Читать книгу Дело Аляски Сандерс - Жоэль Диккер, Joel Dicker - Страница 10

Нью-Гэмпшир

6 апреля 2010 года

Этот дом за последние два с лишним года стал средоточием нашей дружбы. Я начал захаживать сюда летом 2008 года, в разгар дела Гарри Квеберта. Тут я познакомился с Хелен, изумительной женой Гэхаловуда, и его прелестными дочками, Малией и Лизой. Настоящей вехой в наших с ними отношениях стало Рождество того же года.

* * *

Декабрь 2008 года

Дело Гарри Квеберта было завершено несколько месяцев назад, и общались мы редко, от случая к случаю. Но нерегулярность контактов – как всегда бывает с глубокими чувствами – нисколько не затронула оснований нашей дружбы. Я осознал это однажды утром, во время той праздничной передышки, когда время словно останавливается. Мне пришла по почте маленькая посылка от Хелен Гэхаловуд – местные нью-гэмпширские деликатесы и открытка с поздравлениями. На открытке был потрясающе правдивый портрет всего семейства: Перри, в одном из своих жутких галстуков, глядел в объектив с видом рассерженного бизона, а сияющая Хелен обнимала дочерей. Внутри – несколько строчек, написанных рукой Хелен:

С Новым годом, дорогой наш Маркус, ты лучшее, что случилось с нами в 2008 году.

Хелен, Перри и дочки

А пониже, рукой Перри:

Я под этим не подписываюсь! Но все равно с Новым годом, писатель!

Перри

Эти знаки внимания перевернули мне душу, заставили осознать собственные чувства к семейству Гэхаловудов. Мне захотелось немедленно ответить взаимностью, и я принялся печь для них пирог. Соорудил единственный десерт, какой умел готовить, – банановый пирог, его всегда пекла в эти дни тетя Анита. Получался он только из очень спелых бананов. Через час, когда пирог был готов, я прыгнул в машину и за четыре часа добрался до Конкорда, штат Нью-Гэмпшир. Под вечер я позвонил в дверь дома Гэхаловудов. В руках у меня был пирог и какие-то безделушки, захваченные в придорожном торговом центре. Засиживаться я не собирался: весь этот путь в обнимку с жалким пирогом был всего лишь моим ответом на их слова: “И вы, вы тоже лучшее, что случилось со мной в 2008 году”. Друга нельзя встретить, он объявляется сам. Так случилось и с ними. Это были настоящие друзья, таких у меня не было – вернее, больше не было со времен моей “славы”. Кроме Гарри Квеберта.

Помню улыбку Хелен, когда она открыла дверь и увидела меня с моим смешным подарком. На миг она застыла в изумлении, потом бросилась мне на шею.

– Маркус! Маркус, ты откуда? – Обернувшись в дом: – Перри, иди сюда, это Маркус! – Снова поворачиваясь ко мне: – Холод собачий, заходи.

– Не хочу вам мешать, – сказал я. – Я тут проездом.

– Ну-ну, зайди хоть на минутку.

Я послушно переступил порог дома. Внутри царила веселая суматоха: Гэхаловуды играли в какую-то настольную игру. Подошел Перри и в виде приветствия чуть не раздавил мою руку в своей.

– Писатель, вот так сюрприз! Что вас привело в наши края?

– Ничего особенного, просто заехал отдать пирог, который для вас испек. Сейчас сваливаю. Спасибо за посылку. И особенно за открытку. Я страшно тронут. Держите, сержант, это вам.

Я протянул ему один из купленных мною четырех пакетиков. Перри открыл его и с отвращением взглянул на новый галстук:

– До чего же страшен.

– Все как вы любите, сержант.

Он поблагодарил меня и вдруг насупился: опытная гончая подняла зайца, которого я только что подкинул.

– Минуточку, писатель! Вы сказали “сваливаю”? Вы что же, хотите сказать, что едете назад в Нью-Йорк?

– Ну да, – ответил я, как будто это само собой разумелось.

– Дьявол вас раздери, Гольдман! То есть вы мне тут рассказываете, что ехали четыре часа, чтобы отдать нам подгорелый пирог, а теперь собираетесь катить обратно?

Я не нашелся что ответить, лишь кивнул и уточнил:

– Он только кажется подгорелым, он так и должен выглядеть. В середке он нежный, вот увидите.

Перри воздел очи горе:

– Писатель, по-моему, вы окончательно спятили. Ну-ка, давайте сюда свою куртку и не забудьте разуться, сейчас мне тут снегом везде натопчете! Гоголь-моголь любите? Только что приготовил, обалденный.

