Читать книгу Камилла и Чарльз - Изабель Ривэр - Страница 4

Куда ни кинь взгляд, кругом одни поля – овраги избороздили их. Вдали виднеются синеватые вершины Даунских гор. На склоне холма качают вершинами два огромных ряда деревьев, посаженных в виде буквы V в часть королевы Виктории. Пламптон Грин: вокзал неподалеку от игрушечных домиков, белый деревянный мост над железной дорогой; с него видна панорама ипподрома, пустующего с мая по август. С ветром доносится аромат свежескошенной травы. Узкая дорожка, плавно изгибаясь, ведет вдоль шеренги домов из красного кирпича. Все дома стоят ровно, в окружении садов, а лужайки перед ними словно пострижены сегодня утром. Две церкви, четыре пивные, украшенные цветами, словно деревенские трактиры; бакалейная лавка соседствует с миниатюрным почтовым отделением. Необычайная тишина – местные гиды говорят, что путешественника, остановившегося в Пламптоне, что в Восточном Суссексе, охватывает иногда чувство одиночества. Население деревни составляет менее полутора тысяч жителей, основная задача их, судя по всему, – «естественное и инстинктивное сопротивление» любой форме географической экспансии. Маленькая закрытая община стоит за сохранение своей тихой гавани.

В 1951 году Розалинда и ее супруг Брюс Шэнд купили «Лэйнз», внушительного вида дом, расположенный несколько в стороне от деревни и укрытый от любопытных взоров зелеными зарослями. До переезда сюда молодые люди жили в местечке неподалеку от Вестдина, а за пять лет супружеской жизни успели произвести на свет троих детей: в июле 1947 года, когда родилась Камилла, ее сестре Аннабел было два года, а братишке Марку – чуть больше года. Брюс – дальний потомок клана шотландских торговцев; среди них в прошлом были известные исторические личности, прославившиеся среди своих современников. У истоков богатства семьи стоял его прадед Хьюг Мортон Шэнд; он сколотил состояние в Индии, а затем, в пятидесятых годах XIX века, приобрел ряд прекрасных домов на Эдвардс-Плейс в самом центре шикарного лондонского квартала Кенсингтон и обеспечил тем самым безбедное будущее своему потомству. Его старший сын Александр Фолкнер Шэнд, адвокат по образованию, прославился пристрастием к виноделию, которое очень скоро оказалось более доходным, чем его таланты законника. В конце восьмидесятых годов он приобретает также некоторую славу в приличном обществе как член «Общества Фабиана». Этот кружок интеллектуалов основан Беатрис и Сиднеем Веббами с целью приобщения британской экономической и политической элиты к социалистическому учению. Александр женился на молодой красавице с фиолетовыми глазами, носившей ласковое имя Констанс Ллойд, которая вскоре предпочла ему писателя Оскара Уайльда. Потерпев неудачу в любви, он с расстройства взял в жены некую Августу Марию Коатс, которая хотя и не принесла ему счастья, но родила сына Филиппа.

Окончив колледж в Итоне, известное учебное заведение для наследников самых древних и благородных семейств королевства, а затем Королевский колледж Кембриджского университета, Филипп оставил свой след в истории как один из наиболее замечательных и плодовитых авторов, когда-либо писавших о современной архитектуре. Был другом Уолтера Гропиуса и Ле Корбюзье. Унаследовав от отца гедонистскую жилку, быстро стал общепризнанным экспертом в области гастрономии и вин и написал многочисленные произведения на эти темы. Личность противоречивая – его называли расистом и антисемитом, – эксцентричный и вечно куда-то стремившийся, сменивший четырех жен, Филипп утерял связь с родителями, и они лишили его наследства. Его первая жена, Эдит Маргерит Хэррингтон, 22 января 1917 года родила ему сына, которого назвали Брюсом. После их развода в 1920 году она снова выходит замуж и переезжает жить в Америку, покинув сына. Спустя три года и Филипп Шэнд уезжает из Англии – во Францию, страну тонких вин, вкусной пищи и красивых женщин. С сыном они встретились снова только в 1935 году.

Воспитанный дедом и бабкой, Брюс вначале послан в колледж Рэгби (как он потом признался, глубоко ему ненавистный), а затем поступил в Королевскую военную академию в Сэндхерсте. В 1937 году в звании младшего лейтенанта направлен для прохождения службы в 12-м Его Величества уланском полку. Имел приятную внешность и безупречные манеры, очарование и достоинство и довольно быстро обзавелся многочисленными приятелями из очень элитарной группы повес, которым обязаны своей репутацией ночи в квартале Сент-Джеймс. Его происхождение могло показаться скромным в сравнении с высокородными аристократами – его друзьями по забавам, но это никого не заботило. Чтобы иметь средства на такой образ жизни – время проводилось в модных ресторанах и барах, – Брюсу, если верить слухам, приходилось иногда взывать к щедрости приятелей. За подвиги, совершенные во время Второй мировой войны, Брюс удостоился двух военных крестов; в 1942 году ему присвоено звание майора. Но в том же году он был ранен и попал в немецкий лагерь для военнопленных в Шпангенбурге. По возвращении из плена друзья приветствовали его как героя, но он не встретил должного уважения среди родных. Когда в январе 1946 года он женился на Розалинде Кубитт, никто из близких не удосужился принять участие в свадебной церемонии, проходившей в церкви Святого Павла, в квартале Найтсбридж.

Когда Милла появилась на свет, Брюс уже уволился из армии и был слишком увлечен своей новой профессией, представителя на студии учебных фильмов, чтобы найти время внести имя младенца в книгу записей гражданского состояния. Пришлось этот вопрос решать Розалинде, после того как она выписалась из родильного дома. Поскольку г-на Шэнда родители покинули, когда он был ребенком, то он постарался сделать все, чтобы его первенец с самого рождения жил в счастливой, процветающей семье. «Если я и кажусь сильной женщиной, то всецело обязана именно этому, – призналась позднее Камилла одной из своих подруг. – Я росла в атмосфере любви и полной безопасности. Никогда не сомневалась, что близкие всегда будут рядом в трудный момент жизни…Начало моей жизни было лучшим, о каком можно только мечтать»[17]. В скором времени между отцом и дочерью установились самые доверительные отношения – редко когда такие бывают. Брюс и Камилла были похожи, понимали друг друга; это осталось и впредь. В 1952 году девочку отправили в Дамбреллс, старый пансион в маленьком городке по соседству с Дичлингом, всего в пяти километрах от дома. Основанная в 1880 году тремя сестрами, мисс Мэри, мисс Эдит и мисс Мэй, расположенная на бывшей ферме школа ценилась в те времена как «заведение для обучения светских женщин». «Нас там учили страдать, – вспоминала потом одна из учениц – Молча».

«Первые десять лет день начинался в половине седьмого с холодного душа, – рассказывает житель деревни по имени Джон Стэннинг в своих мемуарах. – Лишь немногим счастливицам выпадало такое счастье, как горшок с горячей водой, который приносила служанка. Ни одна из комнат не отапливалась. В семь часов тридцать минут звонок оповещал о начале двадцатиминутного сеанса занятий физическими упражнениями. Затем все шли на молитву. На завтрак обитательницы пансиона могли выбирать – молоко с хлебом или овсяную кашу. Яичницу с беконом подавали к столу только по пятницам и субботам»[18]. После смерти последней из сестер Дамбреллс сразу по окончании Второй мировой войны одна из преподавательниц, мисс Хелен Ноулес, поклялась продолжить их дело – воспитывать молодое поколение королевства в уважении правил строгости и воздержанности, свойственных Викторианской эпохе.

