Читать книгу Централ. Ленин жил, жив и будет жить - Жорж Могилов - Страница 4

Централ ночью шумел как рой взбесившихся пчел, по продолам перекрикивались, в хатах стоял такой гвалт, что друг друга Могила и Ленин слышали едва. Громче всех разговаривал по телефону со своей возлюбленной Годе. Мат стоял жуткий, но зато не весь понятный, матюгался Годе на грузинском языке, потому шептаться двум сидельцам за шахматной доской не было смысла. Могила начал свой рассказ с момента как себя помнит.

– Родился я и вырос в небольшом южном городке, наш дом стоял на окраине, рядом с кирпичным заводом а улица заканчивалась на берегу озера, где водилось много карася. Половина озера проросло камышом и потому рыбалка в камышах была обалденной. Рано утром на накаченной камере от грузовика заплывали в самую гущу камышей и прямо под камерой, даже жерди для удочки не надо было искать, леску привязывали к указательному пальцу и так и ловили карася размером с ладонь, за пару часов пару килограммов рыбы. Мать ругалась, что надоело чистить карася а мы со старшим братом все ловили и несли домой. За маленьким озером было большое озеро, с зоной отдыха и пляжем, там вода была чистая а рыба не ловилась, зато раков было валом. Зато купание в большом озере всегда радовало ребятню, на берегу сколотили из досок огромный пирс-пляж и устроили песочницы с грибками а на воде стоял деревянный ресторан Поплавок, где все лето подавали вкуснейшие шашлыки с жигулевским пивом. В зоне отдыха озера был еще небольшой лес типа посадки с плодовыми деревьями и акацией. Только чего там не росло, черешня, вишня, грецкий и лесной орех, абрикосы и дикие сливы, короче рай всего, ешь летом от пуза витамины на шару, что мы и делали. С малых лет люблю воду, убегал на большое озеро купаться с лет пяти, мать переживала и запрещала без взрослых ходить купаться а я что, слушался, брался за траву на берегу и плескался до посинения, дома лупили по заднице но все зря. Уже с тех пор я стал учиться хитрить, чтобы мама не застукала плескался без трусов, потому как трусы не сохли до конца и резинка оставалась влажной и мама потрогав резинку раскалывала меня, когда я врал что в воду не ногой. Без трусов тоже не получалось провести маму, плескался я у берега и муть из воды оседала мне на коже под подбородком, без зеркала этого не увидишь и я так заявлялся домой и опять спалился перед мамой. Плавать я научился уже к 7 годам, когда старший брат скинул меня с пирса а там глубина и я наглотавшись воды стал так быстро работать под водой руками и ногами, что меня легко вынесло на поверхность и плавать учиться уже не понадобилось. Плаваю как бог в разных стилях, когда подрос мечтал стать моряком и плавал целыми днями пока коровы паслись, Ведь у нас было большое хозяйство и несмотря на то, что папа инженер а мама медсестра живности вокруг дома было много. Корова, бычок, пару хрюшек всегда в хлеву и куча птицы, индюшек, гусей и уток. В семидесятые годы в маленьких городках обеспечение продуктами в магазинах плохое было, сколько себя помню в гастрономе на прилавках валялась дешевая кровяная колбаса и потроха куриные да консервы завтрак туриста и кильки в томатном соусе, а в хозяйстве всегда свое молоко, творог и сметана, яички и мясо. Прокормить было чем всю живность, вокруг колхозные поля и стянуть с колхозного поля не считалось воровством, брали у колхоза лишнее, ведь все общее в Совдепе было. Могила немного смутился.

– Мы с тобой одной крови, помнишь Маугли, я то-же моряк, Ленин добродушно дал понять, что еше одно сходство между ними образовалась. Могила удивленно поинтересовался.

– И в какие дали тебя носило товарищ Ленин и почему Ленин, в шутку перевел Могила свой вопрос.

Ленин нырнул на свой шконарь и достал кепку, прямо как у вождя революции, нахлобучил кепку на макушку и произнес голосом нечем не отличающимся от голоса самого Владимира Ильича Ленина.

– Товагищи, геволюция свегшилась, уга товагищи, уга. а.а.а…

– Похож как две капли воды и сходство, только козьей бородки не хватало а так все путем, Ленин много талантов в себе носил, мог бы работать на Красной Площади в Москве статистом для фотографирования с туристами на фоне Мавзолея, но эту идею Могила решил не озвучивать.

– К тебе то-же прилипнет погремуха (кличка) по ходу товарищ Георгий, Ленин скинул картуз и продолжил.

– В тюрьме и в других сидельных местах принято обратится к обществу, браткам сидельцам со следующим:

– Тюрьма старушка, дай мне погремушку. И братва начинает называть разные кликухи, которая прилипнет и тебе подойдет, ты и выберешь, не всегда правда прилипает и держится, по жизни все может произойти, в тюрьме тем более, а некоторым погремуха и судьбу дальнейшую определяет. Лениным мне ходить по жизни всей, что прилипло намертво не оттянешь и не сотрешь, хоть и всей душой ненавижу совдеповскую систему, которая укоренилась в мозгах людей и не выходит эта зараза, какую страну сгубили суки, испаганили своей идеологией. Держат эту тухлятину (тело Ленина) в саркофаге напоказ, давно закопать нужно, ведь большевики не зря создали образ вождя пролетариата в виде верховного жреца культа коммунизма с отпечатками церковной христианской традиции поклоняться мощам. Нет логики и все обман, закоренелые атеисты поклоняются мощам, только не крестятся, потому как черти. Ленин заводился с пол оборота, когда дело касалось политики. Могила тормознул его пыл и продолжил свой рассказ.

– Согласен, но с твоего разрешения я продолжу. Так вот, пока был мальцом бедокурил по маленьку а когда подрос уже по взрослому косячил. В те времена пацанов манила как магнитом романтика улицы, воровские законы вбивались нам в головы старшаками и кто нарушал закон были в уважухе и с них брали пример. Первый поступок заслуживающий уважения у пацанов я совершил в классе пятом, после чего состоял на учете в детской комнате милиции. В зоне отдыха был небольшой зоопарк и я с братом ходили в цирковой кружок, нас еще дразнили, два брата акробата, один хрен, другой лопата. Летом кружок не работал а в зоопарк мы заходили через лаз в заборе, вход был платный а денег у нас не водилось, Лазили поиграться с маленьким медвежонком, которого выпускали на лужайку, в один из дней мы с братом влезли а с медвежонком уже резвились несколько ребятишек примерно нашего возраста, один из них был в классе восьмом, мы без задней мысли присоединились к компашке, но старшой начал буровить, мол зачем пришли и мешаем им. Всегда приставали к брату, хоть брат на два года старше меня а ростом меньше и драться не умел. Это была роковой ошибкой амбала и не успел он размахнуться на брата, как я уже его дубасил со всех сторон. Бей первым, это правило мне хорошо вбили в голову, когда учили драться. Когда начали сбегаться родители компашки, брат испарился а я остался возле лежачего хорошо побитого мной амбала, те хапнули меня и поволокли в милицию. В детской комнате милиции мариновали меня до самого вечера, фамилию я назвал чужую и имя то-же, тогда инспектор заподозрив неладное решил пойти к моим родителям. По дороге к дому я рассмотрел инспектора и увидев, что он при оружии и туфлях на толстенной подошве решил дать деру (сбежать), сам я был в кедах и побежал в сторону кирпичного завода, бегал я неплохо, но мусоренок видимо спортсмен и не отставал. Заборы перепрыгивал как сайгак, но догнать не удалось, на кирпичном заводе спрятаться было где. На второй день инспектор явился к нам домой и после разговора с отцом сказал мне:

– Хорошо бегаешь и неплохо заняться спортом, похвально что сумел уйти от меня, ведь я разрядник по бегу и такой прыти не ожидал. Так он пообещал пристроить меня в спортивную секцию. За счет этого я стал авторитетом среди пацанов на нашей улице и в школе, записался в секцию по боксу и занимался усердно мордобоем. Драться научился а силы набирал плаваньем, переплывал озеро в длину по несколько раз на день и меня заметил тренер по гребле, на озере была база гребцов каноэ а байдарки, предложил заняться греблей, тем более целыми днями на озере, пока корова пасется и заниматься можешь постоянно. Мне по правде уже поднадоело боксом заниматься, тем более летом только греблей и занимались, остальные секции на лето закрывались вот и записался, рядом с домом и тренер видно неплохой мужик, почему нет.

