Читать книгу Инкубья дочь - Жанна Лебедева - Страница 2

Башня Порядка Святого Ордена, три месяца спустя.

– Будь проклята Ланья Тишь. Либерти Эй и еще четыре элитных Ныряльщика погибли там. Фанни Би, Глори Би, Рэрити Ди и Хармони Ди… – метаясь по кабинету, возмущался епископ Грэй. – Сколько еще лучших воинов найдут свой конец в проклятущей деревушке? Кого мне посылать туда, если весь отряд Би и половина Ди полегли …

– Есть один, – вклинился в нервную реплику епископа Грэя падре Оливер. Невысокий, пухленький, лысоватый, он был вдвое толще угловатого, долговязого епископа, который уже возвышался над ним и гневно вопрошал с высоты:

– Кто?

– Он из отряда Зетта. Вы, возможно, про него слышали…

Падре не успел договорить. Дверь в кабинет с грохотом открылась, и туда без приглашения ввалился человек, увидев которого епископ Грэй протестующее замахал руками:

– Нет! Избавь меня от него! Я же запретил ему тут…

– Здра-а-асьте, – пришелец хмуро поприветствовал собравшихся, несколько раз громко жевнул смоляную жвачку, вынул ее изо рта и бесцеремонно налепил на дверь. – Чет Зетта к вашим услугам, сиятельство.

– Ты имел в виду его? – полный надежды взгляд епископа потух, и падре Оливеру пришлось виновато опустить глаза.

– Ну, а кого еще-то? – встав на цыпочки, отчаянно зашептал священник на ухо Грэю. – Сами понимаете, место гиблое – он лучший кандидат.

– Конечно лучший, – расслышав только последнюю фразу, самодовольно приосанился гость. – Со всеми зданиями лучше всех справляюсь. Куда ехать-то, сиятельство?

– В Ланью Тишь, – осторожно произнес епископ. Подумав, он решил, что пропащая деревенька и впрямь самое подходящее место для этого непослушного, хамовато, непредсказуемого товарища. Может, сгинет там? Меньше будет проблем!

Из-за того, что Чет являлся сыном погибшего генерала королевских войск – орденоносца и героя, в Ордене его терпели. Только поэтому держали среди Святых Ныряльщиков до сих пор. В самом последнем по престижу отряде. О, каких неимоверных моральных усилий стоило епископу Грэю это терпение. При большинстве личных встреч он был готов своими руками придавить вконец обнаглевшего засранца, и лишь небесное провидение спасало дерзкого мальчишку от неминуемой смерти. Один падре Оливер находил с парнем общий язык. Его Чет почему-то слушался, как слушается своего единственного хозяина самовольная, агрессивная собака.

– Куда-куда? В Ланью Тишь? – Чет криво прищурился, поинтересовался. – А что, ребята из Би и Ди не справились? Даже великий Либерти Эй не смог, говорят? – он с довольным видом усмехнулся, вытянул из мятой пачки обломок сигареты и звонко щелкнул щегольской кремниевой зажигалкой. – Облажались, значит, блондинки-куколки?

Епископ и падре сдержались от комментариев. Каждый из них в тот момент думал о своем. Падре Оливер скрестил пальцы, боясь, как бы хитрый, подозрительный Чет не почуял подвох и не попробовал благоразумно слиться. Епископ Грэй просто пытался сдержаться. В тот миг ему очень хотелось послать наглеца Зетту ко всем чертям, пинком выкинуть из кабинета, желательно прямо из окна Башни Порядка. Вообще из Ордена. Но, что поделать, – падре ведь прав. Чет Зетта лучший кандидат для отправки на роковое задание.

– Так, – епископ свел брови и сурово скрестил на груди руки, – слушай сюда, Чет Зетта, Святой Ныряльщик последнего ранга. Твое задание – отправиться в деревню Ланья Тишь, нырнуть в главный колодец и уничтожить проросшее там Сердце Тьмы. И без фокусов, понял?

– Понял, сиятельство. Чую задницей, будет не до фокусов.

– Зетта! Ты в обители чистоты и благочестия, за выражениями следи! – яростно сверкнул глазами епископ, с трудом сдержавшись, чтобы не отвесить подчиненному оплеуху.

– Понял, буду вести себя прилично, как блондинки-куколки.

– Зетта, прилично – это значит прилично. Не так, как в Захолмье, когда ты после погружения нажрался в ближайшем трактире и у тебя увели тигра. И не так, как в Вестене, когда сердобольные жители собрали тебе денег в благодарность за работу, а ты взял их и спустил в ближайшем борделе. Ты понял, Зетта? – тут, вспомнив все проступки нерадивого Чета, Грэй не выдержал и принялся читать Ныряльщику долгую и нудную нотацию. – Ты должен раз и навсегда запомнить, что Святой Ныряльщик – существо возвышенное, просветленное, отрешенное от сует грешного мира. Святой ныряльщик не пьет, не курит и не думает о телесных удовольствиях. Святой Ныряльщик не позорит свой Орден глупыми выходками…

– Ну, я типа понял, – Чет демонстративно вынул изо рта недокуренную сигарету, размял ее и бросил остатки на пол.

– Да ничего ты не понял, – безнадежно отмахнулся Грэй, моментально осознав всю тщету своих поучений. – Бери тигра и скачи в Ланью Тишь. Сегодня же. Сейчас. Сию минуту.

– А… – замялся вдруг Чет и многозначительно поднял вверх палец, – тут проблемка…

– Что еще?

– Моя тигрица вчера окотилась…

– Почему ты не следил за ней? Как допустил, что ездовое животное Ордена на службе умудрилось нагулять котят?

– Ну, тогда, когда я отдыхал с девочками в борделе, я подумал, что ей тоже не мешает оторваться и отправил ее погулять в лес, а там цыгане были с зоопарком… и с тем самым тигром, которого увели у меня год назад…

– Тогда пойдешь пешком, – сквозь зубы шикнул на парня епископ. – Ничем помочь не могу.

– Как это пешком? – возмущенно приподнял брови Чет. – Что про меня подумают люди? Святой Ныряльщик – и пешком?

Епископ покраснел, потом побелел от злости. Нужно было сдержаться, но где взять силы? Пресветлый! Где взять силы и терпение?

Почувствовав, что главный вот-вот взорвется, падре Оливер схватил Чета за шкирку и силой вытянул из кабинета. Уже за дверью, настоятельно подталкивая Зетту в спину, пояснил.

– Иди в дальние клети и попроси у смотрителя старую тигрицу, что у Ордена на пенсионном содержании. Ее зовут Вафля.