Скользкий, неровный каменный пол; на стенах местами выросли вьющиеся растения, скрывающие часть фасада; навязчивый запах вареной пищи. У входа набитое соломой чучело огромной летучей мыши, распластавшей крылья над камином. В этом заведении, где время, казалось, остановилось полвека назад, Камилле пришлось смириться с условиями жизни другой эпохи. Очень скоро она проявила удивительную способность переносить холод. На занятиях в классе научилась растапливать в чернильницах лед, в который превращались за ночь чернила, равно как и терпеть телесные наказания, следовавшие за малейшее отклонение от правил поведения. Требования дисциплины, одни и те же для всех, должны соблюдаться всеми ученицами независимо от возраста. К самым маленьким тоже применяли указку. «Камилле иногда доставалось потому, – пишет одна из ее подружек той поры, – что из нее прямо-таки бил фонтан слов. С ее энергией ей трудно было оставаться спокойной даже несколько минут» (Грэхем Кэролайн).

Каждое утро ученицы собирались в самом большом помещении здания, в центре здесь стоял стол мисс Ноулес. Девочки подходили по очереди, чтобы сделать короткий реверанс и пожать руку директрисы. Затем старшие девочки усаживались за парты, а те, кто помладше, занимали скамьи, стоявшие вдоль стен. После общей короткой молитвы младших уводила наконец в класс учительница. Незадолго до обеда школьницы снова собирались в главном классе, и лишь после этого им разрешалось в первый раз после подъема пойти в туалет. Когда называли их имя, следовало говорить, если хотелось в туалет: «Прошу прощения на несколько минут». «Надо было быть внимательной, – вспоминает одна из них, – потому что потом сделать это оказывалось невозможно. А при “несчастном случае” нижнее белье вывешивалось сушиться перед огромным камином на виду у всех. И в довершение нашего унижения мы были вынуждены носить давно вышедшие из моды пышные трусики до колен»[19].

В этом заведении, будто сошедшим со страниц романа Диккенса, дети очень быстро понимали, что им надо закаляться, чтобы «держать удар». «Если вам нездоровилось, вас отправляли полежать на кровать мисс Дамбреллс, в ту комнату, где никто ни к чему не притрагивался после ее смерти, – рассказывает другая ученица. – Излишне говорить, что над нами будто ставили ужасный опыт». Во время занятий девочкам не разрешалась задавать никаких вопросов. «Мисс Ноулес в противном случае с большим удовольствием поиздевалась бы над тем, кто задал вопрос. В то же время, если она нас что-нибудь спрашивала, а мы, к несчастью, неправильно отвечали, она наказывала нас – заставляла вставать на стул, держа руки за головой». Перемена в первой половине дня давала ученицам очень мало времени на отдых. «Нас заставляли постоянно носить резиновые сапоги из-за того, что в траве якобы водились змеи».

Некоторые ученицы со смехом вспоминают «синий костюм» директрисы, «один и тот же изо дня в день, летом и зимой». Другие с гримасой на лице говорят о пытке, которую представлял собой процесс коллективного приема пищи в столовой. «Пища была, как бы это сказать… приготовлена по старинке, причем возмутительной: древняя говядина и вареная морковь, мучнистый пуддинг… Мисс Ноулес требовала, чтобы мы вели себя как уважаемые взрослые люди, приглашенные на шикарный прием. Она повторяла нам, что поданное блюдо надо съедать до конца, каким бы оно ни было. Например, говядину, часто очень жилистую, следовало разрезать на мелкие кусочки, которые мы должны съесть до последнего. Оставить хотя бы один кусочек, по ее мнению, равносильно ужасному хамству. Если вы заявляли, что вам не нравится то или иное блюдо, вам начинали давать двойную порцию этого блюда. И бесполезно пытаться забить вкус этой пищи, запивая ее литрами воды. Это тоже считалось очень плохим воспитанием».

Упрямых, недисциплинированных и рассеянных воспитанниц усаживали за «позорный стол» в темном углу столовой. Прием пищи проходил в благоговейной тишине, нарушать ее разрешалось только девочкам, сидевшим за столом директрисы. «Вести себя следовало как на светском приеме, – вспоминает одна из бывших учениц пансиона. – Для того чтобы научить нас поддерживать разговор, уверенно вести себя в обществе, она забрасывала нас вопросами. Вообще-то, это был не совсем плохой метод обучения, пусть при этом ей почти ежедневно удавалось доводить кого-то из нас до слез». А все потому, что директриса пансиона Дамбреллс очень уж легко выходила из себя. «Когда кто-нибудь ей перечил, лицо ее становилось красным, и она буквально начинала трястись от гнева. Однажды она влепила мне пощечину. Поскольку ничего другого не оставалось, мы решили, что это в порядке вещей и не стоит рассказывать об этом родителям. Большинство из них предпочли бы ничего этого не знать. Запретная тема, которой в разговоре лучше избегать»[20].

«Мисс Ноулес ненавидела детей слабых или застенчивых, – продолжает эта бывшая воспитанница. – Мне кажется, в глубине души она обожала, когда ей оказывали сопротивление. У нее, впрочем, были свои любимицы, чаще всего – дети из знатных и богатых семей». Некоторые ученицы, не в силах выносить все эти унижения и придирки, покидали заведение в течение учебного года. «Что касается меня, я каждое утро просыпалась, с ужасом думая о том, какой день мне предстоит прожить, – сообщает соученица Камиллы. – Мы прилежно трудились только лишь потому, что нам было страшно». Однако же спустя много лет Брюс Шэнд вспоминает о директрисе как о «замечательной воспитательнице». «Она действительно могла бы стать фантастической учительницей, – продолжает все та же бывшая ученица. – Наш английский безупречен потому, что она обожала этот язык и была решительно настроена на то, чтобы мы знали его как можно лучше. Если подумать, то образование, которое нам давали в Дамбреллс, было превосходным. Но отправлять детей туда учиться также отдавало и снобизмом. Семьи ясно давали этим понять, что не желают смешивать своих детей с “простолюдинами” даже за школьной партой. Однажды мисс Ноулес направила всем родителям своих учеников письма, в которых спрашивала, против ли они, если в заведение будет принята дочь коммерсанта».

Только наступление рождественских праздников смягчало на время нрав хозяйки заведения. В последний день четверти она неизменно клала под елку пятьдесят кукол – по одной на воспитанницу. Куклы были наряжены в разные платья, сшитые Кок, кухаркой пансиона. Рядом с елкой в отблесках свечей стоял слуга с ведром воды – на случай пожара. «Одна из кукол всегда была самой большой и самой красивой, вызывавшей всеобщую зависть, – вспоминает одна из бывших учениц. – Раз в два года мисс Нуолес давала самой младшей или самой старшей из нас возможность выбрать куклу первой – как говорили, для того, чтобы избежать склок». Все свидетельства сходятся в одном: выпускницы пансиона Дабмреллс навсегда были связаны «необычайной близостью». «Все, кто прошел через это, могли впоследствии преодолеть что угодно».

Этот опыт, каким бы трудным он ни был, способствовал еще большему сближению Камиллы с отцом. Близкие им люди отмечают у обоих силу характера, волю, способность никогда не пасовать перед трудностями.

