Читать книгу Волки у дверей - Жереми Фель - Страница 5

Свет в номере 11 только-только погас.

Луиза Дусе, сидевшая за рулем машины, прекрасно знала, что означает столь резко наступивший мрак. Патрику, ее мужу, вот уже на протяжении пятнадцати лет нравилось предаваться любви в темноте.

По лобовому стеклу забарабанил мелкий дождь, и Луиза включила дворники, не представляя, как долго еще придется ждать. Ей нестерпимо хотелось в туалет, но, с другой стороны, она не могла рисковать, иначе пропустила бы, когда он выйдет из номера со своей бабенкой, и не увидела бы выражение его лица, когда он наткнется на припаркованную на стоянке машину, в которой будет сидеть она.

Вообразив себе такую сцену, она даже испугалась. Ведь в глубине души она не представляла, как он себя поведет. Она боялась увидеть кого-то совсем чужого – человека, которого на самом деле никогда не знала.

Что же еще он от нее скрывал?

Довольно ничтожного пустяка – и мир обрушится в тартарары.

Луиза работала в небольшом магазине тканей, в центре Нанта. После полудня у нее начались невыносимые приступы головокружения, и во второй половине дня начальник отпустил ее домой отдохнуть. Едва придя к себе, она прилегла на диван и забылась сном и проспала так, пока Патрик не разбудил ее, когда открывал входную дверь, – на дворе уже был вечер. Думая, что он один в доме, Патрик, даже не потрудившись включить свет, позвонил по мобильному телефону той бабенке и сказал, что будет ждать ее в условленном месте, как обычно, и у них будет целых два часа свободного времени до того, как вернется жена. Отключив телефон, он прошел мимо дивана, не обратив на Луизу никакого внимания, как будто она сделалась невидимой. Он был настолько уверен, что она вернется домой только после восьми, как обычно, что даже не заметил ее, хотя она находилась в каких-нибудь трех метрах от него.

Не говоря ни слова, Луиза дождалась, когда он выйдет из дома, спешно оделась и отправилась следом за ним в гостиницу в промышленной зоне, где припарковалась в дальнем конце стоянки, чтобы проследить, как он беспечно зайдет в номер; она сгорала от стыда. И от унижения.

Из окна своей конторки за нею наблюдал портье. Луиза дала понять, что кого-то ждет, и он, усевшись обратно на стул, уткнулся в газету.

Да, она ждала, потому что только это ей и оставалось: храбростью она не отличалась – и не могла ворваться в гостиницу, разнести дверь к ним в номер и поднять яростный крик при виде их обнаженных тел в постели. Ей претила сама мысль об этом.

Из номера на первом этаже вышли два паренька. На вид им было лет шестнадцать-семнадцать; они оба направились к мотороллерам, припаркованным на тротуаре, потом поцеловались в губы и разъехались в разные стороны. Луизе эта сцена показалась трогательной, и, подумав о своем сыне, Антуане, который был с ними примерно одного возраста, она решила, что, если вдруг он влюбится в другого мальчишку, ему не придется встречаться с ним в гостиницах.

Она знала – ее считали старомодной, все потому, что ей не удавалось подобрать правильные слова или жесты, чтобы доказать обратное. И это никто даже не пытался понять.

Но, как бы то ни было, Антуан любил девчонок, и никаких проблем в этом смысле у него не возникало.

Луиза включила радиоприемник и наткнулась на фрагмент джазовой композиции – похоже, в исполнении Колтрейна[20]. Она пристально посмотрела в зеркало: лицо бледноватое, в разводах от отсветов неоновых огней гостиницы… под припухшими от слез глазами круги… волосы пепельного цвета забраны в привычный простенький хвост.

Ее бывшей соседке, Патрисии Комб, муж не один месяц изменял с девицей, которой было от силы двадцать два года. Луиза вспомнила, что было, когда об этом узнали в районе, – как соседи без устали шептались, беззастенчиво пялясь на нее, когда она шла по улице или куда-то заходила.

Не приведи господи, чтобы и с нею случилось такое.

Пока она сидела вот так, погруженная в свои мысли, открылась дверь гостиничного номера, и Патрик, с курткой в руке, неспешно направился к машине. Луиза не сводила с него глаз. И снова, уже второй раз за этот день, он прошел мимо, так и не заметив ее.

Ей вдруг захотелось расплакаться, догнать его и поколотить, орудуя кулаками без устали до тех пор, пока у него не посинеет кожа. Но она так и не сдвинулась с места, потому что знала – Патрик не обращал на нее никакого внимания, если только она, по привычке, не путалась у него под ногами. Он вычеркнул ее из их до боли предсказуемой жизни – в его глазах она просто не существовала. Когда же это началось? И почему она раньше ничего не замечала, при том что он всегда был смыслом ее существования?

Она дала ему время вырулить на скоростную автостраду. Скоро он спокойно приедет домой, привычно войдет в их пустое жилище, усядется на диван, включит телевизор. И будет ждать, когда она вернется с работы, поцелует его без лишних вопросов – как прошел день? – а потом направится в кухню готовить ужин.

