Читать книгу День Праха - Жан-Кристоф Гранже - Страница 14

Фламенко… Ну нет, для нее это уже слишком!

Нестройные аккорды гитар и хриплые голоса действовали так, будто кто-то раздирал ей сердце черными когтями. Но как ни странно, через несколько секунд у нее навернулись слезы на глаза, а горькая печаль, словно кислота, обожгла желудок.

Среди сезонников было немало старых цыган, выглядевших так, будто они только что явились из Сент-Мари-де-ля-Мер[26]. Каждый вечер, сидя у костров, они разыгрывали «Кармен» на свой лад, словно им была нипочем усталость от дневной работы.

А Ивана, наоборот, едва могла двигаться. Ей казалось, что у нее отнялись руки и ноги, спину не разогнуть, а дышать так трудно, что даже курение стало теперь проблемой. И боль… Боль, которая была и нигде, и везде. Она пронзала ее тело, плясала, бродила по нему, задерживаясь в одном месте, потом обжигала в другом и ни на миг не оставляла ее в покое.

Ивана отошла от группы и побрела к длинным столам, с которых уже убрали посуду. В ночной темноте сезонники выглядели почти комично в своих бесформенных трениках, мятых куртках и вязаных шапках, натянутых до бровей.

Ивана заметила Марселя, растянувшегося на одной из деревянных скамей, стоявших вокруг стола. Над его лицом плясал розовый огонек: это он затягивался своим «косячком», глядя в небо.

– Дашь курнуть?

Марсель приподнял голову и тотчас же протянул ей самокрутку. При первой затяжке – самой вкусной – она воспарила в звездное небо, так, по крайней мере, ей почудилось. Она давно уже не «смолила» регулярно, но всякий раз, как позволяла себе «забить косяк», испытывала острое наслаждение, в котором неизменно таилась какая-то смутная угроза.

– Что-то мне никак тебя не раскусить, – сказал Марсель, приподнявшись, чтобы забрать у нее сигарету.

– То есть?

Он уселся рядом с ней – прямо два школьника, сбежавших с праздника.

– Ты никогда в жизни не видела виноградную лозу, это и дураку ясно. А если хочешь впарить сезоннику, что ты официантка или вроде того, для начала смени руки.

Ивана бросила взгляд на свои пальцы, ставшие здесь источником ее мучений, и попыталась сглотнуть, но несколько затяжек полностью высушили ей горло.

Нужно было выбрать: ложь или исповедь. Или, еще лучше, что-то среднее. Полуобман – это ведь и полуправда.

– Да, я не сезонница. Я журналистка.

Марсель снова затянулся «косячком». Розовые искры танцевали вокруг его пальцев, как крошечные светящиеся змейки.

– Ладно, – сказал он с полным ртом дыма, – теперь мне все ясно.

– Я пишу статью про Посланников. Редакция заказала мне большой репортаж об их секте, а сейчас единственный подходящий момент, чтобы проникнуть в нее.

– Поздновато ты спохватилась.

Ивана расхохоталась. «Травка» привела ее в состояние блаженства: она уже забалдела.

– В моей газетенке не очень-то разбираются в сроках сбора винограда. Мне просто подфартило, что он проходит так поздно.

– Тут ты права. Как она зовется – твоя газета?

Ивана сунула сложенные ладони между колен и с блаженной улыбкой закивала, изображая одурь. Потом захихикала, как совсем уж обдолбанная:

– А вот это мне западло тебе говорить.

Марсель тоже захихикал в ответ. Ивана представила, как они оба сейчас выглядят со стороны – два психа на скамейке корчатся от смеха. Два прекрасных представителя рода человеческого.

За пределами круга света от костра и переносных светодиодных ламп на них зорко смотрели конные охранники.

– Это связано со смертью Самуэля? – вяло спросил Марсель.

– Нет. Мне поручили репортаж еще раньше.