14 ноября 1948 года в двадцать один час пятнадцать минут в Букингемском дворце наследница дома Виндзоров принцесса Елизавета произвела на свет своего первого ребенка мужского пола. Ее муж, принц-консорт Филипп, герцог Эдинбургский, не присутствовал во время родов. Устав от ожидания, он уехал поиграть в сквош. Супруги договорились не сообщать своему окружению, какое имя они выбрали для своего ребенка. А имя это решительно никогда не приносило удачи английским королям. Коронованный в 1625 году, Карл I обезглавлен в 1649 году, в самом конце продолжительной гражданской войны. Обреченный на ссылку, его сын Карл II безуспешно пытался вернуть власть силой оружия, а затем нашел прибежище во Франции и в Бельгии. Там он прозябал в бедности вплоть до 1661 года, когда ему удалось наконец в Вестминстерском аббатстве вернуть корону предков. Несчастный претендент на трон, его внук Карл Эдуард Стюарт, пытавшийся провозгласить себя королем Карлом III, в конце жизни окончательно спился и разорился.

Когда молодые родители решились открыть имя первенца своим советникам, эта новость буквально повергла их в шок. «Недоброе предзнаменование» – так прокомментировал ее один из них. Поскольку ремонтные работы в новой резиденции Кларенс-хаус еще не были завершены, супруги отправляют старшего ребенка в деревню, в графство Серрей, а сами приезжают увидеться с сыном каждые выходные. В 1949 году, когда семья наконец въезжает в шикарный лондонский особняк, маленького принца помещают в детской комнате с белыми стенами, где лепнина на потолках красиво оттенялась светло-голубой краской. Пятнадцатого декабря его крестили в музыкальном салоне дворца.

В окружении Виндзоров поговаривали, что будущая королева и ее супруг воспитывали свое чадо «в строгости». Очень рано Чарльз осознал, что он не такой ребенок, как все. В начале пятидесятых годов XX столетия редкие свидания Елизаветы с сыном обычно происходили каждое утро, с девяти до половины десятого, и иногда в течение часа или чуть более – в полдень перед его отходом ко сну. Лилибет активно готовилась заменить на престоле своего отца Георга VI: состояние его здоровья стремительно ухудшалось, и ей приходилось замещать его на большей части официальных мероприятий. А в это время ее супруг герцог Эдинбургский, как офицер Военно-морского флота, большую часть своего времени бороздил Средиземное море в качестве капитана «Чикерс», боевого корабля флота Его Величества. Лишенный родителей в течение иногда нескольких месяцев кряду, Чарльз, уже имевший к тому времени сестренку по имени Анна, получал так необходимую ему ласку от своих нянек – Элен Лайтбоди и Мейбл Андерсон.

Приличия требуют, чтобы в присутствии монархини и ее супруга ребенок отвесил почтительный поклон, прежде чем ему позволят взобраться на колени к бабушке. Контакты, установившиеся в то время между мальчиком и будущей королевой-матерью, очень скоро превратились в редкие отношения нежности и взаимопонимания – редкие по крайней мере относительно правил, принятых в королевской семье. В то время бабушка – единственный человек, по-настоящему понимавший маленького принца и видевший в нем качества, свойственные великим королям. Она единственная прощала ему все капризы и слабости, одна интересовалась замыслами и желаниями. 8 февраля 1952 года, спустя два дня после кончины Георга VI, «благороднейшая и высокородная принцесса Элизабет Александра Мари» официально стала «Елизаветой Второй, милостью Божьей королевой этого королевства, а также всех других королевств и территорий, главой Британского Содружества и защитницей веры». Маленький Чарльз получил титул герцога Корнуэльского, который присваивался старшему сыну правящего монарха. Он стал также герцогом Кэрриком, бароном Ренфрю, правителем островов, принцем и великим интендантом Шотландии.

На Рождество королевская семья перебралась в Букингемский дворец. Один из первых указов новой королевы освобождал ее детей от необходимости отдавать ей поклон. Эта новость вскоре была истолкована как знак грядущей эры больших перемен. У Чарльза почти не осталась в памяти церемония состоявшейся 2 июня 1953 года коронации матери, разве что воспоминания о том, как придворный брадобрей стриг волосы вокруг ушей на его маленькой головке, и об «отвратительной жирной жидкости»¹, которой ему затем намазали волосы. На восторженные крики толпы, собравшейся у решетки дворца, ребенок, которому велели выйти на главный балкон вместе с родителями, отвечал застенчивой улыбкой, ставшей еще более растерянной, когда он внезапно осознал всенародное обожание. Вовсе не стремясь замкнуться в защитном коконе, образуемом вокруг клана Виндзоров целой армией дворян, придворных и слуг, составлявших основу королевского дома, мальчик с возрастом стал проявлять вызывавшие беспокойство признаки склонности к самопереоценке, бывшие в большей или меньшей степени следствием уверенности, что он не такой, как все.

Стараясь подготовить старшего сына к исполнению обязанностей, предписанных рождением, Филипп поспешно истолковал его повышенную чувствительность как достойное сожаления отсутствие твердости характера и моральных устоев. Кроме того, юный наследник короны страдал от того, что его постоянно сравнивали с младшей сестрой принцессой Анной, чья смелость, кипучая натура и исключительная твердость характера вызывали восхищение правящей четы. Как в кругу семьи, так и в присутствии посторонних герцог Эдинбургский постоянно унижал и укорял сына. Сталкиваясь с властностью отца, принц вовсе не закалял свой характер, но только еще больше недооценивал себя. Осенью 1953 года началась учеба Чарльза. Она проводилась в одной из шести комнат детского крыла, переоборудованной для этого в учебный класс. Учеба началась под руководством только что назначенной Елизаветой II гувернантки принца мисс Кэтрин Пиблз. Четырнадцатого ноября родители маленького принца предпочли остаться в своей резиденции Сэндрингхэм, в графстве Норфолк, и не возвращаться в Лондон, чтобы отпраздновать пятилетнюю годовщину старшего сына, поскольку принц Филипп [21] уже был год назад на дне рождения сына. Спустя девять дней после этого королевская чета отправилась в плавание по странам Британского Содружества. Это турне разлучило монархов с их отпрыском почти на полгода.

Нет ничего удивительного, что большинство придворных считали: королевская семья только звалась семьей. Елизавета II была еще очень молода, когда взошла на престол. По прошествии периода «обучения» новым обязанностям она стала демонстрировать ежеминутно преданность своим королевским делам. Рассказывают, что многочисленные обязанности монархини не давали ей возможности в полной мере познать радости материнства. Эти радости, слишком простые, не соответствовали ни ее воспитанию, ни складу характера. «Ей нравится быть королевой, вот и все», – объяснит это однажды кто-то из ее близких. По мнению сэра Энтони Джея, автора нескольких очень известных документальных телевизионных фильмов о королеве, она просто «из тех людей, что никогда не показывают своих чувств. С тех времен, когда мы были еще империей, представители так называемого высшего общества должны были уметь создать себе что-то вроде панциря, позволявшего им становиться генерал-губернатором Индии или высшим должностным лицом в Танзании. Это позволяло им иметь сбалансированную и взвешенную оценку событий, но одновременно делало их существами холодными. Для всех, кому удавалось достичь подобного отрешения в эмоциональном плане, нормальная работа государственной машины всегда была важнее семьи. Когда детей королевы отдали на попечение кормилиц, произошло что-то вроде прижигания чувств. А коль скоро это произошло, никто об этом больше не задумывался. Елизавета II, кстати, видела в этом силу, без которой не смогла бы исполнять свои обязанности»[22].

