Читать книгу Спичрайтер. исповедь… - Жорж Старков - Страница 7

***

Дубовый уютный столик в углу. Белые тарелки со слегка заметной ребристостью ободка. Виктор любил, доев содержимое, кладя вилку и нож поперек посуды, слегка проехаться прибором по этому ребристому краю. Звенящий переливающийся звук, словно перебор бутафорской фарфоровой арфы, его успокаивал. Он напоминал о том, что сегодня был хороший ужин, в хорошем месте и на это были деньги, и завтра будут тоже. Он как награда за все усилия, за все лишения и старания, за целеустремленность и знание своего дела и, одновременно, как напоминание о том, что в детстве и юности он мог об этом только мечтать. Как и о семье, которая у него сейчас есть.

Своей первой – Виктор лишился в семь лет. Теперь его собственная семья сидит с ним за этим уютным столиком, в этом уютном уголке, уютного ресторана. Жена, дочь и этот звон металла о фарфор – всё чего он хотел и, по большому счету, всё, что ему нужно было для счастья.

Виктор помнил последний семейный ужин с отцом и матерью. Эти воспоминания были трогательными и, в то же время, страшными. А самое главное, что о родителях он ярко помнил только это – вечер, кухня, домашние пельмени. Отец смеялся и декларировал рыбацкие байки, рассказанные непутевым соседом Колькой. Мать, в перемазанном мукой фартуке, улыбалась и слушала. Она присела, лишь на краешек стула, как бы на секундочку. Подперла подбородок кулачком. Просто сидела, улыбалась и смотрела на мужа. Её совершенно не интересовал рассказ. Уставшая от перемалывания мяса в фарш, замешивания теста, лепки, варки, но в кругу своих самых близких людей, она была счастлива. Просто счастлива. Без условий, оговорок, потаенных обид. Обычная советская женщина, в обычной советской семье, с обычными заботами. Мама была просто рада тому, что есть Валера и Витюша. Двое самых родных людей земле – муж и сын.

Такими Виктор и запомнил своих родителей – уставшую, но счастливую маму и задорного и не менее счастливого отца. А ещё он запомнил, что в этот же день набегавшись во дворе и, перемазанный глиной с близлежащей стройки, он вернулся домой, но так за порог и не попал. Дядя в фуражке и погонах сказал что-то невнятное. Потом такие же дяди отвезли на окраину города к бабушке. На расспросы о родителях бабушка не отвечала, только каждый раз уходила в другую комнату и тихо плакала. Только через пять лет у старушки хватило духу рассказать внуку о том, что его отец напился с соседом, поругался с матерью, ударил её…

Ударил несильно, но этого было достаточно, чтобы женщина потеряла равновесие. Достаточно… Равно как и крепости угла кухонного стола, помноженной на вес и скорость падающего тела, чтобы пробить висок. Осознание содеянного пришло через несколько минут. А ещё через полчаса соседка набрала 02, сообщив о двух трупах. Одном, в луже собственной крови. И втором, висящем на затёртом но крепком брючном ремне, повязанном на крючёк для люстры.

Потому, сейчас Виктор был счастлив и в тоже время очень боялся. Ведь он на собственном опыте знал, каким это счастье может быть хрупким. И ещё знал, что его дочь никогда, ни при каких обстоятельствах, никакой дядя в погонах, никуда не увезет! И никто и никогда ей не скажет, что родителей больше нет рядом, и так отныне будет всегда.

В этот раз он снова пришел к такой мысли. Рука сама собой потянулись к дочери. Он хотел провести ладонью по её щеке, но, как обычно, остался сдержан и просто, как бы невзначай, поправил бордовую салфетку, небрежно брошенную ребенком на детские коленки. Девочка не любила все эти правила застолий, но подчинилась им, потому что этого хотели папа с мамой.

Взгляд Виктора плавно переплыл на супругу. Их глаза встретились. Она понимала его состояние. Это выдавала скромная улыбка, едва заметная только мужу, для остальных она была просто неуловима.

– Можно ли подавать десерт? – подтянутый официант нарушил тишину семейного застолья, заранее извиняющимся тоном.

– Да, конечно, – скорее в пустоту, нежели адресно, ответил Виктор. – Да… – повторил он секунды через две, пытаясь взглядом найти лицо адресата. Однако, официант уже успел отойти на несколько метров, отчетливо поняв ответ и в первый раз.

