Читать книгу Онлайн - Жасмин Майер - Страница 9

Я не делаю минеты.

Это не прихоть и не брезгливость. Это то, что я вынесла из детства.

Вы скажите, хреновое, поди, было детство. И будете правы.

Когда твой ближайший родственник пихает тебе в рот вовсе не карамельку, пока ты играешь с куклой, это действительно уже мало похоже на детство. Но еще хуже, когда ты все-таки начинаешь рассказывать об этом, давясь слезами и соплями, перебарывая заикание, а тебе не верят и называют «маленькой лгуньей».

Защиты нет. И однажды все повторяется. Только теперь даже жаловаться бесполезно.

Наверное, я одна из тех, кого, как у классика, «среда заела».

Что ж, я уже рассказывала, что не сразу пришла к этой профессии. И еще долго продержалась, но не срослось.

Бабушка – единственная, кто поверила мне. Она докопалась до сути, не стала сомневаться ни минуты и забрала меня к себе. С тех пор я не видела никого из членов моей семьи.

Похоже, хреновые каламбуры – мой конек.

Бабушка выходила меня, и благодаря ее стараниям, я не осталась заикой на всю жизнь. Поэтому бабушке я должна помочь, чего бы мне это не стоило.

С годами многое проходит. И я была с парнями, и пусть без глубокой глотки, но они довольствовались моими пальцами. Я не распространялась и не жаловалась, потому что это не то, что парень хочет услышать от девушки, когда оба уже в постели.

Меня не пугает секс или голый мужчина, если только ничего из этого не переходит в ультимативно-доминирующую форму. Я не могла уйти от этой грязи в детстве, но теперь я – взрослая и вижу грань между страстью и унижением. И даже если мой партнер, как и Соловьев, красив, успешен и с достоинством идеального размера, моим ответом будет – нет.

Возможно, он просто властный мудак, который привык самоутверждаться за счет женщин. Я ведь ничего о нем не знаю. Только то, что готова спать с ним, как заведенная.

Поправочка. Была готова. Теперь я поумерила свой пыл. Самое время спуститься с небес на землю, решаю я, пока жду своей очереди в медцентре.

После клиники покупаю горячий пирожок в ближайшей кофейне и снова пью кофе. Последние лучи осеннего солнца золотят макушки деревьев. Не хочется возвращаться домой так рано. Сегодня на мне два шоу с разницей в полтора часа. Поэтому беру еще один пирожок, который жую на остановке, ожидая автобус. Через час он доставляет меня на окраину города, где сразу за заброшенными заводами, за облупленным забором замер кленовый сад и дом для престарелых.

У меня еще есть час, выделенный для посещений, хотя моей бабушке все равно, когда я приезжаю. Она не узнаёт меня, но я буду к ней ездить, потому что помню, что она сделала для меня.

В старом купеческом доме тишина. Здесь как будто все вымерли, хотя в каждой палате по нескольку человек. Меня встречает заспанная сиделка и вместе мы одеваем бабушку и усаживаем в инвалидное кресло. Санитарка раскрывает для меня вторую створку двери с душераздирающим скрипом, и я выкатываю коляску к каменному пандусу, а оттуда через двор к багряному саду, шелестящему листьями.

Я всегда говорю с бабушкой. Привыкла, даже без ответов и реакций с ее стороны.

Тихо катится коляска по мощеной дорожке между кленами. Щебечут какие-то птицы, прощаясь перед зимой.

– Знаешь, бабуль, я почему-то не верю в то, кем этот Соловьев пытался быть. Как будто какой-то рубильник опустили. Так не бывает… А я не хочу, но все равно чувствую: он другой. Ты, бабуль, говорила, что я мечтательница. И рассказывала о том, как много лет спустя, люди будут жить в необычных домах моей проектировки. Домах будущего, которые выдумают такие молодые мечтатели, как я. Другие девочки и мальчики… Другие, может, чего и добились, а я – нет. Моих мечтаний хватает только на то, чтобы придумывать оправдания всяким извращенцам. Это да, это у меня великолепно получается… Прости меня, бабуль, что не оправдала твоих надежд…

Сворачиваю к каменному мостику, перекинутому через ручей. Затянутая мхом кладка растрескалась и крошится, по нему лучше не ходить и не ездить. Возле мостика я, обычно, разворачивала коляску и везла бабушку обратно.

А теперь у мостика на дорожке не протолкнуться. Два мужчины в спецовках вкапывают в землю по обе стороны от моста железные штыри, рядом валяется ярко-желтая лента с черной надписью: «Опасно! Проход воспрещен».