– Вафля? – лицо Чета недоумевающее перекосилось, но падре был настойчив.

– Все. Иди. В противном случае нам обоим попадет от главного.

***

Чет смотрел на тигра. Тигр смотрел на Чета. Вернее не тигр, а тигрица, древняя, как мир, с подслеповатыми глазами и шкурой вытертой, будто старый коврик. Вафля сидела в проходе между загонами и терпеливо ждала своего Ныряльщика.

Она давно забыла о героических походах, о бешеных скачках по лесам и долам. Увидев, а вернее кое-как разглядев пришельца, старушка благодушно поприветствовала его ласковым: «мур-мур-мур».

– Ты это, давай, собирайся – выходим! – недовольно проворчал Чет. – И без «мурмуров».

Он огляделся, бросил на перегородку седло, решив отыскать кого-нибудь из слуг, чтобы снарядили животное в путь. Никого не нашлось, даже уборщиков. В дальних клетях вообще убирались редко, там стоял аммиачный запах кошачьих лотков, перемешанный с вонью подтухшего мяса.

– Ладно, сам тебя оседлаю, – буркнул Чет, – поднимайся.

– Мур-мур, – отозвалась тигрица и легла.

– Ладненько, – злобно прищурившись, Зетта нахлобучил ей на загривок седло, застегнул под горлом наголовник с поводьями, – а теперь вставай. Вставай, говорю!

Вафля не встала, наоборот, повалилась на бок и принялась благодушно массировать лапами стенку. Чет скрипнул зубами от злости, смачно выругался под чьи-то сдавленные смешки, раздавшиеся за спиной. Обернувшись, Ныряльщик встретился взглядом с мальчишкой-уборщиком.

– Ты, господин, за щачло ее бери и ори прямо в ейную морду – она ж глухая, но по губам читает.

– За щачло – это как? – на всякий случай уточнил Чет.

– Это так, – мальчишка шмыгнул носом, прислонил к стене метелку, подошел к Вафле, схватив ее обеими руками за пушистые щеки, развернул к себе и крикнул громко. – Ва-фля! А ну, вста-вай!

Странное дело, но Вафля поднялась. Чет благосклонно кивнул мальчишке, взялся за седло, надеясь вскочить зверю на спину, а уборщик тут же предупредил его:

– Верхом не надо, не увезет.

– Что значит, не увезет?

– Свалится…

Так Чет и отправился на задание пешком. Не на тигре, зато в его компании. Уже на выходе из клетей он вынужден был уступить дорогу новому Эю, бывшему Трагеди Си – высокому статному красавцу с тоскливым взглядом, белоснежной кожей и волосами цвета темного золота. Ох уж этот взгляд: вселенская тоска, мировая скорбь, подчеркнутая черными линиями пересекающих сверху вниз веки татуировок – эдакий макияж в стиле пьеро.

Отряд Си Чет не терпел – мерзкая троица заносчивых карьеристов, жаждущих прыгать выше собственных голов. Кажется, им все-таки удалось урвать желаемое. Теперь Трагеди – господин главный, господин Эй, лицо и гордость Ордена, а его бывшие соратники Старлайт и Джой заняли вакантные места в отряде Би, на должностях верных советников и заместителей.

Глядя вслед сияющему всаднику на рослом молодом тигре, Зетта нахмурился. Как бы он не иронизировал по поводу гибели предыдущего Эя, этот новый нравился ему значительно меньше, чем несвоевременно ушедший Либерти…

«Зазнайка, святоша, девственник!» – лучи зла и ненависти, щедро посланные Четом в спину Трагеди заставили того недовольно обернуться. Взглянув на Зетту с нескрываемым пренебрежением, новый Эй гордо вскинул голову и, пришпорив тигра, вихрем умчался прочь.

Теперь у Трагеди было все – высшая должность в Ордене, лучший доход, уважение, почитание, статус и престиж. Ради такого не зазорно побыть зазнайкой и даже девственником, тем более, если это главное условие для вступления в элитные отряды.

А вот у Чета Зетты не было ничего. Ни высокого ранга, ни пафосного имени, ни ангельской внешности, но он умел обходиться малым и довольствоваться тем, что имеет.

За все свое существование в Ордене он не провалил ни одного задания, однако, ранг ему так и не повысили. Чет даже о средней ступени никогда не мечтал, не то что о переводе в элитный отряд типа Си или Ди. В таких отрядах мест мало, а желающих их получить много. А еще туда отбирают по внешности и презентабельности: не схож ликом с ангелом небесным – иди лесом! А когда ты не слишком высок, темноволос, темноглаз и этот самый глаз у тебя с дурным прищуром – об элите забудь навсегда! Хотя, конкретно Чета тут не выручила бы и сказочная внешность.

Вредный, хитрый, острый на язык и быстрый на кулак (а кулаки у него были стальные), он не страдал благочестием, пил, курил, сквернословил и дрался. А куда, это, скажите, годится? Про необходимую элитным Святым Ныряльщикам девственность речи вообще не шло. Вот Чет и не рыпался. Зетта, так Зетта.

***

Ланья Тишь

– Белка, Белочка, ты как? Не голодаешь? – шептала, заглядывая под дверь небольшого бревенчатого сарайчика Лиска. – Падре Герман сегодня много учения задал? Ругался сильно?

– Не сильно, – гнусаво ответили из-за двери, – носом в Писание тыкал и за ухо дергал, все как всегда.

– Бедненькая, – сочувственно вздохнула рыжая, – но ты не расстраивайся, падре отходчивый. Полгода посерчает, а потом глядишь и отойдет.

– А я не из-за него расстраиваюсь, – зашмыгала носом Белка. – Ой, девочки, не из-за падре! Я из-за Либерти Эя. Как мне жить без него теперь? Как, родненькие? Ведь я его люблю. Люблю! Сердце рвется, вот три месяца уже прошло, а он перед глазами стоит, будто минуту назад все случилось.

– Да хрен с ним, с Либерти Эем, – вмешалась в разговор молчавшая до этого Змейка. – Еще четверо после него приходили и все как один. И внешне – как один. И, как один, в колодец с концами канули.

– Злая ты, Змейка, бессердечная. В любви ничего не смыслишь, – сердито засопела из-за двери наказанная девица. – Либерти Эй один такой бы-ы-ыл…

Тут она не выдержала и разрыдалась. Подруги хором зашикали, боясь, как бы истерику не услышал падре Герман.

– Ну, Белк, ну, сколько можно? – Лиска миролюбиво сунула под дверь сдобную булочку, завернутую в расшитую алыми петухами льняную салфетку. – На, поешь, а то похудеешь, без фигуры останешься.

