Читать книгу Лола ищет подругу - Изабель Абеди - Страница 2

Моя подружка говорит, что, прежде чем рассказывать свою историю, я должна представиться. Думаю, она права на все сто. Тем более что история обо мне. Ну ладно, не только обо мне – еще и о моей подружке, но я пока не буду вас с ней знакомить, а то потом будет неинтересно. Хочу только добавить, что сейчас она сидит рядом и помогает мне собраться с мыслями. И как раз подсказывает, что вообще-то давно пора переходить к делу.

Итак, меня зовут Джеки Джонс, мне пятнадцать. Я, конечно, хожу в школу, но я еще и певица. Я исполняю поп, и на мои концерты собирается туча народу. А однажды меня даже показали по ящику. С тех пор я стала знаменитостью.

Теперь я каждый день раздаю как минимум три десятка автографов. В первую очередь на вечеринках, днях рождения и в школе. Школа тоже прославилась – ведь именно в ней я учусь. На последнем родительском собрании, я слышала, даже предлагали присвоить нашей школе имя Джеки Джонс. А директор повесил на стену кабинета постер с моим портретом. На нем я в черной кожаной косухе с заклепками, и в каждой руке у меня по микрофону.

Сами понимаете, фанов у меня хоть отбавляй, как у самой настоящей звезды. И зарабатываю я кучу денег. Миллиончика этак два-три за песню. Большую часть денег я, понятно, жертвую в пользу бедных детей Бразилии. Но и мне кое-что остается. На роликовые коньки, новый маунтбайк и жвачку всегда хватает. Как и все звезды, я слегка ненормальная. Недавно даже купила автомат, который продает жевательную резинку. Правда, он висел на стене дома, поэтому пришлось и его прикупить в нагрузку. Небольшой – всего четыре этажа. Когда я показала его родителям, они рыдали от счастья. Конечно, обставляли мы его вместе. Но так как именно я его хозяйка, мне разрешили распределить этажи: кому – какой.

Маме достался первый. Там она оборудовала палату для своих пациентов и художественную студию для себя. Второй этаж я отвела папе. Он устроил там музыкальную студию и танцевальный зал, потому что тоже обожает музыку. Но знаменитость все-таки не он, а я.

Бабушка, дедушка и тетя Лизбет поселились на третьем, а сама я – на четвертом. У меня пять комнат: одна для занятий альпинизмом, одна для учебы, комната страха, бассейн и дискотека для друзей. На крыше находится наш ресторан. Туда я приглашаю своих фанов перекусить, а потом мы вместе танцуем на дискотеке.

Рассказывать дальше? Или лучше сразу признаться, что я живу такой жизнью только тогда, когда долго не могу заснуть и ворочаюсь в постели с боку на бок?

Правда, случается это довольно часто. Если честно – чуть не каждый вечер. Мама отправляет меня спать, я послушно выключаю свет, но заснуть не могу. Но маму это не интересует: я должна ложиться – и все тут.

Я перепробовала все известные способы засыпания, но ничего не помогает! Даже овечек считала, но и те меня подвели. Они не стали прыгать через забор, а подбежали к нему и остановились как вкопанные. Получилась такая куча мала, что сосчитать их не было никакой возможности. Я так расстроилась, что у меня даже голова зачесалась. А когда мне все это надоело, и я крикнула: «Ну же, глупые, прыгайте скорее!» – вошла мама и сказала, что вопить среди ночи никуда не годится. Едва она вышла, как овцы снова сбились в кучу и стали противно блеять, будто и в самом деле издеваются. Я полночи потратила на то, чтобы разогнать этих дурацких овец, и расстроилась в пух и прах.

Тогда я решила сходить в туалет. Бабушка говорит, что если облегчиться, то все ненужное сразу уходит. Я бегала туда каждые пять минут, и мне становилось все легче и легче. Но на тринадцатый раз меня застала там мама и сказала, что если еще раз увидит меня на унитазе, то наденет на меня памперс.

Такие дела. Это как болезнь: едва гаснет свет, мне тут же становится плохо. Но маму совсем не волнует, что у меня от темноты болит голова. Не колышет ее ни то, что в ухе у меня стреляет, ни то, что спина чешется. Однажды, когда я появилась в гостиной в половине одиннадцатого с жалобами на сердечный приступ, она так рассердилась, что пообещала мне в следующий раз намылить шею.

Все мамы такие бессердечные? Или только моя, потому что она медсестра?

Я страдаю от кошмарной бессонницы, но никому до меня и дела нет. Еще и ругаются. Приходится лежать в темноте и помалкивать, потому что мама обещала собственноручно намылить мне шею. Даже сейчас мне так себя жалко, что как-то даже неохота быть самой собой.

Интересно, кем бы я стала, если бы я была не я?

О, тут масса вариантов! Я стала бы пожарным, пиратом, детективом, сиротой или вообще бы умерла. Конечно, после очередной ссоры с родителями. Вот бы они потом рыдали! Но утром мы бы помирились, и я снова стала бы певицей.

Теперь я мечтаю каждую ночь, и мои мечты такие классные, что спать хочется еще меньше. Конечно, первым делом я мечтаю о четырехэтажном доме. Я представляю его до самой полночи, пока полностью не обставлю каждый уголок!