Тренировки проходили три раза в неделю по три часа, но для меня этого времени было мало и я попросил тренера дополнительно заниматься и тот дал ключи от базы, все лодки хранились на улице а весла внутри, так я мог целыми днями и даже в выходные заниматься интенсивно вот и накапливал силенки и добился неплохих результатов, к четырнадцати годам уже достиг КМС-а, кандидата в мастера спорта. Зимой на озерах расчищали поле для хоккея, устраивали матчи между районами, городок был поделен на четыре района и в каждом была своя группировка пацанов, иногда дрались между собой на дискотеке и чтобы мерить силы не в драке а на льду, устраивали дружеские матчи, где призом были несколько килограммов леденцов. В хоккей я играл очень даже неплохо, когда отец привез из Москвы коньки и клюшку из пластика наша команда всегда выигрывала, такие трюки вытворял, я со своей клюшкой мог с пяти шагов попасть шайбой между глаз вратарю.

Интересно детство прошло, но дрались много и часто, такие времена были и первый раз я взглянул смертушке в глаза в восьмом классе. На нашей улице все пацаны почти одного возраста были, разница может год-два, из пятнадцати домов набиралось 12 пацанов, которые умели биться и друг за друга как за брата. Вооружение у нас то-же имелось, каждый имел кастет собственного производства, плавили олово и лили в специальных формах. Цепи и куски арматуры, финки сами растачивали из рессор, самопалы всегда заряжены шариками из подшипников, эбонитовые нунчаки и просто дубинки из орешника. Все вооружение каждый ныкал сам а при случае вооружались быстро. Дрались чаще всего с центральными или заводскими, наша группировка насчитывала человек 60 и называли нас переездовскими, потому что жили за железной дорогой а собирались на железнодорожном переезде и сборы всегда приводили к драке. Дрались по дальше от милицейских глаз стенка на стенку и в ход шло все вооружение. Вот в одной из этих драк в меня со спины выстрелил кто-то из самопала и шарик попал ниже левой лопатки, боли я не почувствовал, только горячий толчок сзади и в груди похолодело, в башке помутнилось и я вырубился. Первая моя пуля, хоть не настоящая а пуля. Приходил в себя тяжело, пацаны отволокли меня к озеру и обливали водой а я в кумаре плыл, как сейчас помню воздуха не хватало и я старался выше поднимать подбородок и набирать полные легкие воздуха. Пацаны потом рассказывали, что струхнули и подумали я кони двинул, только рот открывал и дышал тяжело, хрипел. Придя в себя я хотел вздохнуть глубже но резкая боль под лопаткой тормознула мой порыв. Синяк на спине огромный образовался и ребра сломаны были, потому дышал я целый месяц через раз и пукал через два раза, короче отходняк поймал конкретный, вот с тех пор в меня постоянно стреляют и попадают, но пока слава Богу жив и смертушки с того случая не боюсь. Целый летний месяц ходил в футболке и старался на людях не раздеваться, купался вдали от всех и только плаванье придавала бодрости и силы возвращались, не зря говорят, вода чудеса творит, так оно и есть. Могила так увлекся рассказом что на какой-то миг оказался на своей улице в окружении пацанов, некоторые из них уже давно ушли в мир иной и взгрустнул, поднял глаза и оглядевшись запнулся, ведь он в тюрьме и подумал, отчего именно ему пришлось пройти унизительные процедуры задержания и ареста.

По специфике своего бизнеса Могила много путешествовал по старушке Европе, занимался международными пассажирскими перевозками. Удивило его работа и отношение к своим обязанностям полицейских, там органы правопорядка помогают своим гражданам, в Чехии девиз полиции «охранять и помогать» чем они и занимаются. Однажды возле станции метро в Праге Могила наблюдал за европейскими бомжами.

У входа в маркет трое бомжей распивали вино из тетрапаков и одному из корешей пошла кровь носом, видимо давление подскочило у бедолаги, тот размазывал сопли по лицу когда в миг к ним подошли двое полицейских.

Могила наблюдал с любопытством сцену вероятного задержания нарушителей общественного порядка, только не случилось того, чего ожидал увидеть.

Один из полицейских достал ватку и соорудив тампон стал вытирать страдальца тем самым давал нюхать из флакончика нашатырь, другой вызвав по рации скорую помощь придерживал голову страдальца лицом в верх дабы кровь остановилась, через минуты три уже была слышна сирена скорой а в это время подошли еще трое коллег полицейских и к приезду скорой взяли на руки пациента и понесли навстречу медикам, двери скорой распахнулись и пациента положили оккуратно на носилки. Наблюдая эту идилию Могила представил все происходящее в Москве, подьезжает задрипанный УАЗ-ик, из него выскакивают два лысых сержанта с тупыми мордами и с автоматами на перевес, пинками и скручиванием рук за спину грузят всю компашку в воронок и увозят в отделение, где еще попинают от души, за ночь в КПЗ (камера предварительного заключения) не выпустят в туалет и клиенты обосутся прямо в штаны а утром протрезвев выпишут штраф и может быть отпустят а может и нет. Попробуйте представить удивленное лицо Могилы, он был в глубоком ахуе, происходило все в 1998 году, когда милиция у нас беспределом занималась

Да именно унижение человеческого достоинства и есть цель нашей доблестной уже полиции, задержали Могилу банально, оказалось он уже целый год был в розыске и за все это время выезжал сотню раз за пределы России в Европу, на границе могли хапнуть да если бы он прятался, то давно осел в какой нибудь Швеции или Чехии по фальшивым документам. В России паспорт подделать стоит пятьсот баксов и в нагрузку еще и водительское удостоверение дадут, но Могила не хотел менять свою сущность и попался на нарушении ПДД (правил дорожного движения) на Большом проспекте в Питере, зеленый лейтенант пробил по базе данных и надел наручники, единственное за что спасибо мусоренку, разрешил позвонить друзьям, чтобы забрали машину, не гнать на штраф площадку, ведь потом не выдернуть оттуда сидя в тюрьме, да и мороки не оберешься, вызывать в тюрьму нотариуса, оформлять доверенность и еще заплати за штраф площадку, кругленькая сумма нарисовывалась, а так забрали и забыл. Привезли в одно отделение на Петроградке, откатали пальцы и оформили задержание, пока писали рапорта я позвонил жене и обрадовал, что закроют и на долго. Жена была в курсе что подстава, но сильно расстроилась, потому как финансирование на этом заканчивалось и пока суд да дело придется самим справляться, слава богу сын уже взрослый 25 лет и работает а дочка еще учится, вместе с сыном вытянут ситуацию. Семья осталась на югах а Могила подался в северную столицу, где неплохо раскрутил транспортный бизнес по перевозке туристов в Питеру и по Европе, возили питерских туристов до Таллина а паромом в Швецию и Финляндию. Были наработаны уже партнеры и постоянные клиенты а тут на тебе, одним махом все коту под хвост. Из отделения полиции повезли в прокуратуру, где заместитель прокурора Петроградского района, женщина лет сорока с очень милыми чертами лица заявила, что Могила уже больше года находиться в розыске по уголовному делу о мошенничестве в особо крупных размерах, пока проверяется запрос прокуроров с места совершения преступления и нарушения подписки о не выезде.

