Читать книгу В ночь на Ивана Купала - Жанна Ди - Страница 2
Тринадцатая сестра
ОглавлениеДарья Кириченко
Что же её разбудило? Мадина села в кровати и обвела взглядом комнату. Судя по окружающей тьме, стояла глубокая ночь. И тишина. Ответ не замедлил себя ждать. На краткий миг спальню озарило неярким светом со стороны незашторенного окна. Всего доли секунды – и комната вновь погрузилась в темноту. И всё-таки Мадина успела разглядеть в мельчайших деталях обстановку.
Дверцы и ящики шкафов и комода из светлого дерева матово блеснули в затухающем свете. Торшер у кровати напоминал вечно обиженного мальчишку. Пододеяльник сбился в ногах Мадины: летняя ночь была жаркой, душной. Стул, одиноко скучающий в ближнем углу, словно нёс тяжёлое бремя. Балконная дверь открыта, однако снаружи не слышалось ни одного звука.
Неясный свет вновь озарил спальню, но он был уже другим – ярким, как вспышка, быстрым, но затухающим медленней прежнего. И сразу за ним ещё один – резкий, гранатово-алый. Заинтригованная, Мадина вышла прямо в шёлковой пижамке на балкон. Она откинула назад тёмные вьющиеся пряди и устремила вперёд взгляд карих глаз.
Не одну её разбудили загадочные огни. Казалось, соседи, на всех двенадцати этажах, высыпали на балконы. Тишина раненой птицей взлетела ввысь и растворилась в ночи. Их дом напомнил Мадине улей с растревоженными пчёлами. Каждый стремился поделиться своей версией происходящего, и разом гомонящие жители слились для Мадины в раздражающий гул.
А огненные сполохи продолжали освещать небо. Гранатово-алые, тыквенно-рыжие, лимонно-серые, они возникали внезапно, вдруг. Но странное дело, чувствовался в этом какой-то ритм, словно кто-то совершал быстрый огненный танец. «Взвейтесь кострами, синие ночи, мы пионеры – дети рабочих», – вспомнились Мадине замшелые строчки песни забытой эпохи.
Тут же ей отчего-то стало смешно и стыдно. Казалось, что таким «объяснением» она оскорбила саму суть таинственных всполохов. Сквозь людской шум до неё донёсся ещё один звук. Мадина застыла поражённая. По тонким проводочкам до неё добежал, минуя десятки километров, времена и других людей, лёгкий звенящий голос. Он весело звучал журчащим ручейком, хрустальным звоном росы и набежавшей на берег озёрной волной.
Он звал её. Звал Мадину к себе, манил ласковым шёпотом: «Иди, иди к нам, сестра! Раздели с нами наше веселье, отыщи Огненный Цвет, загадай на венке. Ты, только ты нам нужна! Без тебя белый свет не мил. Иди же, сестра, не томи нас. Ночь коротка да ноги быстры. Пять шагов всего – и ты здесь, родная. Только не спи, не спи! Заснёшь – уже не проснёшься».
Мадина стояла на балконе ни жива ни мертва. Она явственно слышала этот голос, но никто – никто! – не говорил с ней здесь. Ёжась от лёгких дуновений ветра, Мадина чувствовала – нет, знала! – что тот, кто звал её, находится далеко, там, откуда светили огни. Мелькнула мысль, что это галлюцинации. Мелькнула и погасла, будто и не было.
Мадина боялась шевельнуться, сделать хоть шаг. «Пять шагов – и ты здесь, родная». Если шагнёт, где окажется? Что случится тогда? Ей было страшно. Как назло, ветерок задувал сильнее, набирался силы. Мадина кожей ощутила, как упала температура воздуха. Стоять в шёлковой пижаме становилось всё труднее.
Всполохи продолжались. Постепенно гул людей-пчёл сошёл на нет. Мадина же продолжала стоять, до судорог вцепившись в перила. Надо возвращаться в комнату, но она знала, что этого не произойдёт. Либо она останется здесь, либо…
«А что, собственно, я теряю? – внезапно с вызовом подумала Мадина. – Делай, что должна – и будь, что будет».
И она сделала первый шаг к балконной двери. В тот же миг навалилась смертельная усталость, начал одолевать безудержный сон. Но Мадина ещё помнила предостережение. Второй шаг – и она в спальне. Третий шаг дался с трудом, она еле подняла ногу. Четвёртый – и Мадина почувствовала, что силы стремительно утекают куда-то в ночную тьму.
