Читать книгу Баба вне закона - Жан Гросс-Толстиков - Страница 4

* * *

Проснувшись с первыми петухами, Настасья Захаровна осторожно, чтобы не разбудить храпящего у стенки мужа, поднялась с постели. Старуха быстро оделась, повязала голову платком и вышла из избы. Вернувшись с охапкой дров, она растопила печь и, надоив парного молока из-под своей любимицы коровы Машки, приготовила сытный завтрак.

Затем Настасья Захаровна достала из чулана удочку и рыболовные снасти и оставила их в сенях на скамье. Рядом с удочкой вскоре появился узелок с походным перекусом: горячие пирожки, пара свежих огурцов, вареные яйца и спичечный коробок с солью. Через некоторое время проснулся хозяин дома и муж Настасьи Захаровны.

Старик сладко потянулся в постели, почесал лысину и, громко крякнув, спустил босые ноги к дощатому полу.

– Утро-то какое доброе, – крякнул Афанасий Наумович. – А что, старая, снасти приготовила?

– Доброе утро, Афоня, – ласково сказала жена. – Да, все готово… Тебя дожидается. Позавтракай сперва.

– Вот спасибо тебе, Настя, – разглаживая густые усы, кивнул он. – Не жена… Золото!

– Шишь, словоблуд! – в шутку нахмурилась Настасья Захаровна. – ОБХСС на порог накличешь.

Обувшись в растоптанные и видавшие виды сапоги, Афанасий Наумович поднялся с постели и игриво зажал старуху в объятиях. Уворачиваясь от слюнявых поцелуев, Настасья Захаровна отмахнулась от мужа полотенцем.

– Яхонтовая моя, – прохрипел тот, присаживаясь к столу на широкую лавку.

Он неторопливо позавтракал, листая вчерашнюю газету и одновременно следя за снующей по избе в домашних делах хозяйкой. Затем он выкурил самокрутку вонючего, дымного табака и только тогда вышел в сени.

– С уловом жди, – крикнул он в избу. – Ухи наварим… Всю ночь русалки мерещились.

– Ступай уж, – отозвалась Настасья Захаровна, гремя домашней утварью.

Миновав деревню, старик свернул знакомой тропинкой к реке. Лес просыпался наполняясь щебетом птиц и шорохами мелкого зверья в опавшей листве. Лучи солнца пробивались сквозь пышные кроны деревьев.

– Утро-то какое доброе, – пробубнил в усы Афанасий Наумович.

Впереди между стволов деревьев блеснула лазурная синь Москва-реки и старик ускорил шаг. Выйдя на пологий песчаный берег, Афанасий Наумович бодро зашагал к излюбленному месту, как вдруг его внимание привлекло что-то белесое в камышах. Буквально в шаге от берега огромный кусок мокрой ткани, издали напоминавший фигуру женщины, легко покачивался вдоль зарослей камыша.

– Никак бабы белье полоскали, да упустили балаболки, – решил старик.

Он бы прошел мимо, но взыграла хозяйская жилка и Афанасий Наумович свернул со своего пути к камышам.

– Хоть на сук повешу, авось хозяйка найдется, – решил он. – Не гоже бельишку в реке плавать, рыбу пугать.

Но уже подходя ближе, подслеповатые глаза старика разглядели запутавшегося в белье человека, а вскоре легко распознали очертания женского тела. Да и полотно ткани оказалось нижней сорочкой.

– Вот-те на! – всплеснул руками Афанасий Наумович, не раздумывая бросив рыболовные снасти на берегу и быстро шагнув в воду. – Сон в руку… Не спроста русалки снились.

Аглая лежала в воде лицом вверх, в бескрайнему синему небу. Глаза были закрыты, губы отдавали мертвецкой синевой. На плече и ниже груди ткань нижней сорочки была разорвана и чернела от размытых речной водой пятен крови.

– Кто ж тебя, девонька, так-то не по-людски? – сочувственно сетовал старик, поднимая Аглаю на руки и вынося на берег.

Положив свою находку на еще мокрую от утренней росы траву, Афанасий Наумович бережно перевернул девушку и взглянул на разорванные раны на спине.

– Убегала стало быть… А пули-то насквозь прошли, – догадался он, припадая к оголенной женской груди ухом. – Может еще не поздно… Ась?… Ага! Есть! Будешь жить, милая… Бьется сердечко-то!

