна»…

«Я и раньше с тобой разговаривала, кельт Энрике, когда ты во мне нагим плавал. Ты тоже прекрасен, мальчик… Спой еще на гаэльском измученной богине»…

И Олег Аренский запел. И Дева слушала мелодию, а после сама подхватила. И кажется, горькие слезы высохли на время. Вот так сбывалось тайное желание несостоявшегося Темного. Кельт пел, и затихла рыба в воде, птицы смолкли… Мольба была услышана, и Ангарида решила отблагодарить Добром за понимание и сочувствие. А Олег безостановочно играл на гитаре, его пальцы болели, и голос звенел в тишине. И забытые миром слова облегчили боль девушки. Когда вечномолодой Иной замолчал, он чувствовал моральную поддержку. Кровь Ангары оказалась пресной, как и сами воды.

«Когда на мне появляются плотины, я исчезаю из оскверненных мест. Даже шаманы там перестают видеть дочь Байкала. И это происходит постоянно. Осквернять богов – страшнейший грех. Я никогда больше не бываю там, где мне строители ломают кости. Очень скоро мое тело переломают пуще прежнего, и воды окрасятся кровью. Просто закидают булыжниками. И никто, кроме тебя, не услышит моих криков… Здесь будет построена самая большая в мире плотина, и погибнет фауна, когда закроют водопропускники на ней… Но эта плотина долго не протянет, и будет подобна огромной звезде: мои братья и сестры возвратят назад мою боль. В момент забивания меня камнями родится неслыханное по силе Зло, с которым не справишься даже ты! Ты не выдержишь его мощи в момент его рождения, оно обратит свой взор на своих создателей, кои сейчас уничтожают деревни. Вселенная не терпит такой наглости. Сила Зла будет набирать мощь от уничтоженной фауны, от затопленного леса, от заводов, и в конце концов разломает плотину. И мои шрамы начнут заживать, когда ГЭС исчезнет. Я просто взломаю бетон, когда будет дан знак. Гвелд, я помогу тебе остаться в живых, а иначе ты погибнешь, когда Зло ударит по твоей ауре, и выбьет сердце за миг. Такова будет сила удара. У тебя, Энрике, не останется никаких шансов на выживание».

Олег похолодел:

«Что?! Этого не может быть! Как… Почему мне ведьма этого не сказала?! Значит, она меня обманула, отправив на верную смерть?! Выходит, я обречен на гибель… Лягу костьми здесь»… – Он испугался ни на шутку и просто не знал, что можно предпринять. Но Ангарида его утешила:

«Она вообще не смогла это увидеть. Так бывает. Есть один способ спасти тебя от смерти в момент перекрытия моих вод».

«Что я должен предпринять, моя Дева, чтобы не погибнуть при перекрытии вод? Владычица… Ведь должен быть выход! Я все сделаю, что ты скажешь, я готов! Поскольку ради любви поехал в эти края! Скажи… Я НЕ БОЮСЬ… Твоя кара устрашит всех вандалов… тех, кто покусился на супругу Енисея»! – Олег Аренский не отрываясь смотрел на красавицу, даже не мигая. Ему было страшно.

«Не видят люди, что я тоже живая. И никогда не увидят. В благодарность за сострадание ко мне, за доброту ко всему живому здесь, к этому краю я напитаю тебя Силой, и она защитит тебя от смертоносных ударов Зла. Живого Зла. – Девушка сняла с шеи амулет с синим камнем. – Возьми это. Когда в Ином Мире небо станет черным как ночь, когда полетят глыбы, когда я издам вопли, позови меня – я откликнусь на Зов и защищу своего подопечного. Но есть одно условие, золотоволосый Гвелд. Иначе ничего не получится, другого выхода нет. В моем теле сокрыта неслыханная силища. Такая, какая и не снилась даже шаманам, даже ты никогда не чувствовал подобного. И только она сможет удесятерить силу ауры Гвелда, и аура окрепнет, станет непробиваемой. Потому что если бы было иначе, я бы и не существовала уже. РАЗДЕЛИ ЛОЖЕ СО МНОЙ ЗДЕСЬ, ГВЕЛД, ЗАЙМИСЬ СО МНОЙ ЛЮБОВЬЮ… ДЛЯ ТЕБЯ ЭТО БУДЕТ СПАСЕНИЕМ. ТОГДА МИССИЯ БУДЕТ ВЫПОЛНЕНА. БЕРИ МЕНЯ, ЮНОША… Я ТВОЯ»…

– 13-

Олег Аренский так и сел на камень с отпавшей челюстью, почувствовал, как кусок льда провалился ему в желудок. Вот этого он никак не ожидал, условие стало ударом под дых. Секс с рекой, с самой Ангарой!!! Секс с Богиней… То самое, ради чего он вошел в Сумрак много веков назад. Мороз продрал до костей. Внутри все похолодело. Юноша прекрасно понимал, что обратного хода нет, иначе при перекрытии Ангары сила Зла убьет его. И никакой магии не хватит, чтобы отразить удар!

«Ты больше НИ С КЕМ такого не испытаешь, потому что моя Сила пойдет через ауру, через органы, будет частично очень больно ударять там, где у меня раны и переломы. В конце концов закрепляться именно там. Будет неслыханно больно, будет тошнить, колотить, жечь… А потом боль утихнет и придет мягкость, легкость. Взамен я помогу в дальнейшем выполнить твое самое заветное желание. Ты выдержишь немыслимую боль, кельт. И встанешь обновленным, получив защиту от всех плотин на мне, какие есть и будут. Появится мощный иммунитет».

Олег Аренский спокойно слушал, после молча кивнул. Он чувствовал, как кровь стучит в голове, как сердце бухнулось в пятки. Ангарида стояла рядом и улыбалась. Из ее ран по – прежнему текла кровь. И так будет до тех пор, пока существуют плотины. Пока стихия не снесет их, пока люди не поймут: природу силой в рамки не загонишь.

Олег встал, как во сне, подошел к Деве, нежно обнял ее и слил свои губы с ее устами. Свежесть сразу ударила в мозг, язык Ангары ласкал его язык, руки сплелись. В вены ударила речная влага, плюс поцелуй богини обдал так, словно ушат ледяной воды вылили на голову. Гвелд запустил пальцы в волосы девушки, продолжая страстно целоваться, чувствуя, как у него начинаются легкие уколы в руках и ногах. Испытывая при этом неслыханное блаженство, ощущая, как протыкается его аура Силой Ангары. Наконец, первая волна боли накрыла парня, он оторвался от губ девушки и застонал. Девушка помогла ему устоять, а потом закинула ногу на его талию. Гвелд, тяжело дыша от возбуждения, прикрыл глаза, чувствуя, как кость в ноге пробила страшная волна Силы. Он НИКОГДА прежде не испытывал такого ни в плане секса, ни в плане травм. Боль была больше чем чудовищной. Вкус ментола застыл на языке, зубы закололо. Тут богиня принялась целовать Архимага сама, очень нежно и мягко, а его прошивала такая мука, что и представить страшно. Энрике в ответ стал целовать и ласкать раны Ангариды, та отвечала на такую заботу неземными ласками. Гвелд – Олег прижал сильными руками партнершу к себе, гладя спину, шепча: «Я хочу, чтобы твои раны зажили»…, а она: «Спасибо»!

Дочь Байкала впилась губами в его шею, и Энрике издал стон наслаждения, еле вынося чудовищную боль в ломаных костях, которые мгновенно заживали. Силой Ангара ломала Архимагу кости, там же, где у нее были раны и переломы. И при этом от костей Гвелда после заживления каждого перелома тянулись нити неслыханной силищи. Вновь и вновь строитель ласкал раны девушки, делясь с несчастной и своей Силой, а она продолжала смешивать свою мощь с его аурой. Они еще были в одежде, и Гвелд почувствовал тошноту, боль не утихала. Наслаждаясь такого рода петтингом, Олег спасал свою жизнь. Он ласкал плечи, шею, грудь Ангары, при этом держа красавицу на себе: Дева обняла Светлого мага за шею и шибанула Силой сквозь органы так, что у парня из глаз слезы хлынули. Еще чуть – чуть, и золотоволосый красавец не выдержит… Но вот боль стала понемногу уменьшаться, тело пробил холод. Сам он во время ласк еле дышал от боли и возбуждения, чувствуя: мозги вот – вот вылетят. Глаза покраснели, аура обновлялась, а руки гладили обалденное тело. Очень медленно, освободив одну руку, Аренский принялся сдирать с себя рубашку. «Мне больно, но тебе еще хуже… Целуй меня, бери, я весь твой, Я ТЕБЯ ХОЧУ»… Богиня стонала в экстазе, а Олега бил такой сумасшедший оргазм, что темно в глазах становилось. Почувствовав, как боль проломила грудную клетку, он не выдержал и уронил слезу на белую девичью кожу. Та немного сбавила темп, после положила руку на ребра. Скинув с себя последнее, Олег просто лег на богиню, очень аккуратно, терпя адскую боль. Таким образом он энергетически оказался как бы в «коконе», организм уже начал осваиваться. Обцеловывая девушку, он хотел ее все больше и больше. Он все испробовал на ней, все ласки, какие знал, и правда, ТАКОЙ близости у него никогда не было! А когда дочь Байкала принялась его ласкать самым шикарным способом, Гвелд едва не потерял сознание от блаженства. И как раз в этот момент он резко вскрикнул, не утерпев мук. Ангара тут же закрыла его рот поцелуем, обняв.

Голова кельта горела, возбуждение не проходило, наоборот, накатывало, словно лавина. Он наконец откинулся на спину, откинув голову набок, тяжело дыша, чувствуя серию оргазмов. Как они неистово били в мозг и позвоночник… перемешиваясь с вновь возникшей болью. Гвелд весь был выжат, как лимон, но даже и не думал останавливаться. Потом, прижав девушку к себе, перевернув и при этом едва не впечатав ее в песок, он страстно поцеловал богиню и резко вошел в нее, почувствовав воды реки… Ему в ту секунду словно башню снесло, его накрыла волна блаженства, и юноша не замечал боли. Два тела слились в экстазе, а уста и не думали размыкаться.

Все, что раньше испытывал кельт в сексе за века, навсегда померкло, потому как новую близость было нереально словами описать. Человек бы умер от болевого шока через пять минут. Сила Ангары закачивалась в вены и члены Гвелда, как воздух из насоса в шины, и наконец боль стала окончательно утихать. С Олега пот катился градом, и ему все было мало, он желал еще… Мечта сокровенная сбылась, он по – настоящему занялся любовью с богами, но КАКОЙ ЦЕНОЙ… Олег лежал на песке, обнимая Ангару и целуя, с закрытыми глазами, чувствуя, что кончил наверное раз сто. Сама девушка нереально похорошела, на щеках Ангары появился румянец. В результате такого секса у Олега Аренского образовался мощный скелет энергобарьера, который защитит его от неминуемой гибели в день перекрытия реки. Но парень чувствовал – это еще не все. Чудовищно болела голова, боль отступала, на ее смену пришло нереальное блаженство. И шепот благодарности слетел с уст:

«Спасибо тебе, Ангара… Ты спасла мне жизнь… Я НИКОГДА еще не испытывал такой сумасшедший экстаз, и ТАКУЮ боль… Спасибо, дочь Байкала, величественная Ангара»!

«Я смешала свою Силу с твоей, и теперь тебе больше ничего не грозит. Ты выдержал страшные муки, мальчик, и выстоишь в борьбе с чудовищным живым Злом. Дальше все придет само, и здесь возникнет самое крупное Водохранилище на свете… И меня не будет… потому что я уйду в чистые места. Ты облегчил мои страдания, Гвелд, и тебе тоже спасибо… За доброту, за ласку, за то, что понял, НАСКОЛЬКО мне плохо от плотин»…

«Я во время близости старался облегчить твое состояние, моя Богиня… Не в силах видеть твои раны и шрамы… Ты же девушка, тебя бить нельзя! Ты прекрасна, дорогая, как и подобает Богам»…

«Все будет хорошо, кельт Гвелд. Ты устал так, как не уставал за всю жизнь. Отдохни, выспись, мой хороший»…

«Да, я очень вымотан… Это было великолепно… Выжат как тряпка. Вот и сбылась моя давняя мечта. – Олег лежал на спине и глядел в небо, и только сейчас понял, что оно совсем не изменилось! Повернув голову к красавице, он удивился. – А сколько прошло времени, Ангара»?

«Здесь время не властно над нами. Оно остановилось тогда, когда я явилась твоему взору. Там, где меня не видят, оно идет дальше. Скоро и здесь пойдет по своему кругу. Вполне возможно, что прошла неделя, а может и больше. Или меньше, но в лагере строителей уже произошли изменения, я знаю. Там все по – другому. Не так, как ты раньше видел, но наша близость кое – кому наверное испортит настроение там. Увидишь, когда вернешься. В любовном экстазе ты великолепен, я закрепила Силу на твоих костях и на месте моих ран. Я люблю тех, кто проявляет сочувствие ко мне, и караю негодников. Я люблю тебя, Гвелд… Мне и правда стало легче. Позволь мне поцеловать тебя еще раз, красавчик с власами солнечного света… Где же ты еще Богов увидишь… Неизвестно»…

Строитель встал, быстро оделся, и, снова затрепетав, страстно поцеловал Ангариду еще раз, и произнес следующее:

«Я клянусь – если меня и заставят кидать в тебя камни, я постараюсь на причинить боли… Желаю тебе Мира, Ангара, пусть твоя душа, и плоть залечатся, пусть все раны пропадут пропадом! – Олег сжал в кулаке подаренный амулет. В его глазах снова блеснули слезы. Он вновь любовался прекрасным телом, телом в платье из ручьев и сияния, и еще чего – то… – Я позову мою Богиню, когда ее будут бить»…

Вымотанный настолько, что едва держался на ногах, Олег не выдержал, подхватил Ангариду на руки и вошел в воду. Они вновь обнялись и слились в страстных поцелуях. Золотоволосому было безмерно больно за несчастную, подарившую просто НЕРЕАЛЬНЫЙ секс… Гвелд сглотнул комок в горле, чувствуя, что опять хочет близости, но медлить было нельзя. Девушка улыбнулась, разомкнула губы и объятия, и медленно пошла в воды… И услышал Олег Аренский хрустальный голос:

«Прощай, Гвелд, и помни: когда полетят камни с моста, позови меня»!

«Прощай, моя красавица… – Маг поднял руку в знак прощания. – Помни меня… Спасибо за исполнение моей мечты. Я желаю, чтобы больше никто не смел уродовать тебя! Чтобы ни одна тварь больше не швыряла камней! Оставайся такой, какой была до строек. Красивой и желанной… Я сохраню амулет, не отдам никому! Я буду защищать твой Свет! Всегда. Будь счастлива, королева… Мир тебе, дочь Байкала… Еще раз спасибо за то, что мне, кельту, жизнь подарила… Я знаю: разрушая прошлое, не создашь будущего, и не соберут с твоего дна строители камней, а надо бы! Но никто не опустится на дно, Дева Сибири»…

Дева нырнула в волны – и все… Словно и не было ее, но в своей ауре будущий шеф Светлых Братска чувствовал неслыханную мощь. Едва выбравшись на берег, падая от усталости, шатаясь словно пьяный, он полз по булыжникам, спотыкаясь и падая, но полз, чувствуя, что сейчас пойдет по телу еще неслыханная ломка, потому как время пошло дальше… Тошнота подкатила к горлу, мышцы защипало… Юноша побрел к лесу, цепляясь за деревья, но в конце концов упал и вырубился. Неземная близость измотала его до последнего… А усталость не давала подняться. Вскоре Солнце осветило лучами небосклон. НО это было только начало. Когда Олег проснулся, на дворе был вечер. И пошел дальше, к палаточному Братску… чувствуя, что там что – то случилось.