Изо всех сил держа веки открытыми, почти засыпая, она наконец сделала пятый шаг. И…
***
Кап-кап. Кап. Кап-кап.
Где-то медленно стекала вода. Мозг подкинул Мадине видение: низкая пещера, сырые от влаги стены и капающая на каменистый пол вода.
Кап-кап. Кап. Ка-а-ап. Кап-кап.
Немного подумав, Мадина отвергла этот вариант. «Кран протекает», – лениво подумала она, не спеша открывать глаза.
Чувства возвращались не сразу, по очереди. После слуха вернулось осязание. Мадина ощутила, что сидит на чём-то довольно твёрдом, прислонившись щекой к стене. Стена была шершавой, неровной и ледяной. Мимолётно изумилась этому. До ноздрей Мадины донеслись тонкие запахи диких трав, каких-то цветов и свежести. Ко всему прочему, она уловила пряный и дразнящий аромат дыма.
Всё это так не вязалось с обычной домашней обстановкой, что Мадина против воли напряглась. Теперь она наконец могла открыть глаза, но отчего-то страшилась. А вдруг взору откроется совсем не то, что намеревалась увидеть?
Короткой вспышкой мелькнуло последнее воспоминание. Таинственная игра огней на тёмном небосклоне. Нереальный, словно из ниоткуда, мистический зов. Противоборство Мадины с навалившимся сном. Чьё-то предупреждение ни в коем случае не засыпать: «Заснёшь – уже не проснёшься!»
Мадина вспомнила, что должна была сделать пять шагов, чтобы прийти куда-то. И она их сделала, все пять шагов сделала! Но последний шаг дался с огромным трудом – в сон клонило неудержимо. Так она заснула или нет? «Не проснёшься, не проснёшься», – отчаянно бились в голове слова.
Она спит или нет? Глаза были закрыты, это точно. Что увидит она, когда откроет их? Заснула или проснулась? Так и не найдя ответа, Мадина решила, что пора. Глубоко вздохнула и медленно приоткрыла веки. А после изумлённо распахнула их.
Мадина оказалась в небольшой берёзовой рощице. Где-то за деревьями блестела вода – пруд или озеро, она не могла разглядеть. Сама же сидела прямо на тёплой земле, прислонившись к огромному валуну. Чуть поодаль, впереди, на небольшой полянке, горел костёр. Лишь когда глаза Мадины привыкли к полутьме и яркому огню, она разглядела вокруг костра людей.
Наверное, с десяток девушек – длинноволосых, стройных, в лёгких сарафанах и босиком – безмолвно кружились в грациозном медленном танце. На голове у каждой был венок. Девушки казались невесомыми, лёгкими, словно сотканные из тумана.
Кап. Кап. Кап-кап. Ка-а-ап. Мадина повела головой на звук. Слева от неё лежала груда камней, которую венчал глиняный кувшин грубой работы. Он был доверху наполнен водой и чуть наклонён, из-за чего излишки проливались, едва стекая по стенкам.
Мадина поднялась. «Твою библиотеку… Где бы я ни была, надо валить отсюда», – решила она. Критически оглядела себя. На ней была всё та же шёлковая летняя пижама: топ и шортики василькового цвета. Далеко, да ещё ночью, в такой не уйдёшь. Но попытаться стоило. Ведь как-то она оказалась здесь. Знать бы ещё, где это «здесь»…
Ей хотелось подобраться поближе к танцующим девушкам, к тёплому огню, но она чувствовала, что если будет медлить, то не сможет уйти. Босоногие танцовщицы явно не видели Мадину, да и не ведали, что она здесь, совсем близко.
– Куда угодно, лишь бы отсюда, – пробормотала она и развернулась спиной к костру. Сделала один шаг…
Ка-а-ап. Кап-кап. Кап. Ка-а-ап.
Мадина замерла. Только сейчас она поняла, как сильно её мучит жажда. Губы будто покрылись сухой коростой, а горло пересохло и разбухло настолько, что Мадина чуть не задохнулась. Воды, воды! Хотя бы один глоток вкусной прохладной воды!