– А не нужна мне больше эта фигу-у-ура-а-а, – снова затянула свою песню Белка. – Мне теперь ничего не нада-а-а-а.

– Ты все равно поешь, – посоветовала рассудительная Лиска, – с едой оно как-то легче, а Ныряльщики – это все приходящее.

– Кстати, завтра, говорят, очередной приедет, – заговорщицким тоном поделилась Змейка.

– Мне не нужен очередной, – пропыхтела из-за двери заключенная, – мне нужен Либерти Эй. Только он – и никто другой!

– Да ладно тебе, может, этот еще лучше будет. Из Ордена почти месяц никого не присылали, а теперь прислали. Теперь уж, наверное, самого-самого отправили, такого, в ком не сомневаются, кто точно с Сердцем разберется и порядок восстановит, – сообщила новость темноволосая Змейка.

– Мы падре Германа просили, чтобы он тебя от вечернего чтения освободил, когда новый Ныряльщик приедет тьму побеждать. Он сказал – подумает.

– Спасибо девочки, – благодарно вздохнула Белка и принялась громко жевать Лискино угощение.

Вот уже три месяца Белка сидела под замком. Сперва круглосуточно, а теперь по вечерам.

В наказание за проступок падре Герман заставлял ее зубрить наизусть отрывки из Святого Писания. От унылых и непонятных фраз у Белки кружилась голова, и в животе урчало, как при сильном голоде. Святое Писание отвергал весь ее организм, и от этого становилось боязно. Вдруг падре Герман поймет, вдруг догадается? Он ведь свято верит, что своими учениями может обратить инкубьих дочек – Белку, Лиску и Змейку – в благочестивых дев, нетронутых скверной, какими им и полагается быть.       Падре воспитывал и наставлял троицу. Порой он был добр, но чаще суров, ведь за демонским семенем нужен глаз да глаз.

В тот вечер весы склонились в сторону милости, падре Герман Белку пощадил: выпустил из сарая и даже не стал проверять учение.

Всю дорогу до колодца, где уже с обеда толпились зеваки, падре поучал и стращал воспитанниц, чтобы вели себя путно и дуростей не выкидывали. При разговоре о дуростях он многозначительно поглядывал на Белку. Но той было не до них. Да и какие дурости, если нынешний вечерний поход на зрелище девушку не радовал. Сами посудите, какой интерес смотреть на очередного неудачника, решившего сгинуть в проклятом колодце? А ну их всех! Без ненаглядного Либерти Эя деревенская шумиха казалась Белке пустой и неинтересной.

– Ты опять в таверне танцевала? – падре перевел внимание на Змейку.

– Нет, – соврала та, наивно надеясь не попасться на лжи. Не вышло.

– Все знаю – танцевала! Завтра будешь с ней, – кивок в Белкину сторону, – зубрить Писание, а не усвоишь – получишь розги. Ишь, удумала, распутница, перед всем честным народом ради потехи выплясывать.

Змейка насупилась и отвернулась. Скажите пожалуйста, где это падре нашел в таверне честной народ? Вздохнула. Ругайся падре, грозись, а ничего уже не попишешь – танец сильнее. Он так манил и поглощал грациозную, гибкую Змейку, что та не могла бороться с искушением, порожденным ее нечеловечьей природой.

Танец – огонь, танец – страсть, танец-ночь! Юбки кружатся, взлетают, а потом падают, подметают грязный пол таверны. И Змейка падает под конец танца, усталая, ошалевшая, словно после бешеной любви, которой пока не знает. Разве откажешься от такого?

Слово за слово – дошли до места. Как выяснилось, расщедрился падре зря, и вечер потратился впустую. Новый Ныряльщик не явился. Зеваки ждали сколько могли, не дождавшись, начали строить всякие смелые доводы. Сошлись на том, что светлый воин струсил, и разочарованно разошлись.

***

Что ожидает нас, друг, на пороге ада,

Вечная жизнь или вечный покой?

Дэймоса тысячи слуг на пороге ада,

Но и надежда за этой чертой…

(С) Эпидемия «Эльфийская рукопись»

А Чет тем временем был в паре дней пути от Ланьей Тиши, ведь шел-то он пешком и не так чтобы очень спешил. Сам он, безусловно, мог поспешить – Вафля плелась еле-еле. Сперва Чет пытался угрожать ей и ругаться, но каков смысл говорить тому, кто тебя не слышит? Пару раз он закидывал передние лапы тигрицы себе на плечи и так тащил ее на спине – двигаться получалось немного быстрее.

Всю дорогу он думал о полученном задании. Неспроста ведь отправили в глухомань, где сгинули пятеро крутых парней из элиты. Хотя, великим умом те ребята никогда не отличались. Привыкли работать для показухи: прыгнул – поразил Сердце Тьмы – вынырнул – получил всеобщие овации. Все. А тут – на тебе! – непростой колодец попался. С овациями как-то не получилось…

До Ланьей Тиши Зетта таки добрался. Деревенька рассыпалась под большим холмом маленькими серенькими домишками. Улицы-лучи расходились в стороны от главной площади с часовней и большим колодцем – тем самым, в который Чету предстояло нырнуть. Вокруг деревеньки кольцом стояли остатки старой стены из частокола – неспокойное, должно быть, раньше было место. У колодца собрались жители. С холма их мельтешение выглядело муравьиной возней.

И снова Чет смотрел на тигра. Тигр на Чета.

– Тебе придется это сделать, – сурово заверил животное Ныряльщик, взяв послушную Вафлю согласно инструкции за необходимые части морды. – Я говорю, при-дет-ся!

Вафля, кажется, нового хозяина поняла и, понурив голову, согласилась – уперлась всеми четырьмя лапами в землю, чтоб тверже стоялось. Чет осторожно взобрался ей на спину. Тигры Ордена, претерпевшие не одну сотню лет особых селекций, обладали кротостью мулов и являлись существами исключительной покладистости.

– Прости, но отсюда нас уже видно, так что потерпи. Довезешь до колодца, и больше я на тебя не сяду, – оправдался Чет, искренне надеясь, что Вафля не упадет на подходе.

Вафля выдюжила, но эффект все равно получился не тот. Ожиданий толпы Чет, само собой, не оправдал. Когда на площадь вышел колченогий тигр с подозрительным всадником, ликовать никто не начал.

А чему радоваться, если тигр подозрительный? Подозрительно старый, того и гляди развалится! Наездник еще подозрительнее – темноволосый, весь какой-то серый (под стать местности), и у глаз прищур недобрый такой… тоже подозрительный, в общем.