10 мая 1955 года в Букингемском дворце обнаружили, что Чарльза пора отдавать в школу. До той поры обычаи требовали, чтобы с будущими монархами занимались частные преподаватели в спасительных стенах королевской резиденции. Но Лилибет и Филипп решили, что настало время дать ребенку пообщаться со сверстниками. Няньки мальчика стали обслуживать только принцессу Анну, а место гувернантки мисс Пиблз временно занял наставник по имени Майкл Фэрбразер. Королева поручила своему пресс-секретарю Ричарду Колвилу передать генеральному секретарю Ассоциации владельцев газет письмо следующего содержания: «Ее Величество и герцог Эдинбургский считают, что их сын достиг возраста, когда желательно, чтобы он принимал участие в более приспособленных профессионально учебных мероприятиях вместе со своими сверстниками». В письме сообщалось также, что принц, несомненно, должен посещать определенные общественные места, в частности театры и музеи, и изложена просьба избавить его от «затруднений», связанных с возможным чрезмерным публичным освещением таких эпизодов.

28 января 1957 года Чарльз впервые переступил порог «Хил-хаус», учебного заведения, пользовавшегося репутацией «шикарного, но снобистского». Его директор полковник Тауненд следил, чтобы в головах учеников не возникало и мысли о какой-либо конкуренции. Елизавета II желала, чтобы учеба ее старшего сына была насколько возможно «нормальной». Чтобы избавить наследника короны от толчеи общественных лондонских бассейнов, его одноклассников стали постоянно приглашать в бассейн при дворце, чтобы учиться плавать. Маленький принц понял, что, несмотря на все усилия сотрудников школы, предпринимаемые в этом направлении, никто и никогда больше не будет относиться к нему как к «нормальному» ребенку. Только в шотландской резиденции Виндзоров «Бэлморэл», вдали от городской суеты и от неукоснительного соблюдения придворного протокола, он позволял проявиться своей романтической, мечтательной натуре. Бабка по материнской линии подарила Чарльзу полный комплект садового инструмента. В беседах с лесничими имения он научился общаться с природой. Будущий король Англии вскоре решил, что он уже достаточно взрослый, для того чтобы сопровождать членов семьи в продолжительных сеансах охоты, которые задавали ритм летнему отдыху на берегу реки Ди. Филипп был явно доволен, что сын проявляет многообещающую ловкость в обращении с ружьем.

В семистах километрах оттуда, на юге королевства прибытие семейства Шэндов в Пламптон спровоцировало прилив социальной активности маленького сообщества жителей деревушки. «Розалинда устраивала большие приемы, великолепные званые вечера, – вспоминает одна из жительниц деревни— Распорядилась установить навесы в саду, и гости могли вальсировать до самого утра. Она очень любила устраивать праздники. Моя мать, регулярно получавшая приглашения, рассказала мне, что однажды видела ее танцующей на пианино»[23]. Окружавшие семью люди отмечали большое сходство, очень скоро объединившее Розу и ее старшую дочь. «Худая, не очень высокая, – описывает ее одна из бывших соседок – Всех сразу поражала ее улыбка – великолепная улыбка, которая словно освещала лицо. Эта улыбка придавала ей особенное очарование, и его унаследовала Камилла. Сильная духом, обладала несомненной харизмой. Ко всему этому была очень остроумна и умела заставить собеседников смеяться. Стоит признать и то, что она обладала способностью выносить очень жестокие суждения относительно других. А остроумие ее в любую минуту могло стать… как бы это сказать, – колким».

Элегантные и благовоспитанные, обходительные в любых обстоятельствах, окруженные ореолом престижности интенсивной светской жизни, супруги Шэнд являли прекрасный пример оптимального сочетания гламура пятидесятых годов и легкомыслия шестидесятых. «На этих вечерах много флиртовали, – сообщает та же жительница Пламптона. – Мои родители в шутку говорили, что в усадьбе «Лэйнз» постоянно что-то происходит в глубине сада. Но ведь то время сильно отличалось от нашего, в котором мы теперь живем. У гостей Брюса и Розалинды никогда не возникало проблем с деньгами. Мужчины женились в молодом возрасте, женщины не работали. После того как они отправляли своих чад в пансион, у них становилось много свободного времени, и они имели достаточно средств, чтобы приятно его провести. Соблазнов перед ними – великое множество. Поначалу их первыми любовниками становились мужья. По прошествии некоторого времени эти дамы начинали понимать, что есть… еще кое-что».

Все без исключения считали Розалинду любящей, заботливой матерью. Свою любовь к детям она выражала еще и тем, что работала добровольной помощницей в находившемся неподалеку от города Льюиса «Чейли херитэж скул», учебном заведении, специализировавшемся на воспитании и реабилитации детей-инвалидов. Проявляемое ею участие к их судьбе вызывало всеобщее восхищение и уважение. Во время одного вечера, организованного в благотворительных целях для этого заведения, Роза даже работала прислужницей, к великому удивлению почетного гостя вечера герцога Норфолка. Несмотря на многочисленные обязанности, Брюс нашел время, чтобы заниматься фондом «Генри Смит истейтс», помогавшим подобным лечебным заведениям. Каждую весну эта семейная пара распахивала перед посетителями двери своего великолепного сада, брала при этом скромную плату за вход, а собранные таким образом средства полностью переводились на счета «Чейли херитэж скул», а также Британской национальной ассоциации защиты детства.

По воскресеньям Камилла послушно участвовала в религиозной службе, проводимой в Олд Черч Сент Майкл – Старой церкви Святого Михаила – вместе с Аннабел, Марком и родителями. «Все остальные дни недели она вела себя как мальчишка-сорванец, – рассказывает ее бывшая соседка Кэролайн Грэхем – В то время как все девочки проводили время за чтением книг или за игрой в куклы, Камилла предпочитала играть с ребятами…Она непоколебимо верила в свои способности». «В те времена мальчишки больше были предоставлены самим себе – они могли уходить из дома и возвращаться когда им вздумается, – добавляет другая соседка – Родителям и в голову не приходило, не успели они потерять ребенка из виду, тут же предполагать, как часто происходит в наши дни, что с ним случилось самое страшное».

В период, когда семья жила в «Лэйнз», большое внимание уделялось воспитанию. У Брюса вокруг дома было достаточно земель, чтобы держать на них лошадей. По нескольку раз в неделю в компании с членами «Клуба гончей охоты на лис Восточного Суссекса» он утолял свою охотничью страсть, участвуя в охоте на лис с собаками. «Как большинство людей его положения, – вспоминает один из членов клуба, – он легко вступал в контакт с представителями любого слоя общества. Для него различия в социальном положении не имели никакого значения. Он был очень приятным в общении человеком. Мы говорили с ним обо всем – и ни о чем. Но он никогда не говорил о своих детях». Жители Пламптона так описывают его: «Типичный профиль офицера английской армии. Радушен, разговорчив и очень уверен в себе»[24].