Бросив косой взгляд на валяющиеся на берегу рыболовные снасти, старик махнул рукой и кряхтя поднял Аглаю на руки. Пыхтя и обливаясь потом, Афанасий Наумович торопливо побрел обратно в деревню, благо путь был не долгий.

– Настя! – закричал он, едва ввалился в распахнутую калитку. – Подь сюда!

– Чего тебе, Афоня? Чего вернулся, али забыл что?

– Сюда иди, говорю! – еще строже гаркнул тот. – Нету времени балаболить. Да воды неси… теплой.

Выскочившая из курятника старуха поспешила следом за скрывшимся в дверях избы мужем, на ходу отметив, что тот внес на руках девку.

– Русалку что ли поймал? – всплеснула руками Настасья Захаровна. – Али любовницу в дом приволок… при живой-то жене?

– Дура-баба! – огрызнулся старик, укладывая девушку на обеденный стол. – Глянь-ка чего делается… Давай, старая! Покажь свое ремесло. Не даром же столько лет колхозную скотину лечила.

– Ах ты ж, душа моя сердобольная! – запричитала старуха, наклонившись над Аглаей. – Где ж ты ее взял такую растерзанную?

– На берегу лежала, – неопределенно махнул рукой Афанасий Наумович.

– Свят, свят, свят, – набожно перекрестилась Настасья Захаровна на образа.

Уже давно ночь раскинула свое звездное покрывало над деревней, а старик со старухой все еще сидели за столом. Косясь на лежащую в их постели девушку, они переговаривались шепотом, будто боялись ее разбудить, хотя Аглая до сих пор не подавала признаков сознания.

– Надо бы в милицию сообщить, – предложила Настасья Захаровна.

– Не надо, – покачал головой Афанасий Наумович.

– В девоньку-то стреляли, сам видал, – сказала старуха. – Поди какой злой человек до сих пор по деревне шастает.

– Не думаю, – отмахнулся ее муж. – Раны свежие… уж поверь, Настя, я этого навидался.

– Значит в больницу ее надо, – снова предложила та. – Я конечно сделала, что могла. Но врачам виднее. А ежели гангрена начнется или еще с чего дубу даст, а с нас потом спросят.

– Не спросят, – фыркнул старик, задумчиво потирая ладонью собственный кулак. – Тут видишь какое дело…

Он замолчал, не закончив мысль, то ли не в силах подобрать правильных слов, то ли боясь открыть жене какую-то тайну, известную пока ему одному.

– Говори уж, старый, – не выдержала Настасья Захаровна, когда пауза затянулась дольше положенного. – Не томи.

– Масть у девки непростая, – выдохнул тот.

– Какая такая масть? – не поняла старуха.

– Наколочка на пальце, – пояснил Афанасий Наумович. – С короной.

– Королевишна что ли какая?

– Ага, – ухмыльнулся старик. – На горошине… Скажешь тоже.

– А мне почем знать, что ты там разглядел, – обиделась Настасья Захаровна. – Не хочешь, не говори… Пойду постелю нам на печи.

– Да, погоди ты, Настя, – Афанасий Наумович схватил жену за руку и с силой посадил обратно на скамью возле себя. – Не обижайся. Я сам не знаю, что и делать.

– А что делать?

– Вот я и говорю… С одной стороны жалко девку. Бежала от погони, стреляли, да на ее счастье крепкая оказалась. Другая бы уже Богу душу отдала, а эта пролежала в воде невесть сколько и ничего. Бьется сердечко-то.

– Говори уж, не томи.

– А с другой стороны, наколочка у ней на пальце имеется. Перстенек с короной… Я такие видал. Сказывали, воровская да высшего рангу.

– Воровка! – всплеснула руками старуха и нахмурилась. – А ты ее в дом приволок, старый пень!

– Нет, я ее в реке должен был оставить, – пристукнул кулаком по столу Афанасий Наумович. – Скажешь тоже.

– Не в реке, – согласилась Настасья Захаровна. – А в милицию отнесть.

– Годы не те, Настя, – отшутился старик. – По деревне с девкой на руках рысачить… Я ее до дому-то едва донес. Чуть сам дубу не дал.

– Значит беглая… от милиции скрывалась, – подытожила Настасья Захаровна. – В милицию ее и сдать нужно.

– А ты сюда смотри, – ответил Афанасий Наумович, поочередно поставив на стол перед женой две стреляные гильзы.

– И что я должна тут увидеть?