На всякий случай все отошли подальше, пропуская. Чету тоже в Ланьей Тише уже не нравилось, поэтому косые взгляды оказались взаимными.

Как назло Вафля сдалась и легла в сотне метров от злосчастно колодца.       По толпе прокатился ропот – «чегой то там такое» и «что бы это значило»?

Не теряя лица, Чет хотел сделать вид, будто так и задумано, но не успел. Вафля завалилась на бок и принялась массировать лапами воздух. Раздались смешки, но Ныряльщик не обратил на них внимания – вылез из-под придавившей его тигрицы и направился к колодцу пешком, попутно в лицо запоминая тех, кто выражал свое неуважение особо громко.

Колодец торчал над землей, как ненасытный каменный рот. Почва вокруг него была истоптана в пыль, местами растрескалась. И ни одной травинки рядом на несколько метров.

В любом поселении, будь то столица или крошечный хуторок, главный колодец – это место особое, древнее, священное. Главный колодец дан не для простой воды, а для благодатной. Говорят, что сам Пресветлый милостиво подарил его человеческому роду. Именно поэтому никакое Сердце Тьмы не должно осквернять его, порождать Черную Воду, что насыщает собой зло, губит тела и души людей.

Ныряльщик задумчиво оглядел старые камни, прикрыл на мгновение глаза.

Работа. Погружение. Непростое это дело! Ныряльщиков обучают по несколько лет. Сперва, как задерживать дыхание с помощью светлой силы – сражение с могучим противником может длиться и минуту, и несколько часов; после – как вести бой с Сердцем, уворачиваться от его атак, куда бить мечом, чтобы уничтожить наверняка…

Чет выкинул из головы раздражающую толпу и сосредоточился на деле. Вынув из пачки сигарету – городская роскошь, в деревне-то все курили больше трубки деревянные, – он щелкнул зажигалкой (еще одна роскошь) и задумался. Пятеро ныряльщиков сгинули. Все из элиты, умелые, опытные.

Он легко запрыгнул на каменный край и, выпуская к небу сизые дымные кольца, прошелся туда-сюда. Тьма внизу бесшумно двигалась, переливалась толстыми матовыми прядями, похожими на волосы.

Чет присел, вгляделся в нее – ничего, вроде, особенного. Совсем ничего.

То, что Святые Ныряльщики и раньше гибли на заданиях – бывало, но в тех, предыдущих случаях они шли на риск, ощущали неладное, предвкушали, предвидели его. А тут все тихо, все стандартно, и Черная Вода слабая, почти не фонит. Сердце, скрытое внизу, не набрало еще нужной силы, не распустилось щупальцами и пастями, способными защитить его и дать Ныряльщику отпор.

– Эй, ты, малохольный! Ты прыгать будешь? – вконец осмелел кто-то за спиной.

– Нашел прыгуна! Свинья тебе прыгать будет! – грубо рявкнул в ответ Чет и быстро отыскал наглеца взглядом.

Им оказался Огний. Кузнечий сын, как всегда, стоял впереди остальных зрителей с компаний дружков. В тот день первый ряд и громкий голос сыграли с парнем нехорошую шутку. Сообразив, что Огиня заметили, приятели ретировались здоровяку за спину, да еще и подтолкнули вперед – меньше ори да умничай, мол, когда серьезный человек перед тобой делом занимается.

– Какая еще свинья? – растеряв половину гонора, вопросительно пробасил Огний.

– Обычная, вроде тебя, – хмуро фыркнул Чет. – Свинью мне притащите, да поздоровее. И цепь несите, у кого есть.

– У меня есть! – обрадовался кузнечий сын.

– Длинную неси. Живо.

И снова, как в муравейнике. Замельтешили, загалдели. Понеслись! Пяти минут не прошло, как приволокли к колодцу громадного злющего борова, поставили перед господином Ныряльщиком. Боров смотрел на Чета. Чет на борова. Ну и рожа: жирная, сальная, глазки красные, глубоко посаженные, подлые, как у столичного судьи. Хрен ты такого в колодец прыгнуть заставишь! Боров мысленно согласился, что не заставишь, и в качестве аргументации показал здоровенные желтые клыки. Чет все понял, принял и милостиво отпустил гордое животное.

– Тушу принесите.

Принесли. Жалко было, конечно, для непонятно чего такое богатство отдавать, но с Ныряльщиком лучше не шути – это многие понимали интуитивно. Принесли, отдали.

Обмотав более сговорчивую свинью за задние ноги, Чет столкнул ее в колодец. Зазвенела, разматываясь цепь, едва слышно плёхнула вода, и земля содрогнулась. Толпа ахнула. Кто-то по привычке сбежал, но большинство осталось – любопытство пересилило страх.

Какое-то время Чет удерживал цепь, потом под землей произошел еще один толчок, едва заметный, после которого Ныряльщик вытянул тушу обратно на свет божий, оглядел и громогласно обратился к населению.

– Кто из вас мне объяснит, что это значит? – поинтересовался требовательно, пересекаясь взглядом то с одним, то с других зрителем.

– Мы не знаем, – ответил за всех сельский староста Тиофан, старичок пугливый, набожный и седой, как лунь. – Мы ничего не ведаем, господин мой.

– Ясно, кто бы сомневался, – буркнул себе под нос Чет, возвращая взгляд к несчастной свиной туше, в чьих боках теперь зияло несколько дыр, красноречиво отвечающих на вопрос, что происходит с теми, кто лезет в колодец без спроса. Дыры были небольшие, аккуратно-круглые, и по краям их поблескивала какая-то странная серебристая изморозь. Чет не знал ее сути, но ясно понял одно – это колдовское, чуждое, опасное.

Несколько минут Ныряльщик внимательно оглядывал толпу. Перескакивал взглядом с лица на лицо, отыскивая признаки возможной магии. Сам он колдовской силой не обладал – это для Святого Ордена противоестественно, – но почуять ее в других мог. Вот и искал, да попадалось все не то: то Огниевские бугаи (закрыли весь обзор), то божий одуванчик староста, то какие-то бабы, мужики, все, как один, дородные и серые. Наконец искомое отыскалось. Три девчонки – жмутся позади остальных. Не то чтобы прямо маги из магов, но в ауре что-то однозначно проблескивает.

– Что же теперь будет с нами? Вы нас оставите? – осторожно поинтересовался староста.

– Пока не собирался.

– Тогда мы для вас гостевой дом приготовим, – обрадовано выдохнул старик. – Вы только нас не бросайте, господин Ныряльщик.