С размаху налетев на сосну, стиснув зубы, Олег чувствовал – его уже ломает, и пора домой валить. Как назло, в эту минуту его увидел Стас, и испугался, но одновременно строитель обрадовался возвращению друга. И не понимал: другу не до него. А Стас было рванулся к Олегу, да Олег таким его взглядом обдал, что молодой Иной встал как вкопанный, подбирая слова… И Стас не выдержал:

«Аренский! Дорогой! Олежа, я тебя по всему лесу ищу, искал, чуть головой не тронулся, от мыслей, где ты есть!!! Испугался, думал что оборотни задрали, уже выпил за тебя как на поминках! Ушел в лес в сторону Вихоревки и сгинул! Ты совсем рехнулся, Олег?! Что за дела»?!

Аренский обалдел от такого напора. Вот наглость: он вот – вот свалится от неимоверной ломки, а тут какой – то парень еще и орет! И он принялся отвечать тем же, и довольно резко:

«Уйди отсюда, Стас, ты что… ты… т… ты совсем свихнулся что ли?! Значит так, не твое дело, где я был и что делал! Пить надо меньше, а не так, что глаза продрали – и за бутылку! Сам стоишь поддатый, алкоголем разит за версту! Вообще – то я ушел утром и вернулся! Ты похоже лишнего хлебнул, раз всякую ересь несешь! Иди домой, не видишь разве, что мне плохо?! Сначала отойди от похмелья, а потом открывай рот»!

«Олег, да разве так можно?! Ты разве не знаешь, ЧТО здесь случилось»?!

«А что здесь может случиться за два с половиной часа?! Да ничего особенного! Лагерь живет как жил, наверное либо пьют, либо работают. МНЕ ПЛЕВАТЬ. Ты – то почему ерепенишься? Я Учитель, и делаю свои дела. До стройки мне параллельно! Блин… как кости все болят… Кошмар какой – то… Больно – то как»…

«В лесу зверье, Олег!!! Оно опять рыпается! Налетели на нас, что здесь было… жуть! Еле отогнали, ружьями и огнем! Они такие гигантские, звери!!! Еще люди пропали, неизвестно кто где»!

«Это за два часа? Ну – ну… Пить надо меньше, Стас! Отвали, прошу тебя»! – Олег не вдавался в детали.

Стас стал ни на шутку обижаться, видя, что его не слышат:

«Аренский, да ты в своем уме?! Ты что, грибов в лесу нажрался?! Все – таки Сибирь! Ты выглядишь так, будто тебя досками отделали, еле на ногах стоишь! Что случилось»!?

«Я не понимаю тебя: в чем дело?! Я едва в лес ушел – все, ищут! Вы тут правда перепили накануне! Ты так вопишь, словно меня искала вся стройка»!

«Учитель, ты хоть видел, ЧТО стало с мостом на Ангаре, который мы строили?! ЕГО НЕТ!!! Волны поднялись, затопило часть берега, мы еле ноги унесли, мостик как щепку унесло и раскрошило! Тут ужас что было! После страшная гроза, буря, бурелома наломало, пожары по всей территории! И оборотни»!

Тут Гвелд понял – тут правда что – то не то.

«Да поделом! – стиснул зубы Олег от боли. Его ломало не по – детски. Ломка шла по костям и мышцам, шибая в голову. Прокатилась волнами по деснам, сладкая слюна заплыла на язык. – Захотела природа – взяла, нечего было тут губы раскатывать! Что ты бесишься, энтузиазм проснулся, захотел денег, славы, девочек?! Началось, жадность на чужое горе! Мдя… надо идти домой, отлежаться подольше… Ужас какой – то, как плохо… Сейчас рассыплюсь»…

«ОЛЕГ, ТЕБЯ ДВЕ НЕДЕЛИ НЕ БЫЛО ЗДЕСЬ!!! ОЧНИСЬ!!! ТЫ СЛЫШИШЬ МЕНЯ»?!

Аренский изумленно уставился на Стаса, у него отвалилась челюсть. Он был в шоке.

«ЧТО?! КАК меня не было две недели?! Этого не может быть! Я ушел совсем ненадолго! К Ангаре! Шел мимо Вихоревки! Как так»?!

«Где ты был?! Я две недели тебя искал! Чуть умом не тронулся»!

«Стас, отцепись от меня, пожалуйста – я сейчас вымотан так, что едва на ногах стою! Вот если бы тебе доской по спине дали – ты бы был в таком же состоянии! Ты разве не видишь – у меня вот – вот пена изо рта полезет, и круги есть перед глазами?! Уйди! Мне сейчас все кости переломали, какие есть, боль такая, что описывать невозможно! Вот как бревном по спине! Пойду домой спать, не лезь, дай прийти в себя»! – Олег сплюнул на траву сладкую слюну, он очень хотел пить. Но Стас, похоже, совсем от нервов совести лишился, и ему стало любопытно, что же там стряслось с Олегом. И стал внаглую расспрашивать.

«Так – так, а с этого места поподробнее! Ты что… к Ангаре ходил?! Ты… ты ее что, видел?! Живую девушку из легенд?! Да»?! – глаза паренька засветились от зависти, любопытства и радости, голос повеселел. Олег про себя усмехнулся и сказал спокойно:

«Да, я знаю, что Ангара снесла мост, и имела на это право… Да, я ее видел, но вот ты бы не удостоился такой чести. Она ПРЕКРАСНА, Стас, только вы сами ее убиваете… бутылками, камнями, бревнами, строите, рушите… а она живая девушка! Никто не понимает, что ее бьют камнями при строительстве! Она является только к тем, кто не громить все сюда приехал, а сочувствовать! И щедро одаряет за Добро, Станислав! И страшно карает за причиненное Зло». – Олег откинулся на сосну и говорил с закрытыми глазами, изредка сплевывая слюну, боль каталась по деснам и в голове… По спине тек пот…

«Ух ты! Повезло тебе! Я по – хорошему завидую»! – и, кивнув, ушел прочь, к себе. Олег смотрел вполуоборота на него и ухмылялся: «Значит, хорошо мы с Ангарой любовью занимались, раз здесь все порушено, как говорят… Дева, спасибо… Мир тебе»…

Территория действительно была изуродована, а люди испуганы. И лишь Олег Аренский знал, что это результат близости с богиней… Так что это и он тоже порушил все, что смог…

– 14-

Горе обрушилось на Старый Братск… Когда наконец по нему начали ходить поджигатели после эвакуации населения и все уничтожать, когда вспыхнул первый дом на глазах у коренного населения, как закричали в Небеса в невидимом Сумраке вековые избы, умирая, тогда людей охватил ужас. С отчаянием на лицах они смотрели, как умирает то, что им было так дорого… где выросли поколения, где души предков жили и живут… На край рухнула страшная катастрофа, какой еще земля ангарская и не видела… Расползся дым по окрестностям, отравляя все, пылала культура, история, жизнь, русский уклад, ради дешевого электричества… Один за другим дома вспыхивали и горели, поджигатели подходили, обливали бензином или чем там бревна и все, жгли… а после, когда рушилась крыша, подгоняли бульдозеры и все сгребали в кучу… Так погибли села, Старый Братск, и зарыдал народ. Который не был приспособлен к жизни в новом городе. Им куда ткнули пальцем, туда и поселили… Со слезами на глазах люди смотрели на то, что им было так дорого… Некоторые падали на колени и молили не трогать ничего, но нет… Вопли, крики, Смерть воцарились в полях и на равнине… А дома, что получше, перевозили на бревнах в безопасное место.

И умирало все дорогое, веками построенное… Кричали истошно старики… но молодежь радостно полезла на стройку – мол, это честь. Дым чудовищного пожарища заволок окрестность, ревел домашний скот, бегали как заведенные кони, а рыжие, умирающие строения вопили в агонии, просящие пощадить их, сохранить старое… Но люди были непреклонны… И кричала Природа, чувствуя надвигающуюся угрозу. Олег Аренский и Стас стояли на мосту через Ангару и оба горько рыдали от такого пожара. И потому, что горело, и потому, что управы никакой не было! Горячие слезы жгли молодую кожу, Энрике слышал крики в Сумраке, но ничего не мог сделать. Уронив голову на грудь, он издал вопль из молодых легких, вспомнив при этом, зачем он здесь на самом деле. Гвелд мог бы уничтожить зло здесь, потушить пожар, но НЕ ИМЕЛ ПРАВА! Живое село погибло, исчезнув навсегда… И остались лишь ползающие, слово танки, бульдозеры, добивающие то, что было цело. Печки торчали как надгробия, и от этого становилось еще страшнее. Негатива разлилось столько, что разболелась голова. Стас кашлял. Наконец, Олег не выдержал и заорал: «НЕУЖЕЛИ НЕВОЗМОЖНО ЭТИМ ЛЮДЯМ ОБЬЯСНИТЬ, ЧТО НА САМОМ ДЕЛЕ ГИБНЕТ ИСТОРИЯ КРАЯ?! НЕУЖЕЛИ ОНИ САМИ НЕ ВИДЯТ?! ВЕКОВАЯ ИСТОРИЯ!!! КАК МОЖНО ТАК ПЛЕВАТЬ НА МЕСТНЫХ»?! Его не услышали…

Глотая слезы, Стас ответил:

«Брат Светлый, они просто не понимают, ЧТО на самом деле творят. Живой край теперь умер, его казнили, его нельзя возродить ни новым Братском, ни заводами. Уже где – то построен Братсклес, но будет и еще, Алюминиевый завод, скоро, как только на плотине закроют водопропускники. Вот и сжигают, потому как уже строят перемычку. Интересно, они сами будут плакать, когда увидят все это? Как закроется все раз и навсегда, и вода начнет прибывать? Они вообще успеют спустить ее в Ангару, а то перельется же! При этом плотина вся только в железе, еще и бетона толком нет… Вот меня сегодня позвали на обьект, я курил только, не больше. Ты мне глаза открыл, Гвелд. Идет полное наплевательство, и никто местное население не спросил, надо ли им это. Фундамент заложен, ты вспомни, как реку булыжниками перекрывали»!

Энрике откинул назад золотые волосы и мрачно произнес:

«Я все помню, и все знаю. Дело сделано, тем более ужас, что творилось… Толпа народа, все счастливые, радостные, с лозунгами… Мне было мерзко глядеть на это. Никогда не забуду… Я сделаю все возможное, чтобы не допустить царствования Зла в этих местах! Я пущу по Ангаре Светлое Начало, кто бы что мне ни говорил! Остановлю негатив! Чего бы мне это ни стоило! Неважно, заплюют меня здесь или нет… Никто мне не указ на этой стройке! Ни заводы, ни люди, ни Наймушин, ни Марчук! Никто! Буду гасить негатив везде, где встречу»!

«Гвелд, возьми меня к себе на службу! Ты меня учишь, я уже умею многое, пожалуйста! Я не хочу плясать на чужих костях»!

дца Олег изумленно поглядел на юношу искоса и повернулся к нему лицом. Да, а сможет ли? Непонятно. Вдруг сломается в самый неподходящий момент? А если девушкой своей увлечется настолько, что плевать будет и на работе? Аренский колебался недолго, но больше надеяться ему было не на кого. И он принял решение взять мага к себе. Зная, что ненадолго.

«Хорошо. Да станет так. В этих краях Свет станет нам опорой. Я надеюсь, нас еще услышат и поймут. Я даже оборотней поддерживаю. И это только начало. Очень скоро Тьма и на стройку проникнет, вернее, уже проникла. Все пойдет по второму кругу, Станислав, все скатится вниз»…

«Олежа, а ты сможешь в этом случае сделать так, чтобы оборотни свалили подальше от стройки? Они уже помстили как следует»…

Олег рассвирепел, вдыхая дым от пожарища:

«НЕ ПРОСИ МЕНЯ ЭТОГО! НИКОГДА! ОНИ УЖЕ ЗДЕСЬ, НА СТРОЙКЕ, ДЕЛАЮТ СВОЮ РАБОТУ, ВЕРБУЯ НОВИЧКОВ К СЕБЕ! ТЫ ЧТО, НЕ ПОМНИШЬ, КАКОГО РАЗМЕРА ОБОРОТНИ НАЛЕТАЮТ НА ПАЛАТОЧНЫЙ ГОРОДОК?! ЛЮДИ ОТ ИСПУГА УЕЗЖАЮТ… И ПОКА ЗДЕСЬ СТРОЯТ ПЛОТИНУ – Я НИ ОДНОГО ОБОРОТНЯ НЕ ТРОНУ, НИ ОДНОГО ВАМПИРА, ПОТОМУ ЧТО УВАЖАЮ ИХ ЗА ПРЕДАННОСТЬ К РОДНОМУ ДОМУ! МНЕ ПРОЩЕ ЗАВАЛИТЬ МРАЗЬ КАКУЮ – НИБУДЬ, ЧЕМ ЗВЕРЯ»!

«Прости меня, друг! Раз так, то расскажи, зачем же ты прибыл сюда, на самом деле? – Стас вытер глаза кулаком. – На все есть причина! Что привело такого мощного мага сюда, в глушь»?

Аренский подобрел и отвернулся. Ему было тошно. Стас все продолжал коры выкидывать в силу своей юности.

«Почему? Это долгая история, и ты ее просто понять даже не сможешь. Для тебя самое главное понять, что делать дальше. Я сам не знаю, что может случиться здесь, когда начнут закрывать водопропускники. Но будет нечто страшное. Сердце подсказывает».

«Страшное – оно и понятно – лес всплывет и все, что было плохо закреплено, так сказать. Вот сейчас сожгли Старый Братск, а дальше что? А кладбища? Их не размоет или все же размоет? Лес всплывет, это понятно… А если трупы поплывут по волнам? Как это будет тем, кого выселили на новые места? Представляю… Но лес будет плавать, отвечаю».