– А то, что табельное оружие наших милиционеров сплошь «ТТ» и «Наганы», – пояснил старик. – А тут гильзы от старого знакомого… Да, сама смотри, тут на них и сказано… «Люгер»! Я эти гильзы ни с чем не спутаю.

– Может с войны осталось, а ты подобрал.

– Нет, Настя. Гильзы свежие. Только что стреляные… Говорю тебе, стреляли по нашей девке из немецкого «Люгера» не давеча, как вчера, а может и прошлой ночью.

– Вот уж и по «нашей», – ревностно отметила Настасья Захаровна.

– Стало быть бежала она от своих подельников, – не обратив внимания на замечание жены, продолжил Афанасий Наумович. – Что уж там не поделили, не наше с тобой дело. Да только мы за нее теперь стало быть в ответе. В память о нашей Зоюшке, да сыночках Кольке и Митрофанушке.

– Разве что за деток. Царствие им небесное, – тяжело вздохнула старуха, промокнув краем фартука наполнившиеся слезами глаза.

– Зоюшке, наверное, столько же сейчас было бы, – кивнул старик, тайком смахнув скупую мужскую слезу и следом разгладив густые усы.

– Пойдем, Афоня, спать, – предложила Настасья Захаровна. – Утро вечера мудренее…

Только к вечеру следующего дня Аглая тихо застонала и с трудом приоткрыла глаза. Хозяйничавшая по дому Настасья Захаровна сначала затаилась, но после собралась с духом и подошла к постели.

– Очнулась, девонька, – ласково сказала старуха, склонившись над девушкой.

– Где я?

– В Дурнихе, милая, – ответила та. – Да ты лежи, не вставай. Рано тебе еще вставать-то.

– А Тимофей? – простонала Аглая.

– Нету тут Тимофея, – пожала плечами Настасья Захаровна. – Мы с дедом одни живем… Еще с войны, как на детей наших похоронки получили, так и…

Старуха торопливо отвернулась, вытирая взмокшие от слез глаза краем фартука. Девушка устало выдохнула, поморщилась от боли в ранах и ее веки снова опустились.

– Ты лежи, милая, – снова повторила старуха. – Сил набирайся. Мы с дедом тебя не прогоним.

– Спасибо, – не открывая глаз, пробормотала Аглая.

Ближе к полуночи вернулся Афанасий Наумович, дыхнув на жену крепким перегаром.

– Где ты шастал, старый черт? – прошипела Настасья Захаровна.

– Где был, там меня уж нет, – отмахнулся тот и полез было на печь.

– Наша-то очнулась, – вдогонку бросила старуха.

– Что говорит? – оглянувшись на жену, замер Афанасий Наумович на полпути.

– Песни пела и плясала, – фыркнула та. – Ничего не говорит. Ели дышит… Я даже имени ее спросить не успела. Пущай отдыхает.

– И то верно, – согласился старик и взобрался на печь.

Утром старики едва выглянули из-за занавески, как обнаружили девушку сидящей за столом. В наброшенном на плечи овчинном полушубке-безрукавке Аглая задумчиво смотрела в окно, подперев голову кулаком.

Кряхтя с печи спустились хозяева и девушка повернулась к ним лицом.

– Доброе утро, – улыбнулась Настасья Захаровна, привычно повязывая платок на голову.

– Здравствуйте, – тихо ответила Аглая, морщась от колющей боли свежих ран.

– Здравствуй, красавица, – крякнул старик, разглаживая усы и подсаживаясь к столу напротив девушки.

– Ишь ты, старый кот, – пробурчала старуха. – Портки бы хоть надел.

– Под столом не видать, – отмахнулся Афанасий Наумович, не сводя с Аглаи любопытных глаз. – Ну, давай знакомится.

– Аглая, – криво улыбнулась девушка.

– Афанасий Наумович, – снова разглаживая усы, представился хозяин. – А это бабка моя… Настасья Захаровна… Насть, подала бы чего к столу, а?

– Ага, – буркнула та и скрылась за дверью в сенях.

– Как самочуйствие? – поинтересовался старик. – Гляжу, на поправку быстро пошла. Поднялась спозаранку. Настя волшебные травки знает, хоть и образование у ней городское. Ветеринар она. В колхозе с восемнадцатого года работала, а до этого у барина нашего… Ох, хороший у нас барин был… расстреляли, понятное дело.

– А вы, Афанасий Наумович? – с улыбкой спросила Аглая у болтливого старика.