– Пока не собирался, – без особого энтузиазма повторился Чет. – Показывайте свой дом, а заодно доставьте туда свинью и этих троих.

***

По дороге к гостевому дому падре Герман наставлял их со всей строгостью, переживал, не верил, что все может обойтись хорошо и его беспечные подопечные не натворят очередных дуростей. И естественно по поводу этих самых дуростей у всех имелись свои планы и виды.

Белка о них не думала, наученная горьким опытом многодневного зубрежа. Лиска, будучи существом крайне расчетливым и осторожным, вообще не приняла поучения на собственный счет. Упрямая Змейка клятвенно пообещала вести себя хорошо, но мысли в ее голове роились как обычно вредные и непредсказуемые.

«Святой Ныряльщик. Приличный человек, – мысленно передразнивала она падре Германа. – Ага! Прямо сейчас! Да вы только поглядите на этого клоуна? Тигр под ним полудохлый, в колодец прыгать он не будет! Тьфу, смехота! А мы еще должны теперь тащиться к нему представать пред сиятельные очи, непонятно зачем, почему? Дудки! Я ему устрою… этому Святому Ныряльщику! Обязательно устрою, пусть себе там не думает!»

Деревенская улица закончилась поросшим сиренью пустырем. Там много лет назад выгорело три дома, и суеверные жители не рискнули застроить несчастливое место вновь.

Четвертый дом – крайний в ряду – остался от богатой старухи, якобы из знатного рода. Хозяйка померла от жадности, и теперь дом пустовал, ожидая наследников, которые почему-то не торопились его занимать. А дом был хорош. Двухэтажный, с резными наличниками и высокими ступенями. Медный петушок на крыше весело крутился при каждом дуновении ветра и поскрипывал, будто пел.

Падре Герман оставил воспитанниц перед крыльцом. Заставил одернуть платья, прикрыть головы тонкими шалями и опустить глаза.

– Ну, вот, – кивнул обрадовано, – теперь вы похожи на благочестивых дев, а не на, прости господи, отродий демонских. И ведите себя хорошо. Слушайтесь Святого…

– Ага, – не удержалась от язвительного вопроса Змейка, – а если он приставать будет?

– Ты что несешь, глупая! – тут же побагровел падре. – Ишь, чего удумала. Смотри у меня.

А Чет тем временем обживал предоставленные апартаменты. Оставив Вафлю на первом этаже, он выбрал себе на втором комнату с балконом, по витиеватым балясинам которого плелись разноцветные вьюны. Оглядевшись по сторонам, Ныряльщик вынул из поясной сумки сигареты и зажигалку, закурил. «Ну и глухомань, – подумал, морщась от бьющего в глаза солнечного луча, – а главное, хрен знает, что за ерунда тут творится с местным колодцем. Ладно, найдется подходящий маг – может, станет яснее».

В дверь постучали так громко и настойчиво, что Чет от неожиданности выронил сигарету. Красной искрой она упала с балкона и затерялась где-то внизу, в зарослях цветов и зелени.

– Господин Ныряльщик! Это я, падре. Могу войти?

– Входите.

– Как устроились? – оставив воспитанниц за дверью, падре Герман проскользнул в комнату. – Уютно?

– Нормально, – без особого энтузиазма согласился Чет. – Девиц привели?

– Да.

– Давайте их сюда и можете быть свободны.

Вскоре Белка, Змейка и Лиска стояли посреди комнаты, а падре Герман оказался выдворенным восвояси.

– Ну, что, кордебалет, знакомиться будем? – вкрадчиво поинтересовался Чет, изобразив на лице самый строгий из имеющихся прищуров.

– Мы не такие, – испуганно округлила глаза Белка.

– Мы не бордель, – сухо разъяснила фразу подруги Лиска. Сложившаяся ситуация нравилась ей все меньше. Святой Ныряльщик вблизи оказался еще подозрительнее, чем показался издали. Нет, ну где вы видели таких Святых? Да в этом Святом ничего святого…

– Сам такой, – зло буркнула Змейка, в тщетной надежде, что ее не услышат. Нахамишь «дорогому» гостю – получишь от падре. Не нахамишь – будешь мучиться потом от неудовлетворенности. Неведомое словцо вызвало немедленное и непреодолимое желание высказаться, возмутиться соответствующим образом, поэтому Змейка решила, что если тихо, то можно. Она не учла одного – в полной тишине даже тихо бывает громко.

Слава небу и земле, Ныряльщик не обиделся.

– Ладно, ладно, – миролюбиво развел руками, – я не то имел в виду. Я про магию вашу.

– Какую еще магию? Вы путаете чего-то, – первой стала выкручиваться хитрая Лиска, но уж очень фальшиво это вышло.

– Нет у нас никакой магии. Вот выдумали! – сурово заявила Змейка, а Белка благоразумно промолчала. Она испугалась, что Ныряльщик этот непременно накажет их за дерзость, или вообще нажалуется падре. Только Чет ничего подобного не сделал, а заявил недоверчиво.

– Да ну?

– Точно говорю, нету магии, вот тебе Пресветлое Знамение, – настояла Змейка, прижав руки сперва ко рту, а потом переложив их на грудь. – Мы ж сама скромность, само благочестие.

– Да я вижу, – невозмутимо отозвался Чет, – что ты от благочестия даже руки, осеняясь, перепутала.

– Так от усердия же.

– Угу, хорошо. Придется тебе сегодня еще поусердствовать. И хватит уже комедию ломать, я ауры ваши вижу, у всех троих…

Разоблачение заметно поубавило Змейкин пыл, она сразу поникла и, взглянув на Ныряльщика исподлобья, осторожно поинтересовалась.

– Чего делать-то надо?

– Позже объясню. А теперь выстройтесь-ка в рядок, кордебалет.

Девицы послушно встали в шеренгу, затихли, кто со страху кто от любопытства. Чет прошелся перед ними, как генерал перед солдатами и оглядел каждую с ног до головы.

Разглядывать колдовские ауры он навострился весьма неплохо. Обычно Чета отсылали на самые сомнительные и выходящие из ряда вон задания. Часто с подвохом. Подвохи бывали разные, но обычно заросшие тьмой колодцы караулила нечисть. Еще бы! Черная Вода таким силу дает, питает – вот и караулят свое. Пару раз Чет хорошенько получал от сельских ведьм, когда усталый выбирался из очищенного колодца. Наученный горьким опытом он стал вычислять возможных противников заранее и неплохо в этом преуспел.