В 1950 году благодаря своим навыкам верховой езды, упорству в преследовании лисиц и врожденной властности г-н Шэнд избран заместителем председателя «Клуба гончей охоты на лис Восточного Суссекса». С той поры на его плечи легли многочисленные дополнительные обязанности, управление псарнями и конюшнями; сотрудничество с фермерами и землевладельцами, по чьим землям проезжали экипажи; реализация мероприятий по защите фауны и флоры; возведение оград; организация лесонасаждений. Все эти обязанности стали занимать большую часть его досуга. Брюс передал Камилле свой талант наездника. У девочки был свой личный пони, и она быстро освоилась с техникой и традициями конной охоты. А начальные шаги принца Чарльза в этой науке получили широкое освещение в прессе. В 1960 году за свое первое участие в собрании сторонников охоты он был подвергнут резкой критике со стороны президента «Национального общества за отмену жестоких видов спорта».

Милла часто сопровождала отца в его продолжительных поездках по окрестностям. Одна из жительниц Пламптона, по имени Мэри, сообщила, что из окна своего дома, расположенного на самой вершине холма, она часто видела, как отец и дочь проезжали верхом по дороге, ведущей к деревне по соседству с Дичлингом. В ходе этих продолжительных поездок бок о бок бывший офицер понемногу знакомил старшую дочь с историей семьи и со славным прошлым их предков. Девочка с увлечением слушала рассказы о его приключениях во время войны. В глубине души она стала мечтать о большой, прекрасной любви к некоему привлекательному военному. По вечерам после ужина девочка часто просила мать снова и снова пересказывать историю Алисы Кеппель – повелительницы сердца короля.

В 1958 году Брюс нашел работу у известного виноторговца – в фирме «Блок, Грей и Блок». Фирма располагалась в лондонском квартале Мэйфейр. Очень скоро он сделался одним из совладельцев фирмы, а затем стал контролировать ее филиал «Эллис – сын и Вилер» и организовал перевод филиала в Льюис. Денег, оставшихся от Сони Кубитт, семейству Шэйдов вполне хватало, чтобы жить безбедно и позволить себе приобрести квартиру в престижном лондонском районе Челси, при этом сохраняя свое положение в высшем обществе Восточного Суссекса.

В отличие от сестры и брата Камилла выросла в строгом уважении обычаев и правил жизни аристократии. «Из нас троих она более всех придерживалась условностей, – напишет потом ее брат Марк. – Аннабел и я отличались строптивым характером. Мы были с ней более близки»[25]. В одном из произведений, которые впоследствии выйдут из-под его пера, молодой человек рассказал, как в 1959 году, в возрасте восьми лет, он однажды ночью пытался ударить ножом одну из своих сестер. «Я ненавидел ее со страстью, которая переходила в манию, – признается он. – Все, что бы она ни делала, ей всегда прощалось. А меня, напротив, вечно во всем обвиняли[26]». Случайно поранив самого себя, он не смог привести в исполнение свои ужасные планы. И никогда впоследствии не признавался, какая же именно сестра, Аннабел или Милла, вызывала в голове ребенка такую агрессивность и зависть.

В те времена Роза пыталась, хорошо ли, плохо ли, направить в нужное русло темперамент сына. «Она была очень строга с ним, – рассказывает одна из соседок. – Часто шлепала его по щекам или по ушам за ужасную непоседливость. Ей, очень еще молодой, чрезвычайно трудно, даже невозможно оказалось взять его под контроль». Уже увлекшаяся искусством и, как говорили, более «мозговитая», чем сестра, младшая дочь Шэндов училась более старательно, чем старшая. Аннабел тоже научилась ездить верхом, но не проявляла никакого особого интереса к псовой охоте. Как и Камилла, она очень рано заслужила большое доверие родителей. «Всех троих любили любовью абсолютной, безоговорочной, что по тем временам необычно для людей их положения, – свидетельствует одна из их бывших приятельниц— Родители постоянно поддерживали детей в стремлении оставаться самими собой. Большинство из нас воспитывались в постоянных замечаниях. Они же слышали только похвалы. И это сразу было заметно»[27].

В конце 1957 года Чарльз Виндзор отправлен в пансион «Чим», учебное заведение, которое занималось подготовкой к поступлению в колледж, располагавшийся в Хедли, графство Беркшир, и получило в XIX веке наименование «маленькая палата лордов». Его отец Филипп обучался там с 1930 по 1933 год. В день начала учебного года Елизавета II и ее супруг прервали на короткое время пребывание в «Бэлморэле», чтобы проводить сына в школу. Вопреки брошенным британскими средствами массовой информации новым призывам к модернизации королевской власти, юного принца у ворот школы приветствовала большая толпа – журналисты, родители учеников, любопытствующие. Королевская чета посетила помещения школы, в частности заглянула в спальню на восемь коек, где будет спать их старший сын. Букингемский дворец довел до сведения соучеников принца, что называть его надо просто по имени. Преподавателям предписывалось обращение более уважительное – «принц Чарльз».

Каждое утро, в четверть восьмого, в спальне раздавался звонок, призывавший к побудке. Спустя тридцать минут после этого – обязательная для всех молитва, затем, в восемь часов, завтрак. Занятия начинались ровно в девять. Другие обитатели пансиона не подпускали мальчика близко, держали на расстоянии, и вскоре королевский ребенок стал объектом особо изощренного физического и морального издевательства, предметом бесконечных насмешек. «Завести множество друзей было не так-то просто, – расскажет потом принц. – Я необщителен от природы и всегда ненавидел банды. Мне нравится быть одному или с кем-нибудь вдвоем» (Димблби Джонатан). Чарльза тех времен характеризуют как любезного, предупредительного, скромного и удивительно галантного для своего возраста. Но ему хватало и доверия, и уверенности в своих силах, чтобы завоевать дружбу тех немногочисленных ребят, которые время от времени отваживались оказывать ему небольшие знаки расположения. По прошествии нескольких месяцев он убедил себя, что его никогда не будут любить за его собственную душу. Королева понимала, что сыну предстоит выдержать испытание, но посчитала, что будущему монарху необходимо пройти и через это. 26 июля 1958 года, по случаю закрытия в Кардиффе Игр Британской империи и Британского Содружества, она присвоила Чарльзу титулы принца Уэльского и графа Честера, а также сделала оруженосцем кавалера благороднейшего ордена Подвязки. К своему удивлению, Чарльз узнал об этом из прямого телевизионного репортажа о закрытии Игр, который смотрел с учениками своего класса. Его смущению не было предела, и судьба показалась ему предрешенной. Он возненавидел на всю жизнь воспоминания о тех пяти годах, которые провел в «Чиме», с такими же отчаянием и силой, с какими проклинал затем колледж «Гордонстаун».

Королева всех англичан – мать намного более уступчивая, чем может показаться. Из принципа или вследствие слишком большой сердечной снисходительности, Лилибет никогда даже не пыталась руководить поведением или частной жизнью своего отпрыска, перекладывая чаще всего на супруга те незначительные проблемы, которые возникали в их повседневной жизни. Полностью отстраненный женой от дел короны и государства, Филипп максимально использовал власть, которая была ему дана в этих вопросах. «Для него это тем более важно, потому что в молодом возрасте он никогда не жил семейной жизнью», – сказала как-то королева одной из своих подруг. Опутанные чрезмерным формализмом, объединяющие Виндзоров связи являются постоянным и откровенным оскорблением современности, науки Франсуазы Дольто в текущем времени… Очень скоро дети королевской четы поняли, что им придется противостоять трудностям существования в одиночку, не смея даже надеяться на помощь родителей.

