Читать книгу И плывут куда-то корабли из Танжера… - Жалид Сеули - Страница 3

Мы в Марракеше. Сидим во внутреннем дворе риада «Альмулюк», от которого рукой подать до самой таинственной и самой волнующей из всех рыночных площадей мира, площади Повешенных, площади Джема эль-Фна, этого неумолчно бьющегося сердца Африки; мы ужинаем, завтра нам уезжать.

Новогодние праздники мы вот уже который раз встретили в Марокко, в Магрибе, это слово в переводе с арабского означает «запад» и является производным от «солнечный закат». Я в Марокко, вдали от любимой Германии, но недалеко от Европы, континента, где все мы родились. Здесь нет ни глупых фейерверков, ни шума, ни мокреди[1], здесь тысячи знакомых запахов, ослепительных красок, негромких звуков Востока и всего остального мира.

Ужин в риаде снова был великолепен, поистине баловство для нас, гурманов. Айша, раньше прислуживавшая в риаде, теперь является главной поварихой. Добрым духом риада она остается и сегодня. Блюда были необычайно сытными – говядина со свежими, сбрызнутыми лимонным соком артишоками, приготовленная традиционно, в глиняном таджине, где мясо томилось не один час. Если бы мне пришлось заказать себе последнюю трапезу перед казнью, я попросил бы это кушанье. За большим длинным столом все мы, гости, возбужденные изысканной кухней, пришли в прекрасное вольное настроение. Возникло удивительное и вместе с тем знакомое ощущение, словно все мы впервые встретились друг с другом очень-очень давно, задолго до постройки риада и его дворика в мавританском стиле, которым почти триста лет. Здесь сразу замечаешь, что в архитектуре риада смешались разные стили – это и королевский дворец, и городской дом, а пышный цветущий сад, мавританский двор и обсаженный розами фонтан укрывают тебя от внешнего мира; все здесь ведет внутрь и помогает тебе постичь то, что внутри у тебя самого, – твое сердце.

Мои дети Зара и Элиас уже заснули в своей комнате на втором этаже, устав от буйной суеты дня, который оказался слишком коротким. Мы сидим за большим столом, мы – это Адак, моя чудесная жена, по крови персиянка, Омар, заботливый и щедрый хозяин риада, забавно говорящий по-немецки с отчетливым швейцарским акцентом, Томас, преуспевающий музыкальный продюсер из Базеля, его симпатичная подруга и я. Разговор за ужином шел о том, что каждый из нас пережил недавно или давно, о том, что еще хотел бы пережить и узнать. Томас рассказал нам, что его прабабка, когда ей было шестнадцать лет, сбежала из дому и ее поймали полицейские в Танжере.

– Как она очутилась в Танжере, городе на севере Марокко? – удивился я. Томас этого не знал, однако страшно гордился необычайной историей своей прабабушки.

Возвращаясь в Берлин, я опять подумал с недоумением: что в те давние времена повлекло юную швейцарскую девушку в Танжер? Почему она отправилась именно в Танжер? Может быть, ее сердце билось в особом ритме, не в лад с сердцами окружавших людей, и ей казалось, что никто ее не понимает?

Многие ли ощущают в своем сердце этот особый ритм и чувствуют себя непонятыми там, где они родились, и просто стремятся покинуть дом? И много ли тех, кто не решается прислушаться к своему внутреннему чувству и действительно уйти, куда-то отправиться, покинуть свое привычное окружение? А если даже решаются, то, может быть, они отправляются не на поиски себя самих, а на поиски какого-то определенного места? Люди покидают родные края и не ощущают тоски по родине. Ими владеет тоска по дальним краям.

Тоска по родине тяжела лишь тогда, когда ты покинул родной дом. Если у тебя нет родного дома, тоска по родине не заставит тебя вернуться назад.

Люди без родины плывут по течению и не дают себе передышки. Их слишком вдохновляет неуемная жажда дальних странствий.

«Как бы мне хотелось хоть раз послушать самого себя как чужого человека, не узнавая в нем себя самого, и лишь потом понять, что это был я сам», – пишет Элиас Канетти[2].

Где находится Танжер?

Бегство не обязательно заканчивается достижением цели, а вот поиск может так завершиться. Об этом рассказывает марокканский писатель Махи Бинбин в своей книге «Каннибалы». Двоюродные братья попытались перебраться на европейский континент и во время своих скитаний сблизились. Причем несмотря на то, что бешеный, огромный морской вал перевернул их суденышко и о дальнейшем плавании пришлось забыть. Все закончилось слишком быстро. Но это позволило беженцам лучше, чем когда-либо ранее, осознать свою особую близость. Конец стал началом.

Бегство нередко сопряжено с большой болью, телесной и душевной.

Мне вспоминается один старый человек, с длинными белыми волосами. Он родился и вырос в Афганистане. Я лечил его жену. Мы оба радовались улучшению ее состояния. Как-то раз я спросил афганца о его родине, и он рассказал мне одну из историй о Ходже Насреддине. Однажды Насреддин ночью потерял ключ от своего дома и попросил соседей помочь ему искать ключ. После безуспешных поисков Насреддин сказал, что ему, дескать, кажется, что ключ он оставил дома. Соседи пришли в замешательство: «Почему же ты попросил искать ключ здесь?» Насреддин не растерялся: «Потому что дома у меня нет света, а значит, там, в темноте, искать бессмысленно».

Нам обоим стало жаль, что история так скоро закончилась, и мы некоторое время молчали, каждый внимал ее отзвукам в своей душе.

Потом я все-таки снова спросил дружелюбного старого человека, где его родина. Он ответил: «Мне пришлось покинуть страну, в которой я родился. Там нельзя было жить, там моя жизнь подвергалась большой опасности. Я уже давно перестал искать место, которое я зову своей родиной. Моя родина там, где мои дети и внуки растут, не зная страха, и где мне самому предоставлено право решать, какую книгу я могу им почитать».

Люди многое оставляют во время бегства, им приходится многое покидать, некоторые навсегда отрываются от своих корней и не находят покоя в жизни, им никогда уже не почувствовать любимый, чарующий аромат своей потерянной родины.

Танжер, я зову тебя…