Луиза решила подождать еще немного. Ей хотелось застукать ее, посмотреть, что она собой представляет. Странно, что она не вышла вместе с Патриком… Что она делает одна в номере? Часто ли они встречались в этой убогой гостинице? И давно ли?

Может, он водил шашни и с другими женщинами?

Здесь?

У них?

Луиза сидела как на иголках – ей хотелось посигналить, чтобы она поскорее вышла.

Любовнице Патрика было лет сорок, немного худощавая, одета в коричневый жакет и джинсы. Поначалу, увидев ее, Луиза удивилась. Не такая уж молоденькая, как ей думалось, и выглядит простовато – на такую на улице даже не взглянешь.

В каком-то смысле Луизе хотелось, чтобы она была хотя бы чуточку посмазливее. Патрик не стал бы путаться с подобной серой мышкой, если бы не питал к ней хоть маломальского чувства; серая мышь могла бы запросто сесть к нему в машину, ни перед кем не смущаясь.

Луизе стало противно от собственных мыслей. Между тем незнакомка поравнялась с ее машиной – и тут их глаза встретились. Она едва заметно улыбнулась, и в ее улыбке, явно напускной, Луиза увидела боль – страдание женщины, которая, выйдя из номера убогой гостиницы, снова стала одинокой, потому что ее в очередной раз оставил любимый мужчина.

Снедаемая любопытством, Луиза решила проследить за незнакомкой до самого ее дома – маленького домика в Сент-Люс-Сюр-Луар в восточном пригороде Нанта. Луиза остановилась чуть дальше по улице и подождала, когда женщина зайдет к себе, после чего она вышла из машины, прошла через сад и, встав у окна гостиной, увидела, как та сняла с себя обувь и упала в кресло, обшитое коричневой тканью.

Ни мужа, ни детей.

Чувствуя неловкость за свое любопытство, Луиза прочла имя незнакомки на почтовом ящике. Ее звали Изабелла Пальфре. Вроде как живет одна, подумала Луиза, тогда почему встречается с Патриком в гостинице, а не у себя?

Наверняка так хотел Патрик. Чисто по-женски Луиза почувствовала, что эта женщина отдала бы все на свете, чтобы провести с ним хотя бы мгновение у себя дома. И упрекать ее за это Луиза, в конце концов, была не вправе. Эта Изабелла не вызывала у нее ни малейшей ревности. Патрик, ясное дело, ни за что не бросил бы ее ради такой, как она. Только ей, Луизе, суждено спать рядом с ним каждую ночь. И спустя пятнадцать лет брака только это имело значение, по крайней мере в ее глазах.

В глазах остальных это вряд ли что изменит. При условии, если она забудет все, что видела. А это не так уж трудно. Ведь Луиза Дусе сызмальства привыкла забывать все плохое.

Припарковавшись у своего дома, Луиза еще долго оставалась в машине и смотрела на освещенные окна первого этажа, прежде чем наконец решилась встретиться с мужем лицом к лицу.

Патрик сидел на диване и, потягивая пиво, смотрел по телевизору местные новости. Луиза сняла пальто, подошла к нему и поцеловала.

Воротничок его сорочки все еще пах туалетной водой, которую она ему подарила на день рождения.

– Как ты себя чувствуешь, золотко? Ты что-то бледненькая сегодня, – сказал он, погладив ее по щеке.

– Да все нормально, просто устала немного, – ответила она, стараясь как можно реже смотреть ему в глаза.

По телевизору диктор вещал об исчезновении местного подростка Оливье Гранже, которому едва исполнилось пятнадцать лет. Спешно отправленный на место происшествия корреспондент сообщил, что следователи уже связывают это дело с другими необъяснимыми случаями исчезновений – в частности, четырех мальчиков и двух девочек примерно того же возраста, чьи портреты появились на экране в сопровождении кадров поисковой операции, пока, впрочем, не давшей сколь-нибудь ощутимых результатов. Луиза содрогнулась, вспомнив об Антуане, который остался ночевать у своего приятеля, жившего где-то в центре Нанта. Сперва она все никак не решалась ему позвонить – чтобы удостовериться, что с ним все в порядке, но потом, в конце концов, передумала и вышла в кухню.

Ей не хотелось, чтобы Патрик заподозрил неладное, так что у нее был только один выход – держать себя в руках и не подавать вида, что бы там ни случилось. Она достала из холодильника остатки жаркого, приготовила на гарнир фасоль, и они вдвоем поужинали перед телевизором, где показывали фильм. Патрик по привычке жадно проглотил мясо, не отрываясь от экрана и совершенно не смущаясь того, что сидит рядом с нею после всего, что содеял час назад. Наверное, он уже привык, подумала Луиза, чувствуя, как у нее скрутило живот… наверное, это стало для него самым обычным делом, и угрызения совести его давно не гложат…

И хуже ничего не придумаешь: все было как обычно – семейный вечер, такой же, как тысячи других, только теперь она ненавидела его за то, что он разом разрушил обыденность, к которой она давно привыкла.