– От гоголь-моголя никогда не откажусь, – улыбнулся я.

Я просидел у Гэхаловудов до самого вечера. Играл с ними в “Тривиал Персьют”, “Монополию” и “Скрэббл”, потягивал из чашки гоголь-моголь, который Перри щедро доливал своим самогоном. Остался ужинать. Когда пришло время ехать домой, Хелен и Перри забеспокоились, как же я буду в такой час возвращаться в Нью-Йорк.

– Поеду в мотель, видел тут один на обочине, – успокаивал их я.

– Мотель у меня в подвале, – решительно заявил Перри.

Он отвел меня туда, разложил диван-кровать, занимавший чуть ли не всю тесную комнатушку, открыл шкаф и показал, где постельное белье.

– Если Хелен спросит, так я вам постелил. А то она опять разворчится, что я не умею принимать друзей. Спокойной ночи, писатель.

– Спокойной ночи, сержант. И спасибо. Спасибо за все.

В ответ он только фыркнул, как бизон, что на его сварливом языке должно было означать “не за что”. Так в мою жизнь вошли самые дорогие друзья.

* * *

В тот апрельский день 2010 года, стоя перед домом Гэхаловудов, я перебирал в памяти эти счастливые воспоминания. Перри встретил меня не слишком радушно. Открыв дверь, он чертыхнулся:

– Чтоб вам провалиться, писатель, вы зачем приперлись? Сказано вам было – к шести!

– Пришел помогать.

– Никто в вашей помощи не нуждается!

Из-за спины мужа появилась Хелен с ее всегдашней солнечной улыбкой:

– Маркус, как я рада тебя видеть!

Она отодвинула супруга и обняла меня.

– Я раньше времени, но я вам подсоблю, – объяснил я, протягивая ей цветы.

– Маркус, ты прелесть.

Она понюхала букет и препроводила меня на кухню. Перри замыкал шествие.

– А ваша жена говорит, что я прелесть, – ехидно заметил я, обернувшись к нему.

– Ох, писатель, заткнитесь!

– Нет, сержант, вы мне объясните, как так вышло, что эта невероятная женщина вышла замуж за такого, как вы?

– Сами подумайте.

– Из жалости, наверно.

– Ну-ну.

– Держите, сержант, вино – это вам. По-моему, вы такое любите.

– Спасибо, писатель.

Хелен и Перри собирались устроить вечеринку с фахитас, Лиза его обожала. Ждали человек двадцать, и я на кухне прилежно резал курицу, перцы, сыр и давил спелые авокадо для соуса гуакамоле. Вышло два полных подноса, и мы с Перри более или менее удачно их украсили.

Хелен, улучив минуту, спросила, как моя амурная жизнь:

– Что, Маркус, по-прежнему ходишь холостяком?

– Подружку себе завел, – сообщил Перри.

– Да ну? – удивилась Хелен, напустив на себя обиженный вид: почему это я ей не сказал. – Давай рассказывай, Маркус.

– Совсем недавно, не заводись.

– Стало быть, кастинг принес плоды? – поддела меня Хелен. – А дух твоей матери выбор одобрил?

– Сержант! – возопил я. – С ума сойти, вы что, все ей рассказали?

– Она моя жена, я от нее ничего скрываю! И вообще, это же круто – вам является мать и высказывает свое мнение.

– Ее зовут Реган, – сказал я Хелен.

– Твою мать?

– Нет, девушку! Она пилот гражданской авиации. Живет под Монреалем.

– И давно вы вместе?

– Да уже три месяца! – опять наябедничал Перри.

– Три месяца? Дело серьезное, – заметила Хелен.

– Не знаю пока, – сказал я. – У нас не было случая подольше побыть вместе.

– Дело очень серьезное, – влез Перри. – Он ее везет в отпуск на Багамы!

– Ради всего святого, сержант, не делайте из мухи слона!

– Бедная девочка, – продолжал подтрунивать Перри, – если бы она знала, что ее ждет.

Мы расхохотались.

Малия и Лиза одна за другой вернулись домой. Обе, увидев меня на кухне, кинулись мне на шею в восторге и изумлении. С тех пор, как я видел их последний раз, они подросли. Лизе исполнялось одиннадцать, она заканчивала начальную школу. Малии было девятнадцать, в прошлом году она окончила лицей и поступила на подготовительное отделение университета. Отношения у нас сложились приятельские: они любовно называли меня «дядя Маркус», что меня очень трогало.