Она лишь оглянулась на кувшин и в следующую секунду была уже возле него. Осторожно, но немного нетерпеливо Мадина взяла сосуд в руки и поднесла к пересохшим губам. Несколько маленьких и торопливых глотков – и по горлу потекла живительная вода. Напившись, она поставила кувшин обратно на камни и облегчённо выдохнула.
И тут прямо позади пронёсся шелест, дробившийся на разные голоса.
– Сестра, ты пришла, пришла! Сестра! Ты вернулась! – шептали они. – Мы тебя ждали! Сестра!
Мадина медленно развернулась.
Их было двенадцать.
Вначале они показались Мадине одинаковыми, но чем дольше она их разглядывала, тем больше находила различий.
Ткань сарафанов была полупрозрачной, за ним легко угадывались стройные силуэты танцовщиц. К удивлению Мадины, ни на одной из них не оказалось нижнего белья, всё просвечивало сквозь ткань.
У каждой на платье был вышит узор, спускающийся от самой груди к ногам. Он же был вышит по всему подолу. Но узоры отличались: у одной были вышиты алые маки, у другой – быстроногие олени, у третьей – свободолюбивые ласточки. Волосы тоже отличались цветом, наличием или отсутствием кудрей.
Девушки с радостью взирали на Мадину и улыбались, словно давно ждали встречи с ней и наконец дождались. Одна из девушек – рыжеволосая, с глазами цвета меди и вышитыми на платье лебедями – вышла вперёд и… поклонилась. Мадина, и без того изумлённо изучающая их, обомлела. При этом остальные девушки отошли на приличное расстояние, сбились кучкой и начали перешёптываться друг с другом.
– Сестра, родная! – проговорила рыжеволосая. – Как мы рады, что ты пришла на наш зов. Нам так не хватало тебя.
– Простите, – хриплым голосом сказала Мадина. – Но я ничего не понимаю! У меня никогда не было сестёр. Я вас не знаю. И что значит – пришла на зов? Почему я?
Рыжеволосая улыбнулась.
– Конечно, ты можешь не помнить нас. Не все из нас помнят свои прошлые жизни.
– Прошлые жизни? – Мадина почувствовала, как тело охватил озноб. Только бы не простудиться… Хотя то, что она ощутила, не было похоже на начало болезни. Скорее, это было предчувствие. И далеко не приятное.
– Я Лыбедь, – рыжеволосая вновь поклонилась. – Однажды мы все были сёстрами. Очень давно… Теперь же, спустя круговерть веков и жизней, мы вновь можем объединиться.
– Объединиться… – словно в бреду произнесла Мадина. – Но я… совсем непохожа на всех вас! У вас явно европейские, точнее, славянские корни. Я же – татарка! И имя моё арабское, означает «золотой город».
– Одно из имён, – поправила Лыбедь. – У нас у всех накопилось с десяток имён. Но первоначально матушка нарекла тебя Заряной – «озарённая». Однако с именами разберёмся позже, – сказала она, видя изумление Мадины-Заряны. – Ночь коротка, нужно поторопиться. Наше счастье, что она лишь началась. Судя по твоей вышивке, ты можешь говорить с лисицами…
– О чём ты? – Мадина начала уставать от изумления.
– Вышивка на твоём платье, – кивком показала Лыбедь. – У тебя вышиты лисицы.
– Что? – Мадина опустила взгляд и только теперь заметила, что одета так же, как остальные. Только у неё по подолу бежали друг за дружкой огненно-красные и бурые лисички. – Но как? – поразилась она.
– Вода. – Лыбедь указала на кувшин, который стоял у ног Мадины. – Это зачарованная вода. Если бы ты не выпила её, мы никогда бы тебя не увидели. Она же и открыла твою сущность.
Казалось, удивляться уже дальше некуда. Ан нет! Мадина даже рот приоткрыла, переваривая известие. Вода – это всегда вода! Никогда Мадина не представляла, чтобы та обладала какими-то неизвестными науке свойствами. Во всякую заряженную воду не верила…
– Слушай меня внимательно, сестра, – вновь заговорила Лыбедь уже без улыбки. – Сегодня самая волшебная ночь в году – Купальская. Ночь, когда распускается волшебный цвет папоротника. Знаешь?
Мадина неуверенно кивнула. Конечно, где-то читала о таком. Она вообще любила фэнтези. Но считала всё сказкой, не принимая на веру. А тут либо она с ума сошла, либо чудеса взаправду бывают…
– И мы должны найти его до рассвета.