Олег прокашлялся, прежде чем ответить. Тема про мертвецов его резанула прямо по сердцу. А про лес он выразился по – своему… Он снял резинку с волос, и его золотые локоны растрепал ветер. Красота древних кельтов сияла на фоне дыма и Ада… Стас невольно залюбовался товарищем, поотвыкнув от его красоты. Одно дело Олег все в полуклетчатой синей рубашке, а тут – новый образ. И было видно – Гвелд вспоминает прошлое с болью. Он полуобернулся и с горечью сказал:

«А потом все это начнет гнить… Двести тридцать восемь больших и малых селений уничтожено. От них остались только столбы с проводами. И никто гарь убирать не будет! Утонет громадный лесной массив… И знаешь, что самое горькое, обидное, жуткое, – ты это уже сказал, Стас. Размоет могилы… За такое можно лихо в жизни получить… как следует! Рыба начнет сначала биться о плотину, следом дохнуть. Но на все факторы строители рукой машут. В особенности те, кто так хреново разметил ложе Водохранилища! Просто я знаю наперед, КАКАЯ СТРАШНАЯ РАСПЛАТА грядет за это затопление… Говорить страшно – не поверишь все равно… Осквернение могил предков – страшное преступление! Если у кого ума и хватит похоронить тела на берегу – честь и хвала таким людям. А ведь могут и надругаться! Не все уедут из Зоны – останутся! Ты наверное знаешь, как погиб город с тысячелетней историей – Молога? Как триста человек остались там навеки, казнив себя в прямом смысле? Приковали себя намертво цепями к домам и в домах… Недавно было… Тридцать человек пришлось вывозить насильно. Триста погибло. Утонувших объявили психически ненормальными. На самом деле эта в кавычках ненормальность – любовь к родным местам! Любовь! Просто вся трагедия случилась оттого, что решили ГЭС построить! Ты слышишь меня, Стас?! Всех строителей ждет ТАКОЕ, что даже в бреду не привидится и в страшном сне не приснится! Само Водохранилище станет просто озером со стоячей водой, которая будет обновляться лишь в моменты спуска воды с ГЭС!!! Но будет слишком поздно исправлять ошибки… Я вижу перед глазами будущее… Да пошло все в жопу, с этим вашим энтузиазмом мне плевать на всех! И на мое типа „ничегонеделание“ на обьектах… И на зеленый городок тоже плевать! – Он кричал громко и с отчаянием, и слезы катились по прекрасному лику. – И на парочек, которые выставляют свои инстинкты напоказ!!! Да перемрут все от своих идей все затопить здесь!!! Потом перемрете, лет через дваДЦАть»!!!

Олег кричал многое, но не клял. Он слетел с тормозов и долго так вопил, пока наконец не рухнул на бетон и не зарыдал горько и тяжело. Маг действительно НИЧЕГО не мог сделать. Ему уже несколько лет было тошно находиться среди быдла, которое ни о чем больше, кроме себя и стройки, думать не хотело. Он знал, что по приезду девицы на стройке абсолютно ничего не умели делать, но их хоть проволоку научили вязать. И все наивно верят в Светлое будущее… которого на самом деле нет. Ни у кого здесь, на Ангаре, и только у Гвелда есть смысл все это терпеть… плакать, рыдать, мечтать, целоваться с душой погибшей невесты в палатке, а потом выслушивать грязные вопросы любопытных: «Аренский, ты что, напился? Или как? Мда, плохо тебе без женщин»… Вот за такое не раз Олежа месил морду многим. Кому какое дело что там в палатке творится?!

«Гвелд, что же тебя держит здесь? – Станислав помог другу встать. – Ради чего ты сюда приехал»?

«Я ради любви сюда приехал. Не больше и не меньше». – еле выжал из себя тот.

«Да? Тебя попросила возлюбленная? Которая живет в другом городе»?

«Нет. Все очень сложно. Моя невеста была простой крестьянкой, и умерла она в самом начале девятнадцатого века. Покончила с собой. Я просто хочу вновь ее встретить. В двадцать первом веке, в Братске, на Ангаре, на Братской ГЭС, в дыму и в Аду, в мире бетонных домов… Где будет вечная война Добра и Зла… Где… – он вновь прокашлялся. – Но неизвестно в каком году. Мне было сделано предсказание. Я не могу жить без моей Анастасии… Без моей Настеньки… Вот почему я здесь. Да, сейчас я выгляжу не так, как раньше, в русских народных одеждах, вместо них печать боли на лике и синяя рубашка»…

«Вот это да! Теперь это… теперь ясно, почему все девушки на стройке уродливы для тебя. Да ты влюблен, уже двести лет почти… Это ж как надо любить, чтобы все бросить и рвануть сюда!? А погибшая, самоубийца, была красива»?

«Не то слово… Мы до одури любили друг – друга. Но крепостное право не дало нам быть счастливыми… Девушка покончила с собой, ночью. На озере, где мы и познакомились – она купалась, а я просто оказался рядом и спас. Тонула девица».

«О… Ах… А вот что ты будешь делать, если девушка тебя не узнает или не вернется? Или ты не узнаешь»?

«Я узнаю ее. За миг. Тело будет идентично… проще говоря, это будет та же девушка в том же теле. Она сохранит прежний облик».

«Вот это любовь! Парень бросает все и едет в непролазную глушь на стройку ради личного счастья, вырванного насильно! Я знаю, что во времена крепостного права девушку могли просто отдать, продать, убить, подарить, содержать как животное и насиловать когда захочется! Дикость! Я понимаю, брат, что девушку, может, купили, а она в петлю или в омут, как у тебя… Страшно это все»…

«Что случилось, уже не исправить. Меня утешает лишь факт воссоединения. Эта долина после стройки БРАЗА наполнится ядом, и мы будем вместе… Не в Раю расцветет наша любовь, а в Аду. Так было сказано ведьмой… А строителям будет лихо при этом»…

«Ты это уже говорил, брат Светлый. Любовь, пережившая века – это здорово! Кстати, а что случится, если у той, возрожденной, будет парень? Несвободна она, и все? Вот встретитесь, а тут такое»?

Олег одновременно и серьезно, и с усмешкой поглядел на Станислава.

«Этого не будет. Она сама потянется ко мне. К тому же парень может ее и кинуть перед нашей встречей. Они расстанутся. Но сейчас не в том вопрос. И вообще, Стас, хватит мне постоянно трещать о девушках! Достало меня это твое половое нытье! Сейчас тобой движет в плане девушек ясно что. Я же вижу! И потому презираю такой подход. Наш разговор об этом закрыт. Не показывай при мне, пожалуйста, свою юношескую дурь, когда сперма из ушей хлещет! Поскольку я в своей юности в кельтском племени этого до рвоты нажрался! Физиология блокирует мозг. Вот оттого и хочется насиловать! А там насиловать – то нечего! Тьфу… я как увидел целых два эшелона этих… чуть не проблевался! И свою ныне погибшую Настю я не просто так полюбил, а за богатый внутренний мир. Я гляжу на душу, а не на внешность. За реакцию на обертку отвечает сам знаешь что. ХВАТИТ».

«Понятно. Но я не об этом хотел поговорить».

«Если реагирует на каждую, то здесь есть плюс и громадный минус. Плюс – ты в постели хоть что – то сможешь сделать, а минус – ты не разбираешься, кто рядом есть. Красивая – еще не значит хорошая. Чем ниже самооценка, тем больше девица тупее и она будет из кожи лезть, лишь бы быть с кем – то. Но нам сейчас надо думать о последствиях стройки, Станислав. А не радоваться чужому горю. А девицы – доски досками, как матрешки! Я и не пошел, поскольку… А потом начался трах – бабах… Ты глянь – кострища вокруг… Далеко за горизонтом горит ИСТОРИЯ!!! А избы ЖИВЫЕ В АГОНИИ… КАК ТАК МОЖНО БЕЗАЛАБЕРНО И НАПЛЕВАТЕЛЬСКИ ОТНОСИТЬСЯ К ИСТОРИИ»?!

Дома по – прежнему пылали страшным, алым, пронзающим огнем… Весь Старый Братск стал огненным морем, и гигантская стена дыма заволокла небо. Это был триумф строителей – сожгли старое, и теперь все будет новое! Поджигатели делали свою работу – подходили к каждому дому с горящими головешками, лили бензин на бревна… И все… Нету ничего. Огонь лизал, как карамель, дерево, и оно горело, плача смолой и душой, умирая… Унося на будущее дно все то, что было в нем четыреста лет… Некоторые поджигатели забирались на крыши и ведрами добавляли бензина на горящие дома, чтобы быстро все закончилось. Стеной горели улицы Старого Братска, стена огня сияла в водах Ангары… Ад пришел… Корм для Зла… Насилие… А потом по месту казни Старого Братска прокатились бульдозеры… Казненные дома превратились в кучи… И Олег Аренский не мог сдержать слез, видя весь этот кошмар… Ему самому хотелось пустить под бульдозер тех, кто посмел прикоснуться к старине.

НО нет, остались те неравнодушные, кто пощадил несколько улиц прошлого. Гораздо позже, много лет спустя, Олег очень часто ездил в Ангарскую деревню – музей под открытым небом, и подолгу гулял там, плача, сидел на качелях, дышал чистым воздухом, а то и нежно гладил избы… прямо как женщину в постели: нежно и аккуратно, будто они вот – вот развалятся – «Вы мои хорошие, живые, сколько же вас во время очистки зоны затопления погибло незаслуженно… Нелюди убили вас… Живите, домики, не рассыпайтесь! Я люблю вас»… Гвелд был очень благодарен тем, кто вывез эти дома, поновее, из опасного региона, увидь он спасителей – в ноги бы упал!

И был один такой человек в окружении Гвелда – сотрудник Ангарской деревни – СЕМЕНОВ ВЛАДИМИР МИХАЙЛОВИЧ, добрейшей души человек, который мог часами рассказывать про историю Братска, Ангарского края, про эвенков, про религию… Он правда все это обожал, детей тоже, и безответно любил одну женщину… Гвелд встретил Владимира в музее напротив стадиона, да, был музейчик возле улицы Кирова в Братске, и они стали общаться. Молодой человек разделял точку зрения Гвелда. Из Владимира мог бы получиться великолепный Светлый Иной. Что бы он в таком случае рассказывал другим поколениям? Вдобавок Владимиру крепко не повезло в личной жизни. От горя и безнадеги он часто заливал душу алкоголем, и в эти моменты становился похожим на настоящего зверя. Гвелд – Олег иногда по дружбе приходил к нему домой, друзья резались в карты, просто веселились.

Владимир сетовал, глядя на Олега:

«Красивый ты, Аренский, женился бы хоть! Не то, что я! Хоть я и историк, но обделен женским вниманием. Я еще со студенческой скамьи очень люблю одну женщину, только вот она не желает выходить за меня замуж, поскольку я очень ревнивый».

Олег покачал головой и улыбнулся:

«Владимир, мне плевать, красив я или нет, так же, как ты, я очень давно люблю одну девушку. Но жестокие люди помешали нашему счастью. Мне плевать, кто там пялится на мою шевелюру, советские девки – просто крашеный забор. Вечно чего – то хотят и очень эгоистичны. Презираю таких. Понимаешь»?

«Олежа, друг, не все они твари, есть и хорошие. Только, наверное, прячутся от современности. Настоящая у тебя любовь, парень, если на других глядеть не можешь. У меня тоже».

«Вова, если бы та студентка любила тебя, то не выбрала бы другого и не вела б себя как стерва. – Аренский оглядел взглядом огромную кучу окурков от папирос в тарелке Семенова и еще раз – бардак в квартире. Ему по – своему нравилось все это – пыль, исторические заметки, вырезки из газет… Свое все – таки… – Я хоть и молод, но многое знаю и понимаю. Не люблю веселых и безбашенных. Бесят».

«Ты хороший парень, Олег. Кстати, я люблю рисовать шаржи на себя, стихи пишу. И играю на гитаре, куря папиросу. Хоть как – то стараюсь себя занять, когда хандра любовная наползает. А давай спою? А»?

Вова Семенов принес гитару и сыграл пару веселых песенок. Олегу очень понравилось и он в ответ спел свое. Потом мужчина достал запыленную папку с рисунками, и Гвелд долго их разглядывал. Историк был очень доволен. Также он показал начерченные на кальке генеалогии знатных родов, кельт был поражен терпению и смекалке доброго человека. А потом как во сне спросил:

«Владимир, а у вас есть дети»?

Тот сразу оживился:

«Я их очень люблю! Есть у меня дочь, очень добрая девочка восьми лет, Нюшей называю. С пеленок обожаю это чудо, это та студентка родила, после развода с мужем. Я решил помочь воспитать кроху. Покупаю ей книжки, конфеты, зимой ходим на снежную горку в городок и катаемся. Такая симпатяга! Сам бы воспитал, если бы была моя воля»!

«А что там не так? Мать не занимается? Обижают»? – насторожился Гвелд, поскольку очень давно и сам был отцом много раз.

«Это не то слово, что не воспитает. Семья живет через двор. Мама пытается найти свой идеал и совершенно игнорирует дочь, а та страдает. Каждый раз приходится приходить и разбираться. Плюс дома у них жизнь не сахар – дед Афанасьич пьет каждый день, а бабушка его буквально на себе таскает уже много лет. В доме нет радости и гостей, разве что я. Единственное, приходить приходится вечером, когда все стихает. Сидим в маленькой кухне, едим тортик и салаты, что бабушке не нравится: считает каждую котлету, мне лично противно. А девочка просто сияет, когда я появляюсь на пороге, и сие сияние есть счастье. Я всем говорю, что Нюша – моя доченька, она очень тянется к моей любви, к ласке. Детям это очень нужно. Особенно девочкам. Вдобавок в школе над крохой издеваются, бьют. Она уже драться умеет, а я ее забираю из школы и утешаю. Симпатяга! Забрал бы с собой, да кто даст? Никто. Вот и приходится так выворачиваться». – Владимир Семенов говорил спокойно, но подавленно. Гвелд отлично понял его.

«Вдобавок, друг, бабушка каждый вечер, когда я не могу Нюшу забрать из школы, сама за девочкой заходит, и каждый вечер уроками доводит до истерики, бедную, и своими криками! Ну такая она, бабушка. Ребенок плачет целый день, шорохов боится! У нее же психика полетит! Бабуля этого не понимает и вдобавок бьет ее! Представляешь?! По голове, по спине, по шее»!!!

«Какой ужас! Она же еще дитя»!!! – ужаснулся кельт.

«У бабушки ума нет понять, что двойки в школе – это не значит плохо. Вот так женщина битьем по вечерам заставляет внучку учиться. Хотя видно: нельзя так, дитя бить – грех»!

«Да я бы сам ее за такое… Дура она и есть дура! Кстати, а у тебя есть фотография девочки»?

Владимир тут же достал из шкафа фотоальбом и вытащил оттуда небольшую фотографию, девять на девять. На ней были сам Владимир, восковая фигура Горбачева, и маленькая, улыбающаяся девочка в розовой кофточке, алым бантом на затылке, громадными серыми глазами, и несколько зажатой улыбкой. Видно было – кроха стесняется и зажимается. Владимир стоял сзади, положив Нюше руку на плечо. Кельт поглядел пару секунд на фото и замер, пораженный.

Он очень долго рассматривал ребенка, сильно узнавая что – то, да, что – то в ней было очень знакомое, доброе и родное. Особенно Энрике поразили глаза. Мысленно представляя, как будет выглядеть девочка лет через десять, он таращился все больше и больше, ошарашенный.

«Олег, что с тобой»? – насторожился Владимир. А тот, не отрывая взгляд от фотографии, загадочно произнес:

«Она Волшебница… Красавица… Это что, та самая девочка семилетняя, когда я один раз мимо тебя прошел? Помнишь? В 1992 году? В мороз»?

«Да… Мне понравился ее костюм бабочки на Елке. Мохнатая спинка с крылышками… Сам сделал»!

«Очень горько, что Нюша растет в семье, где дед – алкоголик и где бабушка может махать кулаками, а мать не замечает… Страшно верить! Это битье добром не кончится – ребенок может стать в будущем киллером, и начнет мстить за унижения. Родители сами не понимают, ЧТО творят».

А сам подумал: «У девочки мощная аура Иной, но пока скрыта, и это вижу только я. Она уже не по годам взрослая. Магический потенциал высокий. Лет через десять Нюша должна стать Волшебницей немыслимой мощи, только вот что она будет с этой Силой делать? Все признаки налицо».

«Киллером? Очень бы не хотелось… Я же очень люблю ее!!! Короче, Олег, лет через десять я ее за тебя сосватаю! Красавица вырастет! Хотя… тебе уже много будет… Тридцать».