Правда, утром я встаю с невероятным трудом, и мама все время ворчит, что у меня круги под глазами.

– Лола, – говорит она мне, – Лола, ты снова полночи не спала и фантазировала?

В общем, вы уже догадались, что я совсем не Джеки Джонс. И четырехэтажного дома у меня тоже нет. И мне не пятнадцать лет, а всего девять. Девять с половиной, если уж быть точной. В таком возрасте рановато становиться знаменитой певицей. Поэтому придется подождать, пока я чуток подросту. А имя Джеки Джонс для певицы – это супер. Даже моя подружка с этим согласна, хотя ей нравится и мое настоящее имя.

А вот и оно – Лола Фелозо. Лолой меня назвала мама, а Фелозо – фамилия моего папы. Она такая странная, потому что он из Бразилии. Я называю его «папай». Именно так бразильские дети называют своих пап. Мне кажется, звучит очень ласково. Папа часто разговаривает со мной по-бразильски. Он считает, что мне нужно знать его родной язык. Но я думаю, он просто сам старается его не забыть. Папай живет в Германии уже очень-очень давно. Он и с мамой здесь познакомился. Если честно, они познакомились в поезде возле туалета. Но это как будто совсем другая история.

Моя история начинается сразу же после пасхальных каникул. В полвосьмого утра.

Мы с мамой сидели в столовой, и я так нервничала, что у меня снова чесалась голова. Только в этот раз не из-за овец, а потому что сегодня был первый школьный день. Не самый первый, понятно, ведь девятилетних первоклассников не бывает.

В прошлом году я перешла в третий класс. Но для меня это все-таки был первый день, потому что мне предстояло отправиться в новую школу.

Мы переехали из маленького городка в большой город. Вот с этого переезда и начинается мой рассказ. Надеюсь, теперь, когда я представилась по всем правилам, можно к нему и приступить.

Итак, город, в который мы переехали, называется Гамбург, он находится на Эльбе. Эльба – это такая река. Но, сами понимаете, мы переехали в Гамбург не из-за Эльбы, и не из-за бабушки с дедушкой и тети Лизбет. И, ясное дело, не из-за ресторана. Мы переехали из-за папиных проблем с кожей.

Нет, не подумайте, что мой папай страдает какой-то ужасной болезнью! Настоящие проблемы с кожей скорее у мамы, потому что она у нее слишком светлая. Если она съест много клубники, то на лице у нее тут же появляются ярко-красные пятна, а если она собирается посидеть на солнышке, ей нужно намазаться кремом, а не то она в два счета станет красной как рак.

У папая кожа кофейного цвета, он может есть клубнику хоть ведрами и сидеть на солнце, сколько душа пожелает. Проблема в другом.

В городке, где мы до сих пор жили, почти не было темнокожих людей. Даже у меня светлая кожа, светлые волосы и светло-серые глаза. Папай говорит, что это из-за того, что мамины гены оказались сильнее. Думаю, это значит, что я больше похожа на маму, чем на него.

Я так до конца и не поняла, что за проблемы с кожей у папы, но мама сказала, что среди нормальных людей таких проблем просто не бывает.

Наверное, в нашем городке оказалось слишком много ненормальных. Но то, что проблема была, это факт. Когда папай становился в очередь к кассе в супермаркете, женщины делали такое лицо, будто съели лимон. Когда он забирал меня из школы, все начинали шушукаться. Однажды четвероклассник даже спросил, моется ли мой отец. Мне пришлось врезать ему. Но от этого не легче.

Однажды на стене нашего дома кто-то написал: «Черномазые, убирайтесь в джунгли!», и папай сказал, что с него хватит. Через два месяца мы переехали. Не в джунгли, конечно, а в Гамбург, как я уже говорила.

Здесь много темнокожих людей, и до сих пор я еще не встречала ни одного, у кого были бы из-за этого проблемы. Настроение у папы улучшилось, и мне это нравится. Наша новая квартира мне тоже нравится. В ней на три этажа меньше, чем в доме с автоматом, торгующим жвачкой, из моих фантазий, но дедушка, бабушка и тетя Лизбет живут прямо над нами. Для такого большого города – это просто здорово, говорит мама. Мамина больница тоже не очень далеко – всего двадцать минут на машине, а ресторан дедушки и папы в пяти остановках метро от нашего дома.

Но в среду, когда эта история только начиналась, ресторан еще не открылся. Его ремонтировали. А у меня впереди был первый школьный день.

– Скоро у тебя появятся новые подружки, – говорила мама по дороге в школу.

Да, подружек нужно было найти поскорее. Особенно лучшую. Если честно, лучшая подружка мне нужна больше всего на свете. Это гораздо важнее, чем быть Джеки Джонс, певицей или владелицей четырехэтажного дома с автоматом по продаже жвачек. Какая от всего этого польза, если у тебя нет друзей?

Но когда в среду утром без одной минуты восемь я стояла перед дверью моего нового класса, у меня еще не было ни одной подруги. Было только странное ощущение в животе. И что-то мне подсказывало: «Лола, Лола, найти лучшую подругу будет совсем не просто!»