– Зачем? – уточнила Мадина.
На это Лыбедь только улыбнулась. Очень печально.
– Всему своё время. Когда отыщется заветный цветок, тогда ты получишь ответы. И как вернуться домой – тоже, – она грустно усмехнулась. – Вот только, куда это – домой?
Лыбедь отступила на несколько шагов. Мадина насторожилась:
– Эй, ты что, решила оставить меня одну?
– У каждой из нас свой путь в поисках. К тому же у тебя теперь есть помощник, – ответила та и крутанулась на месте.
В тот же миг исчезло всё: Лыбедь, другие девушки, костёр, кувшин с колдовской водой.
– Постой! – вскричала Мадина в темноту ночи. Но лишь ветер вздохнул утомлённо. Впрочем, не так уж было и темно: красные лисицы на платье Мадины сияли рубиновым светом.
Решив уже ничему не удивляться, тем не менее произнесла вслух почти жалобно:
– И что же мне делать?
– Первым делом – сплести венок. Что это за мавка в Купалу да без венка? – раздался рядом чей-то бархатный голос. Мужской.
– Кто это? – испугалась отчего-то Мадина.
– Это я, Рычет, – из-за куста с невероятной грацией вышел – нет, выплыл – лис. Чёрно-бурой масти, с лоснящейся в рубиновом свете шерсти. – Готов помочь тебе, Заряна, в поисках, чем смогу, – он вежливо, но с лукавым взглядом склонил голову набок.
Если Мадина до этого ещё кое-как держалась на ногах, то теперь так и села. Точнее, плюхнулась со всего размаху в мягкую траву. Лис засмеялся, тут же отбросив напускную вежливость.
– Давай собирай цветы, плети венок. Без венка цветок папоротника никогда тебе не покорится.
Мадина недовольно покосилась на своего «помощника», который улёгся под одной из берёз, явно не собираясь помогать. Насупившись, она попыталась подняться с земли, ухватившись за какой-то сорняк.
– Стой, не трогай! – вдруг завопил Рычет, подскочив на месте.
– Поче… – недоумённо проворчала Мадина, отдёргивая руку от растения.
Но было уже поздно: она успела его коснуться. Мадина ничего не почувствовала. Но Рычет беспокойно заметался, ворча под нос:
– Угораздило же… Хорошо, что ночь… Не так опасно…
– Что ты там бормочешь? – не выдержала Мадина.
Рычет перестал суетиться и замер. Только пышный хвост выдавал его чувства: вытянувшись в струнку, едва заметно подрагивал. И костра не нужно было, чтобы это увидеть – рубиновые лисицы горели очень ярко.
– Вот скажи мне, как ты вот так запросто могла вцепиться в борщевик? – преувеличенно вежливо поинтересовался лис.
– Во что?
Во взгляде Рычета промелькнуло удивление.
– Как, ты этого не знаешь? Что же ты за мавка такая! Без венка, в растениях не разбираешься…
Мадина почувствовала раздражение.
– Сделай милость, поясни: с чего ты взял, что я мавка? – потребовала она.
– Если тебе по нраву зваться русалкой, так и скажи…
– Я не русалка! Я живой человек!
– Да ну? – усомнился лис.
Мадина наконец вскочила с места, готовая… Она даже сама не понимала на что. Хорошенько пнуть этого говорящего оболтуса? Или затопать и заорать? Внезапно тыльную сторону правой руки будто обожгло огнём. Мадина вскрикнула от боли.
Лис приблизился к ней и ткнулся мордочкой прямо в её ладонь.
– Поверить не могу! – прошептал он. – Борщевик-таки обжёг тебя!
– И не верь! Сказал бы лучше, как боль унять, – огрызнулась Мадина.
– Иди за мной, – вздохнул Рычет с видом обречённого.
Он повёл Мадину к воде, которую та заприметила ранее. Большая вода оказалась небольшой речушкой, которую можно было перейти вброд. Лис подвёл её к самому краю песчаного бережка и велел опустить ладонь в реку.
– Это должно помочь, – с сомнением сказал он.
Мадина присела и опустила руку по локоть в воду. Спустя минут пять она почувствовала, как боль утихает, словно это река вымывала её из тела Мадины. Уже через минуту боль окончательно ушла. Она вынула руку и поглядела на ладонь. Никакого следа от ожога. Ничего.