«Владимир, я в 18 лет попал в страшную автокатастрофу, где бы никто не выжил! После этого напрочь перестал стареть. Я не состарюсь». – соврал Олег Аренский.

«Это интересно. Ничего, я вас познакомлю, может, что выйдет»…

«К этому времени все может измениться, друг. – спокойно сказал Иной. – Давай лучше чая выпьем… А фотография – прелесть! Только вот что – то голова болит»…

ОТКУДА мог знать Гвелд, КТО был изображен на фото?! Он почувствовал, как его сердце забилось слишком бешено, но успокоилось. Эта девочка в розовой кофточке в будущем превратится в Великую Волшебницу по имени Тильсирвэ, киллера Светлых, и вычистит с Энрике город от Темных, и Гвелд будет с ней вместе как начальник, и как суженый… Они будут любить друг – друга… А сейчас, в девяностых, девочка эта просто забитый ребенок… что позже и толкнет ее на Иной путь…

– 15-

На улице Рябикова в три часа дня было сравнительно тихо. Компания деградированных гопников сидела на траве возле Школы Искусств №3, и, матерясь, поносила неформалов. Один из них, бритый Темный Иной, усиленно рылся в карманах брюк и куртки в поисках мелочи на пиво. Грязная одежда пахла табаком за версту, возле колен брюки были рваными. Плюс этот малолетний гопник толком сам не помнил, когда мылся в последний раз. Ему всегда все по фигу. Пачка презиков в куртке прибавляла уверенность в себе и своей «неотразимости». Еще бы, пятнадцать лет – золотой возраст! Вот сейчас смесь пива с какой – то дрянью бы смешать – и пойти по девицам! Вставил – вынул, и все дела! Никаких обязательств, никакой любви – вечный кайф! Драйв!

Ни у кого из пятерых гопарей денег не было, и они решили настрелять денег у прохожих. Огляделись, почесали затылки. Скудно… с пожилых брать нечего – итак маленькая пенсия, у женщин среднего возраста тоже не надо – идут уставшие, со своими проблемами: отошьют так, что любая дипра свалит! Девчонки? Да они сами с пивом в руках, и то часто с парнями. Хотя, если было бы что, кроме секса, предложить, наверняка разрешат отхлебнуть глоток. А бухать хотелось уже часа три, и делать было нечего.

Наконец, бритый пошел подыскивать жертву. И нашел минут через двадцать у ближайшей остановки. Красивый парень, в черном пальто, в шляпе, настоящий интеллигент, высокий сердцеед… У такого наверное денег куры не клюют, но, приглядевшись получше, гопник исполнился ненавистью: незнакомец носил длинные золотые волосы, на руке был неформальный напульсник. Неформал. А раз неформал, то значит сволочь и враг, и его надо срочно прогнать, или просто отпинать как следует. Скрежеща зубами, подросток размашистым шагом подошел ближе и грубо крикнул:

«Слышь, ты, покурить или побухать есть»?

Незнакомец не обратил на это никакого внимания. Что еще больше распалило мразь. И потому мразь продолжила орать:

«Ты, мразота, е……й нефор, дай мне на пиво! У меня сушняк»!

Красавчик обернулся и спокойно поглядел на невоспитанную сволочь. Гопник невольно вздрогнул от мудрых не по годам глаз.

«Так что тебе надо? – спросил золотоволосый. – Я не е….й, поскольку в свое время давно поимел многих. Пиво хочешь… Пей! Пожалуйста»!

Молодую тварь ошарашил спокойный тон. И тварь заткнулась. Почти.

«Я… правда… пить хочу… Дайте мне пятьдесят рублей»!

В ответ на это неформал сел на скамеечку, положил руку на колено и спокойно поглядел на врага, Темного. Тот неожиданно почувствовал соль на языке, ничего не понял, а сзади услышал странный треск. Хотя откуда он? А золотоволосый просто СМОТРЕЛ. От такого взгляда пить хотелось еще больше.

«Зря ты так орал – меня крик не берет».

Мимо, как обычно, ездили машины, треск сзади не прекращался. И вдруг внутренности взорвались неслыханной болью, словно их рвали в клочья. Древняя Сила Светлого Иного с треском проламывала Темному ребра, перед глазами сначала поплыли точки, а после черные круги… Где же Темной твари было догадаться, что треск за спиной – треск собственных костей?! Он вначале не понял происходящего, тупо глядя на собеседника, а после почувствовал на языке собственную кровь. Она буквально хлынула из горла, щеки надулись, и гопник просто с изумлением выблевал ее на асфальт. По шее и с углов губ потекли алые струйки протравленной крови… Тот пытался что – то сказать, но нет – снова рвота.

«Я же говорил – не надо орать и материться. Ты пить хотел, Иной Тьмы? Пей. Я дал возможность. Врагам денег не даю».

Темный еще раз вздрогнул и, почувствовав, что это конец, рухнул на остановку мертвым. К ногам Архимага потекла быстро разрастающаяся лужа крови. Очень спокойно парень глядел на весь этот ужас, а потом достал из кармана альбомчик с лицензиями и сверил данные. Он знал – эта мразь должна была умереть месяц назад, но долго скрывалась, пришлось приманить к себе. Лицензия давно лежала в офисе. Древней Силой красавец перемолол кости малолетки как в блендере, в особенности грудную клетку. Перед ним теперь лежала просто груда мяса, пахнущая солью, потом, мочой, пивом, химией, табаком, потом, желчью, таблетками, и еще какой – то гадостью. Следующим маневром Энрике спустил труп и все его составляющее в Сумрак. А через минуту к нему подбежала коллега – девушка в офисной одежде. Энри страстно поцеловал ее, обняв, а после, взявшись за руки, они пошли в сторону осеннего леса…

Остановка была чистая, словно ничего и не произошло… А всего лишь Тиль не добила одного… Вот и пришлось ловить… чтоб беда не случилась.

– 16-

Ничего не предвещало беды. По крайней мере, день перед перекрытием Ангары. Июль, солнышко, все рады… С чего бы это? Искрится Ангара на солнышке, птицы запели… А народ от радости как будто взбесился… Приехали высокие гости, Старый Братск очень оживился, люди доставали советские лозунги, пригнали нереальное количество машин – грузовиков… Праздник? А какой? До некоторого момента Олег со Стасом не знали. По небу разлилась радость коммунистов – строителей, и палаточный Братск тоже, что называется, стоял на ушах. Хотя Старый Братск и принимал новых приезжих, вот только толку – то? Никакого, все равно ему суждено навсегда уйти под воду. Олег Аренский проснулся от громкого говора в палатке, от запаха алкоголя и от аромата камбалы. Народ пил газировку, водку, еще что – то… Но все разговоры свелись к тому, что Ангару завтра будут – таки перекрывать, и что сейчас на каменоломне рубят глыбы. У парня – кельта от такой новости упало сердце. Началось… Вот оно…

Даже завтракать от такой новости не хотелось. Несмотря на то, что мошка как ела людей в жару, так и ест. Лица комсомольцев были освещены невыразимым счастьем. Вот он, долгожданный день перекрытия! Ради чего приехали на стройку, ради славы, люди укладывали понтоны и бревна в сорокоградусный мороз в воду голыми руками. Лишь бы прогреметь на весь мир. Построив самую большую ГЭС в мире. Осталось лишь фундамент заложить. Момент настал. Молодежь пела про Братск, о палаточном городке, о Старом Братске, который еще в 1951 году был преобразован в рабочий поселок. Вроде знали, что все утонет, но молодость есть молодость… Аренский среди всех был хмур как туча перед грозой. Он вспомнил слова Ангары, и сосредоточился. Его также резануло свое имя в списке шоферов – строителей, и после мир рухнул… Все… Началось… Он будет вместе со всеми перекрывать реку… Свершилось… Стаса пронесло… он не был указан. Также и начальство стройки подтвердило, и выкрутиться было просто невозможно. Когда Олег увидел Марчука в тот день, день объявления, то смерил того таким взглядом, что бы мертвый встал.

Юноша ходил по Старому Братску и по палаточному городку, сжимая в руке подаренный амулет Ангариды. И плакал. А вокруг все радовались и смеялись. Глотнув у себя дома чая без сахара, Аренский расстегнул рубашку, надел украшение и еще раз вспомнил, ради чего явился на эту стройку. Вспомнил, как занимался сексом с Ангарой и еще горше зарыдал. «Сволочи, – думал он, вытирая глаза кулаком, – вы не понимаете: ей же больно!!! Ангара живая, как и вы! Она прекрасная девушка, добрая, дарящая лишь благодать в этих местах! Вот, свершилось: рождается Зло, докатились… Все сейчас думают, что богов нет вовсе, а Ангара – это так, речка… НЕТ»!

Олег плакал очень долго, шепча: «Ангара, Ангарида, меня заставили… Заставили бросить в тебя глыбы… Я кину камень поверх других глыб, моя хорошая… Я помню ЭТУ боль и нашу близость… Спасибо… А они… они свое получат, вернее, уже: оборотни так и бродят по лесам, убивая молодых. А что им остается делать, как остановить? Другой бы сделал то же самое, Ангарида»…

Олег также вспомнил, как однажды он бродил по опустевшим степям и наткнулся на сваленные в кучу шпалы и останки домов. Кровью обливалось сердце парня, когда он увидел могилу старой культуры. Медленно, шатаясь, Аренский подошел к мертвым постройкам, прижался к ним, постоял немного, нахмурившись, а потом просто залез, сел на шпалу и заплакал. Неподалеку была дорога, по которой ездили самосвалы, и Олег готов был их прямо уничтожить магией, но не имел права. Он сидел на обломках прошлого и неистово колотил кулаком по шпале, не в силах что – либо изменить ЗДЕСЬ. А после просто рухнул без сознания на обломки, и свежий ветер ласкал его тело, целовал губы, глаза, волосы, щеки… Аренский не помнил, СКОЛЬКО пролежал так, но легче не стало. Слышалось хриплое карканье ворон.

Ах, как бы он смел бульдозерами тех вандалов, кто посмел поднять руки на те постройки! Как бы гонял молодых варваров по полю, пока те не рухнут от усталости! Но снова: ПРАВА НЕ ИМЕЕТ. И остается только одно: ЖДАТЬ. Ждать свою возлюбленную в новом воплощении. «Любимая моя, ПОЧЕМУ нам суждено встретиться именно ЗДЕСЬ?! Почему не в другом месте»?!

Потом маг просто побрел прочь. И таких куч по всему ложу Водохранилища было слишком много, и никто даже не догадывался, ЧТО будет твориться НА ДНЕ… Это сейчас территория под открытым небом, а потом… На ДНЕ, которое станет самым настоящим АДОМ для убитых Темных Иных Братска… На который в Сумраке глаза бы не глядели… Где будет нереальное количество трупов как самоубийц, так и с размытых могил… И ЧТО сделают потом с мертвыми, вымытыми с кладбищ… Некоторых на берегу похоронят, а вот многих… ах, даже представлять не хотелось, ЧТО с ними будет… А будут на катере вылавливать мертвых, и… Промолчать лучше. Страшно. Где души умерших будут злиться на живых, куда отправлены все Темные Иные… о чем уже говорилось. Но это – в будущем, когда окончательно все затопит… если верить расчетам самих проектировщиков…

Также существовала карта с расчетами границ Водохранилища. Но сойдется ли все в реальности? Лучше бы не сошлось… Это и желал Гвелд.

Он вышел на улицу Старого Братска и поднял голову вверх. Глубокое голубое небо кружило голову. Словно опрокидывалось на Сибирь громадным одеялом. Возле берегов Ангары будут с утра собираться люди с плакатами Ленина, Сталина, еще кого – то… Мост был готов. Олег помнил, как его в первый раз в клочки разнесла Ангара, когда он занимался любовью с богиней. Помнил, но не видел. Ему сказали. Кельт почувствовал комочек под языком. Вытирая слезы, он любовался последними невинными часами небосвода, понимая, что это ВСЕ… За всех все решило начальство…

А люди искренне радовались, где – то бегали дети лет трех, старики горевали и говорили, что очень плохо все закончится. Аренский знал: не все сгорело в огне… Некоторые люди вообще отказывались уезжать. Казалось, что Светлая Сила замерла. И где – то бродит Ангара, красавица девушка с окровавленными руками и ногами. Олег в синей рубашке стоял на мосту и смотрел вниз. Потом присел и заставил себя успокоиться. Тут – то он видел: никакая магия не остановит молодежь. У них в голове другое. Но чего не сделаешь ради любви! Если ведьма, конечно, не наврала… Перед кельтом словно встал непроходимый барьер из невидимых кирпичей. Ладони и ступни закололо. Парень поцеловал амулет Ангары и прошептал:

«Милая девушка, меня заставили сесть в этот самосвал… Я не причиню тебе вред»…

«Ты и не причинишь, кельт Гвелд. Ты сам все увидишь, только позови меня, как только Зло накроет все, что здесь есть… Такова цена за собственную жизнь, мальчик. Вспомни близость со мной и боль, какую еще никто не испытывал… Вспомни ту, которая утонула, любя тебя больше самой жизни… Вспомни поход к ведьме, предсказание… Недолго осталось ждать, мой хороший… Только выдержи, пронеси Свет Истины по плотине, расскажи Иным, чего ты стоишь… Отринь денежные удовольствия, электричество, ты – луч Света в этой долине… И останешься им навеки… Но Зло даже тебе нельзя устранить и даже с моей помощью… Помни, ради чего ты здесь. Ты выше власти и корысти. Но останется после затопления чудо на берегах, ищи его».

Голос Ангары затих. Олегу стало легче. Он смирился с тем, ЧТО будет происходить в девять утра. Или раньше…

«Я не хочу этого! Ангара, Ангарида… Я умею водить машину, но НЕ ХОЧУ»!!!

«Ответы придут, Гвелд. И девушка тоже».

«Разломай своей красотой и Силой монстра, Ангарида… Я не могу смотреть на весь этот ужас»!

«Ничто не вечно, мальчик».

Олег подошел к сосне, обнял ее и поглядел в сторону. Его две тоненькие косички, заплетенные по бокам, были закинуты за уши. Тяжелые локоны – кольца тоже слышали голос богини. А кольцо на пальце сияло холодным огнем. Кельт дышал глубоко и ровно, но сердце готово было просто выскочить и убежать. В Сумрак было спрятаться легче легкого, смотрит в него Аренский – чисто, негатива нет. Потом он перевел взгляд на берега – скалы Ангары, прикидывая расстояние, куда можно будет переметнуться порталом, если что.

И так весь день Олег ходил чернее тучи. И утром, встав как по команде, и стиснув зубы от ярости, он пошел к машинам, постоял немного… Ему было тошно и горько. Но время поджимало. Кто – то из коллег – шоферов пожал ему руку, парень даже бровью не повел… Аренский стоял у своей машины, отчаянно переваривая в голове информацию. Делать было нечего.

«Великий день настал, товарищ! Что же ты не рад этому? Москва будет горда за нас, ведь Ангару перекрываем! Никто еще никогда не строил плотин больше и мощнее! Мы прославились на всю страну! Ну же! Слава КПСС»!!!

Аренский докурил папиросу и хмуро буркнул:

«Ты вообще когда – нибудь спал с женой или с девушкой так, что хотелось либо ей кости перехлестать, либо ей тебе? Как граненые стаканы по пьяни? Ответь мне, пока есть время».