– А я, девонька, агроном и бывший председатель колхоза, – важно заявил тот. – А до революции был егерем у нашего барина… Ох, хороший у нас барин был… да я уж говорил.

– Афанасий Наумович, – тихо спросила девушка. – А как я у вас оказалась?

– Занятная история, – ухмыльнулся в усы старик. – Я на рыбалку с утра пошел. Люблю, знаешь ли порыбачить… А накануне всю ночь русалки снились. Насте еще сказал, мол, к улову видимо. И пошел стало быть на реку.

– Когда это было? – уточнила Аглая.

– Да третьего дня, с самого утра, – ответил Афанасий Наумович, недовольно нахмурившись за то, что девушка перебила его рассказ. – Подхожу к реке, значит. Есть у меня там место любимое. Прикормленное… А тут ты, Аглаюшка. Лежишь в камышах, не жива не мертва. Исподняя вся в крови, да дырах… Я ж говорю, егерем у барина служил. Да живую душу в беде никогда не брошу. Сердечко твое послушал… Тук-тук, жива стало быть. Я тебя в охапку и домой побег. Ну, а дальше уж Настя выходила, пока ты сама в чуйства не вернулась.

Старик поднялся со скамьи и подошел к рыбацкому плащу. Он некоторое время рылся в карманах, а затем вернулся обратно к столу и положил перед Аглаей две гильзы.

– Вот, глянь-ка, – хитро прищурившись, сказал Афанасий Наумович. – Я ж говорю, егерем у барина служил. Глаза подслеповаты стали, да кое-что еще примечают.

– Люгер, – тихо пробормотала девушка, прочитав марку патрона на задней стороне гильзы.

– Ничего мне рассказать не хочешь? – спросил старик, взглядом указав на кисти рук Аглаи и тем самым отметив наколотый на указательном пальце девушки перстень с короной.

– Я… это, – пробормотала Аглая, быстро спрятав руки под стол.

– Я не сужу, – отрицательно замотал головой Афанасий Наумович. – Каждой твари свое место в нашем бренном мире… Только и нам с Настей, согласись, еще пожить хочется. А на нары в нашем возрасте мало говоря не с руки попадать.

Аглая оперлась руками, намереваясь подняться на ноги, но из-за острой боли сморщилась и бессильно опустилась обратно на скамью.

– Мы тебя не гоним, – поспешил заверить старик. – Сил наберешься и ступай куда посчитаешь нужным. Только нам бы хотелось знать с чем дело имеем. Понимаешь?

– Понимаю, Афанасий Наумович, – кивнула девушка. – Вы не волнуйтесь, я уйду, как только смогу. За вашу доброту, правда, отплатить ничем не смогу, но помнить буду.

– Нам и не нужно ничего, – отмахнулся тот. – Наш век не долог остался.

В избу вернулась Настасья Захаровна и поставила на стол крынку со свежим, парным молоком. Затем она принесла полбуханки хлеба и принялась хозяйничать у печи.

– Спасибо вам, Настасья Захаровна, – тихо сказала Аглая.

– Поправляйся, милая, – оглянувшись, улыбнулась старуха.

– А мы тут пока мест побалакали о том о сем, – признался Афанасий Наумович.

– Заболтал старый? Надокучил? – пожалела та, снова улыбнувшись девушке.

– Что вы, совсем даже нет, – пожала плечами Аглая.

– Афоня, – окликнула Настасья Захаровна мужа. – Поглядел бы в сундуке… Там Зоюшкины платья кой-какие остались. Думается, в пору пришлись бы.

– Спасибо, – улыбнулась девушка.

– Рука не поднималась выбросить, – тяжело вздохнула старуха.

Аглая молча кивнула и отвела взгляд в сторону. Афанасий Наумович поднялся из-за стола и скрылся за длинной, в пол, занавеской. Громыхнула тяжелая крышка сундука, зашуршали старые газеты, громко чихнул от поднявшейся пыли хозяин гостеприимного дома.

Вернулся Афанасий Наумович с целой кучей женским платьев и сам приодевшись в штаны, кумачовую рубаху и пиджак, перешитый из офицерского кителя.

– А ты куда вырядился, старый кот? – рассмеялась Настасья Захаровна.

– Не для тебя, старая. Не раскатывай губу, – отмахнулся тот. – Не кожный день молодая барышня у нас в гостях.

Аглая поймала насмешливый взгляд старухи и обе женщины откровенно, вслух рассмеялись.