– Как странно… – вновь забормотал Рычет. – Кто ты такая? Будь ты мавкой, ну ладно, русалкой, борщевик сжёг бы всю твою ладонь. Она просто бы обуглилась. Вместо этого он просто обжёг тебя как человека или животное. Но если бы ты была человеком, река не смогла бы исцелить тебя. А вот русалку родные воды – да, исцелили бы. То есть ты и русалка, значит, мёртвая и живая одновременно.
– Что ты городишь? – испуганно посмотрела на него Мадина. – С чего бы я была мёртвая?
– Собирай цветы! – отрывисто гавкнул лис. – Собирай и плети венок! Иначе упустим шанс отыскать Цветок!
Мадина заозиралась, подстёгнутая ворчливым помощником. На берегу речки росло достаточно цветов, отдыхающих от дневного зноя. А лисички на подоле платья горели ярко, поэтому вскоре у ног Мадины лежала целая охапка цветов и душистых трав.
Пока она собирала, а затем плела, успела рассказать Рычету о том, как проснулась от ярких огненных всполохов, как услышала чей-то зов, слышимый только ей, как сделала пять шагов, борясь с напавшим сном, как очнулась на здешней поляне и увидела кувшин с колдовской водой, как напилась из него…
Лис внимательно слушал и кивал, думая о чём-то. А сама Мадина вдруг вновь вспомнила напутствие: «Заснёшь – уже не проснёшься», от которого сердце отчаянно встрепенулось. Она заснула или проснулась? Ни живая ни мёртвая… Что это всё значит? Рычет точно что-то такое знал, но станет ли он делиться с ней своими мыслями?
Но вот венок сплетён. Широкий, душистый.
– Что теперь? – Мадина держала в руках венок и с упоением вдыхала терпкий аромат трав.
– Теперь ты должна заговорить его, – пояснил лис. – Скажи такие слова: «Землица родная, росою умытая, вложи в венок мой щедрость свою. Водица студёная, ветрами обласканная, вложи в венок мой мудрость свою. Огонь яростный, солнцем разожжённый, вложи в венок мой отвагу свою. Мой веночек моею судьбой пусть станется да укажет на путь к волшебству купальскому». Повтори!
Мадина повторила всё слово в слово. И вдруг случилось невероятное! Венок в её руках задрожал, заискрился. Змейками заскользили по стеблям золотые да серебряные нити.
– Надевай скорее! – закричал Рычет.
Мадина трясущимися руками надела венок на голову. Сияющие нити в ту же секунду соскользнули с венка на её тело, тёплыми ручейками пролились на её руки. В одно мгновение Мадине стало так хорошо, уютно… Она ощутила небывалый прилив сил, захотелось мчаться по лесу, звонко крича от радости. И чтобы платье непременно вилось следом белым облаком…
И она побежала. Удивительное дело: ступни едва касались поверхности. Тепло земли, прохладная свежесть росы наполняли тело и душу Мадины. Мягкий ковёр изо мха ласкал стопы. Мадина засмеялась во весь голос, её переполняло безудержное счастье.
Рычет нёсся рядом, взлаивая время от времени. Мадина на бегу нагнулась и коснулась его спины, намереваясь погладить. Пальцы ощутили жестковатый мех. Лис выгнулся спиной, подпрыгнув вверх, и ласково боднулся головой о её ладонь, не прерывая бега.
Так и мчались они вдвоём: чёрно-бурый лис и черноволосая девушка в лёгком платье. Бежали, казалось, не разбирая дороги, но Мадина чувствовала, что её влечёт куда-то с непреодолимой силой. Туда и держали они путь по ночному лесу – берёзы давно уже сменились клёнами, дубами, вязами…
Внезапно лес расступился, и они очутились на крохотной полянке. И Мадина, и Рычет остановились как вкопанные. Над поляной реяли сотни, тысячи крохотных огоньков – светлячки. У Мадины дух захватило от такого прекрасного зрелища. Она догадалась, что именно сюда и влекло её. Но почему? Почему именно сюда? Мадина завертела головой, пытаясь всмотреться в ночь сквозь мельтешащие огоньки. И увидела.