Шофер изумленно поглядел на него, принюхался:

«Аренский, Олег, ты что, порядком принял перед перекрытием? Ты нажрался? Во даешь! Вроде не пьяный, но то, что пил, видно. К чему ты о женщинах разговор ведешь? Ты приехал сюда трахать девок, вот тебя и не видно? Вот почему в лесах прячешься»? – и сплеванул на землю.

«Это я так, к слову. Здесь опасно. И кто кого трахал долго и верно, видно невооруженным глазом. Поехали, б…я. Начальство требует». – холодно отрезал Олег и залез в свою машину. Разговор явно пошел не туда куда требовалось.

Усевшись в плоское кресло, Гвелд почувствовал лед во всем теле. Свершилось… Сейчас, вместе со всеми, он рассекет великую реку Сибири надвое… Встряхнув золотыми волосами, юноша очень медленно положил руку на руль и застыл в ужасе. Его вовсю колотило, захотелось пить… Просмотрев через Сумрак рычаги, Олег обнаружил: машина старая и скоро развалится. Запах свежезалитого в бак бензина ударил в голову парами… «Выхлестайте сами это топливо, да побольше! Твари»! – прошипел Аренский и сглотнул слюну.

Сидеть так ему долго не пришлось: сосед по машине окликнул. Буквально вцепившись в руль, Аренский выдал две фразы:

«За тебя, любимая»…

И:

«Прости меня, Ангарида»…

Когда Энрике повернул ключ зажигания, его едва в прямом смысле не свалил приступ от нервов. Пара секунд показалась магу вечностью. В голову ударил жар, а завести машину не вышло – не поворачивался ключ. Застрял. Это сразу подняло настроение на треть. Самосвал гудел мотором перерывами, но окончательно не заводился. Олег вмочил кулаком по рулю, машина вроде дернулась и завелась, и снова замерла. Было ясно: неисправна, верно. «Так вам и надо, не поеду»!

Это был знак. Словно сама Природа заблокировала процесс. Но спустя десять минут машина все – таки завелась как следует. И Олег поехал в колонне, весь ледяной от ужаса, за глыбами. По венам вместо крови циркулировал ментол. А в ясных глазах застыли слезы и нескончаемая Боль… На шее парня висел амулет богини. Потрясываясь на кочках, машина ехала на каменоломню, люди в кабинах веселились, не осознавая, что многих на перекрытии ждет поистине страшная смерть. Всех как одного переполняли драйв и счастье. Кроме Олега. Как рыбы на нерест, гонимые инстинктом, люди жаждали кидать булыжники в волны… И ничего их бы не остановило… На первой машине висела табличка с лозунгом: «На штурм Ангары!», слышались вопли: «Мы покорим тебя, Ангара!», «Слава КПСС!», «Слава Наймушину!», «Ура»! А Гвелд думал: «ВОТ УЖ КТО ПОКОРИЛ АНГАРУ ПО – НАСТОЯЩЕМУ, ТАК ЭТО Я, А НЕ ВЫ. ТАКОГО СЕКСА НИКОГДА И НЕ У КОГО НЕ БЫЛО… ПОТОМУ ЧТО НЕ ЗАСЛУЖИЛИ»… – И КРЕПЧЕ ВЦЕПИЛСЯ В РУЛЬ.

Душа кричала от боли и рвалась на части, слезы, не переставая, текли по щекам. Все… Бесполезно что – либо поменять, потому что ты в машине со всеми… Глыбы громыхнулись о кузов, словно удар Судьбы, ударив болью в сердце… Защемило парня ею… В голове пронеслась почти вся жизнь. Время шло. Аренский развернул машину и поехал обратно. И этот путь показался ему вечностью. Время остановилось, когда колесо грузовика коснулось моста. Гвелд словно приклеился к пейзажу за лобовым стеклом. И снова застыл. Вот оно, начало конца и стройки, и города, и жадности. Олег глянул в Сумрак – чисто… Ангара несла свои воды в неизвестность, мощное течение пугало. Юноша не обращал внимания, что другие водители начали сигналить ему. Машина замерла. Пять минут показались бесконечностью, звуки растянулись, цвета померкли. В последний раз Ангара выглядит на Падунских Порогах так, после – все… На другом берегу реки люди ждали… сигнала. Машины выстроились в километровую линию и приготовились атаковать. Вот и Аренский «припарковался» рядом со всеми в ряду, вцепившись в баранку и держась за рычаг. Ему на самом деле хотелось разогнаться как следует и посносить машины в воду, отомстить. Небо в последний раз блеснуло своей невинностью, и из громкоговорителя вылетел приказ… уничтожить прошлое мест.

Как во сне, Олег Аренский снова повернул ключ зажигания, и машина завелась вновь. Со словами прощения на устах к Ангариде он магией заблокировал механизм, и мотор заглох. Потом он начинал стрекотать. Гвелд просто пытался замедлить процесс варварства, но потом он все же въехал на мост. Резкий толчок колеса – как удар Судьбы, из глаз вновь хлынули безудержные слезы. Другие самосвалы уже были готовы сбрасывать глыбы в Ангару. Гвелд снова решил препятствовать распространению Зла здесь. И решил твердо и тысячекратно. «Я не дам здесь все уничтожить, ради нашего с тобой будущего, Анастасия! Кем бы ты ни стала в новой жизни – я люблю тебя! Только вернись! Моя любовь вечна, милая, больше никого нет в живых, кто бы разлучил нас! Я верю – воздастся всем»! – и с этими мыслями встал в колонну, уронив голову на руль.

Золотые волосы и две тоненькие косички волной накрыли баранку, парень вновь магией вырубил машину. Снова глянул в Сумрак – чисто! Никто еще и не сбрасывал камни. Олег подумал, неотрывно смотря в одну точку: «Есть время разбрасывать камни, а есть время их собирать. Ох, не сможете вы собрать со дна Ангары камешки, и расплата будет поистине чудовищной! Но никто не сможет сдвинуть плотину с места, никто и никогда не уберет гранит… Эх ты, зеленая молодость необьезженная»…

Водитель из соседней машины что – то крикнул Аренскому, а тот медленно повернул голову в его сторону. «Да знал бы ты, насколько прекрасна Ангара»! – в сердцах подумал он. Сплюнув на мост из открытой двери, он мрачно огляделся. Машин было много, и все как одна нагружены. До уха Энрике донеслась команда из рупора… Парня бросило в пот. Стиснув зубы, он разблокировал ключ зажигания и стал ждать. Он знал: восемьдесят процентов строителей приехало с таким мировоззрением в голове, что мол от них все произошло на этой земле. Этот фактор бесил кельта больше всего. В Сумраке по – прежнему было чисто. Задумавшись так, Олег не сразу услышал, как строители – шоферы нажали на рычаги и по невидимому миру прокатилась ударная волна, словно от взрыва… Ливень новых слез хлынул из глаз, и Аренский услышал из Сумрака истошный вопль Ангариды, девушки, которую неистово стали забивать камнями… Он с ужасом поглядел через Сумрак на воду – она начала быстро пускать алые струи, и скоро весь сектор перекрытия был окрашен кровью. А шоферы смеялись и радовались, толпа на берегу аплодировала.

Ошарашенный и испуганный, Аренский озирался, глядя то в невидимый мир, то в реальность. В реальности не происходило ничего страшного, а оглушительный плеск воды не давал разобрать слов. В невидимом мире небо было еще голубым, но крики Ангары не умолкали… «Девочка моя, прошу тебя, останови безумие, тебе очень больно, да, они думают, что ты – просто вода»! – рыдал Аренский и с откровенной ненавистью глядел на толпу на берегу. Он все знал. И что Роза Ветров рассчитана в корне неправильно. НО весь ужас начнется позже. С истошным воплем Олег нажал на рычаг, и глыбы с оглушительным плеском рухнули в реку. После он развернул машину и поехал за камнями. Его всего колотило, а в Сумраке струи крови из реки безостановочно били вверх, напитывая зародыш Зла. Где – то на ложе Водохранилища в Сумраке вековые деревья и сосны от акта надругательства над Природой согнулись почти до земли под волной Зла, как от ядерного взрыва. Они погибнут под прибывающими водами, и сохранятся фото, где эти деревья стоят в воде. Но все решено уже и предрешено… Как и сама судьба строителей…

Олег ехал за камнями и с ужасом глядел на окровавленную реку, не в силах что – либо поменять. А под голубыми небесами в другом мире творилось нечто чудовищное. Из – под брошенных глыб хлестала алая, свежая кровь. И когда Гвелд снова подъехал к мосту, время как будто остановилось. Перед глазами все поплыло, несколько минут прошло как тысячелетия. Олегу очень не хотелось вновь въезжать на мост. Он разом вспомнил всего себя в прошлом, и внезапно перед глазами кельта возникли железнодорожные рельсы, уходящие с берега в воду. А следом от границы воды и берега в небо взлетел слепящий Свет, а позади него – черная, как ночь, энергия над Водохранилищем. Рельсы излучали двойную энергетику, Светлую и Темную. Но вот наваждение исчезло, и время пошло дальше…

Строители – шоферы, бомбя Ангару все неистовей, ссыпали глыбы в воду словно зерно в грузовики на поле с комбайнов… Кельт снова глянул в Сумрак и увидел: что – то пошло не так. В небе повисла едва различимая дымка Тьмы, и шла она от моста, с которого летели камни. Золотоволосый Иной «подвесил» кузов над водой, и снова нажал на рычаг. И вот рычаг заклинило, но несколько глыб улетело вниз. Две осталось. Олег Аренский никак не мог ослушаться начальства, и повторно рванул рычаги. Вот еще одна глыба улетела вниз, остальные машины трясло так, что и представить сложно, они буквально взлетали на колесах вверх, с огромным риском сорваться вниз. Юноша повернул голову и увидел, как одна машина так подпрыгнула и сорвалась в воду, только человек из кабины успел выскочить – дверь была открыта. И еще одна машина, только уже с молодым водителем, не рассчитав рывка, улетела в воду, и ее моментально поглотили ангарские воды, и следом камни… Олегу стало страшно, но было еще чудовищней оттого, что шоферам оказалось абсолютно срать на коллег, на машины, которые уже валились в воду! Один скидывает, а второй, не так повернув рулем колесо, летит в воду без шансов спастись. Олег видел – все, кровь человеческая пролилась, как жертва, и тут дрогнула невидимая материя…

От неслыханного грохота из тайги к берегам вышли звери – медведи, а следом за ними вылезли и оборотни, и направились к палаточному Братску. И снова радость строителей была подпорчена, так как Иные – Темные часть молодых утащили в тайгу. Других оставили жить с даром нелюдя. Такова оказалась месть за вторжение на чужую территорию.

А Ангара по – прежнему продолжала истекать кровью, кричала, словно роженица, и только Гвелд ей сочувствовал. Он знал и видел: на перекрытии Ангары гибнут люди, что ключ к разгадке трагедий будущего лежит именно в перекрытии реки. Именно на этом моменте. И никто никогда не достанет его… потому как невозможно ничего изменить. Бурлящие воды Ангары приняли в себя несколько жертв, кельт еще раз дернул рычаг и понял: колесо самосвала соскочило с опоры и машина сейчас улетит в воду. Парень вошел в Сумрак, с воплем открыл в лобовом стекле портал, и нырнул туда чуть ли не кубарем, оставив лишь для многих солнечную вспышку на стекле.

Через две секунды его машина вместе с одной глыбой рухнула в воду и была уничтожена соседским энтузиазмом – глыбами…

– 17-

Олег вылетел с ослепительной вспышкой из портала, закрепленного на скалах Ангары, И ОЧУТИЛСЯ НА ВЕРШИНЕ СКАЛ, отдышался и огляделся с ужасом, медленно обхватив голову руками… Прикрыв ладонью уста, он, ошарашенный, стоял в Сумраке и смотрел… сжимая в руке амулет.

И УВИДЕЛ… УВИДЕЛ РОЖДЕНИЕ ХИМАУРЫ – ЧУДОВИЩНОГО ЗЛА. Схожее с ядерным взрывом.

Из вод, омытых кровью Ангары и строителей, хлестала кровь… Алая и черная, непохожая на девичью… Вот река в районе моста забурлила пеной, разошлась в середине кругами, и оттуда в ясное небо ударил черный луч, разливая вокруг себя негатив чудовищной силы и мощи. Аренский за весь свой стаж никогда не видел ничего подобного и перепугался ни на шутку. Луч испускал в воде волны, а строители по – прежнему перекрывали реку. В небе вначале появилась дымка, словно от костра, превращаясь в тучи, словно при грозе, чернея с каждой секундой… Словно при солнечном затмении, небо стало интенсивно менять цвет, и наконец окончательно почернело от чудовищного негатива новорожденного Зла. И время на миг остановилось, поднялся сильный ветер, черные тучи в Сумраке пугали, поражая воображение, а Олег – Энрике круглыми глазами смотрел на весь этот ужас. Вопль Ангары не стихал, Энрике не верил собственным глазам: чудовищное Зло накрыло все небо, и готово было убивать, жрать… Схватясь за голову, Архимаг осознавал: за свою жизнь он видел всякие кошмары, но от ТАКОГО зрелища у него пересохло горло. Чувствуя, что чернота уже попробовала кровь людей и вошла во вкус, Аренский еще раз взглянул в черное небо, рухнул на колени, и, прижав к груди амулет, возопил во всю силу легких, взывая к Ангаре.

Трижды он позвал богиню, и она откликнулась на Зов… Сначала юношу слегка качнуло, а потом вокруг него один за другим заструились лучи Света, громыхая, сливаясь в один плотный кокон, обволакивая Гвелда, как вода из душа, усиливая его Силу в десятки раз… Во рту появился вкус воды, запах Природы, а в желудок словно стальной шар провалился. Гвелд вначале поднял руки, собирая спасительную Силу Ангары, после подставлял лицо, грудь, волосы под Свет, чувствуя, что его аура обретает совершенно новую жизнь, вокруг него в гранит ударяли молнии, и это была активация защитного щита, точнее, его скелета, и кельт понемногу вставал, глядя в черное небо, шепча имя «Ангара», после вытянул руку вперед и провел ею перед собой. Лучи переплетались, даря свежесть, они не давали боль, они обновляли защиту, ведь до этого Ангара просто приготовила остов для щита, а теперь он ожил, заработал, защищая с первых секунд сияния Олега Аренского от неминуемой смерти. По телу разлилось тепло, а вокруг стояла Смерть… Энергощит оживал, обтягивая скелет Силы, его мощь была равна силе тысяч магов.

Энрике несколько потрясывало, но одновременно успокаивало. Он расстегнул рубашку, взглянул на амулет богини и с наслаждением зажмурил глаза. Сияние щита было сходно с Солнцем, и теперь у парня была стопроцентная защита от Зла – Химауры, с коим он прежде никогда не сталкивался. Но даже несмотря на это, спустя годы, Энрике так и не нашел способ уничтожить негатив. Он знал – ключ к нему лежит в фундаменте плотины, да и в Водохранилище – на дне, в виде погибших деревьев, животных, людей… Но все это будет потом… И самая жуть – ключ невозможно достать, никак.

Активировавшись, энергощит еще вспыхнул несколькими молниями и угас, став невидимым. Гвелд чувствовал под языком вкус озона. Кровь текла в его венах вместе с новыми функциями, голова горела и подташнивало. Кости словно стали титановыми. Снова рухнув на колени, Энрике грозно глянул на чудовищный пейзаж, и под вопли Ангары его власы взвихрились золотым огнем. Вставать действительно было тяжело.