К шести часам на праздник подтянулись бабушки, дядья, тетки и кузены. Тот вечер оставил у меня яркие воспоминания – оживленные разговоры, взрывы смеха. Лиза, задувающая свечи. Наше с Перри состязание – кто состряпал пирог лучше? Хелен за роялем, красивая как никогда, поющая джазовые вариации на расхожие музыкальные темы.

Я ушел в двенадцатом часу ночи. Мог ли я вообразить, что в следующий раз, когда попаду в этот дом, все здесь будут убиты горем?

Сержант Гэхаловуд вышел на улицу меня проводить:

– Уверены, писатель, что не хотите остаться у нас ночевать?

– Нет, сержант, спасибо, надо ехать в Нью-Йорк.

– Приедете середь ночи, – заметил он.

– Я темноты не боюсь.

Мы по-братски обнялись.

– Хотел бы я быть как вы, сержант.

– Там хорошо, где нас нет, писатель.

– Знаю… но завидую вашей с Хелен семье. Вам, похоже, так хорошо вместе.

– Семья – это тяжкий труд, писатель. У вас все впереди. Порхайте лучше с цветка на цветок, так тоже неплохо.

Он смотрел на меня в упор, словно хотел подчеркнуть, что говорит серьезно.

– Что у вас за трагедия, сержант? – спросил я. – Сегодня днем, на пляже, вы упомянули какую-то драму, которая случилась ровно одиннадцать лет назад, в Лизин день рождения.

Он ответил вопросом на вопрос:

– А у вас что за трагедия, писатель?

– То, что случилось с моими кузенами, Вуди и Гиллелем.

– Вы мне ничего не говорили.

– Вот, сказал. Теперь, сержант, ваш черед отвечать: что случилось 6 апреля 1999 года?

– Знаете, писатель, настоящие раны любят тайну. Про них надо молчать: они рубцуются, только когда держишь их при себе.

– Не уверен.

Повисла долгая пауза. Потом Гэхаловуд произнес нечто загадочное:

– Лес Уайт-Маунтин – вам это о чем-то говорит, писатель?

– Нет, а что?

– Это и есть моя драма. Ладно, не будем портить старыми воспоминаниями такой прекрасный вечер. Будьте осторожны на дороге и пришлите мне из Нью-Йорка эсэмэску, что добрались.

– Хорошо, мамочка.

Он улыбнулся и ушел в дом. Сев в машину, я тут же полез с телефона в интернет. Набрал в поисковике “Лес Уайт-Маунтин” и дату – 6 апреля 1999 года. Но ничего не нашел. На что намекал сержант Гэхаловуд?

Мои разыскания прервало сообщение от Реган. Днем я послал ей по имейлу билет на самолет и ссылку на сайт “Харбор Айленд”. Она писала, что я сумасшедший. Я немедленно ей позвонил.

– Мы едем на Багамы? – закричала она восторженно и недоверчиво.

Я все устроил так, чтобы мы могли отправиться вместе из Монреаля: заеду на несколько дней на съемки, а потом мы улетим в наш маленький рай.

– Числа тебя устраивают? – спросил я. – Я пока могу поменять бронь и сдвинуть даты, если что.

– Числа идеальные. Все идеально. Ты идеальный чувак, Маркус Гольдман. Мне страшно повезло, что я тебя встретила.

Я улыбнулся. Я был счастлив.

– Отъезд через десять дней, – сказал я. – Для меня еще не скоро.

– Для меня тоже, Маркус. Мне тебя не хватает.

– И мне тебя не хватает. Ложишься спать?

– Да, уже в постели. Ты доехал до Нью-Йорка?

– Нет, остановился в Нью-Гэмпшире. Поужинал у близких друзей. Я тебе, по-моему, про них говорил.

– У Гэхаловудов?

– У них самых. Очень хочется тебя с ними познакомить.

– Я с удовольствием.

– Спи давай, – сказал я. – Завтра поговорим.

Мы нажали на отбой.

Реган была не в постели. Реган лгала. Ее не было дома, она бродила по соседней пустынной улице, якобы выгуливая собаку. Закончив разговор, она выключила телефон, вернее, телефон с предоплаченной симкой, с которого мне звонила и которым пользовалась только для общения со мной, спрятала его в карман и вернулась к себе. Муж в гостиной смотрел телевизор, она села рядом. Он заметил, что у нее странный вид:

– Все хорошо, дорогая?

– Все хорошо.

Она посидела немного, уставившись невидящим взглядом в телевизор, потом поднялась на второй этаж, поправить одеяло двум своим детям.