После сытного завтрака Афанасий Наумович вышел на крыльцо перекурить, оставив женщин наедине. Настасья Захаровна тотчас же подсела поближе к девушке и заглянула той в глаза.

– Аглаюшка, – полушепотом сказала старуха. – Мы тебя не гоним, но и ты нас пойми…

– Я все понимаю, Настасья Захаровна, – опередила ее Аглая. – Мне уже гораздо лучше… Я уйду сегодня.

– Есть куда идти? – все же сочувственно спросила та.

– Есть, – неуверенно ответила девушка. – Мне… в Москву надо, а там…

– Автобус только завтра утром будет. Сегодня уже опоздала, – предупредила старуха. – Переночуешь и, если в силах, ступай себе с Богом.

– Спасибо вам еще раз за все, – улыбнулась Аглая.

Настасья Захаровна поднялась из-за стола и продолжила заниматься домашним хозяйством. Аглая же вышла из дома, все еще неуверенно переставляя ноги и держась за стены.

Выбравшись на свежий воздух впервые за несколько дней, девушка присела на ступеньку крыльца и вздохнула полной грудью. Из-за мгновенно кольнувшей боли она сморщилась, стиснув зубы, и обхватила себя обеими руками.

– Эх, отлежаться бы тебе еще, – пробормотала Аглая самой себе.

Неожиданно, она услышала голос Афанасия Науновича, разговаривающего с кем-то за сараем.

– Врать не буду, сам не видывал, – говорил старик. – Но мужики говорили, что там добра всякого завались…

– Брешешь, Наумыч, – ухмыльнулся незнакомый Аглае мужской голос.

– Золото, картины, ковры, – начал перечислять Афанасий Наумович. – Денег тыщи и даже… как его… забыл… эта, о! Янтарная комната.

– Большевики-поди давно все растащили, – не верил незнакомец. – Сколько лет прошло!

– Все, да не все, – ответил старик. – Барин-то у нас хороший был… Дальновидный.

Аглая прищурилась, внимательно прислушиваясь к невинной болтовне старика с односельчанином.

– Брешешь, Наумыч, – снова ухмыльнулся сосед.

– Вот тебе крест! – рассерженно ляпнул Афанасий Наумович и, как догадалась Аглая, не видя собеседников, набожно перекрестился.

Улыбнувшись деревенским байкам, девушка с трудом поднялась на ноги и вернулась в избу.

В то же время с другой стороны сарая подпирал стену плечом пробивной парень Юрка «Торпеда». Увлеченный беседой и распитием «чекушки» с комбайнером Терентием, Афанасий Наумович и не подозревал, что этим разговором о тайной сокровищнице бывшего барина, он подписал себе смертный приговор.

Юрка «Торпеда» потер руки и злорадно ухмыльнулся в предвкушении легкой наживы. В сапогах гармошкой, в брюках с напуском, телогрейке и модной по тем временам «малокопеечке» – крохотной кепке с козырьком и пуговицей на макушке, бандитский наводчик быстро засеменил прочь.

В одной из пустеющих деревенских изб Юрку давно поджидали вооруженные до зубов подельники с угрюмыми от голода лицами.

Влетевший в избу Торпеда с ходу заглотнул содержимое граненного стакана и, занюхав рукавом телогрейки, торопливо доложил о разговоре комбайнера и бывшего председателя колхоза.

– Да дело плевое, – уверил Юрка старшего. – Нужно только слегка нажать на деда и тот выложит все детали, как на духу… Да и харчи у него в хате водятся.

Про упоминании о еде лица уголовников просветлели и оскалились злобными гримасами. Началась легкая суета, но пахан взглядом остановил всех троих – двух рослых, коренастых близнецов «Чука» и «Гека», одноименных с известным детским рассказом Аркадия Гайдара, и шустрого наводчика Юрку «Торпеда».

– Не вякайте! – сипло рявкнул остроносый, с опаленным лицом, главарь уголовников и повернул голову к Юрке. – А ты, малой, ничего не напутал? Дед с бабкой одни живут?

– Одни! – торопливо отозвался Торпеда. – Святой крест на пузе…

Юрка щелкнул грязным ногтем большого пальца по переднему зубу.

– Ну, ладно, соколики, – ухмыльнулся Сиплый. – Как стемнеет, пощупаем за вымя этого хранителя деревенских тайн.

Крадучись по деревне и избегая ярко освещенных полной луной мест, банда медленно продвигалась к избе Афанасия Наумовича. Указывающий дорогу Юрка, истерически хихикал, закрывая собственный рот пятерней, в то время, как шедший следом за ним пахан то и дело тыкал парня дулом «Нагана» в спину.