«Теперь ты мне ничего не сделаешь, Зло! Я защищен! Ешь, пей тех, кто тебя создал! Слышишь меня, тварь»?!

И Зло, словно услышав Гвелда, ударило его в ответ. Энрике вначале почувствовал легкую вибрацию в воздухе, а после его ударило в область сердца так, что Светлый несколько откинулся назад, стиснув зубы. Если бы не защита Ангары, он бы лежал через мгновение мертвым на камнях. Приложив ладонь к левой груди, Энрике снова прощупал пространство: негатива было столько, что он даже зашкаливал по параметрам. Через пару секунд последовал еще один удар, но уже в голову. Но невидимый барьер смягчил удары.

«Я не дам тебе здесь все уничтожить, сволочь! Я буду бороться за Светлое Начало! Не быть Волшебному Мосту дарителем радости в этих краях! И я найду свою Анастасию в Братске, даже если мне суждено жить как крысе»!

Третий удар Зла о энергощит свалил Энрике с ног, и на этот раз парень пару раз дернулся и потерял сознание… уронив голову на камни и застыв. Он понимал: НОЧЬ НАЧАЛАСЬ, НОЧЬ РАЗУМА И НАЧАЛО РАСПЛАТЫ. Древний кельт лежал на камнях, ничего не видя и не слыша, а шоферы продолжали сбрасывать глыбы в воду, смеясь… Светило Солнце в небесах, день шел дальше… Сумрак эхом доносил крики богини, которые постепенно затихли… Но теперь Зло возьмется за своих создателей. Прежде, чем они поймут, ЧТО сотворили.

Но также останется надежда в этих краях. Гвелд станет борцом за Свет. Но у него ничего не выйдет… Маг лежал ничком и не шевелился, он не видел снов и видений. Он также не помнил, сколько прошло времени.

Перекрытие Ангары продолжалось ровно девятнадцать часов, и не все машины вернулись. Но даже этот факт не заставил молодых строителей задуматься. Они и не знали, что их бешеные радость и энтузиазм через десять – двенадцать лет сменятся болезнями, плачем, разводами в семьях, пьянством… и не только. Ангара утром несла свои воды через Падунские Пороги, перекатываясь через булыжники… Ущерб этой катастрофы был огромен: после строительства плотины исчезли ценные виды рыб, навсегда сгинули ангарские жемчужницы, 130.000ГА прекрасного леса навеки остались на дне, и не только он… превратившись в адские рощи, часть которых после всплыло… А самих строителей ждала в будущем более страшная расплата. Их потомство состарится раньше времени, – их силы высосет Химаура, и лишь Энрике и некоторые останутся невредимы. А сейчас – песни, пляски, молодость, секс, дети, новый город… потому как в основе этого – половое влечение…

– 18-

Энрике лежал под черным небом и слышал, как булыжники летят в воду, чувствовал удары о щит, но Зло не могло проломить ангарскую магию. Золотые локоны шевелил ветер, и теперь Олегу надо было исчезнуть хотя бы на несколько дней.

Ангара перекрыта, изломана… убита даже… Бедная девушка, как же на сей раз ей досталось… И за ее изломанные кости молодежи достанется потомство, о чем было сказано выше, с измененным ДНК. В восьмидесятых годах дети будут уже в утробе матери впитывать в себя черноту выбросов, и в результате весь организм окажется отравлен навеки… Позже, рассекая гены, метилмеркаптан и фтор перевернут мировоззрение многих горожан, но не всех, и во втором и третьим поколениях о былой романтике стройки останутся лишь песни и воспоминания. Поскольку Химаура шарахнет именно по тем, кто из кожи вон лез ради стройки.

Словно навеки замершие куколки бабочек, некоторые дети не проживут в роддомах и суток, умирая в мучениях оттого, что не раскроются легкие, и разнесется плач несчастных родителей и бабушек… И скорые будут выезжать на вызовы постоянно, когда из труб вырвется в огромном количестве яд… И кладбища пустовать не будут, наполняясь все новыми мертвецами. Истошные вопли огласят его, и потом возопят младенцы, что выживут в восьмидесятые и в начале девяностых, от нестерпимого зуда кожи, когда будут извергаться выбросы в небо… Химаура даст им аллергию на них, и даже цвет кожи окрасится в цвет желто – рыжий, как и снег у завода. И не будет управы на неизвестные ныне болезни в городе Братске, так как гены уже изменены… Но вместо того, чтобы сломя голову бежать из города, прочь, люди останутся жить дальше… на краю пропасти.

Белая кожа станет серой, глаза злыми, голоса многих хриплыми, еда безвкусной, река – болотом – озером, и все это накроется ядом. Смерть просто скажет всем: «Я здесь, я хорошая, нас знает весь мир, работайте на БРАЗе, на БЛПК, ЛПК, а взамен родите еще детей… в уплату за славу ГЭС и Братского Водохранилища… Спи, дитя, ты уже обречено, я укрою тебя своим пледом, сияющим от алюминия, и душа успокоится»…

Словно бабочки, вылупившиеся из куколки с неразвившимися крыльями, обреченные на гибель, ползающие по земле, в невозможности подняться в воздух. Природа как бы отрезала таких от дальнейшей цепи развития, не дав некоторым плодиться дальше. Так стало со многими в городе Братске, и сия расплата была страшна даже специалистам с опытом. Дети, большинство которых будет жить с баллонами с кислородом, или подростки, неспособные даже разговаривать, а лишь кричать и мычать, бросающиеся на людей как звери, заточенные в изолятор… под названием школа – интернат… Худшего наказания за насильственное вторжение в чужую зону, за построение счастья на чужом несчастье придумать просто невозможно… Но будет СЛИШКОМ поздно…

И вот по проспекту Ленина в центре города идет маленькая девочка в черной шубке, вязаной шапочке, алых рукавичках, с алыми от мороза щечками, как яблоки, в валенках, с заиндевелыми ресницами, и большущими серыми глазами. Девочка идет с горки, она каталась и смеялась, и видела, что небо затянуто облаками. Рядом идет молодой мужчина лет тридцати, рассказывая сказку. Он берет кроху на руки и начинает кружить. Ребенок смеется и спрашивает, где мама. Вот мужчина вновь идет по улице, сворачивая на улицу Подбельского, обещая купить шоколадку «Сникерс». Да и зачем покупать, если и так есть! Девочка рада. И ей всего семь лет. Но она уже не по годам умна, серьезна, понимает: взрослым тяжело и хочет, чтобы во всем городе цвели пионы и никто никого не убивал. Мужчина качает головой. Навстречу идет молодой парень в плаще, черных брюках и синей вязаной шапке. Он движется легко по январскому снегу, почти не касаясь его, поправляет шапку, и вдруг из – под нее выскакивает часть длинных волос и косички сбоку. Девочка сразу останавливается, как вкопанная, хлопая громадными глазами, открыв ротик, а мужчина ласково спрашивает:

«Иришка, что ты увидела? Расскажи Вове». – и ласково целует ее в щеку. Малышка чувствует запах табака и одеколона. Парень идет медленно, спрятав косички в шапку. А девочка изумлена не по – детски, и незнакомец останавливается совсем рядом, вполуоборота разворачивается и улыбается. Руки в карманах, лицо без прыщей, и от него идет столько доброты, что не описать словами. Девочка тычет в юношу маленькой ручкой и говорит звонко:

«Дядя Вова, а у этого дяди косички как у девочки! А почему так? Ему мама их заплетает? Он же не тетя! Почему»?

Владимир несколько растерялся и поглядел на паренька – друга. Тот улыбнулся.

«Иришка, этот дядя… он просто так любит. Косички».

«А зачем ему косички? – не унимался ребенок. – Давай спросим, есть ли у дяди бантики, как у меня»!

Парень смотрел на ребенка, и его глаза засветились каким – то изумлением. Он был поражен недетской серьезностью девочки и старался не делать резких движений. Владимир подошел к парнише и сказал спокойно:

«Здравствуй, Олежа, куда тебя потянуло в такую стужу»?

«В бассейн. Хочу мышцы размять, друг. А что это за девчушка с тобой со щечками, словно яблоки»?

«Это моя дочурка, Иринка. Очень добрая и ласковая. Ее удивили твои косички, вот, интересуется, кто ты. Ребенок ведь, пусть радуется»!

Олег Аренский рассмеялся:

«Семилетний ребенок никогда не видел косиц у мальчишек? Ну ладно, у дядек? Да ну»!

«Она очень любознательная и умная, удивилась. Покажи ей еще раз косички, Олег».

Аренский снял шапку и распустил волосы по плечам. Девочка вновь открыла рот.

«Как у куклы Барби волосики! А можно я их подергаю»?

Смутился Олег, но поманил рукой кроху. Присел и улыбнулся, глядя в гигантские глазищи ребенка.

«Дядя, а как вас зовут»?

«Олег».

«Олег – это значит Оля»? – не по – детски сощурила глаза Ирина.

«Нет, это другое имя, малышка».

«А почему у вас косички? Вы же не тетя»!

«У тебя тоже есть косы, девочка. Мне так нравится. Поднимается настроение. Особенно в Новый Год». – улыбнулся Архимаг.

«Ой, Новый Год! А вы наряжаетесь в костюм Деда Мороза»?

«Нет, зато я пускал салюты во дворе. А ты кем была на Елке? Снежинкой? Зайчиком? Ромашкой? Принцессой»?

«Мне мама сшила костюм Волшебницы. Как в сказке про фей. Фата – Моргана»!

Аренского ответ несколько вогнал в ступор. Он глянул на ауру девочки – Иная. Но пока непонятно какая. Ну и что – таких детей множество, но девочка… Он потом, как по заказу, благополучно забыл эту встречу, только помнив смутно – да, Владимир шел с ребенком в мороз. Что у него вообще неясно – есть дети или нет. Просто стерлось из памяти. Но больше всего понравились кельту глаза. Сейчас это просто встреча двух друзей.

«Фата – Моргана? Да, я читал сказки Андерсена. Только плохо помню их. Я друг твоего папы».

«А зачем вы вышли в такой холод на улицу Подбельского»? – не унималась девочка.

«Ты вырастешь очень доброй женщиной, это видно. Странно – тебе понравились мои косички. Это память о моей юности. Только вот мужик тебе, деточка, может попасться говнистый. Такие дети нынче редкость. Маленькая моя Волшебница»… – подумал Аренский, и тут же мысленно осекся. Если бы он только знал, ЧТО за девочка стоит перед ним… Что она вырастет, но эту встречу не забудет, забудет только внешность частично, и вспомнит о ней лишь двенадцать лет спустя. Олег дружил с Владимиром уже несколько лет – познакомился на выставке, и не жалел об этом.

Тем не менее, несмотря на просьбы поговорить у него дома, Энрике вежливо отказался. Подарив девочке шоколадку, он пошел дальше. Девочке этот эпизод сильно врезался в память, Владимира же это не сильно удивило. Ну есть друг молодой и есть, есть общие интересы – замечательно! Только вот парниша совсем не пьет, а от женщин шарахается словно от Чумы. Олег не говорил ему о своих привычках, лишь частенько наведывался в музей «Ангарская Деревня» и в гости.

И пошли Вова и Нюша – Ирина дальше, домой, где шел ремонт, где мама напекла вкусных плюшек, с маком… Нюша, жуя выпечку, рассказывала: «А мы с дядей Вовой видели дядю с косичками! Но он такой неразговорчивый… Может, у него кто – то умер»?

«Ира, не смей так говорить»!

Ира насупилась и обиделась на мать. Вова в соседней комнате строгал и пилил доски, пел Высоцкого и что – то типа «целовался на кухне с обоями». Ира ходила в полосатом свитерке, синей вязаной юбочке, коричневых колготках, а на голове была шишечка с блестками…

На ночь Владимир посадил Нюшу себе на колени, и стал читать книжку про Волшебницу. И вдруг, в середине повествования, девочка выпалила:

«Дядя Вова, я хочу стать Волшебницей! Ведь я уже Волшебница, правда? У меня есть платье, есть светящаяся палочка, на льдинку похожая, теперь мне осталось все это надеть и произнести заклинание»…

«Нюша, – погладил по голове девочку историк, – но это невозможно! Ладно, ты стала Волшебницей, что бы ты сделала хорошего»?

«Я? – задумалась девочка, подняв глаза к потолку, – Я бы сделала, чтобы никто никогда не болел, чтобы было вечное лето, чтобы у нас с мамой была своя квартира, и чтобы в мире не было Зла. А еще – чтобы с улице не пахло цэкакакой, как говорит бабушка. Надоела эта вонь! Даже деду»!

Владимир был ошарашен.

«Это все очень здорово, что ты такая добрая, но БРАЗ убрать будет очень трудно! А так ты умница»!

Энрике вернулся домой с ощущением, что его жизнь начинает налаживаться. Все равно друг – историк знает по сравнению с ним очень мало. Да, встретились на улице, да, поговорили, кого – то он там вел. Неважно. Память наложила на это блок непонятно как. Кельт помыл посуду, пропылесосил комнату, погладил рубашку, после пошел на кухню яйца варить. Из форточки с улицы доносилась БРАЗовская вонь. Юноша запечатал магией окно и запрокинул голову назад. Да, женщины постоянно на него оборачивались. И это его очень бесило. Энрике полистал подшивки старых газет, сделав очередные выводы, пофехтовал посреди квартиры короткой палкой, после забрался в холодную постель и уставился в потолок:

«Ах, Анастасия, как же мне плохо без тебя… Когда же мы окажемся с тобой в одной постели… если, конечно, не откажешь… Хотя уже все равно… И я ничего не смогу изменить… Двести лет почти прошло… А все нет тебя, Настенька… Нигде… Хотя… может ты еще и не родилась, а может уже родилась, но я не знаю, где ты. И от этого факта еще горше. Ты умерла, Настя, чтобы воскреснуть… вновь. А я просто бессмертный кельт. Измученный любовью к тебе… НЕВАЖНО, есть у кого дети или нет, – я не знаю, Настя, когда мы встретимся. Обещал выдержать – выдержу, любимая! Хотя, может любви не существует для таких, как я? Наверное нет. Проще жить словно машина, чем ненавидеть. Да, на стройке меня несло от чувств к тебе, так, что мечта воплотилась в реальности некоторое время… Да… Я обнимал свою невесту, погибшую, возле березы и ЛЭПин, не желая осознавать, что это всего лишь больное, воспаленное воображение, горе, проросшее сквозь века, последняя радость… Но девушка была живая, теплая, добрая, в советском платье. И это была моя возлюбленная… Тебе не разрешили долго находиться на Земле, предсказание сбывается, но узнаешь ли ты меня? Я да. А ты наверняка нет. Марфа сказала – я стану барином, я стал им – начальником Светлых Иных в Братске. Что дальше? Пустота, скука однообразия, невозможность вернуть то, что потерял»…

Где ему было знать, что Анастасия уже родилась заново и ходит по земле в Братске, но пока еще не дано этим двоим по – настоящему встретиться. И даже почувствовать друг – друга. Знал бы он, что дочь Владимира и есть та самая Настя, которую он так ждет!!! Та, о которой говорила Марфа! Но еще девочка. И не вспомнится она Гвелду до поры до времени. Кто знал, что Владимир через семнадцать лет умрет страшной смертью – у него пойдет гангрена легкого, и ему ампутируют сначала одну ногу, потом вторую. Гангрена докончит добрейшего человека, больного раком легкого, на операционном столе…

Энрике перетянул волосы тесьмой, набросил на себя камуфляж, и взял в руки гитару. Почесав усики, он мрачно смотрел на инструмент, потом попытался что – нибудь спеть о боли бытия. А тем временем за окнами трещал мороз да разливался яд выбросов. От которого житья просто не было. Энрике спал, и ему снились события почти двухсотлетней давности, снилась погибшая невеста, снилась ее душа в палатке… и крик на строителей: «Да вам всем бы отравы… да побольше»! Как в воду глядел – отрава теперь это выхлопы из труб. И девушки из палаточного Братска заглядывались на этого Иного… и влюблялись. И прыгали к нему в палатку, подкараулив. Даже шестнадцатилетние девочки мечтали с таким переспать. А ему было все до лампочки на стройке.