«Королева передала детей в руки Филиппа, а Филипп в свою очередь бросил их на произвол судьбы», – пишет журналист и писатель Грэхем Тернер, рисуя портрет Елизаветы II. «Он думал, что обтесывать их тем или иным способом – неправильно и наилучший способ обучения для них – наука выкручиваться из всего самостоятельно, – рассказывает одна упомянутая в статье благородная дама – С самого начала поводья висели у них на шее. Даже в очень юном возрасте Чарльз и Анна пользовались большой свободой и никогда ни с чем не обращались к родителям. Очень быстро они обзавелись своими столами, своими секретарями, составили свои рабочие графики. Казалось, королева и принц Филипп считали, что их это мало касается. Чаще всего они не знали, чем именно в данный момент занимаются их дети…Вследствие этой ранней независимости Виндзоры стали напоминать скорее некий клуб, чем семью. Они никогда ничего не проводили совместно, и поэтому среди них было не принято общаться друг с другом, а если и общались, то на совершенно тривиальные темы».

Казалось бы, свободные от всех омрачающих повседневную жизнь материальных забот, вознесенные с самого рождения на вершину социальной лестницы и абсолютно уверенные, что никогда оттуда не спустятся, короли и королевы получают небывалую возможность воспользоваться идеальными условиями для расцвета семейной жизни и достижения успехов в качестве родителей. Как предположить, что Маргариту Датскую оставила нянька за полчаса до начала церемонии ее коронации? Как представить Харальда Норвежского в лапах злобного банкира, после того как на занятия спортом во время зимних каникул он потратил большую сумму, чем предусмотрено? Как не опереться о стену при мысли, что Карл XVI Густав яростно обменивался ударами со своим коллегой по офису или что королева Беатрикс Нидерландская, шатаясь от усталости, вышла из метро, забитого людьми, после дня общественного движения в Гааге? И все же – колкости, недоговоренности, не признаваемое открыто соперничество, непродуманное распределение обязанностей и оскорбленное самолюбие… У монарших пар тоже случаются семейные разногласия. А замужество или женитьба не на человеке, а на его имидже, настоящая любовь, часто перемалываемая протоколом, привязанность и взаимопонимание, мелко порубленные интересами государства? В действительности это самые обычные пары, а их подлинные проблемы вовсе не там, где они предполагают.

Лилибет не любит показывать свои чувства; Филипп имеет характер довольно ворчливый и легко взрывается. Многие люди из окружения королевской семьи свидетельствуют, что в те времена он в любой ситуации проявлял нетерпимость и раздражительность по отношению к старшему сыну. Такое поведение, несомненно, являлось следствием тех лишений, которым он сам подвергался в течение своей жизни. Герцог Эдинбургский, граф Мерионет и барон Гринвич, он родился, принцем Греческим и Датским, 10 июня 1921 года на острове Корфу. Вместе с отцом, принцем Андреем Греческим, пережил ссылку, в которую тот вынужден был отправиться после государственного переворота, и его раннюю кончину (1944), интернирование матери, а также долгие годы странствий и нищеты вплоть до того, как последовало разрешение (1939) поступить на службу в Королевский флот. Все это оставило в его душе много горьких воспоминаний. Спустя восемь лет после этого вхождение в правящую королевскую семью обернулось для молодого, щеголеватого офицера рядом разочарований и заставило его отказаться от дворянских званий, сменить национальность и религию и согласиться с тем, что его родные дети носили не его фамилию, а фамилию жены. А поскольку беда никогда не приходит одна, ему ничего не оставалось делать, как уйти с воинской службы после коронации супруги и с той поры занять место в тени монархини. «Амеба, я теперь всего лишь амеба», – часто, если верить слухам, повторял он.

Пример родителей надолго заронил в голову Чарльза грустное видение супружества. Однако, по словам Сары Брандорф, автора монументальной биографии королевы Англии, их союз «был успешен со всех точек зрения». Елизавета с ума сходила от любви к мужу с самой первой их встречи, в 1939 году, когда ей было тринадцать, а ему – восемнадцать лет, и всячески старалась как можно чаще давать ему доказательства своей любви. «Филипп, явно тоже влюбленный, хотя и явно менее страстно, находит ее сексуально привлекательной». И если он не приемлет никакой формы выражения своих чувств, то это происходит как из-за его темперамента, так и по причине строгости полученного им воспитания. Не слушая мольбы своего окружения вроде: «Ну сделайте же что-нибудь… ну не знаю – обнимите ее за талию, например» (это посоветовал ему однажды его адъютант), – принц до недавнего времени не осмеливался выражать жене нежность в присутствии других.

Время от времени он, однако, разговаривает с ней резко, причем прилюдно. «Перестаньте же быть такой дурой – улыбнитесь, да улыбнитесь же!» Именно так выражается желание покомандовать, свойственное всем высшим офицерам Королевского флота. Однажды вечером, когда они возвращались в компании некой близкой особы, сидевший за рулем принц заложил на большой скорости очень резкий вираж – Лилибет сдавленно вскрикнула; Филипп пришел в ярость. «Еще один такой крик – и я вышвырну вас из машины!» – предупредил он сухо в присутствии ошарашенного пассажира. В то же время многие приближенные королевской четы свидетельствуют, что и королева столь же решительно останавливает супруга, когда он того заслуживает. «Замолчи! Ты не знаешь, что говоришь…» – вроде бы сказала она ему однажды в присутствии премьер-министра Австралии Боба Хоука, когда принц осмелился высказать какие-то свои очень личные взгляды на Британское Содружество.

Часто подвергаясь малоприятным комментариям на страницах британских газет, герцог Эдинбургский никогда не переставал демонстрировать примерную преданность жене. Точно так же, как королева-мать сделала все, что могла, для мужа, короля Георга VI, он тоже постоянно помогал Елизавете исполнять официальные обязанности с первого дня ее правления, в частности писал для нее речи, работал с ней над дикцией, помогал исправить тембр ее высокого голоса. Но в лондонских салонах регулярно обсуждались слухи о его врожденной неспособности хранить ей верность. Как-то на одном из приемов Филипп упал на колени перед принцем Бернардом, супругом королевы Юлианы Голландской, и простонал: «Вы не представляете, как вам повезло!.. Вас никто не знает, вы можете завести себе столько подружек, сколько захотите. А вот за мной постоянно наблюдают шесть телохранителей…» Прекрасно отдавая себе отчет в том, что муж ее – красавец мужчина, королева верила, что он всегда к ней вернется. И та секретность, с какой он проворачивал свои сердечные делишки, в числе прочего доказывает любовь к ней.

В 1958 году, по окончании учебного заведения в Дамбреллс, Камилла поступила в «Соузовер мэнор», в Льюисе. Эта школа так высоко котировалась среди истеблишмента, что какое-то время королевская чета подумывала отдать туда принцессу Анну. Но принцесса горела желанием познать восторг и опьянение лондонской жизни и в конце концов добилась от родителей согласия продолжать учебу в столице. А Брюс и Розалинда отправили старшую дочь в колледж «Квинс гейт», в лондонском районе Кенсингтон. Там так готовили светских девушек, что в то время говорили: колледж «поставил жен половине сотрудников Министерства иностранных дел» Ее Королевского Величества. «Обучение, которое там давалось, еще только начинало модернизироваться, – рассказывает один из преподавателей – А в то время заведение славилось тем, что в нем подростков учили играть в бридж да выписывать чеки»[28]. В глазах соучениц Милла принадлежала «к той категории одиночек», у которых очень скоро появляется уверенность, что они созданы для отличной от других жизни. В то время, судя по описаниям, она была «самая холодная» и «самая озорная» в школе, а также «слишком воображалистая девица», нечто вроде недоросшей Слоун Рейнджер. Говорили, что она обладала «неким магнетизмом» и завидной для многих уверенностью в себе.