Все это сказки про белого бычка и ареста не миновать в такой ситуации, Могила понимал, что менты занимавшиеся расследованием дела продались с потрохами за пару порций шашлыка и бутылку коньяка, ровно столько стоит засадить невинного человека в тюрьму, дурное дело не хитрое а подлецы этим пользуются, несколько рапортов от участкового о том, что подозреваемый отсутствует уже долгое время, хотя никаких повесток даже не думают писать, мол был, никого небыло дома, соседи сказали что уехал, вот и все что нужно чтобы обьявить в розыск. Потерпевший имея два ресторана прикормил ментов и чувствовал себя защищенным и прикрытым, но горько ошибался, продажный мент первым и нагадит и подставит при первой же возможности.

Могила усвоил это еще будучи зеленым опером, наставник учил быть очень внимательным при разработке операции если поблизости нарисовался мент, жди подвоха и возможность провала.

Прокурорша не вдаваясь в подробности, дело не на ее территории и оформила задержание на двое суток. отправив Могилу в соседнее отделение полиции, вся процедура задержания повторилась, пальцы, обыски и протоколы с рапортами и в кутуску, весь день катали в наручниках, шмонали раздевая до гола и заставляли приседать и жопу показывать, не спрятал ты там бомбочку. Без еды и питья Могила провел сутки в КПЗ (камера предварительного заключения) по закону в ней полагается содержать задержанного не более трех часов, на следующее утро наконец вывели в туалет а после решили завтраком накормить. Лысый сержант с тупым лицом принес запаренную лапшу в пластиковой тарелке и бросив на лавочку произнес.

– Кушай давай, на что Могила спокойно и вежливо высказал.

– Ты сержант руки мыл перед тем как вскрывал пакет и запаривал баланду, перед тобой офицер полиции и убери вон свою стрепню, меня должны содержать 48 часов в ИВС (изолятор временного содержания) а у вас не более 3 часов, так что я обьявляю голодовку и в течении часа сообщите прокурору. Сержант поморщился и с отвращением ответил.

– И что теперь козырять перед тобой.

– Мы с тобой сержант гусей не пасли и вроде не бухали вместе чтобы мне тыкать, когда на меня шинель шили, на тебя хрен…, дальше сам додумаешься, зови прокурора и пожалуйста дайте мне стакан воды, вежливо попросил Могила не договорив. Когда в 1990 году Могила звание лейтенанта получил, этого выродка еще и в помине не было. Сержант не посмел дальше полемикой заниматься и ретировался докладывать дежурному. Дежурный, толстый майор в грязной не глаженной форменной рубашке выскочил как ужаленный из дежурки, такой шум поднял, что сбежались прибывшие на службу опера и стали шумно обсуждать поведение задержанного. Воды все-же принесли, Могиле голодать было несложно, часто приходилось обходиться без пищи, на войне, в засадах да и если заразу какую цеплял голодал просто для лечения, голод хорошо лечит, но воду надо пить при голодовке, без воды долго не поголодаешь. Первая длительная голодовка излечила Могилу от хронического гастрита, который достался из армии и почти все страдали этим не дутом после службы в Советской армии, кормили солдат комбижиром, жир полученный из нефти, гадость неописуемая но жрали комбижир чтобы выдерживать нагрузки. После небольшого шума и споров вывели Могилу из камеры, быстренько оформили перевод в ИВС и инцидент был исчерпан. Свои права надо знать и по мере возможности заставлять ленивых и забывчивых сотрудников полиции выполнять свои обязанности с честью и достоинством, только этих качеств увы у большинства отсутствуют. ИВС находилось во дворе комплекса из трех зданий с общим двором, в одном здании находилась прокуратура, во втором отделение полиции а во дворе ИВС. Могилу повезли на воронке с застегнутыми сзади наручниками, мол знай как выкаблучиваться, конвойные полицейские прямо звери, все запугать пытались, при попытке к бегству расстрел на месте, но Могила был спокоен как удав и не собирался бежать.

Хотелось поскорее пройти формальную процедуру ареста в суде и оказаться подальше от озлобленных ментов, в СИЗО «следственный изолятор временного содержания» где не тот беспредел, что творят в полиции, да и вертухаи ФСИН-овские «Федеральная служба исполнения наказания» бояться как огня прокурорского надзора. Могила быдла на своем веку повидал много, но его до мозга и костей задевала невоспитанность нынешних ментов, его учили другому наставники и коллеги по отделу а тут ему самому пришлось пройти унижения от полицейских, если бы Могила задумал бежать, отключить пару ментов его научили в спецподразделении ОМОН, натаскали так, что убить мог одним точным ударом ниже уха.

Могила взглянул на Ленина и помотав головой отбросил противные ему мысли и продолжил,

– Извини брат, я немного задумался, о чем это я, ах да о смертушке, впервые я своего жмурика (трупа) заделал в 1990 году, после окончания третьего курса было уже совсем невмоготу тянуть семью, работал в трех местах, жена на декретном с трехлетним сыном, на занятиях после дежурства сторожем засыпал на ходу и ни хрена в голову не лезло,

тогда решил перейти на заочное отделение и подался в милицию.

Мечта была опером, но мест не было и прошел в ОМОН, получил звание младшего лейтенанта и отделением командовал, ребята все сорвиголова и на заданиях не трусили, уже тогда по рукам ходило много оружия, кооперация только начинала процветать и мы дежурили в районных отделах боевыми парами для усиления опергрупп. На одном из таких дежурств поступил вызов, что на обьекте мужчина раненный заблокирован между решеткой и входными бронированными дверьми. Пока опера собирались я в паре со своим бойцом Русланом побежали к месту, оно было в двух кварталах от районного отдела. Подбежали к пятиэтажному зданию в торце которого в полуподвальном помещении находился склад, оказалось что кооператив торговал телевизорами и днем раньше продали крупную партию и все бабки миллиона два деревянных двое вооруженных гаврика хотели хапнуть, директор кооператива крепкий мужичок весь в крови наполовину висел на решетке запертой изнутри на гаражный замок, он был еще в сознании и держал большой баул набитый деньгами. Между решеткой и входной дверью был тамбур, который был залит кровью, мужичок увидев нас только и успел сказать, что бандиты внутри, его ранили в живот но он смог отбиться и закрыл гавриков внутри а те подожгли склад, из щелей валил сизый дым. Прострелить замок мы не могли, опасались чтобы рикошетом не задеть мужичка, тот вырубился а ключей нигде не оказалось да и как ключи искать через решетку. Приехала опергруппа, тросом зацепили решетку к УАЗ-у и выдернули, мужичок к тому времени уже не подавал признаков жизни, оттянув его и передав операм сумку с деньгами мы ломанулись вовнутрь, ключи от двери оказались под мужичком, открыли и выдвинулись одной парой, опера побоялись сунуться. Все помещение было задымлено, горела тряпка а не пластик или картон, прорываться собирались с боем и под дымовой завесой. Склад был огромный и засечь за каким углом они прячутся невозможно, тогда я крикнул,

– Работает ОМОН, бросить оружие и выходить с поднятыми руками, в случае сопротивления будете уничтожены. Ответом был грохот АКС 7,62, в закрытых помещениях грохочет как 120-ти миллиметровая пушка. Бой был коротким, моя очередь попала стрелку в живот и перебило позвоночник, так его и сложило вдвое, второй вообще кинулся на нас с отверткой, но пуля в грудь его остановило. Первый сразу крякнулся а второй по дороге в больницу скончался. Мужичок то-же не выжил, он оказался директором фирмы, тот с отверткой, его компаньон а стрелок из братвы, видимо бабло не поделили, или компаньон навел на товарища а куш был полмиллиона зелени, что было то было.

