Читать книгу Опасная игра - Жаклин Уилсон - Страница 4

На самом деле я пришла не домой к Илень, а на работу. Она постаралась навести там домашний уют. На стене разместила фотографии детей – где-то там и я есть. Илень взяла тот снимок, где я глаза скосила и язык высунула. На шкафчике с папками сидит точно такой же косоглазый медведь и пугает малюсенького сиреневого вислоухого кролика. На письменном столе у нее стоит открытка-валентинка. Я незаметно заглянула внутрь, там написано «Моей милой Крольчишке от Большого Медведя». Фу-у! Еще она держит в кабинете фотографию в рамочке, на фото жутко тощий тип в очочках. Видимо, это и есть Большой Медведь. Еще на стенах висят разные девизы, например: «Чтобы здесь работать, не обязательно быть психом, но это помогает». Еще стихи о старушке в лиловом и какое-то нудное рассуждение о том, что надо прислушиваться к своему внутреннему ребенку.

Нечего Илень заниматься своим внутренним ребенком. Я – ее внешний ребенок, и мне бывает жутко тяжело до нее докричаться, хоть надорвись от воплей.

– Трейси, успокойся! – сказала Илень.

– Не успокоюсь! – проорала я в ответ. – Я хочу увидеть маму! Я этого так долго ждала! Годы! Хочу увидеть маму, сейчас же!

– Криком ты ничего не добьешься, – заявила Илень. – Ты уже большая, должна понимать, что так дела не делаются.

– Да они вообще никак не делаются! Почему нельзя вот прямо сейчас увидеться с мамой?

– Потому что к встрече нужно подготовиться.

– Подготовиться? Я полжизни к ней готовлюсь! Готова давно, куда уж больше!

– В том-то и дело. Трейси, мы не хотим тебя слишком волновать.

– То есть сказать, что мама хочет со мной повидаться, а потом сообщить, что мне нельзя с ней встретиться, – это не значит волновать?!

– Я не говорила, что с ней нельзя встретиться. Конечно, вы обязательно увидитесь.

– Когда?

– Когда мы все организуем и выберем подходящее время.

– Кто это «мы»?

– Я же должна буду присутствовать. И Кэм тоже.

– Зачем? Почему нельзя нам с мамой встретиться вдвоем?

Когда-то мы с ней жили вдвоем, только она и я, больше никого. Я до сих пор помню! Нам было так весело… Мама у меня потрясающая красавица. Чудесные длинные волнистые волосы, и нарядное платье, и туфли на каблуках. Мама очень красивая. Была. Когда мы с ней в прошлый раз виделись. Вообще-то довольно давно.

Очень-очень давно.

Я правда помню нашу последнюю встречу. Поначалу мама меня навещала в детском доме. Куклу подарила и сводила в «Макдоналдс». Мы так чудесно провели день! Она поцеловала меня на прощание. Я помню, как ее светлые локоны щекотали мне щеку и как от нее сладко пахло пудрой. Я обхватила ее за шею крепко-крепко, и когда мама выпрямилась, я так и висела на ней, как мартышка, и мама рассердилась, потому что я ей шикарную черную юбку изгваздала кроссовками. Я испугалась, что теперь она больше не захочет ко мне приезжать.

Я спросила:

– Мама, ты еще приедешь? В следующую субботу? И мы опять пойдем в «Макдоналдс», обещаешь?

Она пообещала.

И не приехала. Я и в следующую субботу ждала, и в следующую, и в послепослеследующую.

Мама так и не приехала. Ее пригласили в Голливуд, и она стала сниматься в суперпопулярном фильме, и…

Ну почему я опять плету все те же ерундовые детские выдумки? Наверное, мама никогда не была актрисой. И уж точно не снималась ни в одном известном фильме. Просто ей неохота было приезжать. Она оставила меня в детском доме на много лет.