– Заткнешься ты или нет, хохотушка?!

– Нервишки, Сиплый, – оправдывался Торпеда. – С рождения… ничего с этим поделать не могу.

– За то я могу, – огрызнулся пахан и пригрозил наводчику дулом револьвера.

– Все, прошли, – сдавленно объявил Юрка, указывая на дом слева от дороги. – Тут они… Света нет, дрыхнут старики.

– Чук. Гек, – кивком Сиплый указал близнецам на крыльцо. – Торпеда на шухере… И не ржи, как сивый мерин.

– Да я че? Я ни че, – пожал плечами Юрка.

Ворвавшись в избу, дюжие близнецы тут же стянули сначала Настасью Захаровну, а следом за ней и Афанасия Наумовича с печи. Распластав старика на полу, они несколько раз огрели несчастную жертву взлома кулаками, а после запинали в угол. Старуху отволокли за волосы в другой угол, пригрозив пистолетами.

Сиплый вошел в избу на правах хозяина положения и присел за стол на широкую лавку.

– Ну, здравствуй, Афанасий Наумович, – оскалился главарь банды. – Час поздний, сам понимаю… Так что давай сразу к делу. Мне тут сорока на хвосте принесла, мол, знаешь ты где сокровища старого барина до сих пор хранятся… Знаешь?

– Откуда? – отозвался старик и тут же получил крепкий пинок сапогом то ли Чука, то ли Гека.

– Ответ не верный, Афанасий Наумович, – заметил Сиплый. – Говорят, ты егерем служил… Стало быть что-то видел, что-то знаешь. А с людьми делиться не желаешь. Так?

– Помилуй Господи, – отмахнулся Афанасий Наумович. – Когда это было?.. Да и не было ничего… Сам ничего не видел…

– А люди сказывают.

– Вот у людей и спрашивайте, – огрызнулся старик и снова получил пинком сапога одного из близнецов.

– Не хочешь по-хорошему, значит, – хмыкнул Сиплый и молча кивнул близнецам, отдавая какой-то условленный приказ.

Неожиданно, что-то тяжелое громыхнуло сзади и бандиты невольно оглянулись. Стоящий около забитой в угол старухи бандит закатил глаза и осел на подкосившихся ногах. его грузная туша мешком рухнула на дощатый пол, растянувшись в полный рост.

Выпавший из рук «Наган» отлетел далеко прочь. Из-за рухнувшего тела близнеца возникла фигура молодой девушки в ночной сорочке. Даже через плотную льняную ткань проглядывались восхитительные формы.

– А это у нас кто? – просипел главарь банды.

– Ты по што, сука, брата моего, – прорычал второй близнец, шагнув навстречу Аглае. – Чук… братан…

– Стоять, – рявкнула девушка, сжимая в руке остроконечный серп.

Сиплый поднял руку, останавливая Гека на полпути к неминуемой расправе. Главарь банды заинтересованно наблюдал за девушкой, отважившейся выступить против бандитов. К своему незнанию, он и не подозревал кто стоит перед ним.

– Погоди, красавица, – сказал Сиплый. – И до тебя дело дойдет… Я красивых баб давно не ласкал. И дружки мои не против будут позабавиться. Вот только со стариками решим…

В этот же момент, дверь позади Аглаи распахнулась и в шаге за ее спиной возник Юрка «Торпеда». Мгновенно оценив ситуацию, он ринулся к девушке, но интуиция Аглаи никогда не подводила ее. Резко развернувшись, она полоснула лезвием серпа наотмашь, глубоко вспоров шею парня под небритым подбородком. Захрипев и сжимая рану обеими руками Юрка повалился на пол в предсмертных конвульсиях. В ту же секунду Гек вскинул руку с «Наганом» и спустил курок. Грянул выстрел.

Выпущенная пуля впилась в бревенчатую стену избы над головой вовремя присевшей Аглаи. Не дожидаясь повторного выстрела, девушка метнула серп в бандита. Орудие сельского труда описало несколько оборотов в воздухе, промчавшись мимо остолбеневшего от неожиданности разворачиваемых событий Сиплого и прицельно воткнулось в глаз Гека. Очередное тело рухнуло, растянувшись на полу избы.

Жадно хватая воздух ртом, Настасья Захаровна вжималась в угол, тщетно пытаясь слиться с бревенчатой стеной родной избы.