После этого Руслан уволился а я до сих пор помню его глаза, полные ужаса смотрел он на хрипящего раненного и сложившегося вдвое мертвеца, пацан совсем, мне было 23 а ему 22 года, везде кровь, на стенах, на пустых коробках, на столе и на стульях а сладковатый запах этой крови смешанный с гарью сгоревших тряпок так и стоит в горле комом. Отписываться в прокуратуре пришлось долго и муторно, ну не хотели мы мочить этих гавриков но если в меня стреляют, бей первым. Они наверное были обдолбаные (под наркотиками) оперативники нашли использованные шприцы, ведь нормальный человек не попрет на ОМОН, может не поверили, может знали что ломится им вышак «смертная казнь» в те времена еще не было моратория на вышку. Могила от дурных воспоминаний скривился а Ленин пошутил,

– Ну ты брат душегубец, работа у тебя была такая и не терзай себя этим. Своих жмуриков (мертвецй) я не считал, было их немало и на войне их не считаешь, некогда об этом задумываться, но первого помню хорошо.

В Грозном в первую волну в нашей разведгруппе снайпер работал а мне жуть как нравилось из СВД-эшки «снайперская винтовка Драгунова» стрелять, чехи (чеченские боевики) прятались в бункерах и в затишье между перестрелками передвигались перебежками между зданиями, нам пока раскрываться не было смысла, но во мне была такая ярость и злость на этих гадов, положили много ребят суки, танки жгли как спички, вылезали из люков канализации и из гранатаметов жгли.

Какой дебил дал приказ танки в город вводить не знаю, но пацанов на мясо пустили, вот и не выдержал, выпросил у Володьки винтарь и присмотрел цель, бородатый чех за бетонной стеной полуразрушенного дома перекрикивался с другими чехами из соседнего здания и я понял, побежит к своим, навел прицел и стал ждать, когда чехи начали палить во все стороны прикрывая своего чех побежал, перебежками виляя из стороны в сторону, не помогло, пуля вошла ему в ухо. Меня натаскивали в спецшколе на снайпера и стреляю очень даже не плохо, но мой вспыльчивый характер не для снайпера и прятаться я не люблю. Потом ложил гадов пачками, совсем не жалею и совесть не мучает, положил-бы больше да подстрелили и списали как утиль. Ночь пролетела как один миг и партия сыграна, пора и отдохнуть, Ленин поднялся и уже при большом свете Могила заметил, что нездоровится ему, уставшие и покрасневшие глаза говорили о надвигающейся простуде, тело и дух Ленина были сильными а вот организм в тюрьме ослаб, иммунитета к разным болячкам никакого, нехватка движения и просто кислорода, витаминов за шесть лет сидки сделали свое дело. Могила пожалел по человечески и подумал с грустью, ведь Ленину еще 18 годков сидеть, что с ним будет после, доживет-ли с одним легким и ранением до конца срока. В тюрьме лучше не болеть, правилы никакие и для них сиделец не человек а букашка, можно не те таблетки дать, а можно вообще не дать, подыхай себе, хоть и простуда, но температуру надо как-то сбросить, жаропонижающее прописать и прокапать в нос, для укрепления иммунитета препарат выдать, двадцать первый век на дворе а в тюрьме кроме парацетамола ничего нет. Вот и глотал пилюли Ленин и во сне с температурой под сорок постанывал и скрипел зубами, пил чай некрепкий и только на пятые сутки его немного отпустило. За время болезни Ленина Могила понимал, что товарища домагать нельзя и попытался научиться спать по ночам, плохо получалось, целыми ночами лежа на шконке впивался взглядом в свод потолка и каждую минуту прежней жизни проворачивал в мозгу. Много ошибок было совершено, но не ошибается тот, кто ничего не делает.

Понимая состояние товарища, Могила тем временем воспользовался возможностью узнать подробнее об остальных сидельцах, которые в свою очередь рады были поделиться своим сокровенным, свободные уши в тюрьме как дар и пообщаться никто не против. Первым собеседником стал Шкет, сам завел разговор о своей жизни и делюге по которому чалился. Могила был не против и ночью предложил Шкету почаевничать и пообщаться.

Шкет был бывалым сидельцем и имел несколько ходок, только сидел он не в России а в Европе, две ходки в Германии и одна ходка в Польше, с девяностых то-же бизнесом занимался, сам небольшого роста, но крепыш лет 50-ти производил впечатление образованного мужа с огромным жизненным опытом, видимо хапнул горюшка и не единожды побывал в заварушках и разборках, разговорились и Могила как новенький вкратце обрисовал свою ситуацию и причину его заезда в Централ, Шкету это было достаточно и начал свой рассказ.

– Мы с тобой коллеги по статьям и возрастом почти ровесники, тебе сколько годков, спросил он Могилу.

– Мне 47 лет, что не похож, спросил Могила.

– Не похож, значит хорошо сохранился и на сороковник не тянешь. Шкет не льстил Могиле, так оно и было, подтянутое и тренированное тело, без отложений и скаладок выдавало злоровый образ жизни. Шкет сверкнул маленькими глазенками.

– Я не питерский, приехал в восьмидесятых годах на заработки и так и остался, в те времена Питер совсем другим городом был, в 1987 году братки крепко держали город и мусора носа не высовывали, поработав на стройке меня такая перспектива не устраивала, вот и познакомился с нужными людьми, как видишь силенками я не наделен а ума хватало на разного рода пикантные делишки, меня заметили и оценили мои способности, так я начинал не очень легальный бизнес, таскал контрабанду из Европы, выезжал в разные капиталистические страны и закупал товар, сначала Польша, потом Германия, Турция и т. д. и т. п.

Все провозили через порты и все шло как по маслу, бабло рубили мешками, дом прикупил, женился и своих братьев притянул сюда. У меня в семье 8 братьев и одна сестра, все здесь в Питере. До 1998 года все шло хорошо, все поднялись и стали на ноги, квартиры, машины и все остальное, пару магазинчиков открыли и на тебе дефолт, бабки обесценились и потеряли мы почти все, Надо было выбираться из дерьма, стали гонять подержанные машины а в этом бизнесе в Германии одни русские и без криминала не обходилось. Ворованную тачку наши-же и всунули, меня хапнули на немчине, эта моя первая ходка. Два года чалился и не представляешь в каких условиях, в тюряге отель трехзвездочный, кормежка ресторанная и не поверишь, утром вертухай подавал поднос с натуральным кофе, круасаном и стаканчиком сока, также приносил меню для выбора блюд на завтрак, так как все поданное считалось аперитивом. В хате все как у белых людей, телевизор, холодильник, санузел с душем. Кореш огляделся и с презрением фыркнул.

– А здесь бадыга и обрыгаловка, хотя и не по людски так выражаться, ведь нам в этой хате жить, за державу обидно. Богатая и вроде процветающая страна Россия а в тюрьмах вроде и нелюди сидят и условия как для животных, из техники электрический чайник и кипятильник, на дворе 21-й век. Как там Ленин, что с ним, может что затянуть нужно, лекарства не разрешат а из продуктов можно придумать. Могила подумал, что на воле такой заботы не встретишь от постороннего а в тюрьме совсем другое и не в воровском законе писаны правила, просто люди оказавшиеся в беде, брошенные и забытые всеми и отторженные обществом, добрее друг к другу и делятся последним.