На поляне, немного сбоку, росло несколько кустарников, три или четыре – во тьме сложно понять. Но между ними был какой-то источник света, прикрытый густыми ветвями. Не светлячки – свет был довольно ярок, хоть и неприметен, если специально не глядеть. И уж точно не огонь, иначе бы кусты горели. Что же там такое? Может, чей-то включённый фонарик? Но тогда был бы луч света…
Все мысли Мадины были прикованы к таинственному источнику света в кустах. Любопытство взыграло, и она торопливо подошла к тому месту. Их оказалось всё же четыре, и, чтобы разглядеть, что там, между ними, следовало раздвинуть густые ветви. Рычет продолжал стоять на краю поляны, не рискуя подойти ближе.
Мадина присела на корточки и осторожно отвела в стороны верхние ветки. Странное дело: едва она это сделала, как те, повинуясь, словно бы отошли в сторонку. Мадина раздвинула следующие ветки, и те поступили так же, как и предыдущие. Наконец она отвела в стороны ветки в третий раз. То, что она увидела, заставило сердце затрепетать – на небольшом пространстве между кустами ярко горел необыкновенный цветок. Похожий на мак, он испускал тёплый красновато-золотой свет.
– Папоротник. Цветок папоротника.
Оказывается, Рычет всё-таки решился подойти ближе.
– Ты нашла его! Невероятно! – продолжал говорить он, не сводя взгляда с цветка. – Ты самая неопытная из сестёр. Недаром твоё имя Заряна. Ты и впрямь озарённая…
– Что мне теперь делать? Нести к… – Мадина не договорила.
– Погоди, – остановил её лис. – Прежде чем сорвать его, дотронься до него и скажи: «Цвет волшебный, свет загадочный, озари эту ночь, озари мою душу. Расскажи, мой милый, всю правду мне, всю истину». После этого ты можешь задать ему любые вопросы. Он на всё ответит, всё, что знает, покажет и истинный путь укажет.
Мадина кивнула и повторила волшебные слова, легонько касаясь сияющих лепестков. Какие же вопросы задать ему? В голове сначала пронеслись вполне себе бытовые вопросы: о работе, о недавних отношениях, которые она сама разорвала… Но все они казались какими-то мелочными и нереальными. А потом яркими вспышками вспомнилась вся эта ночь и всё то, что привело её сюда.
– Почему я? Для чего всё это нужно? Что теперь делать? И ещё: кто же я? – шептала она цветку.
Едва она задала последний вопрос, как пространство вокруг изменилось.
***
…Звуков не было. Мадина оказалась на берегу той же самой реки, у которой встретила таинственных девушек, назвавшихся её сёстрами, но чуть выше по течению, там, где она становилась широкой, где в самой середине темнел страшный омут. Был летний погожий день. На берегу толпилось много людей: похоже, сюда пришли все жители ближайшей деревни.
По тому, как они были одеты – по-простому, в лаптях – Мадина поняла, что оказалась в далёком прошлом. Люди от мала до велика были чем-то взбудоражены. Вскоре она нашла и причину этого. Покачиваясь на волнах, на плоту стояла грубо сколоченная клетка. И в клетке были люди. Мадина ужаснулась, когда разглядела, что это маленькие девочки, окружающие ещё молодую, но уже измождённую женщину. Одну из дочек, совсем кроху, та держала на руках.
Мадина с лёгким изумлением разглядывала их. Странность заключалась в том, что многие были близняшками. Мадина насчитала целых четыре пары двойняшек, а ещё были тройняшки. Лишь самая старшая девочка, на вид лет девяти, и самая младшая, которой было не больше двух, не имели своей пары. Вдруг девочка на руках матери обернулась и посмотрела прямо в глаза Мадины. И та всё поняла. У девочки были яркие голубые глаза и пшеничного цвета волосы, у Мадины – карие глаза и вьющиеся чёрные волосы. Но эта разница не помешала ей узнать в девочке саму себя.
Следом пришло понимание. Эта женщина, что держит кроху, – её мать. Девочки, что обступили женщину и волчатами глядят на толпу сквозь прутья решётки, – её сёстры. Мужчина, что гневался и кричал больше других, – её отец. Он одним из первых запрыгнул в лодку, следом проделали это и остальные. Три лодки, полные сильных мужчин, повели лодки и плот на середину реки. Выплыв, шестеро пытались удержать свои лодки на месте, остальные трое – и отец Мадины среди них – топорами стали рубить узлы, связывающие брёвна плота.