– Сука! – зарычал Сиплый, вскакивая из-за стола.

В просторной комнате прогремел второй выстрел и главарь банды замер на месте. Его опаленное лицо все еще искажала зловещая гримаса, когда из уголков рта потекли две кровавые струйки. Осев на подкосившихся ногах, Сиплый рухнул мешком рядом со своим подельником.

Аглая перевела взгляд на избитого Афанасия Наумовича, по-прежнему сидевшего в углу, но теперь крепко сжимающего в руках «Наган» одного из бандитов. Его выстрел пришелся вовремя.

На полу зашевелился оглушенный ранее Чук и Аглая присела на него сверху, прижав обнаженным коленом в области лопаток.

– Дайте веревку, – попросила она у Настасьи Захаровны, но перепуганная до смерти старуха не могла пошевелится.

– Погоди, дочка, я щас, – отозвался Афанасий Наумович торопливо поднимаясь на ноги и на ходу срывая с гвоздя бечевку.

Связав уцелевшего бандита и вытащив трупы из избы, старик и девушка принялись приводить в чувства несчастную пожилую женщину.

– Что же это делается, люди добрые? – причитала Настасья Захаровна сквозь слезы.

– Все же хорошо, Настя, – успокаивал ее Афанасий Наумович. – Видишь как оно бывает… Вот и отплатила Аглаюшка за нашу доброту да гостеприимство.

– Бросьте вы, Афанасий Наумович, – улыбнулась девушка, превозмогая боль в собственных ранах и оттирая пол мокрой тряпки от луж крови.

– Утром надо бы милицию вызвать, – тихо сказал старик. – Ты уж сама смотри, дочка, как тебе сподручнее.

– Я лучше уйду, – также тихо ответила Аглая. – Спасибо вам.

– Ну и ладно, – согласился тот.

Едва над деревней забрезжил рассвет и заголосили самые ответственные петухи, Аглая вышла на крыльцо в сопровождении Афанасия Наумовича. Попрощаться с хозяйкой она смогла в избе, так как натерпевшаяся страху Настасья Захаровна слегла и была не в силах подняться с постели.

– Спасибо вам за все, – улыбнулась девушка.

– Тебе спасибо, дочка, – отозвался старик. – Если бы не ты, порхали бы наши с Настей души над родной деревней…

– Если бы не вы, порхала бы моя душа над рекой, Афанасий Наумович, – ответила Аглая.

Они крепко обнялись и старик по-отцовски троекратно расцеловал и перекрестил девушку на дорогу.

– Ты… если что, заходи к нам, – утирая скупые мужские слезы, попросил он.

– Я постараюсь, но не хочу обещать, – откровенно призналась Аглая.

– Оно конечно, я понимаю, – кивнул Афанасий Наумович.

Распрощавшись со стариком Аглая вышла за калитку и побрела по извилистой проселочной дороге. Последняя вывела девушку за околицу и побежала к просыпающемуся лесу. Щебетали птицы, где-то вдали томно мычали коровы, выгоняемые пастушком и ничто не напоминало о тревожной ночи. Окрепнув, хотя раны еще давали о себе знать, Аглая бодро шагала в сторону автодорожной трассы с автобусной остановкой.

Неожиданно, внимание девушки привлекла лазурная синь реки, маняще показавшаяся в просветах леса. Но волшебное умиротворение природы напротив принесло страшные, тягостные воспоминания.

– Тимоша, – прошептала Аглая.

Не помня себя, девушка свернула с дороги и направилась к изгибу Москва-реки. Вскоре показался и знакомый домик сторожки с низкими окнами. Не веря в вероятность того, что сможет застать бывшего возлюбленного дома, Аглая все же подошла ближе и осторожно заглянула в окна поочередно.

Разбросанные вещи, пустые бутылки из-под водки и остатки незамысловатой закуси говорили о том, что хозяин или дома, или был тут совсем недавно.

Притаившись в саду за пышными кустами смородины, девушка не сводила пристального взгляда с входной двери в сторожку. Ждать пришлось не долго и через две-три четверти часа Тимофей вышел на крыльцо.

Сердце Аглаи бешено заколотилось в груди и она даже испугалась, что этот беспощадный барабанный бой может быть слышен издалека.