– Ленин крепыш снаружи и дух сильный, но ослаб он в тюряге, иммунитет слабый, ему витаминов надо, фрукты, овощи, лимончик погрызть и оклемается.

– Так я брякну «позвоню» своим и затянем витаминов и Годе подговорю, чтобы затянул витаминчиков,

– Эй Годе кончай на бабу свою материться, подойди, есть разговор. Годе послушно отключился от разговора с женой и кинулся к шконке Шкета.

– Слухай сюда братка, обратился сурово к Годе. Нашему брату плохо и нужна помощь.

– Чем могу брат, Годе с интересом смотрел на Шкета.

– Твоя благоверная когда соберет дачку «передачу», маякни чтобы лимончиков, апельсинчиков и овощей каких нибудь для салата, ах да, укропчика и петрушки, зеленого лучка. Я понимаю, на дворе февраль месяц и все дорого, но спасать нашего брата дело святое, заключил Шкет.

– Базара не услышишь брат, с грузинским акцентом парировал Годе. Завтра все будет, уже звоню жене и удалился на свой шконарь.

– Вот еще что, обратился к Могиле Шкет, тебя хапнули при костюмчике и не место здесь для такого прикида, сейчас мы тебя приоденем из общего бондяка (сума, баул) и достал из под своего шконаря огромный баул набитый вещами, обувью, мыльно-рыльными принадлежностями, порывшись, достал спортивный костюм и кроссовки, футболку и резиновые тапки. Все было новое и муха не сидела, Могила сначала хотел отказаться, мол не из бедных и пока может обойтись и без этих вещей, на что Шкет даже не стал слушать и сказал строго.

– Это от братвы и от души, так положено, из бондяка выделять, сегодня тебе братва дает а завтра, если сможешь сам положишь в обшее, дело святое. Пацаны которые на зону едут много вещей оставляют, там ведь робу таскать а вольные прикиды пропадут в вонючих подсобках, зачем пропадать, когда лучше братве от души оставить и другим помощь. Ты примерь и не возражай, в хате в глаженных штанах не ходят, это для этапа или на суды ездить. Могила не стал возражать и поблагодарил Шкета и всю братву за подгон, переодевшись заметил, все как на него было сшито.

В этих вещах Могила и чалился весь срок и когда откинулся не стал выбрасывать, хоть и были уже поношенные и протертые по этапам и централам, постирал и хранит до сих пор, напоминание о прожитом среди настоящих людей а не вольных блядей. Шкет взглянул на переодетого Могилу и воскликнул,

– Ну ты красавец, прямо щас на гульки можешь тяпать, да дверь заела и замок не открыть, придется потерпеть брат, пока мусорки не выпустят, шучу.

– Нормальный прикид, поддержали остальные Могилу. Не ожидал он такого теплого и дружеского отношения от сокамерников, но как говориться не место красит человека а человек место, всегда добрый в душе Могила протягивал руку помощи самым разным людям, даже не задумываясь о какой-то выгоде, воспитание и перипетии жизни не озлобили, не проникла гниль в душу, хотя многие, кому помогал Могила по воле, просто плевали ему в душу в место благодарности, но и эти моменты не расстраивали и принципы менять не приходилось. Вот и в этой хате не пришлось никому ничего не навязывать, потому как его приняли как родного и делились всем от души. Все в хате было общим и никто не шухерился «прятался» от всех или чтобы крысить (красть у своих) что от братвы, это западло в людской хате. От таких раздумий оторвал Шкет, которому не терпелось рассказать о себе и подозвал Могилу присесть на шконарь.

– Я мастерить люблю разные безделушки из хлеба, так время убитваю и не замечаю как летит, телека здесь отродясь не было, в других корпусах разрешают затянуть а в спецуре (спецблок) нет, читать я книжки не любитель и в школе троечником был а слепить из хлеба четки запросто слеплю и сажей покрашу, он достал из коробочки заготовки. Могила присмотрелся и ахнул, такие формы и даже инкрустация на четках из мякоти черного хлеба просто произведение искусства.

– Да это шедевр, воскликнул Могила и присмотрелся, на каждой четке был изображен герб из двух переплетенных букв и что удивило больше всего, что на каждой были одинаковые рисунки с обеих сторон.

– Как так умело ты перерисовал один и тот-же рисунок, с такой точностью и что за геральдика. Шкет оживился.

– Ничего сложного, когда времени валом и не такое сделаешь. Шкет мог расположить к себе любого, было в нем смешанная доброта и отцовская забота, из-за отсутствия в его жизни своих детей, а был он женат несколько раз да Бог не дал быть отцом, воспитывал сына последней жены, но вскоре развелись и жил бобылем Шкет уже долгое время, любовниц имел разных и для кого спрашивается построил дом на таллинской трассе, недалеко от Питера, где дорогая земля и дома по цене самолета. Позднее Могила убедился, что есть прирожденные мошенники, кем и являлся Шкет, этот кадр мог развезти и уговорить столб.

– Я уже год чалюсь а делюга не двигается с места, меня хапнуди в Германии и экстрадиция затянулась на полгода, привезли до дому, до хаты, но расследование затянется еще на пару годков, терпила моя из татарстана и не очень в кайф ей ездить в Питер на следственные действия а мои подельники все на меня валят. Мы кинули не банк а вкладчицу, моя подруга работала в банке оператором и имела доступ к данным веладчиков, разговорились за порцией шампанского с сексом о нелегкой участи банковских работников и как любая баба, завидующая богатеньким теткам разболтала о вкладчице из Казани, которая держит в банке кругленькую сумму в 8 миллионов и раз в год приезжает для снятия со счета процентов.

В голове у меня сразу созрел план, ведь татарка была примерно нашего возраста, около 50-ти лет и для подруги не составила труда достать копию паспорта терпилы. Дальше дело техники, мой товарищ Володька то-же любитель с бабами гулять, кадрил блядей как семечки лузгал, менял их как перчатки и когда я ему расказал про мою делюгу он с удовольствием взялся закадрить бабу с похожими портретными данными татарки, тем более ничего особенного в ней небыло, баба в пятьдесят лет не блещет красотой.

Могила внимательно слушал и не перебивал рассказ глупыми вопросами а Шкет оценил слушателя и продолжил.

– Не долго пришлось ждать, подходящую мордашку и по комплекции телку Володя зацепил уже через неделю, конечно поухаживал за ней на мои бабки, кафе, рестораны, цветы и подарки, влетело мне в копеечку, но не жалко было, ведь, чтобы что-то поиметь надо и потратиться. Пронырливой оказалась кошолка, даже уговаривать не пришлось, когда деньгами запахло немалыми сразу вызвалась в подельники. Паспорт я сварганил на Любу, так звали новую пасию Володи и немного проинструктировал ее, повадки богатенькой тетки у нее напрочь отсутствовали, но небольшой кастинг с посещением нескольких банков, под предлогом вкладывания на депозит денег дал свой результат.. Приодеть в приличные вещи и вульгарно накраситься научить взялась моя подруга, так что получилась картинка похожая на нашу терпилу. Могила не стерпел и спросил.

– Что так о женщинах нехорошо отзываешся, много насолили?

– Да ну их к черту, все мои несчастья от баб и происходят. Если мозгов нет у женщины и думает только своим передком, то жди беды, или забухает, или загуляет и к гадалке не ходи, хрен ее остановишь, вон видишь как Годе свою материт целыми ночами. Его жена была бомжем и алкоголичкой, он ее из грязи поднял и поставил на ноги, так она вместо благодарности, пока он чалиться уже побухивать стала. Шкет с грустным видом запнулся.