Мадина с ужасом наблюдала за чудовищной казнью, она кричала, рыдала, но никто не слышал её – здесь она была лишь бесплотным призраком. В отчаянии Мадина прижала руки к ушам, чтобы не оглохнуть от своего крика. Брёвна распались, и клетка канула в омут…
***
… Когда же она отняла руки от ушей, то услышала:
– Это случилось на Русальной неделе. Поэтому мы все, кроме матери, стали русалками…
Мадина открыла глаза, которые зажмурила, чтобы не видеть, как тонет. Перед ней сидела Лыбедь.
– Сестра! – воскликнула она и всхлипнула. Та обняла её, и Мадина разрыдалась. – За что он так с нами?
– Наша мать была ведуньей. Но даже не в её силах было подарить своему возлюбленному то, чего он жаждал больше всего. Наследника. Наш отец так желал иметь сына, что с каждым рождением дочери потихоньку лишался рассудка. Да ещё рождались почти всё время близняшки. Только я и ты родились без пары… И ты стала последней каплей, родившись тринадцатой дочерью. Ему пришло в голову, что наша мать – злобная ведьма, продавшаяся нечистой силе, которая хочет извести и его, и всю деревню. То, что мы росли не совсем обычными девочками, лишь подкрепило его веру. А когда он вдруг заметил, как ты гладишь лисёнка, который неизвестно откуда взялся…
– Выходит, это всё из-за меня? – испугалась Мадина сквозь слёзы.
– Глупая, – ласково прошептала Лыбедь. – Конечно же нет. Это произошло бы так или иначе.
Прошелестели тихие тени. Мадина подняла голову. На полянке оказались все её сёстры. Увидев их, она радостно вспыхнула. Плача и смеясь, девушки кинулись обнимать её. А Лыбедь смотрела на волшебный цветок.
– Я снова вижу его, – прошептала она.
Мадина подняла на неё взгляд.
– Однажды в Купальскую ночь мы все вышли порезвиться. Я тогда нашла его, – Лыбедь не сводила глаз с цветка. – И загадала желание. Вернуть нам всем жизни, но никогда не уходить туда, за грань. Это было страшно. С тех пор минуло много веков и много жизней в разных обличьях. Но каждый раз, когда мы вновь возвращались, нас не оказывалось друг с другом.
Мадина вдруг явственно ощутила: та тоска, которая съедала сердце с самого детства, была тоской по сёстрам. Когда она это поняла, то её душа будто распалась на кусочки и не спешила собраться снова. А Лыбедь продолжила:
– Когда я загадывала, то не учла этого: оставаться рядом друг с другом. И всякий раз каждая из нас чувствовала себя одиноко. У нас были друзья, семья, возлюбленные, дети… Но какая-то часть в нас томилась от неясного одиночества. Как самая старшая, я всегда в итоге вспоминала, что же значит эта тоска.
Она улыбнулась Мадине:
– И тогда я решила вновь найти волшебный цветок. Но у меня ничего не получалось, пока однажды не сумела отправить зов… Так, на тот зов первой сумела откликнуться Лада. С тех пор мы по крупицам собирали друг друга, как разбитую вазу. Тебя долго не удавалось позвать. Мы собирались каждую Купальскую ночь, чтобы отправить зов и объединить усилия в поисках. И вот ты наконец вернулась к нам, а ещё нашла заветный цветок. И поэтому ты должна загадать желание. Только твоё желание он исполнит, ты его хозяйка.
– Что именно я должна сделать?
– Просто пожелай, сестра. Всё, что хочешь. Помни лишь, что от твоего желания будут зависеть и наши судьбы.
Мадина вновь наклонилась к волшебному цветку.
– Я хочу… – прошептала она.
В тот же миг, когда было озвучено желание, мир закружился в ворохе огней и звуков…
***
…Купальская ночь была в самом разгаре. Тринадцать девушек пели и танцевали вокруг костра, радостно смеялись. Круговорот жизней будет длиться столько, сколько им будет нужно. И неважно, переродятся ли они дочерьми одних родителей или подружатся, встретившись в младшей группе детского сада или школе. Тринадцать сестёр будут неизменно встречаться друг с другом ещё в раннем детстве. Раз за разом. Жизнь за жизнью. Всегда и всюду вместе.
Страница автора в ВК