А прямо перед ними и спиной ко мне стоят Зинаида Семеновна и рядом… Максим Соловьев. В той же куртке из черной кожи с молниями на плечах, что и утром. Он кивает, пока слушает возмущение Зинаиды Семеновны. Отдаленно вспоминаю слова директрисы о тендере на реконструкцию и о том, что так к Соловьеву я и попала.

Коляску невозможно развернуть быстро. Поэтому качу ее назад, чтобы скрыться, но Зинаида стоит вполоборота и она-то меня и замечает.

При виде меня прямо вижу, как загорается в ее глазах идея «сосватать» бедняжку к Соловьеву на работу.

– Валерия! – кричит она. – Вас судьба мне послала, не иначе!

Я другого мнения.

– Здравствуйте Зинаида Семеновна, – отвечаю неразличимым шепотом.

Остаюсь на расстоянии от них, начинаю разворачивать коляску, но тут оборачивается и Соловьев. Мельком, через плечо, но как только видит меня, то поворачивается всем телом.

Выражения его лица при этом не вижу. Потому что стараюсь на него вообще не смотреть. Все мое внимание сосредоточено на том, чтобы как можно быстрее смыться отсюда.

А Зинаиду уже не остановить:

– Простите, Максим Николаевич, что невольно подслушала о ваших сложностях с выбором секретаря в нашу прошлую встречу! Вы, случаем, еще никого не взяли на эту должность?

– Нет, – сухо отвечает Соловьев.

– Валерия, подойти ближе! – говорит Зинаида. – Примите за личную рекомендацию. Вот самоотверженная девушка, которая делает все ради своей бабушки. Таких работящих, как она, днем с огнем не сыскать. Может быть, у нее и нет достаточного опыта, но мы все с чего-то начинали, верно?

– Валерия уже была у меня, – отвечает, кашлянув, Соловьев.

Кажется, он впервые произнес мое имя?

– Правда? – радуется Зинаида. – Это я дала ей ваши контакты. И каковы результаты собеседования?

Тут уж я не выдерживаю, поднимаю глаза. Давай, Соловьев, расскажи ей об итогах: отказалась отсосать и кончила на офисном столе.

– Честно говоря, не знаю. Вы же понимаете, отделу кадров нужно время, чтобы обработать анкеты… – и глазом не моргнув, врет Соловьев.

– Ой, ну вы уж поторопите их! Прекрасная молодая девушка! Я работаю с людьми и такого насмотрелась… Очень хочется помочь, чтобы у нее все было хорошо и ей не пришлось… Ну, знаете, делать такие вещи, о которых она бы потом пожалела.

– Поздно, – вдруг отвечает Соловьев.

– Что?

Я столбенею.

– Поздно, говорю, темнеет. Мои ребята закончили, а у вас тут света в парке нет…

– Ой, сколько я просила электрифицировать наш парк! А от губернатора пришел ответ, что даже городские парки освещены через один, чего уж говорить о нашем, где почти никто и не гуляет. А вы сильно спешите, Максим Николаевич?

– Не очень.

– Помогите тогда Лерочке, коляска тяжелая…

– Да я сама!

Я наваливаюсь на ручки. Бабушка весит точно пушинка, а вот сама коляска древняя, неповоротливая.

Зинаида тепло смеется.

– Видите, я же говорю, замечательная девушка. Вы подумайте.

– Подумаю.

Зинаида запахивает пальто, прощается со мной и бодро бежит вперед по тропинке. Следом за ней идут рабочие. Я стою, вцепившись в коляску, но никуда не еду.

Соловьев подходит ближе.

– Дай лучше я.

Могла бы, убежала бы. Но только киваю, отхожу на шаг в сторону и иду вровень с коляской, которую он толкает перед собой.

Идем молча. Он ведь не знает, что бабушка почти не осознает реальности. Облегчать ему ситуацию не собираюсь.

– Валерия, значит… – говорит он. – Вот и познакомились.

Смотрю на него искоса. Заявление мое, значит, даже не читал. И все это время моего имени и не знал? Даже когда сказал, что хочет мой рот? Шикарно.

Что ж, как узнал, так и забудет.

– Валерия…

Мое сердце пропускает удар. Я хватаюсь за коляску, но получается, что накрываю руку Соловьева своей.

Велю ему остановиться, обхожу коляску и опускаюсь перед бабушкой на колени.

– Валерия… – повторяет эта седая изможденная болезнью женщина. – Так зовут мою внучку.

Свет в ее глазах горит еще секунду-две, а потом меркнет, как хвост кометы в темном небе. Ясность во взгляде исчезает. Уголки губ опускаются.

Эти вспышки пробуждения сознания стали такими редкими. И все-таки она меня все еще помнит.

Зинаида говорила, что это лекарства дают результат. А значит, я достану деньги. Разве не плевать, каким образом? Даже секунда стоит каждой заработанной копейки.