– В России беда с женским алкоголизмом, очень опасная вещь, не дай Бог и врагу не пожелаю, все от некачественного алкоголя, пива натурального нет уже не говорю о культуре питья, ведь пить качественное вино а не мешать бадяжное пиво с водкой для здоровья полезно. А женщины верные и преданные нам как воздух необходимы, может ты Шкет не встретил еще такой женщины, так все еще впереди. Могила наивно верил, что после тюрьмы, хоть одна из многих его женщин дождется, горько ошибался и вскоре убедился, что уже через полгода самая верная подруга, которая больше 10 лет была любовницей и толковой помошницей, нашла себе другого хахаля и даже не удосужилась сообщить и извиниться. Алена была евреечкой и встретились они в поезде на Варшаву. Могила ездил в Польшу по делам а она на работу, танцевала в кабаке и фигурка была как у богини.

Дело было летом 1999-го года и в купе оказались одни, Могила пригласил Алену в вагон-ресторан и распивая красное южное вино под стук колес расспросил о жизни и планах на будущее. Грандиозных планов Алена не имела, сожительствовала с толстеньким еврейчиком, который кроме дивана и телевизора ничем не интересовался и мечтал поскорее уехать из долбаной России в Германию, где можно хорошо жить на пособии по безработице. Сам хоть и был директором разваливающего небольшого предприятия зарабатывать не умел или не хотел, раз подруга зарабатывала работая в кабаках танцовщицей, но таков был характер Алены, не зависеть от других, воспитывала сына и не гнушалась такой работы. В ресторане готовили похабно но вино было отменным, Могила пил сухое Каберне – Совиньон а Алена полусладкий Кагор, немного охмелевшие после ужина оба желали только одного, уединиться и предаться страстному совокуплению двух молодых и горячих тел. На небольшом полустанке Могила у бабушек купил фруктов а в ресторане прихватил еще бутылочку вина в купе. Тело Алены соскучилось по мужским ласкам и она слепо отдалась Могиле сразу, еврейки страстные и ненасытные женщины, умеют любить горячо и ненавидеть так-же.

Она ненавидела своего сожителя за его лень и пессимизм а Могила уверенный и сильный дал ей надежду на новую жизнь, новую любовь и страсть, которая была частью ее, но не всякий может раскрыть эти качества у женщины и многие остаются всю жизнь фригидными не получая от секса никакого удовольствия.

Секс с Аленой был бурный, она в порыве удовольствия хотела кричать, но сама себе закрывала рот ладонью в момент оргазма испытывая величайшее удовольствие в обьятиях Могилы, так как он был ласковым и знающим любовником. Всю ночь кувыркались до самой Варшавы и немного уставшие но счастливые бурной ночью, уже стоя на пероне Могила предложил Алене поехать с ним в гостиницу, но мило улыбнувшись она отказалась, обняла сильно и прижавшись к его груди прошептала чуть слышно.

– Я очень счастлива и хочу сохранить это чувство, мне на самом деле пора бежать, вечером выступление а я не готова совсем, да и надо хоть немного поспать перед работой. Давай созвонимся и оставила свой номер телефона. Попрощавшись Могила подумал, что еще одна мимолетная барышня в его жизни, которую вскоре позабудет. Уже через несколько часов Могила заскучал по подруге и позвонил Алене, но она не поднимала трубку, видимо отдыхала после бурной ночи. В Варшаве дела были решены в тот-же день и вечером Могила уже был в поезде, в купе он был один и прикупив себе хорошего пива все вспоминал прошлую ночь и страстную как пантера Алену. Мобильная связь с роумингом в те времена было очень дорогим удовольствием и позвонить пришлось только по приезду домой. Она сразу взяла трубку и очень обрадовалась звонку, Могила сразу при знакомстве ей все рассказал, что женат и не собирается разводиться, на что Алена не расстроилась, видимо ее устраивали и такие отношения. По телефону общались часто и стало ясно, что Алене нужен толчок для начала новой жизни, Могила умел брать на себя ответственность и предложил ей переехать в его город вместе с сыном. Женщины очень осторожны в своих решениях и поступках, так перед Новым Годом Алена приехала с сыном Максимом к Могиле, он поселил их в гостиницу и заботился чтобы они весело проводили время. Городок им понравился и решили переехать, тем более уже было невтерпеж существование в непонятной семье рядом с мужиком, который как мебель в доме. За все время, пока гостили квартиру сняли и обставили скромно мебелью, так что к приезду все было готово. Работу для Алены сразу придумали, Могила открыл для нее салон красоты и пока они собирали вещи он подбирал персонал и оформлял все необходимые разрешения и лицензии. Приехали после праздников и сразу в бой, Макса в школу определили, Алена записалась на курсы косметолога и еще стала по вечерам вести тренировки по фитнесу, старательная и трудолюбивая женщина оказалась или соскучилась по нормальной жизни.

Могила все задавал себе вопрос, почему некоторые женщины при толковом мужике добиваются многого а другие просто ленятся и сидят как за каменной стеной за мужиком и головой не думают, детей нарожают и все, на этом баста, мужик пусть думает за нее. Могила жил на две семьи и справлялся с этим неплохо, жена и подозревала о существовании Алены и Макса, принцип не навреди для Могилы многое значил, семья – это святое. С Аленой встречались днем, пока Макс в школе и на жену то-же хватало Могилу и все бы хорошо, но женщина есть женщина, замуж хочет хоть ты тресни. Через год Алена познакомилась с водителем маршрутки, тот ухарем оказался и начал подбивать колья, сам растил двух детишек, его жена умерла от тяжелой болезни и Алена пожалела мужика, Могила не раз говорил с Аленой о честности в отношениях и если появился ухажер скажи, но получилось совсем наоборот. Алик, так звали ухаря, навещал Алену на работе и дома, сразу предложил замуж, но женщине надо подумать, Уж очень спешил новоиспеченный муж и однажды не застав Алену на работе приперся к ней домой где был Могила и давай ломиться в двери.

Надо же в самый интересный момент, когда в разгар бурной страсти и огненного секса в дверь звонят, как на пожар и настоятельно требуют открыть. Алена поняла и от стыда чуть под землю не провалилась, но не расказала потому, что очень любила Могилу и боялась его потерять. Могила не тот человек, который женщину не поймет и пошел открывать, отворив двери увидел узкоглазого казаха, крепыш но постарше Могилы лет на пять и по лицу читалось, что в жизни он крепко побухивал, но не этот факт удивил, тот набросился на Могилу с кулаками, два точных удара под дых остановили пыл ловеласа и Могила затащив его в прихожую удивленно спросил.

– Ты мужик влез в мой огород чтобы обосрать мою малину, вместо того чтобы извиниться ты еще и драться лезешь, сперва поинтересовался бы, кто в доме хозяин а потом и лезь. Тот скрутился весь а Алена всю сцену наблюдала с ужасом, что дальше Могила сотворит с бедолагой.

– Тебя бить, ниже моего достоинства, но если ты по настоящему хочешь этой женщине счастья я не против, но только после серьезного разговора между нами мужиками, обещаю, пальцем не трону, согласен али как. Алик кивнул и только хватал ртом воздух.

После его ухода Алена пыталась обьяснить, но Могила успокоил ее и понимая, что надо дать время женщине обдумать свои поступки, ретировался. На душе у него было муторно от недомолвок и вранья, которое для него хуже смерти.