Правда, местные девки на ведьм не тянули. Было в них какое-то колдовство, сила была, но не темная, а цветная, будто радуга, по-детски яркая, даже вызывающая. У пышки белобрысой аура розовела теплым румянцем, сразу ясно, что за сила – любовь. Такой в город надо, лямурные настои для дамочек готовить – от клиенток отбоя не будет. А рыжая – вся золотится. Ее сила – деньги, золото! Этой тоже в город, компаньонкой к купцу или игроку какому – удачу принесет в любой сделке, в любой игре выигрыш приманит. Последняя, черная, или синяя… – хрен знает что. Аура темная, но вроде не злая, а, как звездное небо, глубокая и искрящаяся. Что в ней кроется? Интересно…

– Вы свободны, а ты останься.

Прозвучал вердикт, и Белка с Лиской поспешили прочь из гостевого дома. По лестнице пронеслись так, что старые ступени ожили и принялись стонать на все лады, а запыленные портреты на стене начали качаться из стороны в сторону.

Когда радостный топот счастливиц утих, Чет продолжил расспрос и изучение вынужденной гостьи.

А ведь похожа на ведьму: глазищи темные, волосы черные, кожа светлая, словно солнца никогда не видела, сама стройненькая да ладная, и – самое главное, – чем дольше смотришь на нее, тем сложнее оторваться, взгляд так и приклеивает, так и припечатывает к себе, что за напасть…

Чет даже встряхнулся, и тут же пожалел, что не съел убивающих таблеток. Таблетки те были придуманы специально для Ныряльщиков, чтоб эффективнее блюсти святость. Они убивали все несоответствующие должности желания плоти, а у Чета этого добра, в отличие от коллег, имелось, хоть отбавляй. Да чего там говорить, почти все грехи из Святого Писания были его. Правда, сам Чет считал собственные пороки легкими недостатками, ведь он никого не грабил, не оговаривал, не воровал из казны, не крутил романов с чужими женами, а уж тем более не убивал (без особой на то причины). А те излишества, что Чет все же себе позволял, он с чистой совестью списывал на нервную работу. Святые, мол, тоже люди, и иногда тоже срываются.

Не все Ныряльщики вели себя, как Чет. Большая их часть страдала идеализмом, стараясь избегать даже мыслей греховного плана. Таким помогали таблетки. Съел – и счастлив. Съел – и тебе не надо ни женщин, ни выпивки. Даже еды и сна особо не надо. Самое оно для девственников и карьеристов. Сам Чет сомнительной дряни старался не касаться, но на этом, последнем задании падре Оливер настоял, чтобы Чет все же взял таблетки с собой.

– Чего задумали-то, светлость? – требовательный Змейкин голосок вырвал Ныряльщика из раздумий.

– Пойдем, покажу кое-что.

Чет первым спустился вниз. В кухне, на специально постеленном куске рогожи валялась продырявленная свиная туша. Вернее то, что от нее осталось.

– Вафля! Чтоб тебя.

Дальше последовал целый шквал отборных сквернословий, услыхав которые Змейка со страху бросилась к двери и замерла там. Любопытство, как часто бывало, пересилило испуг.

Чет тем временем присел возле остатков туши. Сытая Вафля, похожая на бело-полосатый шар, свернулась калачиком под столом.

– Балбесина! Ты же улики съела! Бал-бе-си-на!– заорал на нее Чет, а потом махнул рукой.

– Я вам еще нужна? – поинтересовалась Змейка, дождавшись, когда буря утихнет.

– Да, подойди.

Девушка приблизилась, брезгливо скривившись, взглянула на остатки туши и произнесла многозначительно:

– Фу.

– Согласен, – кивнул Чет, указав на единственную круглую дыру. – Остатки видишь?

– Остатки свиньи?

– Остатки магии. Вот, серебряные?

– Вижу, – заинтересованно призналась Змейка и, присев возле туши, стала внимательно изучать следы преступления. С виду спокойная, в душе она рвалась надвое: здравый смысл вынуждал молчать, но проклятущее любопытство подстегивало выложить, как на духу, все, что есть в мыслях. Догадку. Интерес победил. – Я не могу сказать, что это, но могу заглянуть в прошлое, неглубоко.

– Тогда смотри, – обрадовался Чет.

– Сейчас сделаем.

С видом профессионала, Змейка подцепила кончиком пальца искрящийся налет и поднесла к лицу. Закрыв глаза, принюхалась, пытаясь полностью погрузиться в запах и тактильные ощущения. Субстанция то ли жирная, то ли бархатистая, аромат нежный и почти неуловимый.

Ах! Змейка резко провалилась во временной коридор. Оторвавшись от тела, сознание устремилось в недавнее прошлое. В этом прошлом цела еще была несчастная свиная туша. Привязанная за ноги, она стремительно летела в колодец, и Змейка падала вместе с ней. Как же страшно! Как же интересно! Каменная кладка по сторонам, темно-зеленый мох, и глубоко внизу живая тьма перекатывает черные валы. Над ними темный пар, в котором тушу уже едва различить, а потом судорога земли, и из стен летят острые шипы, сверкают в мутном сумраке серебристыми остриями.

– Ай! Ай! Ай! – Змейка с визгом вырвалась из видения и перепугано уставилась на Ныряльщика. – Там, в колодце, из стен шипы вылетают, а на них заклятие!

– Вот оно что, – произнес Чет и с досадой подумал о собственной недогадливости. Конечно, шипы! Откуда еще взяться этим ровным дырам? – Значит, шипы темной магией зачарованные?

– Нет, не темной, а светлой, – запротестовала Змейка.

– Светлая магия?

– Точно говорю, светлая.

Чет не ответил, задумчиво взглянул на Змейку. «Эксперт» уверят, что темного колдовства нет. Эксперта получше тоже нет. Значит, пока принимается. А вообще – настрой от происходящего все хуже и хуже. Ведь, когда понятно – любое дело ладится, а когда путаница и туман – тут легко все не уладишь. Светлая магия, убийства, колодец этот загадочный! Еще немного, и дело запахнет жареным. Кажется, уже запахло…

Чет так крепко задумался, что мысли начали материализовываться. В кухню потянулся серый едкий дымок, а потом за дверью в прихожей раздались топот и крики.

– Спасайтесь! Змейка, господин Ныряльщик! Дом горит!

Быстро прикинув хвост к носу, Чет сообразил, что случилось, и сразу признал в происходящем собственную вину. Признал, само собой, мысленно. Виной всему упавший с балкона недокурок, тут и к бабке не ходи. Вот мрак!