Чего же ему еще надо? Неужели он любит эту Изабеллу? Неужели хочет перебраться к ней? Может, как раз сейчас он сидит и думает, как сообщить эту новость.

При мысли об этом Луиза подавилась – и глотнула воды.

Она представила, как эта бедняжка обедает в одиночестве в своем неказистом доме, и ей стало лучше. По крайней мере, можно спокойно доесть ужин.

Луиза закончила мыть посуду, и, сославшись на мигрень, отправилась спать пораньше. Лежа в одиночестве в их темной спальне, она наконец разрыдалась, потому что ждала возможности снять напряжение с той самой минуты, как вернулась домой, – ждала как избавления.

Щеки ей ласкал задувавший в окно свежий ветерок, насыщенный запахом влажной травы. Ей хотелось дышать и дышать, чтобы вобрать в себя весь воздух с улиц, отобрав его у других обитателей города. Заставив их тихо задыхаться.

Лужайку перед домом освещали фонарики из кованого железа по обе стороны подъездной дорожки. В особняке напротив – через улицу, Марион Леруа стояла у себя на кухне со стаканом в руке.

Луиза и Марион были добрыми подругами. Бенжамин, старший ее сын, был ровесником Антуана, а Зое, младшая дочь, и впрямь походила на маленького ангелочка, такого очаровательного, что Луиза даже сожалела, что у нее нет столь очаровательной дочурки. Луизе вдруг захотелось побежать к ней и все рассказать, чтобы снять с души груз. Но она знала – ей не хватит сил. Да и потом, не могло быть и речи, чтобы об этом узнали другие.

Снова почувствовав тревогу, она прижала руку к груди и прислушалась к своему дыханию. Оставаться в этом доме больше нет сил – надо бежать. Сумочка лежала на стуле в глубине комнаты, она взяла ее, а походя захватила из шкафа туфли с черной жакеткой. Чтобы ненароком не попасться на глаза Патрику, она решила вылезти в окно, при этом ее разбирал смех: уж слишком нелепо все это выглядело… В гостиной у Леруа находился какой-то мужчина – Луиза его не знала. Марион сидела за обеденным столом и что-то говорила ему с нескрываемым раздражением, широко размахивая руками. Луиза постеснялась справиться, все ли у них в порядке, вместо этого она прокралась к своей машине – и рванула с места, молясь, чтобы Патрик случайно не оказался у окна, поскольку она знала, что долго не устоит – и поддастся на его уговоры.

На улицах по всему кварталу было тихо – прохожие попадались ей по дороге лишь изредка. Куда ехать в столь поздний час, она понятия не имела, но ей было без разницы. Главное – ехать, не останавливаясь, чтобы убраться подальше.

Главное – не повернуть обратно.

Патрик вот-вот зайдет в спальню и увидит: кровать пуста, а окно распахнуто. Сперва он, конечно, подумает, что ее похитили, тем более после всех этих детективных сериалов по кабельному телевидению. А то, что она могла уехать куда-то без предупреждения, он не мог представить себе ни на секунду.

В конце концов, он сам напросился. Так что пусть страдает.

Так Луиза добралась до Ла-Рошели, где прожила первые двадцать лет своей жизни, пока однажды не повстречалась с Патриком на вечеринке у общих друзей; этот город она любила всем сердцем, не то что какой-то там Нант.

Она остановилась в маленькой гостинице на берегу моря. Номер был чистенький, хоть и несколько старомодный. Она прилегла на постель, хотя знала, что ночью не сомкнет глаз, потом со щемящим сердцем подошла к окну, сознавая, что находится всего лишь в паре кварталов от дома, где когда-то жила со своей матерью и сестрой Беатрис.

Беатрис… Как же давно она не видела ее – только слышала голос, и то изредка!

Насколько ей было известно, Беатрис жила все там же – в Нормандии и мало-помалу приходила в себя после трагической истории, внезапно случившейся в ее жизни в конце ноября, – когда не стало Сержа, с которым она встречалась несколько лет: его нашли на улице с простреленной головой. С тех пор за это преступление так никого и не задержали – как говорится, концы в воду.

Когда Луиза узнала о случившемся от матери по телефону, она даже не удивилась, хотя ей казалось, что такого не может быть. Она видела Сержа всего лишь два-три раза, но и этого хватило с лихвой, чтобы понять – он снова взялся за грязные делишки, за которые уже раз отсидел тюремный срок. Во время одного из их последних разговоров Беатрис сказала, что знает, кто убийца, вот только у нее нет никаких доказательств, и что она будет искать их до тех пор, пока не выведет злодея на чистую воду. Луиза, беспокоясь за сестру, не раз приглашала ее к себе в Нант хотя бы на несколько дней, чтобы малость развеяться, но Беатрис всегда отказывалась. Казалось, в ней проснулась такая неукротимая злость, что она постепенно изменила ее личность до неузнаваемости, и спорить с ней было совершенно бесполезно. Потеряв всякую надежду, Луиза больше не настаивала. Они всегда были разными. Беатрис была себе на уме и к тому же старалась избегать любой ответственности. Даже той, какую было никак не избежать