Потом состоялась встреча с Аликом, на которой женщина не присутствовала и дальнейшее развитие событий решал Могила, устроившись в кафе неподалеку от офиса Могила начал разговор серьезным тоном.

– Ты Алик не понимаешь ситуации, Алена своеобразная женщина, не глупа и деловита, многого добилась с тех пор как сюда переехала а женитьба все изменит, ты готов обеспечить ей достойную жизнь. Алик не задумываясь выпалил.

– Да, я неплохо зарабатываю, маршрутка моя личная, правда маршрут арендую, квартира трехкомнатная и все поместимся.

– Это понятно, но Алене нужно развиваться, она уже имеет свой круг общения в салоне и в моей фирме а после брака всего этого она лишиться, ведь ты не думаешь, что я оставлю все как есть. Из моей жизни Алена должна исчезнуть а по другому никак, ты парень горячий и очень ревнивый да еще не хватало разборок на почве ревности. Могила четко рисовал будущее новой семьи.

– Я согласен и сделаю все для Алены, Алик сглотнул и продолжил. Я ее люблю и не представляю свою жизнь без нее.

– О, как все запущено, вы что уже и переспали. Алик вздрогнул и заикаясь выговорил.

– Нет, что ты я даже обнять не пытался, Алик с ужасом смотрел на Могилу, взгляд которого ничего хорошего не предвещал.

– Ладно, поверю, но имей в виду, Алену я отпускаю и снимаю с себя всю ответственность, но не дай Бог ты ее обидешь, хоть словом, хоть полусловом, думай сам, из под земли достану и выверну на изнанку. Ты раньше побухивал а сейчас в завязке, если заново запьешь тогда как. Алик в недоумении откуда Могила мог знать о его прошлом ответил.

– Да раньше я ювелиром работал и заливал часто, но уже давно в завязке, кручу баранку и забот с детьми хватает. Ты меня извини за Алену, она мне сказала о тебе а я не подумал, что надо с тобой встретится и просто поговорить как два взрослых мужика. Алик опустил глаза и Могила понял, что ему пока можно верить, но понимал еще одно, алкашам верить, себя не уважать, на это были свои причины. Могила потерял двух хороших друзей, которые просто спились и умерли от цероза печени, это были боевые офицеры а Алик кто, никто. Алена была светлой полосой в жизни Могилы, на вечеринках и деловых встречах они всегда были вместе, оба импонировали друг другу, молодые и успешные, просто счастливые заключали удачные сделки и обсуждали перспективы развития бизнеса, все заботы и хлопоты Могиле были приятны потому, что его радовало перевоплощение Алены из несчастной в деловую и счастливую.

Перед встречей Могила задал Алене только один вопрос.

– Ты этого хочешь? Алена со слезами на глазах кивнула. Ну как понять женщину, кто ее поймет вечно жить будет, фолосовски подумал Могила и засобирался на встречу. После он ей сообщил что она свободна как птица.

– Алену береги и о Максе позаботься, на свадьбу не приглашайте, не приду, из вашей жизни меня спишите а другую любовницу я завтра-же заведу, мне по статусу положена а то партнеры по бизнесу неправильно поймут. Счастья вам желаю. Могила рассчитался бросив деньги на стол и вышел, он по жизни многих близких терял а Алена уже стала как родная. Потом была свадьба и недолгая счастливая семейная жизнь. Алика постоянно закатывал сцены ревности и скандалы возникающие на этой почве вскоре надоели Алене и она прибежала к Могиле поплакаться в жилетку, она уже не работала в салоне и перебивалась заработками от шитья и фитнеса. Могила отказался от встречи предчувствуя, что женщина выкинет еще не понимает своего счастья, но ситуация видимо уж очень непростая сложилась, раз даже отказав Алене она с заплаканными глазами ворвалась в его офис и зарыдала так, что Могила не сдержался и обнял. Она плача ему выпалила все свое несчастье и умоляла разрешить ей вернуться к нему, Алик ревновал ее даже к пеньку, следил за каждым ее шагом и уже доходило до маразма, ревнивцы опасный народ и вся их жизнь напряжение, тем более алкаши всегда напряжены и им не хватает допинга, нет спиртного, они находят себе заменитель, кем и стала Алена. Вроде со слов Алены ее суженный и ряженный не бухал, но при его виде не трудно было определить, что алкоголь он заменил на другую дрянь, или колеса (таблетки психотропного действия), или травку покуривал, но то что он вытворял не подавалось обьяснению. Повлиять на Алика не было смысла, человеку уже за сорок а мозгов нет, бить его только во вред себе, садиться за него дурака то-же бессмысленно и Могила согласился принять Алену обратно на работу и потихоньку Алика воспитывать, так все началось заново. Уединения в гостиничные номера и новые страстные отношения. Алик не устраивал сцен ревности, боялся как огня Могилу, но и продолжать такую семейную жизнь не собирался и в конце концов решился продать квартиру и маршрутку и уехал к своим в Казахстан. Могила простил Алене предательство, но понимал, что предав однажды Алена предаст еще, но продолжение отношений не огорчило. ведь бросать в беде не в принципах Могилы. За 10 лет Могила многое сделал для Алены, поднял Макса и поставил на ноги, воспитал как своего сына, отправил учиться в Прагу вместе со своим сыном и Максим признался Могиле однажды, что он для него дороже родного отца, которого и не припоминает. Из приятных и не очень приятных воспоминании его вывел Шкет.

– Ты что впал в кому, Могила как не в чем не бывало взбодрился, ведь он не дослушал рассказ.

– Все путем брат, на чем ты остановился.

– Да все на том-же, на бабах, вынесли мы из банка восемь лямов (миллионов) деревянных (российских рублей и без пыли и шума раздербанили (поделили) поровну, по два ляма каждому, кругом-бегом по 60 косарей «тысяч» зеленых и разбежались. Моя подруга уволилась из банка и поехала со мной в Германию а те двое здесь осели в Питере. Под Дрезденом я прикупил домик и думал заживу по людски, так не получилось, моей кошолке быстро наскучило и рвалась на родину, как черт ее тянул в руки к мусорам, поехала дура в Питер и здесь ее приняли, сдала она всех и главное на меня такую бочку грязи вылила, что мусора всех повязали, ее и других подельников а меня обьявили в международный розыск. И какой сукой надо быть, чтобы хотя бы предупредить меня, я не сном не рылом сунулся в Россию и меня принимают как лоха, вот такие дела. Шкет закачал головой, желая видимо стряхнуть все плохое из головы а Могила спросил.

– Крыть есть чем терпиле ущерб и мусоркам отстегнуть?

– Есть чем крыть, домик в Германии не смогут отнять, руки коротки а дом под Питером продам, за 10 лямов уйдет как с молотка, одно обидно, ехал я в Питер со старшим братом повидаться, болен он, последняя стадия рака, месяц или два ему еще осталось, уже на наркоте сидит и плохо соображает, овощь короче и на похороны ведь суки не отпустят и свиданку следак не дает. Беда да и только, так братья поддерживают, вот завтра заедет к нам в хату партия витаминов и поднимем на ноги Ленина.