«Для девочек не считалось обязательным что-либо учить, – вспоминает актриса Линн Редгрейв, бывшая ученица “Квинс гейт”.– Они думали только о приглашениях на вечера. Ведь их первоочередная задача – выйти в свет и найти богатого мужа. Давались многочисленные уроки, посвященные тому, чтобы разъяснить нам, как стать хорошими женами и матерями» (Грэхем Кэролайн). Один-два раза в неделю мисс Шэнд посещала занятия под названием «салонные танцы» в зале прихода Хэссокс, в нескольких километрах от Пламптона. Иногда по выходным дням Брюс и Розалинда организовывали небольшие приемы для детей и их приятелей. «Вместо закусок подавались варенье и мороженое, танцы были тщательно подготовлены, юноши приглашали девушек… – рассказывает друг детства Бродерик Монро Вильсон. – Иногда играл оркестр из трех музыкантов; в его отсутствие танцевали под старый граммофон. Никто ни с кем не целовался, все было в рамках приличия»[29].

Стараясь как можно лучше подготовить Камиллу к исполнению в будущем обязанностей хозяйки дома, родители прибегли к услугам своей соседки Джулии Ропер-Колдбек (Дайды), чтобы та научила девушку готовить. Награжденная королем Георгом VI за успехи в организации снабжения войск, расквартированных в Восточном Суссексе во время Второй мировой войны, Дайда в начале пятидесятых годов открыла в Дичлинге ставший очень известным чайный салон, а затем занялась трактирным бизнесом. В те времена к ней за ее замечательными пирожными приезжали люди со всей округи. Джулия гордилась, что среди ее клиентов несколько известных личностей, включая семейство Уинстона Черчилля. Несмотря на все ее усилия, душа Миллы не лежала к готовке, и она только для приличия проявляла слабый интерес к искусству и способу приготовления пудинга или какого-нибудь блюда под соусом. Однако рассказывали, что она все же научилась готовить «Цыпленка к коронации». Рецепт этого блюда, изобретенный прямо перед коронацией королевы Елизаветы Констанцией Спрай и Маргаритой Паттен, был использован, когда организовали прием для большого количества гостей.

1 мая 1962 года навсегда остался в памяти юного принца Уэльского как один из самых мрачных дней его жизни. Наследник короны поступил в колледж «Гордонстоун». Его провожал отец, лично пилотировавший самолет из аэропорта Хитроу в предместьях Лондона до военной авиабазы «Лоссаймут» в Шотландии. Герцог Эдинбургский рассказывал, что провел несколько самых счастливых часов своей жизни в этом учебном заведении, где когда-то был одним из первых учеников. И поэтому там должен учиться его сын. Открытая в 1934 году бежавшим из нацистской Германии доктором Куртом Хааном, эта школа с момента своего основания вела преподавание в духе «Республики» Платона. Преподаватели школы, по всеобщему мнению, видели свою задачу в развитии и утверждении личности, веры в собственные силы, в привитии всем учащимся пансиона святой привычки к самодисциплине. Учащимся прививали и ряд жизненных принципов: «сильный не должен презирать слабого», «служба на благо других в первую очередь должна быть направлена на удовлетворение личных потребностей» и т. п. Эти принципы призваны способствовать возникновению общества, где царит всеобщее равенство, где действует лишь один закон иерархического построения – закон воздаяния по заслугам. Ад, который познал там принц, по его собственному признанию, ничего общего не имел с мелкими неприятностями в «Чим».

Есть воспоминания, которые остаются на всю жизнь. Замурованные в спальных комнатах с голыми стенами, которые освещались простыми электрическими лампочками, подростки спали с открытыми окнами, даже когда стоял трескучий мороз или порывами ветра забрасывало в комнаты струи дождя. Отвергнутый товарищами, подвергаясь физическим оскорблениям как днем, так и ночью, Чарльз заплатил слишком тяжелую дань слез и унижений за свой статус будущего короля. В этом колледже, где главенствовали спартанское воспитание и железная дисциплина, секс считался чем-то вроде извращения. В течение без малого пяти лет сына королевы тщательно держали в стороне от присутствия женщин. Всего несколько месяцев потребовалось Елизавете и Филиппу, чтобы понять, что они совершили ужасную ошибку, подвергнув сына пребыванию в этой школе с режимом, вполне достойным исправительных заведений прошлого.

В 1964 году имя их старшего сына впервые вписывается в анналы Британской империи в качестве первого наследника трона – в связи с вручением ему диплома «нулевого уровня», первой части свидетельства о среднем образовании, после получения средней оценки на экзаменах по грамматике английского языка, литературе, французскому языку, истории и математике. Время с февраля по июль 1966 года он проводит в Австралии, где знакомится с системой обучения, действующей в этой стране Британского Содружества. В горах северо-восточнее Мельбурна получает опыт суровой жизни учащихся колледжа «Тимбертроп»; особенность его учебной программы – закалка характера подростков путем их подготовки к выживанию в суровых условиях. Предоставленный самому себе посреди этой разнообразной дикой природы, принц учится рубить дрова, чтобы согреться, а также выдерживать бесконечные марш-броски при температуре около сорока пяти градусов в тени, предусмотренные учебной программой.

По возвращении в «Гордонстоун» он назначается хед-боем («старшим мальчиком»)[30], в чьи обязанности входит следить за соблюдением дисциплины. Это дает ему право на маленькую отдельную комнату и избавляет отныне от суровой жизни в общей спальне. В прессе немедленно, хотя и завуалированно, поднимается вопрос: справится ли сын королевы Елизаветы с возложенными на него новыми обязанностями и не является ли это назначение признаком фаворитизма? Но Чарльзу нет до этого никакого дела. В июле 1957 года он снова в качестве первого наследника короны сдает экзамены на «A-уровень», что приравнивается к степени бакалавра. Получает диплом «В» (бакалавр) по своему любимому предмету – истории и диплом «С» по французскому языку. Двумя годами ранее в Букингемском дворце состоялось совещание на высшем уровне с участием герцога Эдинбургского, архиепископа Кентерберийского, премьер-министра Гарольда Вильсона и старшего из Виндзоров с целью определить, чем должен заняться принц Уэльский после окончания средней школы. Чарльзу уже невозможно далее распоряжаться ни своей жизнью, ни судьбой. После десяти месяцев горячих споров официально объявлено о его зачислении в «Колледж Святой Троицы» Кембриджского университета, где в 1920 году его дед король Георг VI изучал историю и экономику и прослушал курс гражданского права.