Он однажды просидел с гитарой почти всю ночь, не смыкая глаз. Мучаясь от невыносимой боли в сердце… и от страстных снов… Отныне до неопределенного срока ворота в Европу и в другие места ему заказаны. Но здесь некого винить – Гвелд сам это выбрал. И все – таки, как он оказался в России, и кто такая Настя?

– 19 —

По заснеженной равнине легко неслась бричка, запряженная тройкой вороных лошадей. Ничего из себя она не представляла, единственное, что было интересно, это молодой парень, сидящий в ней, и он с огромным интересом разглядывал прекрасные пейзажи за окном. Длинноволосый и благородный, необычный по своей внутренней природе, незнакомец был новичком в России конца восемнадцатого века, иностранцем, типа графа Калиостро, только БОЛЕЕ круче…

Отрок по имени Василий, неразговорчивый, нелюдимый, почти бесчувственный, ехал в деревню на поселение. Только вот в какую? На календаре стоял 1798 год, страной правила династия Романовых, Василию было все равно, кто там правит, но ему не по нраву пришлось наличие крепостного права. Да, пока он ехал по Русской земле, до места назначения, видал он русских баб, – говорливые и голосистые, даже вульгарные в этом плане. Исплевался по пути, но различных кушаний откушал, диву даваясь разнообразию кухни новой страны, которую посетил. Василию также полюбилась баня, «вымывающая различные вредные соки из тела», но уж больно жарко! Сам незнакомец приехал из Праги, до этого в Китае жил, и знал множество чудных тонкостей, коих не видал русский глаз никогда, кроме фарфора. Также у юноши был таинственный меч – кладенец: катана – талисман. Волшебная, заговоренная. И очень опасная для тех, кто ее захочет украсть.

Вера северной страны была православная, и понравились иностранцу русские храмы видом, особенно в Петербурге.

Сколько парня не спрашивали, кто его отец и мать, говорил одно: не помню, не знаю. И немудрено: на вид лет двадцать стукнуло. Двадцать или нет, а уже начитан, образован, мудрец молодой и множество языков знает. Никому не было известно, где Васька родился. А самому ему было глубоко параллельно на то, ЧТО о нем думали. Он по морали глубоко, коренным образом отличался от обычного русского мужика: не сквернословил, не пил, не курил, не жевал табак, не прелюбодействовал с сенными девками. Иностранец, ряженый – наряженный, в русское платье, да так, что невозможно и понять, что он и не рожден в России.

Юноша очень быстро освоил русский язык и письменность, практически говоря без акцента. Как с пеленок в России рос! А откуда взялось это имя – Василий? А просто один раз его на станции спросил смотритель, как звать, юноша и сказа первое имя, которое больше всего понравилось, и с тех пор стал так зваться. Нельзя сказать, что Васька все принял в стране, куда явился на неопределенный срок, только старые привычки у него остались. Понравилось ему также то, что почти в каждой крестьянской избе очень много хорошеньких ребятишек, кои с малолетства наравне работают с родителями в поле.

Узнал новичок, что есть на каждое имение, на каждую волость, на деревни помещики, барины, барыни, и именно помещики покупали, обирали, обдирали, продавали, дарили крестьян, коих даже за людей и не считали. И убивали даже, и не только… Крестьянскому народу, чтобы его не трогали, приходилось работать от зари до зари. Васька пожил в таких поселениях недолго, проездом, но нигде при таком раскладе себя своим так и не почувствовал. Ну погуляли в Троицу, или на Ивана Купалу поплескались в реке, и кругом слышно вокруг новичка: «Вася – Василек, а возьмешь меня женой»? От таких приставаний парню становилось просто мерзко. Тем более среди девок и парней был распространен блуд – общий секс, групповуха в избах и на природе, если выразиться современным языком.

И Василий искал такое место в огромной стране, где бы и душа радовалась, и никто бы не лез к нему. Он сидел в бричке и думал, где бы окончательно приткнуться и отдохнуть. Была у молодого парня еще одна особенность: везде, куда ни приедь, в любой деревне или в селе, ведьмы и колдуны его как огня боялись и даже не подходили близко. А почему? А потому, что на самом деле Вася был мощным Светлым Архимагом, Иным, известным на всю Европу Инквизитором из Праги – Энрике – Гвелдом. Он приехал оттого, что в Европе гремели революции, и хотелось просто найти себе местечко. А то то в Чехии громыхнет, то во Франции, то еще где – то… Не нравится европейцам королевская кровь ныне… Ну и ладно, уедем от греха подальше… Он и уехал… Достало потому что все. Вот так и стал Энрике Василием. Ложным русским парнем. Россия – чистый и благородный край.

Реки завораживали Гвелда, возлюбил он боры сосновые и леса, равнины, но вот женщин не желал очаровывать, а тем более связываться с ними. Он словно вкусил уже кучу раз яблоко юности, прелести молодости, и переел так, что больше не хочется. Ну значит ему хочется ощущений поострее. Все достало, все приелось… И вот с этого «приелось» все и началось у парня в России вплоть до 2015 года…

Осиянный эпохой Возрождения, Василий – Гвелд мечтал не о простых интрижках и о быстром сексе в кустах или еще где – то, а о высоком чувстве. Вот только где на землях Российской Империи отыскать свою Прекрасную Королевну? Которая бы соответствовала внутреннему образу в голове? НИГДЕ Вася не видел такой женщины. Он сидел в бричке в тяжелой лисьей шубе, и золото волос, словно солнце, ниспадало волнами на сильные плечи. Власы были перетянуты кожаным ремешком.

Удалая тройка неслась дальше, разбивая снег серебристыми подковами. И породистые лошади, казалось, не знали устали. В кармане шубы Васька сжимал деньги.

Васька приказал остановиться у трактира, чтобы хоть немного отдохнуть. Там его по ошибке приняли за барина, только Иному это было что называется «до лампочки». Гвелда больше всего беспокоило, где бы осесть надолго… Вовремя сел – за окном завыла вьюга, ехать дальше было просто невозможно. Сенные девки поглядывали на красавца с испугом и интересом. А тот, сурово оглядывая помещение, просто грел замерзшие руки, на пальце холодно сияло серебряное колечко. Ближе к ночи на дворе все стихло, взошла Луна. Она невольно напомнила кельту о Родине, те времена, когда мир еще молился старым богам. И не раз иностранцу в бледном свете казалось – во взвихрениях снега танцуют эльфы и феи. Да, было время… И увы, больше такой эпохи никогда не будет… Василий вдохнул свежего, морозного воздуха, с наслаждением прикрыв глаза. Все его естество пело, особенно душа радовалась лунному свету. Спутник Земли словно напоминал о былой радости своим черепообразным ликом. Омыв планету серебром.

Где – то у леса далеко зазвенел колокольчик, видимо тоже кто – то торопился либо домой, или просто ехал мимо. Русский дух чувствовался во всем – в чудных, как печатный пряник, избах, изукрашенных наличниками, в необычной росписи посуды, особенно красив оказался сам самовар. Интересный, и одновременно странный быт русских, женщины и девушки похожи на матрешки – красятся много и наряды яркие. Инквизитору нравились белые, тонкие, а не то, что ему на одном дворе «посчастливилось» увидеть один раз. В другой крестьянской избе ему очень вымотали нервы бабы, во весь голос поющие… Просто устал от хора…

«Зачем же столько красок в одеждах и столько румян на щеках? Ведь так пестро! Были бы Девы лучше подобны березам, тихи, скромны, не крикливы… Да, меня многие принимали за графа, и за барина, что не есть любо. Также нехорошо, когда девицы заглядываются на власы… Словно гиря их взор… А глаза бывают – то похотливые, так и жгут, возжелав лоном мой уд… Нет, не будет таким хохотушкам от меня ничего! Не глядите… А ежели бы вы были как голубки, то да, сам бы утащил на сеновал любить… Да и не желаю я этого… Нет Любви в этом Мире для меня, а лишь души насилье… Есть приданое у девки – она будет замужем, нет – останется старой девой… Пойте, пойте, бабы, о прошедшем лете молодости, когда красны вы были, краса была, как у берез, и заставляла биться сердца парней неистово ваша невинность. И чем боле голова кружилась от страсти, тем сильнее возжелались вы… – думал потом Василий, с горечью оглядывая всех за столом. Он все понимал. Кому – то здесь не хватило в свое время любви, кому – то гордыня глаза застила, кто – то просто самоутверждался, а иногда вообще встречался подростковый разум. – Что же вы творите, бабы?! Неужели непонятно: мужская логика правит миром, а женская – загоняет ее в гроб. Женщина, ты занимаешься хозяйством, – моешь, метешь, печешь, но более всего моешь – зачем тебя родили?! Только для этого?! Для чего ты живешь?! Чтобы тереть грязь до самой смерти?! Нет! Зачем тогда жить – то?! Когда – нибудь наступит время, когда женщина перестанет быть только мойщицей и уборщицей, и детомашиной. А сейчас – это просто дорога в никуда»…

Василий вновь вышел на улицу и стал снова наслаждаться ароматом мороза. Он снял шапку и встряхнул золотом волос. Они засияли вместе с серебряными звездами снега, парень рухнул в сугроб и с наслаждением потянулся. Русский воздух и правда был каким – то особенным, с привкусом минерала, что говорило о климате этих мест. А бабы в избе продолжали петь. Иной закрыл глаза и вспомнил свою «человеческую» юность. А ведь на самом деле любить он умел, и еще как! А как занимался любовью – и словами не описать… Когда все это повторится вновь – неизвестно. Красивое тело Василия здесь никому не принадлежало, как и его сердце, и нравом златовласый парень походил на сокола или орла. Суровый, прекрасный, мудрый и страшный для многих… И его трели души не каждый смог бы понять и услышать правильно. Парня действительно очень смущали яркие наряды, и потому он после купил русскую белую рубаху с алым цветком, и русская песня лилась над заснеженным полем, непонятная, с оттенком убитой юности… Народная, такая странная… Далеко – далеко в лесу завыла стая волков. Голодная.

– 20 —

Как – то раз, у каких – то крестьян, Василий угощался щами, свининой и солянкой, когда его взор вновь пробежал по столу, на котором была шикарная скатерть. Сотканная заботливыми руками и дивно расшитая, – птицы, звери, яблоки, и голова девичья… До прекрасного изделия было страшно дотронуться, не говоря уже о том, чтобы не залить супом. В избе в красном углу стояла икона с лампадкой, приятно смешивался запах дров и ладана. Черно – белого окраса кошка мягкими лапками ступала по дубовому полу, и словно хотела показать Иному всю свою кошачью женственность, без слов конечно. Умные, большие, раскосые глаза животного были подведены двумя полосами. «Идеален и дивен кошачий облик»… – и сразу вспомнились русские сказки и былины. Больше всего Гвелда удивило, что в большинстве сказаний фигурировал постоянно Иван. Почему только он? Что за имя? От слова Ива? Или потому, что Ива серебристая, потому и побеждает этот отрок Змея – Горыныча? А проще дракона. А где горы сами, откуда появляется Дракон? Почему Змей выходит охотиться вечером? Горы на седом Урале? Этого Гвелд так и не смог понять.

Он назвал себя Василием, чтобы никто не цеплялся. А может из – за глаз своих и названия цветка полевого? Глаза голубые, чуть ли не синие, словно озера Скандинавии… в кои можно влюбиться до беспамятства. В золото волос – и подавно. Вася нежно глядел на кошку, и та сразу запрыгнула к нему на колени. Замурчала. Юноша нежно почесал ее за ушами и представил вместо нее у себя на коленях девушку. Он гладил кошку и задумчиво глядел в окно, где вновь выла вьюга, и сквозь вихри снега бледным пятном просматривался лунный диск. Душой Василий был похож на сокола, на орла в небе одеянием, и сердце его было подобно чайке над волнами. Также иностранца изумило, что в русских деревнях вообще нет портретов, не то что за границей. Гигантская страна, а такого развития, как в Европе, почти нет, по крайней мере, не видел еще. Лишь в Москве и Петербурге сходство душу греет. А так… что есть деревня, что нет ее – лишь чистая Природа помогает адаптироваться и усвоиться. Когда «Василий» двести лет прожил в Китае, там было на что поглядеть и чему поучиться.

Мудрость во взгляде воинов, кроткость черноволосых девушек, и нет такого выпендрежа, как в России. И даже музыка полна какой – то магии, и изяществом Силой Природы, и много еще чем… Там можно часами сидеть на берегу озера в кимоно и размышлять о Вечности, слышать голоса Богов и ветра. Да и одеяния китайцев излучают интересные мысли – там каждый вышитый цветок имеет свой особенный смысл. Каждый стежок на кимоно – целая философия. Потому такие одеяния приятно носить, чувствуя, что это часть тебя. Не нравилось там Гвелду то, что женщины там были почти бесправны, да и ходить почти не могли – им с семи лет туго бинтовали ножки. Золотоволосый кельт не вызывал шока у китайцев, поскольку те понимали – хоть и европеец, но себя не выпячивает. Жил вечно молодой мужчина себе да жил, никому не мешая и постепенно совершенствуя свои навыки владения оружием у монахов Шаолиня. Не плакал, не ныл, терпел, как настоящий мужчина, и в итоге за два века стал таким мастером, что любой бы позавидовал. Последний учитель Энрике, Лэ Хань, выковал парню талисман – катану, и Гвелд носил ее с собой, не расставаясь. Но настал момент, когда Китай пришлось покинуть навсегда и перебраться окольными путями в Российскую Империю.

Он привык ко всему утонченному и поначалу от Империи шарахнулся. Шарахнулся и от вида самих русских женщин в деревнях. Некоторые в прямом смысле кидались на шею на остановках и лезли целоваться. Имя Василий по – скандинавски прозвучало бы Василевс. Отщипнув от пирога, поднесенного на рушнике, кусочек, и лизнув соли с мизинца, маг внушил мысленно визгуньям – девкам, что мол женат уже, и от него отстали. После он высказал слуге Ивану, крестьянину, свой гнев и все, что думал о девицах – прелюбодейках. Возмущался Энрике долго. И диалог был примерно такого содержания:

«Да неужели вся Империя кишит такими»?!

«Нет, Васька, это просто вековые обычаи создали такую загадочную русскую душу, все бабы в усадьбах и деревнях такие, как ребятишек начинают плодить… Нарождается много душ, двенадцать – семнадцать. Дети – это радость здесь, работнички – парнишечки матушке с батюшкой помогают»…

«Не считаю я благом рожать почти каждый год, сам знаю, что тело изнашивается и старится раньше времени, да половина младенцев помирает во младенчестве, Иван. Да и родами мрут женщины, что это за жизнь? Это же не курица – птица, коя несет яйца, женщину не зарубишь топором на суп, она же живая, свобода нужна девице! Тогда и краса будет полезна и не вульгарна, Ваня»!