Шкет крепко решил своих подельников не сдавать, сам пойдет паровозом и выкрутиться легче, многие считают, что сдав подельников соскочат, а это западло и не соскакивают, за это таких кадров быстро загоняют в обиженные и петушат по законам воровским. Жизнь в тюрьме многому обязывает и в первую очередь к порядочности и честности. Крысить «воровать, отнимать, прятать» западло, за крысятничество жестко опускают и на параше сидеть крысе всю сознательную тюремную жизнь. Сотрудничество со следствием то-же западло, можешь в сознанку идти но не сливать других, но времена и нравы меняются и поколение «Пепси» попадая в Централ не знают и не стараются узнавать воровской закон и арестанские уклады, потому косячат (нарушают) по незнанке а незнание не облегчает наказание. Нужда в тюрьме всегда есть, но главными считаются курево, чай и сахар, во все времена арестанты делились друг с другом именно этими тремя продуктами, Шкет был смотрящим по бондяку и обшаком хаты, где хранились запасы хаты, из всего что заходило дачками, часть отдавалась в общак, каждый получающий отдавал сколько считал нужным по братски поделиться. В людской хате все общее, кроме конечно сугубо личных, мыльно-рыльных принадлежностей, парфюмерия и носимые вещи, остальное у всех на виду и по братски делиться поровну, нет особенных. Больным надо выделять побольше и никто не оспаривает эти вещи, жадничать и хапать западло и ответ держать за такие поступки в тюрьме закон.

Сказано, сделано, на следующий день вошли две дачки со всеми нужными фруктами и овощами, сварганили салаты и накормили Ленина и самих себя витаминами. За все время проведенное Могилой в спецблоке он убедился, что настоящие люди в тюрьме, среди них нет лицемерия, лжи, фальши и типичной для вольной жизни зависти. В целом хата хлебная была и особых нужд не испытывала, дачки заходили стабильно и только Ленину никто не носил дачек да и Гонщик сидел без взгрева, с воли. Ленина все забыли а Гонщика просто игнорировала семья, но не было случая, чтобы кто-то упрекнул их в этом. Баланду «тюремная еда» жрать невозможно было, все готовили из кислой капусты в перемешку с огурцами, кислятина неимоверная, но горячая пища организму необходима, так что выход нашелся, выбирали капусту и вымачивали, добавляли масла растительного и лучок, получался неплохой салат. Единственное сьедобное и полезное давали утреннюю кашу, овсяную или ячневую, посыпали немного сахара и очень даже ничего.

Годе баланду принципиально не ел, запаривал себе овсяные сухие каши и ел грузинский сыр сулугуни, такая сухомятка быстро посадила его желудок и он все чаще жаловался на боли, врачи разводили руками и ничего не предпринимали. Чтобы выжить в условиях тюрьмы и не загубить здоровье, не стоит гоношиться и Могила подсказал Годе, что утром обязательно нужно есть кашу и пить чай без сахара, гастрит у него уже был а до язвы желудка не долго осталось, так после этого, Годе первым просыпался и получал баланду на завтрак, сьедал кашку, пил чай и ложился отдыхать, не поверите, через недели две боли прекратились и Годе даже кислятину капусту стал понемногу пробовать. Ленин поправился и по совету Могилы в банный день обязательно принимал холодный душ для закаливания а после прогулок обливался холодной водой над раковиной, хоть до пояса но эффект сказался на его здоровье, дальше пошли контрастные души чередования холодной и горячей воды и упражнения на турнике во время прогулок и спортивная ходьба, в околотке прогулочного дворика не разбежишься а ходить можно.

Вот так, где советом а где поступком Могила как мог помогал сокамерникам, выживать в жестких и нечеловеческих условиях, система правосудия делает все не для человека а против него, чем хуже арестанту, тем лучше для системы, все поимеют с арестанта, который ломиться на волю, прокурор, следователь и судья, адвокат конечно то-же. Расценки разные, например по легкой статье один год скосить стоит около 200 000 рублей, потому условия содержания при предварительном расследовании и судебного разбирательства самые ужасные, потому и рассмотрение в судах дела затягивается на года, тем самым давая возможность тянуть бабло из сидельцев, бизнес на основе государства.

С Костей Гонщиком и заговаривать не пришлось, он сам подошел попросить о помощи.

– Мне тут Ленин шепнул, что ты в законах разбираешся и типа юрист по образованию, Гонщик явно нервничал. Могила отложил книжку и спросил.

– Что у тебя, я в основном по гражданским делам да по международному праву,

Я думаю у тебя не сложное дело так что попробуем, рассказывай все по порядку. Гонщик метнулся к своему шконарю и приволок ворох решений, постановлений и свой приговор.

– Вот весь мой талмуд, приговор мне влепили по угону и Ленин мне помог аппеляцию накатать, он приболел а мне край как нужна помощь, адвокат у меня положняковый (за счет государства) и толку от него никакого, вот самому и приходиться малевать все жалобы и протесты. Могила взял документы.

– Мне нужно их изучить, аппеляцию когда подал или еще не пройдена. Могила стал листать бумаги.

– Аппеляшка еще не скоро будет, сегодня мне от прокурора бумага пришла что типа он не согласен чтобы мою жалобу вообще рассматривали, мол приговор законный и нет повода для аппеляции. Могила улыбнулся и заметил.

– Прокурор может хотеть что угодно лишь-бы не работать а срок тебе мотать, ладно разберемся, ты пока неси мне УПК (уголовно-процессуальный кодекс), УК (уголовный кодекс) и комментарии к ним, я видел Ленин их листал. Могила даже не поверил, УПК и УК были самой свежей редакции и коментарии то-же, в тюрьме очень нужная литература, для знающих конечно. Прочитав аппеляционную жалобу от руки написанная Гонщиком сразу стало понятно, почему прокурор против рассмотрения дела, единственным нарушением при рассмотрении дела в суде, указывалось несвоевременное вручение приговора подсудимому. Прокурор в своем возражении указывал на законность приговора, не смотря на тот факт, что в приговоре было указано, что судом установлены в законном порядке смягчающие вину обстоятельства и учтены при вынесении приговора, даже указана статья предусматривающая срок наказания менее одной трети от самого строгого наказания, который был максимально три года.

Приговор не зря Могила перечитывал несколько раз и именно факт осуждения на полтора года и смутило Могилу, смягчающие обстоятельства по суду есть, но в приговоре только указаны а решение приняли не принимая их во внимание. Вроде ошибка судьи, но все не так просто, дурят нашего брата и в одной упряжке с судьей оказался адвокат Гонщика, который заинтересован затягивать процесс получая при этом неплохие деньги от государства за каждое судебное заседание и все делятся с судьей. Вместо того чтобы помочь, наоборот топят, адвокат должен писать апелляционные жалобы и усматривать в действиях судьи и прокурора нарушения и недоработки. Если у судьи апелляция усматривает нарушения неизбежны дисциплинарные наказания и отмена приговора первой инстанции, что и произошло с делом Гонщика. Могила накатал на возражение прокурора жалобу и указал, что приговор слишком суров и небыли учтены требования статьи 51 УК РФ. Все решения по уголовным делам, несогласия и возражения можно и нужно опротестовывать, ведь за волюшку надо драться и рваться к ней всеми возможными способами. Апелляшку готовил для Гонщика Ленин, но ему не до него было, у самого кассаций и апелляций по десяткам дел, потому видимо и не вникал в подробности и решил самым простым способом отделаться.

Могила же наоборот, хватка как у волкодава, оперские навыки и скрупулезность во всем дало свой результат, как только бумага попала в апелляционную инстанцию прибежал адвокат Гонщика и предложил отказаться от жалобы, мол судья очень злиться и сроку могут еще добавить а не скосить. Перед встречей с адвокатом Гонщик подошел посоветоваться с Могилой как ему поступить, на что тот посоветовал.

– Что-бы не предлагал адвокат, никакого ответа не давай, скажи что обдумать хочешь а потом мы обмозгуем его предложения, накосячили они с судьей и прокурором при вынесении приговора, теперь втык получать не хотят, будут уговаривать отозвать жалобу, тут к гадалке не ходи.

По возвращению Гонщик был удивлен, откуда Могила мог знать о чем попросит адвокат.