Схватив за шкирку девчонку, он выволок ее на улицу и, сунув в руки перепуганным подругам, вернулся за Вафлей. Чет с трудом растолкал сонную тигрицу и убедил покинуть уютный теплый дом. Дом рисковал стать слишком теплым.

На улице уже толпились жители: кто-то заливал огонь из небольшого вонючего прудика, что находился напротив гостевого дома, рядом с общественной баней, под ветлой. Кто-то просто стоял и смотрел. Некоторые, особо впечатлительные, уже успели привязать этот пожар к трем предыдущим и обнаружили в этом знак крайне недобрый.

Чет старался не подавать виду, что причастен к произошедшему. Слава небу, никто не догадался заподозрить Святого в поджоге, а староста даже извинился за доставленные неудобства. Чет милостиво «простил» его. Потом подошел падре Герман и, оттащив Чета в сторонку за рукав, настойчиво поинтересовался, что сам Ныряльщик думает о случившемся.

– Происки темных сил, – сурово заявил тот, – от улик хотели избавиться, но у меня не забалуешь!

Вскоре пожар потушили. Оказалось, что дом почти не пострадал – начадили обломки старой террасы, что лежали аккурат под балконом. Они и погорели. Народ постепенно разошелся, и Чет, наконец, остался в одиночестве. Сбросив остатки туши в ледник под полом, он отправился на второй этаж, там, не разуваясь, завалился на кровать.

Подсунув руки под голову, Чет пялился в потолок, раздумывая о насущном. Ну и захолустье эта Ланья Тишь. Даже не провинция – дремучая дыра. Настоящая Ланья Глушь. Тут что угодно может прорасти или остаться с такой древности, что и умом не постичь. Тут магия чувствуется в воздухе – это вам не город.

Мысль о городе спазмом свела желудок. Он ведь не ел с утра, и эти, услужливые, только в рот глядели, а прислать кухарку не додумались. И что ему теперь, с голоду помирать? С голоду не страшно, а вот без выпивки тошно. Так тошно, что аж противно!

Чет поднялся с кровати и принялся, как привидение, бродить по второму этажу. Паутина, пыль. В коридоре на стенах полный «прованс» – белые крашеные доски, а на них вышитые картинки в золоченых облупившихся рамочках и одна конфетная коробка, повешенная на гвозде. На коробке корабль с лиловыми парусами и пальмы в закатном зареве – непостижимые мечты провинциала о рае на земле. Комнат на втором этаже всего две: в одной обосновался Чет, а в другой, как оказалось, засохшая пальма в кадке – очередной символ местной захолустной роскоши.

Чет прошелся вокруг нее, повел носом и сделал «стойку», как охотничий пес. Пахнуло сладенько так, призывно! Оттуда, со стенки, где в цветочных обоях отчетливо прорезался прямоугольник потайной ниши.

– Нашел! – Чет радостно сунулся в тайник и обнаружил там целую батарею разнокалиберных стеклянных бутылей. – Чудный дом!

Выбрав самую привлекательную бутылку, Ныряльщик тщательно замаскировал бар обратно и вернулся к себе. Жизнь сразу стала лучше, обрела краски, надежды на будущее и остальной позитив, который за последний день изрядно порастерялся. Что говорить, а вино оказалось превосходным. Уговорив половину бутылки, Чет даже поверил, что место сие по сути не так уж сильно отдалено от пальмового рая с конфетной коробки. С таким вином глаза прикрыл – и вот тебе он, рай!

***

Когда внутри живет темная сущность – справиться с эмоциями сложно. Когда внутри темная сила – хоть капля ее, хоть крупица – дурные мысли сами лезут в голову.

Всю дорогу Змейка злилась и вспоминала свое обещание непременно показать Ныряльщику. Нет, не показать, а ПОКАЗАТЬ! Пусть не командует и не думает там о себе невесть что.

То, что Чет просто выполнял свою работу, в расчет не шло. А виной всему – дурные гены. Когда в тебе демонская кровь, трудно подавить в себе желание напакостить ближнему своему даже по пустяковому, высосанному из пальца поводу, а то и вовсе без него. Это не Змейка такая вредная – это папаша-инкуб постарался, подарив дочке взрывной характер. Она не виновата. Демоны все, демоны!

На демонов валить хорошо! Поэтому Змейка с легкой душой и чистой совестью принялась выстраивать коварный план, как испортить Ныряльщику жизнь. Зачем? А бог его знает. Что? Бог руками разводит и открещивается? Значит, знает демон. Вот и ладненько.

Только пока план не получался. Пока на чистом мысленном листе горела праведным гневом лишь одна надпись: «Я ему покажу, я ему устрою!» – и все.

По улице Змейка не пошла. Обогнула старую конюшню, двинулась задворками мимо сгнивших бревен и лопухов в рост. Тропа под ногами была черная и сырая. Пахло землей и подгнившими лопушиними цветочками – тот еще запашок.

– Пс… Пс! – позвал кто-то из темного провала полуразрушенной бревенчатой постройки.

Дева обернулась. Привалившись к черному покосившемуся столбу, стоял Огний. Один, без дружков.

– Змейка, а Змейка, пошли на конюшню целоваться!

– Вот еще, – фыркнула девушка и сердито тряхнула головой. Волосы разметались по плечам, накрыли густой волной серую ткань платья, перемешались с черным мехом длинной накидки-жилетки, какую в Ланьей Тиши носили все представительницы женского пола. – Поди прочь, меня ждут дела поважнее твоих глупостей!

– Ух, какая ты! – Огний потянулся к ней. Глаза у него при этом были, как у рыбы, бессмысленные и какие-то мутные.

«Вот опять! Только этого сейчас не хватало!» – отметила про себя Змейка, своевременно пятясь в лопухи.

Пока инкубьи дочки были маленькими, их, как прочую мелюзгу, в Ланьей Тиши почти не замечали, даже скандальную историю про незаконное появление на свет практически забыли. Потом все поменялось. Девушки выросли и расцвели. Не в первых красавиц, конечно. Роскошных фигуристых девок в Ланьей Тиши хватало без них. Нашлось другое! За это сельские бабы возненавидели проклятую троицу и потребовали у падре взять девиц под личный контроль. Инкубья кровь. Нет, демоницами Лиска, Белка и Змейка не стали, но на мужской пол оказывали странное воздействие. Привлекали. Непроизвольно. Иногда. Постепенно в деревне все к этому привыкли, научились не поддаваться. Да и падре Герман постарался – своими молитвами и проповедями усмирил безобразие в девичьих душах, и стали они опять тише воды, ниже травы. Но иногда колдовское притяжение просачивалось сквозь все ментальные преграды, и жертвой его мог стать любой.