«Никак не понимаешь ты, Вася, – женская любовь также коварна, как и хитрость. С виду баба или девка может быть добра, а вот как сядет на шею, словно лошадиный хомут, – тогда все… Вот оттого и прозвали их всех ведьмами, Васька… от глаз горящих, словно в печи угли… Суров ты, барин… Где мы ни проезжали – всем отказ даешь, не хочешь жену выбрать! Посмотрим, что будешь в Петербурге делать перед белыми и худыми, как мрамор, барышнями».

«Меня везде ведьмы боялись, Иван. Сам не знаю отчего. Да, есть во мне что – то отталкивающее. Здесь они живут на самых окраинах деревень, ворожат по картам, старым колдовским книгам… Иногда я встречал целые деревни колдунов и всегда старался их не обижать. Девки в Империи слишком вертлявы и ветрены, как я заметил. Для меня здесь любви НЕТ. Ежели и выберу да полюблю, то лишь такую, коя будет бледна лицом и скромна. ДА ТОЛЬКО ГДЕ ТАКУЮ НАЙДЕШЬ»?!

Иван посмеялся над мнением хозяина насчет девушек, выпил стопку водки, вытер усы и бороду и весело глянул на юношу, который спиртного даже и в рот не брал за вечер, и не жевал табак. Русский мужик дивился – «Дивен облик души твоей, Васька, а власы словно из солнца сделаны! Даже у наших парнишечек нет таких! Зря ты не желаешь пустить эту красу свою, свой лик, себе на пользу. Ох, девки будут ради тебя поля обегать нагими, только бы на сеновале с тобой оказаться! Ох, Васька! Пропадешь же со своей суровостью! Хороши наши девки, только ты этого не понимаешь… Куда денешься, влюбишься и женишься, детишки все будут золотовласыми и голубоглазыми»!

«А ну – ка брось это! Не смей так думать! – отрезал Вася довольно резко. – Не нужно ради моего облика решать мимо меня о женитьбе и детках! Мне все равно, КТО или ЧТО в меня влюбится! Я одинокий волк, и этим ВСЕ сказано. Мои предпочтения СОВСЕМ другие, не суди по себе и не судим будешь. Ты не думай – я наделен способностью читать мысли окружающих, и довольно»!

Иван испугался и решил перевести разговор на другую тему.

«Ты еще не ведаешь русские пляски, культуру и историю… Девки – это ладно, но жить придется так, как заведено в народе! Не гневайся».

Гвелд озирался.

Красота северного края была никак не похожа на все, что он видел раньше. Даже в Норвегии и Финляндии природа была другой – кругом витал дух предков – саксов, викингов, норманнов, и прочих древних народов, то же самое и в Венгрии, и Румынии… Но Россия была непонятная страна. Отличия были и в песнях. Манеры также удивляли. Удивило и то, что вера православная. А кухня поражала воображение. Но страхи русских казались Энрике дикими, удивился и тому, что мужики в основном бороду носят, хотя молодые парни оказались очень даже ничего. Девицы как правило грамоте не обучались, они занимались рождением детей и домашним хозяйством. Но ведь вечно это не могло продолжаться!

Прошло несколько недель. Василий стоял на дороге и дышал свежим зимним воздухом, ароматом снега, глядя в степь, где возле леса была деревня. Весь день там и возле народ веселился, ел и пил, плясал… Наконец, оттуда двинулся свадебный поезд. Песни, игра на дудках, балалайках, пир на весь мир… Визги и костры… Свадьба. Как без нее? Значит, у кого – то приданое появилось. Василий мысленно пытался осознать и привыкнуть к обычаям новой страны… зажатой в клещи крепостным правом…

И вот, после всего этого Вася откушал щей и положил ложку в горшочек. Подозвал к себе сенную девку и спросил ее:

«Красавица – девица, изволь спросить: давно ли на Руси свирепствует крепостное право? Почему же вами управляют, как вздумается, и не считают за людей»?

Девушка низко поклонилась и молвила, от страха пряча глаза:

«На Руси – матушке это давно. Мы все не имеем права ослушаться барина, хотя многие бегут в казаки. Барин может нас продавать, дарить, убить, отправить учиться на себя, и не только. Мы, души, отдаем ему часть скота, урожая, хлеба… Или запорет ослушника до смерти, если поймает, или розгами по пяткам».

Ужаснулся Гвелд и опустил кошку на пол. Такого беспредела он явно не ожидал. Он был ошарашен, что человека можно просто так продать… КАК СКОТИНУ?! Вот именно. Крестьяне, выходит, были низшим классом, это так, вещи в обиходе, но живые. Юноша со страхом озирался, слушая весь расклад, думая, что и его теперь можно будет так продать или убить, но быстро успокоился, зная, что сможет кому угодно голову заморочить магией. Но вот как можно торговать девушками, детьми, парнями?! Мальчика можно было отдать в лакеи, в повара, парикмахера, конюха… девушку в балерину… А после просто либо «выбросить», либо запороть. Девушка заплакала, после продолжила:

«Двести девок наш барин купил, как прислуг за своим поместьем. Увели, увезли – и все, исчезли. Ни замужества, ни подруг, ни деток»…

«Это невозможно! Человеком нельзя торговать как рабом»!

«А ты сам разве не слышал об этом? Русский ведь»!

Гвелд понял, что пора спасать положение. И он принялся врать довольно убедительно:

«Я недавно ехал через поле, кони понесли, я упал на дорогу и сильно ушибся, и теперь иногда забываю, что мы крепостные. Я бывал во многих странах, и здесь избы по сравнению с тем, что повидал, похожи на пряник печатный. Живые дома. Где много ребятишек. Не бойся, не тронет тебя барин. Иди».

– 21-

…Сорокоградусный мороз вихрем влетел в зеленые палатки рождающегося города. Люди пока что спали. Олег Аренский удивлялся, как долго же стоят палатки в лесу, где мошки море, жара и холод, климат… Людям нравилась таежная советская романтика. Знал Олег, что приезжали художники, писатели, певцы, поэты и прочие в Старый Братск, который когда – то принял приезжих как своих. Были и детский сад, и школа, и магазины… Красивый был город, дышащий древностью… БЫЛ. Косицы девушек в палатках от мороза превращались в лед, примерзая к брезенту или еще чему – то… Уже раздавался визг бензопил, кто – то пытался пилить мерзлые деревья, и этот визг резал по сердцу. Кто – то вылез тоже и пытался разжечь костер. Люди хотели хоть как – то в мороз разнообразить жизнь в тайге.

Кроме этого, на всесоюзной стройке что – то не заладилось. Молодежь стала более агрессивной, некоторые зачастили в лес выбираться и в итоге пропадали на несколько дней. И лишь Аренский понимал – Темные держат слово. Заслали своих. С последней надеждой отвоевать свою землю, которая уйдет под воду НАВСЕГДА…

Нет, еще не перекрыли Ангару совсем, но было очень больно и горько от следующего факта – ложе Водохранилища в некоторых местах было усыпано спиленной древесиной, но для таких нужд построили БратскЛЕС. Не помогло, множество деревьев остались гнить… ПОЧЕМУ?! ЗАЧЕМ?! Сказало начальство – пусть, значит пусть, пропадает! Убирать некому. Одинокие печи старинных погибших изб, словно скелеты, обнаруженные в стенах старых замков, плакали и истошно вопили в Сумраке. Черная энергия пепелищ расползалась по некогда благодатному краю, орошенному слезами местного населения, где больше никогда трава не вырастет, где никогда не будут выращивать хлеб… И опустевшая железная дорога тоже никогда больше не будет носить на себе поезда, ее бросали… как и аэропорт в Старом Братске, и Николаевский Завод, и много еще чего ушло впоследствии под воду.

И только в далеком будущем, полуразрушенная и совершенно заросшая железная дорога возле ЛПК, Братской городской свалки, и много еще где, она останется напоминанием о пятидесятых – шестидесятых годах, и геологи – энтузиасты будут на велосипедах искать ее… Грубо обтесанная, оскверненная, изуродованная, она еще сохранит свои свойства в Ином Мире – начнет слышать желания и исполнять их. И встанет Стена Света в Сумраке по одну сторону насыпей, защищая неоскверненную, оставшуюся былую красу края от чудовищного смога Химауры… По другую сторону останется Тьма. И пока эти рельсы существуют, ничто не будет угрожать фауне на тех границах. Но те участки ЖД, кои утонут, станут Адом в будущем для мертвых Темных Иных… и Смерть понесут на себе, в неизвестность, как людей поезда…

Светлые слезы переселенцев хранит земля Братская, смешанные с пеплом былой истории, осиянные оскверненным огнем пожарищ, и лица детей, испуганные, встретившиеся лоб в лоб с нашествием вод… И будут среди братчан, и не только, те, кто осудит Великую Стройку, и Светлы станут их деяния и творения пера. Снимут фильмы о жестокости выселения местных, о тех несчастных, кто остался навеки на старых местах.

Не сможет плотина Братская ГЭС победить разум и любовь к Родине, но не слышится молодежи шепот Смерти, деградации, наркомании, мутациях и пьянства. А слышатся вопли младенцев, стоны, шум леса, который знает о своей скорой кончине. Он медленно умирает от молодежного энтузиазма, но пока никто этого не видит в упор. И стоит Палаточный Братск как ни в чем ни бывало, словно личинка – гусеница на листке лопуха, а потом она превратится в куколку, только вот что вылезет оттуда – лучше не знать… Пока это просто личинки на лопухе. Пока его не объедят окончательно. А гусеницы перелезут на другое место. Расширяя свою территорию, аккуратно, понемногу… пока их не отравят, только вот насекомые стойки к ядам… Словно наркоманы.

Снег запорошил палатки города Братска, коих скоро не станет и в помине, потому что неподалеку строится новый город, из бетона и железных прутьев. Но нет – скоро все цветы на сопках ближайших и возле города будут сорваны парочками, целующимися на фоне громадного «волшебного моста», где по одну сторону встанет прошлое, а по другую – будущее. С вертолета ужаснет количество воды в Водохранилище, легким отражением засияют в ней поребрики Братской ГЭС в оскверненной ангарской воде, а дальше, внизу… кровь Ангариды, лес… Турбины и зеленая, словно шампанское, вода… Кажется, вот – вот ударит в нос запах напитка… Все – таки очень хрупкая конструкция – Братская ГЭС, связь Зла и Добра, только надо выбрать, на какую сторону встать. В Сумраке она окутана черным небом, без Луны и звезд, смертельно опасным и невидимым… И сама плотина до невозможности напоминает гробницу. Почему – неизвестно.

И где – то далеко мальчуган лет трех гоняет в футбол по полю… Полю Нового Мира… Добрый и любознательный. Дома мама печет пироги и душистый хлеб. Последний аромат прошлого.

Сорокоградусная стужа прочищала легкие и рассудок, на щеках появился румянец. Свежайший снег казался сахарным, слегка минерального вкуса, и запах говорил, что не все потеряно. Ангару сковал чистейший ледяной панцирь, но и это не могло остановить строителей. Ясные сине – голубые глаза глядели в небесную бесконечность, а золотые, цвета спелых колосьев, волосы привыкали к низкой температуре. Даже плюнуть на снег Олегу было страшно, не говоря уже об остальном. Белый туман холода замораживал плевок на лету, да и стакан воды или чая после пяти минут на таком минусе также промерзал насквозь. Олег глядел в небо, и где – то высоко – высоко плыл самолетик, оставляя после себя две полосы. А нереально красивые шапки снега на соснах и елях были похожи на взбитые сливки. Черными углями вороны садились на всю эту сибирскую красоту, когда теплело, и прыгали по сугробам, не проваливаясь. Еще где – то далеко росли пушистые красавцы кедры, Аренскому удалось поглядеть на них, и невольно он сравнил кедр с собой. Непонятно, как это почувствовал. Больше всего строителя поразили огромные шишки. Красивые и смолистые, они казались живыми жуками в руке, Олег никогда раньше таких не видел… И каждый раз, когда приходилось держать в руках это чудо природы, кельту казалось – не шишка это. Насекомое. Жук, который вот – вот раскроет свои огромные крылья и взлетит в небо, в мороз.

Запах мерзлых сосен плыл в голове, как мед, кружево холода помогало прийти в себя от затяжной депрессии, безысходности… Недалеко бульдозер сгребал в кучу спиленные на днях деревья и отвозил в сторону. И очень скоро здесь вырастет другой лес – из ЛЭПин и проводов, и не будет жизни в нем…

Палатки явно промерзли, вернее, тепло в них мало задерживалось. Молодежь чтобы согреться пила водку, ела надоевшую давно камбалу, поскольку в разнообразии еды мало что было. Вдобавок иногда даже одежду гладить нечем было. И очень скоро в такой же мороз какая – нибудь девушка будет белыми от холода пальчиками прикручивать проволоку к столбам и ЛЭП, рискуя жизнью. Она многие километры будет ползти на коленях, по сугробам, по трассе, чтобы просто прикрутить эту проволоку, выполняя задание!!! Хоть восемнадцать, хоть двадцать будет ей, – неважно: пойдет, как завороженная, надеясь на светлое будущее… А тем временем в мороз строители творили свою ювелирную работу – сваривали сталь, паяли, бетонировали… Прокладывали громадные трубы в тело ГЭС, по которым вниз пойдет вода, трубы, в кои поместится поезд метро. Ни о чем не думая, не зная, что уже повисла над их головами молодая Химаура… Ждущая окончательного затопления ложа Водохранилища.

Она сияла в Сумраке над снежным покровом как черное стекло со множеством граней, накрыв территорию на много километров… Юное Зло наблюдало, выжидало, ему было очень интересно, когда наконец построят БРАЗ, БЛПК, ЛПК, и тогда еда для чудовищного заряда негатива будет поставляться постоянно.

Олег Аренский лежал на белом снегу и с наслаждением дышал морозом. Он НЕ МОГ СЕБЕ НИЧЕГО ОТМОРОЗИТЬ, ПОСКОЛЬКУ УМЕЛ КОНТРОЛИРОВАТЬ ТЕПЛООБМЕН В СВОЕМ ТЕЛЕ… Собачья шапка – ушанка коричневого цвета очень шла его образу, особенно под шевелюру. Активированный энергощит сиял в Сумраке снежинками, падающими с неба, стреляя Силой в молодое Зло и эти молнии разлетались в пространстве северным сиянием. Полузакрытыми глазами Аренский наблюдал за этим зрелищем, невольно вспоминая неземной секс с Ангаридой и страшную боль при этом. Да, это было шикарно, здорово, даже страшно… Интересно, где богиня сейчас? Как выглядит? Он при этих мыслях почувствовал, как разгоняется его либидо в виде огненной неги, как белые струи обжигают кожу, а дальше – разряд блаженства со стиснутыми зубами… Сглотнув слюну, Аренский перетерпел, продолжая наслаждаться мыслями и ощущениями, зная и понимая, что это всего лишь физиологическая реакция, и в этом нет ничего страшного. Хрусталем проваливалась слюна в горло, по телу растекалось живительное тепло, тело просто выплескивало излишки энергии и гормонов, вот и все… Нет ничего постыдного. Здесь, наверное, у многих так. Хотя абсолютно плевать. На всех плевать.