– Но такой сюжет тоже сгодится, верно? – Голос сезонника внезапно окреп, словно у него во рту остались одни кости да зубы.

– И да и нет. Об этом уже столько кричали все массмедиа. Так что это, скорее, в минус. Разве что мне подвернется какая-то сенсация…

– Ничего тебе не подвернется.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что я горблюсь на них уже шесть сезонов, и если ты надеешься на какую-нибудь свежатинку типа «убийство, замаскированное под несчастный случай», или еще что-нибудь в том же духе, то тебя ждет разочарование.

И тут Ивана, преодолев блаженную конопляную одурь, пришла в себя:

– Ты считаешь, что преступление исключается?

– Посланники не убийцы, это я тебе точно говорю, а я слов на ветер не бросаю. Ни один из них никогда не поднимет руку на своего.

– А если это чужак, не из Обители?

Марсель расхохотался. У него были такие гнилые зубы, что при взгляде на них становилось страшно, как бы один или два пенька не вылетели изо рта.

– Ты хочешь сказать: один из нас?

И он ткнул пальцем в тени людей, собиравшихся ложиться спать. Цыгане наконец угомонились и притихли.

– А почему бы и нет?

– Да я знаю здесь почти всех. И убийц среди них точно не найдешь. Конечно, всякое бывает – и пьяные драки, и схватки из-за баб, но убить Самуэля?.. Для чего, скажи на милость?! Забудь и думать, говорю тебе.

– А может, из-за денег? Если он кому-то задолжал…

В ответ Марсель разразился булькающим смехом:

– Какие тут деньги, они же обходятся без них. Прямо как в «Club Med»[27]. Да у них в куртках и карманов-то нет!

Он хохотнул над собственной шуткой и положил руку на плечо Иваны. Это не был жест наркомана – Марсель еще не обкурился вконец, хотя своей скрюченной, как ветка ползучего растения, фигурой очень походил на обдолбанного, готового покинуть мир нормальных людей.

– Ладно, пиши свою статейку про Обитель, но забудь о Самуэле, вот тебе мой совет, – пробормотал он. – Через несколько дней объявят официальную версию, и поверь мне, это будет обычная байка про подмостки… которые…

Не договорив, он рухнул на бок и забылся сном. А Ивана ошалело потрясла головой: ей никак не удавалось связно сформулировать хоть какую-то мысль.

Оставив в покое храпевшего Марселя, она неверной походкой направилась к своей палатке. Подумать только: еще сегодня утром она строила планы тайного посещения часовни Святого Амвросия… А сейчас ей даже не удалось бы добраться до изгороди. Пройдя полпути, она рухнула лицом в траву какого-то пригорка, перекатилась на спину и, приподнявшись на локтях, стала разглядывать лагерь.

Отсюда ей были видны анабаптисты, прибиравшие после сезонников, ушедших спать, и она ощутила легкую зависть к их неукоснительному усердию и чистоте помыслов.

Будучи сиротой, Ивана никогда не сталкивалась с такими качествами. Когда растешь без родителей, приходится справляться с жизнью по обстоятельствам. Одно дело – большая дружная семья, и совсем другое – приют, похожий на психушку, а потом пара престарелых католиков в качестве приемных родителей… Таким образом, ее личность формировалась по воле случая, а образование напоминало пальто с прорехами, в которые проникал любой ветер… И только работа в полиции указала ей единственно прямую, надежную дорогу, которой она до того не знала.

Вот тут-то она и вспомнила о Ньемане. Вообще-то, он должен был приехать сегодня, и, по всем правилам, ей следовало ему позвонить. Но мобильник она зарыла в подлеске, в нескольких сотнях метров от Обители.

При одной мысли о том, что придется вылезать наружу через дыру в изгороди и блуждать среди ночи по полям, она только усмехнулась. В любом случае ей особенно нечего было ему сообщить.

Так что разумнее всего было пойти спать, чтобы набраться сил.