В детдом меня забрали, потому что мама плохо обо мне заботилась. Она все время уходила со своим приятелем, а меня бросала дома одну. Потом у нее появился новый друг, такой страшный – когда я плакала, он меня бил. Я подсмотрела в моем личном деле и сама немножко помню. Мне до сих пор кошмары снятся.

Так почему я так хочу увидеться с мамой?

Совсем даже не хочу!

Нет, хочу.

После того как она так со мной обращалась?

Все равно она моя мама.

Теперь у меня есть Кэм.

Кэм не мама, она приемная. И вообще я ей уже надоела.

Правда надоела?

Не знаю.

Надо бы поговорить с Илень.

К следующей нашей встрече с соцработником я приняла решение.

Илень так и лучилась счастьем, словно кролик на грядках с салатом:

– Ах, Трейси, могу тебя обрадовать: мы обо всем договорились, и ты сможешь встретиться с мамой.

– А я не хочу.

Илень по-кроличьи дернула носом:

– Что-что?

– Я говорю: не хочу. Я не обязана с ней встречаться.

– Трейси, ты меня в гроб загонишь!

Илень прикусила губу своими кроличьими передними зубами, а потом слегка прищурилась. Я знала, что она сейчас ме-едленно считает до десяти. Она всегда так делает, когда я ее довожу. Досчитала и улыбнулась широкой неискренней улыбкой.

– Трейси, я все понимаю…

– Ничего вы не понимаете.

– Ты волнуешься, это естественно. Встреча с мамой много для тебя значит. Вдруг что-то пойдет не так? Страшно рисковать. Но мы с твоей мамой несколько раз беседовали по телефону. По-моему, она не меньше тебя хочет встретиться. Я уверена, Трейси, на этот раз она обязательно придет.

– Я сказала, что не хочу ее видеть! – заявила я, хоть и понимала, что Илень мне не обмануть.

Зато теперь уже она решила пойти на хитрость:

– Ну ладно, Трейси, не хочешь – как хочешь. Позвоню ей и все отменю.

И начала набирать номер.

– Ой, подождите! – крикнула я. – Не надо торопиться!

Илень захихикала:

– Ага, попалась!

– По-моему, дразниться непрофессионально, – сказала я свысока.

– Да ты профессионального святого выведешь из терпения! – ответила Илень и растрепала мне волосы. – А с Кэм как у вас дела?

– Нормально вроде.

– Знаешь, она целиком и полностью поддерживает идею твоей встречи с мамой, но ведь ей, наверное, сейчас тяжело…

– Так в этом же и состоит роль приемной матери, разве нет? Отойти в тень, когда нужно. Поощрять контакты с природной семьей. Я читала в брошюрках.

– Какая ты добрая, Трейси, – вздохнула Илень.

– Ага, как же. Я совершенно бессердечная и бездушная!

И вот… Завтра я увижу маму! Наверное, потому и не могу заснуть. Сижу без сна в три часа утра, строчу в блокноте и гадаю, какая она сейчас. Правда придет или нет?

Ой-ёй! За стенкой какое-то шевеление. Кэм заметила, что у меня свет включен.

Позже. Я думала, Кэм рассердится, а она заварила нам чаю, и вот мы с ней устроились на разных концах моей кровати, каждая со своей чашкой. Вообще-то я не люблю ее дурацкий чай с травами, но она купила специально для меня клубничный, он не такой противный.

Я думала, Кэм захочет поговорить по душам (хоть я и бездушная), но она, слава богу, просто стала рассказывать о том, как была маленькая и, когда не могла заснуть, сочиняла сама для себя историю.

Я сказала:

– Ага, я тоже придумываю для себя истории, жутко страшные, с привидениями!

– Нет, упырик ты мелкий! Это такая специальная уютная история.

Кэм в детстве представляла себе, что ее одеяло – это большая белая птица, которая несет ее на спине при свете звезд, а потом они прилетают к озеру и плавают по нему в темноте, а потом забираются в громадное гнездо, сплетенное из мха…

– Ага, там полно тины и птичьих какашек, да?