25 апреля 1967 года это учебное заведение проводит день открытых дверей для прессы. Руководство сообщает, что в распоряжение принца выделяется маленькая двухкомнатная квартира, состоящая из спальни с железной кроватью и гостиной – с двумя креслами, канапе, столиком и письменным столом. Принц Филипп вознамерился было навязать сыну для изучения дисциплины, выбранные умными головами из его окружения. Но на сей раз это перебор – впервые в жизни Чарльз воспротивился отцу. В начале мая руководство «Колледжа Святой Троицы» объявило, что на первом курсе принц прослушает курс лекций по археологии, а также физической и социальной антропологии, и опубликовало следующее коммюнике: «Обычно эти дисциплины в школе не преподаются, но их сочетание представляет собой ту особую смесь научных и искусствоведческих дисциплин, которая очень подходит людям, интересующимся народами и путями развития их обществ».

«Никому не дано понять, как трудно существование, которое постоянно планируется другими. Так ужасно чувствовать себя запрограммированным…» – сообщает наследник короны, пребывая в мрачном настроении. В ноябре 1966 года, на следующий день после своего восемнадцатилетия, Чарльз из телевизионных новостей узнает, что унаследовал титул государственного советника, который традиционно присваивался членам королевской семьи, занимавшим первые четыре позиции в очереди на наследование английского трона[31]. В 1967 году сын Елизаветы II начал скромно участвовать в общественной жизни королевства. Впервые присутствовал на церемонии открытия сессии британского парламента, а потом представлял королеву на похоронах премьер-министра Австралии Гарольда Холта.

Восьмого октября Чарльз возобновляет занятия в университете. К воротам студенческого городка Кембриджского университета подкатывает на красном «мини», за рулем – его конюший Дэвид Чекетс[32]. Чарльз поселяется в комнате номер б – на втором этаже, в подъезде Е. Весной посещает некоторые наиболее красивые места археологических раскопок во Франции и участвует в раскопках на острове Джерси. Восьмого апреля из дворца поступает сообщение, что будущий монарх решил наконец сменить профиль обучения и с нового учебного года начинает изучение истории.

Но в Букингемском дворце на него имеют другие виды. В 1969 году Чарльз – узнать его мнение никто даже не удосужился – вынужден на три месяца уехать в университетский колледж «Абериствич» в Уэльсе. В то время оживление сепаратистского движения «Плейд симру» и сопровождавшая это оживление внезапная вспышка насилия и терроризма очень обеспокоили правительство и советников Ее Величества, которые уже работали над подготовкой к официальной инаугурации принца Уэльского. Это событие намечалось провести 1 июля в замке Кэрнаврон. Наследнику трона – молодому человеку вменялось менее чем за три месяца стать специалистом по истории княжества, выучить его язык, для того чтобы в ближайшем будущем произнести свою первую официальную речь на валлийском языке. По мнению многих политических обозревателей, он в то время исполнял роль марионетки, которую туда бросили власти в своих политических целях. Но ведь политика неразрывно связана с королевским ремеслом.

В тот год Брюс Шэнд становится членом очень престижного «Корпуса йоменов ближней королевской стражи», созданного в 1485 году королем Генрихом VII «навечно для защиты чести и величия английской короны, а также королей и королев этого королевства». Вначале стража йоменов отвечала за безопасность монарха во всех его поездках, а также на поле боя. Иомены обеспечивали охрану дворцов монархов, пробовали их пищу и единственные готовили им постель[33]. Со временем заботы о безопасности королей были возложены на ряд департаментов Скотленд-Ярда и на секретные службы, а йомены исполняют сегодня чисто представительские функции во время визитов глав иностранных государств, на банкетах или в ходе официальных церемоний. Членство в «Корпусе йоменов…» считается очень почетным, но для того, чтобы получить право носить красный с золотым шитьем мундир корпуса, необходимо соответствовать ряду условий: иметь стаж службы в рядах вооруженных сил Ее Величества не менее двадцати двух лет и безупречные отзывы командования; возраст моложе пятидесяти пяти лет; рост не менее метра семидесяти восьми без сапог и, что очень важно, окружность груди не менее девяносто одного сантиметра пяти миллиметров. Тут жизнелюбие, изысканность и природное властолюбие отца Камиллы снова сотворили чудеса: он быстро поднялся по служебной лестнице этого полка. В 1971 году ему присвоили звание «эксон», что соответствовало старшему капралу, а к 1978 году он был уже чем-то вроде прапорщика или знаменосца.

В то время как руководители шотландского колледжа «Гордонстоун» из кожи вон лезли, стараясь избежать всякого женского присутствия в окружении старшего сына королевы Елизаветы в целях сохранения его целомудрия, мисс Шэнд со своей стороны начинает учиться играм соблазна, неожиданно проявляя необычайные таланты в этой области. Возвращаясь из школы, девочка-подросток встречала по пути учеников-экстернов школ Вестминстера и Святого Павла. «Камилла была умна и насмешлива, – рассказывает ее подруга детства Кэролайн Бенсон. – Она всегда заводила множество друзей среди ребят, даже когда была еще слишком юна, чтобы вызывать их интерес к себе в физическом плане». «С мальчиками она чувствовала себя почти так же легко, как и с девочками», – пишет Кэролайн Грэхем. В начале 1964 года Милла покидает «Квинс гейт», не потрудившись даже сдать экзамены и получить диплом об обучении, и уезжает оттачивать образование в «Мон фертиль», частное учебное заведение для девушек в Женеве. Перед прибытием в Швейцарию некоторое время проводит в Париже.

Восемь месяцев спустя она возвращается в Лондон, потеряв последние признаки подросткового возраста и обретя элегантность и изысканную кокетливость. Некоторое время ее видят прогуливающейся под руку с неким Саймоном Паркер-Боулзом, одним из подчиненных отца в фирме «Блок, Грей и Блок». 25 марта 1965 года мисс Шэнд впервые официально выходит в свет на приеме, который устроила ее мать в доме номер 30 по Павильон Роуд, в квартале Найтсбридж. Вместе со своими подругами Файон МакГован, Керсти Эйткин и Кэролайн Джерард Лэйг, этими аристократками с безупречными родословными, она входит, таким образом, в число ста пятидесяти «дебютанток», которых называют «самыми социально желанными» на данный момент. Они готовы использовать предстоящий летний сезон для знакомств с холостяками, подходящими во всех отношениях. Может быть, Камилла и не была так красива, чтобы светские журналы удостоили ее звания «дебютантки года», но ее самоуверенность, жизнерадостность, харизма и великолепное чувство юмора многим оказались симпатичны и привлекли толпы воздыхателей.

«Она была чрезвычайно популярна, пусть и не считалась красавицей в классическом смысле слова. Зато была соблазнительна и сексуальна, – рассказывает ее первый бойфренд Кевин Берк, сын одного из пионеров британской авиации. – Каждый вечер нам приходилось делать выбор между двумя-тремя коктейлями и танцевальным вечером, не считая балов, организуемых за городом по выходным дням. Единственное, что в то время было нужно, – достаточно денег, чтобы заправить машину бензином». Машину – желтый «ягуар Е» – Милла прозвала «яйцом». Случалось, девушка рассказывала Кевину о своей родственнице Алисе Кеппель, не переставая повторять ее имя словно заклинание. «У меня была самая лучшая и самая забавная партнерша, о которой я мог только мечтать, – признается он. – Полагаю, в то время мы были влюблены друг в друга (Демпстер Найджел, Эванс Питер). Мы пробыли вместе целый год. А потом она меня бросила». Мисс Шэнд уже восемнадцать, и она готовится испытать первую в жизни большую страсть.