Все в той же тельняшке и солдатских галифе Жиган потянулся явно после крепкого сна, стоя на крыльце босиком. Поправив на гладко выбритой голове неотъемлемое от гардероба мужчины кепи, Тимофей закурил папиросу и побрел к будке туалета, вынесенной к дальнему концу двора. Аглая вжала голову в плечи, крепко стиснув зубы, чтобы не закричать от нахлынувшей злости и обиды на бывшего возлюбленного.

Взяв себя в руки, девушка дождалась пока Жиган закроется в будке туалета и торопливо прошмыгнула в распахнутую дверь сторожки.

Вернувшись, мужчина плеснул в стакан остатки водки и отломил кусочек черного хлеба от изгрызенной со всех сторон буханки.

– Здравствуй, Тимоша, – уверенно сказала Аглая, выходя из своего укрытия за занавеской.

Успевший выплеснуть содержимое граненного стакана себе в рот, Жиган поперхнулся и закашлял.

– Аглая?

– Не ждал? – вопросом на вопрос ответила девушка.

– Аглая.., – губы Тимофея расплылись в хищной улыбке. – А я думал, что тебе кранты.

– А я вот выжила, – ответила та. – Не люблю оставаться в долгу, знаешь ли…

Она медленно достала руки из карманов платья, но в тот же момент Жиган выхватил из-за спины пистолет. Спрятанный за поясом галифе немецкий «Люгер» во второй раз уставился дулом на беззащитную девушку.

– Тимоша, – ласково прошептала Аглая, осторожно приближаясь к мужчине. – Неужто второй раз выстрелишь?

– Надо бы, – прохрипел неожиданно осипшим голосом тот. – Да только патронов на тебя, ведьма, не напасешься.

– А ты меня в реку брось, – прищурившись, насмешливо предложила Аглая. – Утону, стало быть не ведьма… А не утону, тогда и кол осиновый с сердце вбей.

– Хорошо бы, – кивнул тот.

Девушка подошла совсем близко к мужчине, пристально и даже, казалось, влюбленно глядя в его глаза. Она плавно приподняла руку и нежно погладила Жигана по небритой щеке. Он же резко дернулся и схватил Аглаю за шею цепкой хваткой. Один сильный рывок и он бы задушил ее, но девушка увлекла его к не застеленной постели, мило улыбаясь ему в лицо, хотя дышать Аглае становилось все труднее и труднее.

Не помня себя, Тимофей с жаром впился в ее губы страстным поцелуем и повалил на скрипучую койку, задирая подол платья свободной от пистолета рукой. Трофейный «Люгер» с грохотом упал на пол через секунду, а Жиган уже был готов стянуть с себя тесное солдатское галифе.

Неожиданно он замер и слегка отстранился от Аглаи, оторвавшись от ее губ и вопросительно глядя в ее глаза.

– Вот и все, Тимоша, – прошептала девушка, глубже всаживая в его грудь стальное лезвие охотничьего ножа. – Прощай…

Она скинула с себя ослабевшее тело бывшего возлюбленного и вскочила на ноги, отступив на пару шагов назад от койки.

Как в давнем страшном сне, мужчина сидел на постели, неуклюже развалившись и склонив голову на плечо так, что его кепи соскользнула и упала рядом на измятую подушку. Из груди Тимофея торчал его собственный нож, загнанный по самую рукоятку. Багряное пятно быстро расползалось по иссиня-белой полосатой тельняшке.

Где-то на подсознании, Аглая накрыла ладонью то место под грудью, где у нее самой была сквозная рана от выстрела в спину. Оторвав руку, Демидова медленно опустила глаза и посмотрела на свою ладонь. Последняя, как ни странно, оказалась совершенно чистой, за исключением старого зарубцевавшегося шрама – клятвенного пореза в верности и любви.

– Пока смерть не разлучит нас, – подытожила Аглая, не отводя взгляда от безжизненно угасающих глаз Тимофея «Жигана».

Здесь же в сторожке она заметила свою сумочку и чемодан с оставленными в побеге вещами. Затем наклонившись к полу, девушка подняла пистолет, проверила обойму на наличие патронов и спрятала оружие в сумочку. Там же под столом Аглая заметила нетронутую бутылку водки и выволокла ее наружу, водрузив на стол среди остатков недавнего одиночного пиршества.

Девушка плеснула водки в граненный стакан и в алюминиевую кружку поровну. Опустошив содержимое кружки и шумно выдохнув, она отрезала от буханки ломоть хлеба и положила его поверх нетронутого стакана с водкой.

За вышедшей из сторожки Аглаей тихо закрылась дверь.