– А вот и нет! Там чисто и очень мягко, потому что гнездо выстлано птичьим пухом, и я забиралась под крыло к большой белой птице и слушала, как под белоснежными перьями бьется ее сердце.

– А, понятно. Это такая специальная история, чтобы меня усыпить!

Но когда Кэм забрала мою чашку, подоткнула одеяло и потрепала меня по волосам (ну почему они все меня по голове треплют, как непослушного щеночка?), я осталась одна в темноте и попробовала на себе эту ее историю. Только я Трейси Бикер, а не какая-нибудь размазня вроде Кэм, и я живу в пещере с летучими мышами, так что я представила себе большущую черную летучую мышь. Мы с ней вместе мчались по ночному небу, влетали в окна и кусали Р.М. за шею, а Роксану тяпнули за нос. Те давай визжать, а мы раз – и в окошко! Потом, кажется, летучая мышь принесла меня к себе, в настоящую пещеру, и мы висели вниз головой под потолком вместе с ее братиками и сестричками, только я к тому времени уже совсем заснула.

Сейчас я уже опять проснулась. Очень рано. Сижу и жду.

Придет, не придет?

Пришла, она пришла!!!

Кэм проводила меня к Илень, а сама осталась ждать снаружи, и – чудо из чудес – Илень осталась вместе с ней. Так что встреча века состоялась без посторонних. Только я и моя мама.

Я сидела в кабинете Илень и вертелась на стуле на колесиках, все кругом и кругом, и тут входит женщина, стоит и смотрит на меня. Невысокая такая, с очень светлыми волосами и очень яркой губной помадой, в очень коротенькой юбке и на очень высоких каблуках.

Красавица с длинными белокурыми волосами и очаровательным лицом, в стильной одежде.

Моя мама.

Я ее сразу узнала.

А она меня – нет. Поморгала, как будто ей тушь в глаз попала:

– Трейси?

И оглядывается по сторонам, как будто тут целая толпа детей.

– Привет! – пискнула я дурацким тоненьким голоском.

– Ты не моя Трейси! – Мама покачала головой. – Ты слишком большая!

Вообще-то я для своего возраста очень даже маленькая и худенькая, так что сперва даже не поняла, о чем это она.

– Моя Трейси – совсем малышка! Смешная девчонка с нелепыми косичками. Какие скандалы закатывала, когда я ее причесывала! – Мама присмотрелась ко мне поближе. – Это и правда ты?

Я дернула себя за прядку волос и сделала вид, будто заплетаю косичку.

– Ну и характерец у тебя был, не приведи боже! – сказала мама. – Так это в самом деле ты? Моя Трейси!

– Мама…

– Ну надо же!

Наступила пауза. Мама протянула было ко мне руки, но сразу передумала и сделала вид, что просто потягивается.

– Надо же, – повторила она. – Как ты поживала, дорогая? Скучала по мне, а?

У меня сразу год за годом пронеслись в голове. Столько всего вспомнилось… Я хотела рассказать маме, каково мне было, но слова не шли на язык. Я же страшная болтушка, спросите кого хотите – а тут смогла только кивнуть.

Маму это, кажется, разочаровало:

– Я тут с ума схожу, все думаю о тебе! Столько раз хотела тебя забрать, но жизнь такая суматошная. То одно, то другое…

– Съемки в кино? – прошептала я.

– Угу.

– В Голливуде?

– Не совсем.

– Но ты же правда актриса, мам?

– Да, золотце! Еще в модельном бизнесе работаю, то да се… Так я говорю – я давно собиралась тебя вернуть, но я хотела все устроить идеально, понимаешь?

Я не понимала, но промолчала.

– Все время мне попадаются какие-то не те мужики, – доверительно сообщила мама, присев на край письменного стола и роясь в сумочке.

– Я помню, – ответила я осторожно. – Был один… Я его ненавидела.

– Ну да, ну да, всякие были… А мой последний! Полная свинья!