Вот сегодня, похоже, Огний.

– Иди сюда, хорошенькая, сладенькая! – мерзко вытянув губы, пропел он дурным, как у блеющего козла, голосом и двинулся на Змейку. – Поцелу-у-уемся!

– Сначала женись на мне, а потом целуй! – дерзко бросила ему Змейка и прыгнула в заросли. – И вообще, поймай сначала!

Отбежав на порядочное расстояние, она сердито выдохнула. «Огний! От таких важный мыслей отвлек!» Демон внутри принялся хорохориться и требовать страшной мести. Змейка не спорила. Сорвав с ближайшего лопуха гроздь спелых колючек, тихо вернулась обратно и запустила их в голову незадачливому поклоннику.

– Вот тебе поцелуй от меня! – крикнула победоносно и со всех ног понеслась домой.

Змейка радовалась. Огний, хоть и болван, а на умную мысль своими глупыми поцелуями навел! План был готов. Хороший план. Можно сказать, проверенный и надежный. Все просто: Змейка применит свои чары, соблазнит Ныряльщика, а потом нажалуется падре Герману. И будет грандиозный скандал! И пусть в результате ей тоже попадет, но жертва стоит того! А, значит, решено!

***

Чет как раз планировал вздремнуть, но сбыться задумке не дали. Воздух над железной кроватной спинкой загустел, уплотнился. Спустя миг там облачком зависла полупрозрачная женщина в старомодном рюшчатом платье и высоком белом чепце с голубой ленточкой. Подол платья терялся в клубах серого искристого дыма. Казалось, что дама стоит на грозовом облаке. В одной руке призрачной незнакомки была болонка, в другой лорнет, через который она недовольно разглядывала Чета.

– Что это нахальное, грязное ничтожество делает тут? – туманно произнесла она. – Я спрашиваю, что ты тут забыл?

– Это вы мне, тетушка? – невозмутимо поинтересовался Ныряльщик, с интересом пялясь на привидение. – Я тут живу. Гощу, так сказать. Так что все законно.

– Гостишь? – глаза дамы зачернели от ярости, и в их глубине проскочили желтые молнии. – А кто, спешу поинтересоваться, тебя сюда приглашал? В дом сиятельной, благородной и так некстати почившей госпожи Пинки-Роуз? В мой дом!

– Ах, это ваш, – додумался Чет и быстро сел, убрав обутые ноги с шелковой простыни. – Вы, наверное, из-за терраски пришли скандалить. Так она ведь еще до меня обвалилась, а больше ничего и не сгорело.

– Из-за терраски? – свирепо прошипела дама и грозно ткнула лорнетом гостю в грудь. – Нет, не из-за нее! Сгорела – и бог с ней. Дело-то в другом! Как ты, ненасытная твоя глотка, посмел выпить коллекционное вино – дорожайший подарок от моего покойного мужа? Дрянной вор!

– Извините, – пожал плечами Чет, – я случайно. Я же не знал, – он миролюбиво улыбнулся привидению, уже догадываясь, что на одном дружелюбном зубоскальстве далеко уехать не получится. Проблемка! – Кстати, зачем вам вино? Вы ж его и выпить-то не сможете.

Дерзость оказалась лишней. Госпожа Пинки-Роуз угрожающе взмахнула лорнетом, вытянула из воздуха вереницу ярких искр и запустила в незваного постояльца. Тот ловко увернулся, присвистнул, наблюдая, как искры оставили на шелковой глади несколько черных ожогов.

– Этого не нужно, я все понял, приношу свои глубочайшие…– Чет снова попытался уладить ситуацию, но пальцем в небо не попал.

– Не-е-ет, милый мой, – качнуло чепчиком привидение, – твои извиненьица мне не нужны. Мне нужно возмещение потери!

– Денег заплатить?

– Оскорбляешь благородную леди! Грубиян. Мне нужен мой бар в первозданном виде. Вся моя коллекция. И эта бутыль в ней, – лорнет сверкнул в сторону лежащей на боку пустой тары.

Тут уже настало Четово время возмущаться:

– Ну, уж вы скажите тетушка! Что ж мне теперь, вашу пропажу выблевывать что ли?

– Хам, – фыркнуло привидение, а потом добавило требовательно. – Возместить – это значит добыть аналог. Такая же бутыль есть у местного падре. Добудь ее и тогда…

– О, нет! – не дослушав, отказался Чет. – Выпрашивать у падре вино? С ума сошли? У меня же репутация! Не получится. И вообще, без ваших коллекций дел хватает! Переживете. Все. Разговор окончен. Я – спать, а вы можете и дальше тут стоять, мне все равно, у меня светлая защита, – он помахал перед носом сердитой хозяйки ладонью с проступившей на ней сияющей печатью.

– Ну-ну, это мы еще посмотрим, как ты выспишься, – скрипнула зубами госпожа Пинки-Роуз и посадила на край кровати своего песика. – Магдалена, песня!

И Магдалена завыла. Даже не завыла. Заорала таким противным голосом, что у Чета чуть уши не заложило.

– Вот так, милый юноша, – сахарно пропела хозяйка, – поспать вам теперь не удастся. Как только вы сомкнете глаза, Магдалена будет петь. Подумайте об этом.

– Непременно, – фыркнул Чет и, дождавшись, когда госпожа Пинки-Роуз растворится в воздухе, вновь зажег на ладони боевую Печать света.

– А ну пошла отсюда, ты… Магдалена, – прикрикнул на призрачную болонку, – а то поджарю тебя, нечисть!

Магдалена не обратила внимания на угрозы, продолжив издавать душераздирающие звуки.

– Сказал же «фу»! Заткнись! – Чет хотел хлопнуть собаку по морде, но рука прошла насквозь. Воздух всколыхнулся, изображение на миг смешалось в дымный клубок, но вскоре собралось вновь. Вой при этом не прекратился. – Чтоб тебя!

Чет попробовал еще. И еще. Все было бесполезно. Когда Чет уже подумывал усомниться в силе Великого Света, под потолком проявилось усмехающееся лицо госпожи Пинки-Роуз.

– Не выйдет, Ныряльщик. Магдалена не нечисть – она проклятье, а проклясть можно и светлого, был бы повод.

– Ну, спасибо. Гостеприимство тут у вас своеобразное, – проворчал Чет, пряча голову под подушку. Не помогло. Звук резал уши, поселившись внутри головы. Оставалось только завидовать глухой Вафле и держаться.