Читать книгу Кайкен - Жан-Кристоф Гранже - Страница 22

Меньше чем через час Пассан входил в просторный холл башни, где располагалась фирма, в которой работала Наоко. Мраморный пол, ряд колонн, головокружительно высокий потолок. Каждый раз ему представлялось, что перед ним неф собора. Вместо витражей – огромные застекленные стены, в которых неотвязно сверкали другие стеклянные башни. Здесь располагалось святилище, храм бога Наживы.

Полицейский ускорил шаг. Ему казалось, будто его подошвы грохочут по мраморному полу. Компания Наоко занимала в здании два этажа. Ее аудиторская фирма славилась тем, что проверяла любые счета с хирургической точностью. По ее безошибочным отчетам ставились спасительные или убийственные диагнозы: тут все зависело от точки зрения. Ликвидация филиалов, сокращения или, наоборот, разработка еще более дерзких планов…

Сейчас все в этом пространстве из стали, стекла и гулкой пустоты представлялось ему ледяным и подавляющим. И прежде всего сама Наоко, которая ожидала его стоя, со скрещенными на груди руками, в квадрате между красными диванчиками, напоминавшими спасательные шлюпки в каменном океане.

Судя по всему, она была далеко не в лучшем настроении. В такие дни ее лицо превращалось в маску: овальное, гладкое, без малейшего изъяна, лишенное всякого выражения. Воплощенная холодность, под стать здешней обстановке.

Она окинула Пассана осуждающим взглядом: промокшего до нитки, помятого и небритого. Затем молча протянула открытую ладонь.

Пассан притворился, что не понимает. На Наоко было пастельного цвета платье, облегавшее стройное тело мягкими, ласкающими складками. Оно окутывало ее светящимся облаком, словно легкой завораживающей дымкой. Она стояла, упрямо наклонив голову, непреклонная, ожесточенная. Лоб у нее был белый и гладкий, будто фарфоровая чаша.

– Твои ключи, – бросила она тоном полицейского, приказывающего жулику вывернуть карманы.

– Что за бред, – сказал он, вынимая свою связку.

– Бред – это пытаться подкупить своих детей леденцами.

Оливье положил оба ключа на ладонь японки, сжавшуюся, словно когти хищника. У Наоко была одна особенность: при малейшем волнении ее бросало в дрожь. Пальцы ее тряслись, губы трепетали. Пассан всегда гадал, откуда взялась легенда о невозмутимости японцев. Он в жизни не встречал никого столь же страстного и чувствительного, как Наоко. Нервы у нее были натянуты, точно струны кото.

– Ты что, намерен добиваться опеки над детьми?

– Не болтай чепухи.

– Тогда что ты задумал?

– Ничего. Клянусь тебе, абсолютно ничего.

Между ними повисло молчание, в то время как высокий свод над холлом полнился гулом голосов. Шепот прихожан перед мессой.

– А в котором часу ты нашла леденцы? – рискнул он спросить.

– Утром, у них в постели. Я… – Наоко замолчала и вдруг смертельно побледнела. – Так это не ты?

– Нет, я. – Пассан опустил глаза.

– И напрасно.

– Я тоже хочу участвовать в их жизни, ты не понимаешь?

– Каждый по неделе, и точка. Если ты не будешь помогать им свыкнуться с новыми правилами, мы никогда ничего не добьемся.

Он не ответил. У Наоко была еще одна особенность, которая от стресса только усиливалась: она моргала намного быстрее, чем любая европейская женщина. Иногда это стремительное движение ресниц придавало ей живой и шаловливый вид. А иногда она из-за этого выглядела невероятно уязвимой – словно была напугана безжалостной реальностью, ослеплена жестокостью мира.

– О’кей, – сказал он, чтобы завершить разговор. – Вечером я тебе позвоню.

– Не утруждайся. – Наоко развернулась и направилась к лифтам.