И тут Виктор увидел пару, так похожую на его покойных родителей. Он – сидел и что-то увлеченно рассказывал. Она – была напротив, сидела на краешке стула по другую сторону стола, подпирая кулачками подбородок, слушала и улыбалась. Она была так похожа на неё… Не внешне. Нет. Чем-то до конца непонятным. Может, слегка тоскливым взглядом? Может, тем необъяснимым теплом, которое от неё исходило? А может, он просто искал то, чего нет? На эти вопросы мужчина ответов не знал, да и знать не хотел. Ему было просто приятно осознавать, что у других людей всё сложилось не так, а по-другому, лучше.

А вот парень на отца был внешне, действительно, похож. Только слегка худощавее, волосы длиннее, чеховская бородка, а не трехдневная небритость, которая, почему-то, всегда оставалась трехдневной. А ещё, может быть чуть меньше мужественности и больше утонченности. Хотя, если вспомнить, то отношением к своему внешнему виду отец давал этому незнакомцу приличную фору. Было видно, что за собой мужчина следит плохо. Заметно, что пиджак старый, туфли тоже. Брюки – не лучшего качества. Зато часы были неплохи. «Радо», причём, весьма дорогой серии. «Скорее всего, увлеченная личность – вся шелуха на втором плане».

Такой вывод показался Виктору вполне разумным. Мысли о том, что у клиента такого заведения могут быть проблемы финансового плана, попросту не пришло. Кто может позволить себе стейк за 180 евро? Только очень обеспеченный человек! А то, что одежда не соответствует статусу – не так уж и удивительно. В Европе и США далеко не каждого миллионера можно отличить от обычного студента. Простая одежда, простые увлечения. Там так принято. Это у нас тебя просто перестают понимать, если ты не тратишь деньги, коли они у тебя есть. Если у тебя имеется состояние, но нет нескольких домов за границей, «Роллс Ройса», безмозглой, но смазливой двадцатидвухлетней любовницы – тебя просто не поймут. Нужно жить как арабский принц, иначе сочтут слабым. Но его, судя по всему, это не волнует. Его волнует она, а он волнует её.

«Как жаль», – подумал Виктор, – «сейчас, вот так же, возможно за этим же самым столиком, могли бы сидеть и его родители. Если бы тогда отец не махнул лишнего. Если бы…»

***

Какой хороший кофе! Наверное, я бы предпочел его «Альфреду Мортону». На месте Олега – точно бы предпочел. А может, я ошибаюсь? Из-за растения, что стоит у окна ресторанчика напротив, мне не было видно насколько опустела бутылка. Но, если судить по тому, сколько раз он прикладывайся к пузатому бокалу – точно, больше чем наполовину. Интересно было, насколько его хватит? Насколько прочна скорлупа приличия и такта? Как долго она сможет выдерживать внутреннее давление эгоизма и неколебимой уверенности в собственной исключительности? Скорлупа прочна. Но когда в ядро попадает реагент, то начинаются реакции. Бурление эмоций и мыслей создает внутреннее давление и закипает борьба. Либо панцирь продержится то время, пока не угомонится море внутренних противоречий, которое, словно глубоководные черти, будоражит гнев, на почве непризнанной гениальности. Либо он даст трещину и цунами пошлости, надменности и черного цинизма накроет окружающих. В первую очередь – самых близких.

Для Олега катализатором был алкоголь. Чем его больше, тем больше вероятность эмоционального взрыва. Пока, всё у них неплохо. По крайней мере, внешне. Олег что-то рассказывает, Женя слушает, улыбается. Значит, время ещё не пришло. Или я, действительно, очень сильно заблуждаюсь? Может, я просто, больше не верю в людей и это только моя проблема? Может всё, над чем я постоянно ломаю голову, в надежде постигнуть слабые места в механизмах управления шестернями большого агрегата, который принято называть обществом homosapiens, лишь мой бред? Фантазии и галлюцинации сумасшедшего?

Вот он выпил – опустошил еще один бокал. Нет, всё спокойно. Наверное, я всё усложняю. Ну и пусть. Значит, я сделал доброе дело. Я дал им шанс разглядеть друг друга в новом ракурсе. Она увидит в нём человека, способного на внимание не только к себе. Он в ней то, что она этого внимания заслуживает! Видимо, в нём я все-таки ошибся. И к лучшему. Тогда у него еще есть шанс… У всех нас ещё есть шанс. Ведь, до этого момента я никогда не ошибался.

Пытаясь моделировать поведение людей, я всегда играл на черных клавишах – исключительно, на пороках и самых низменных желаниях. Это работало без сбоев. Но, нужно было всё это для более глобального – моделирования уже не поведения, а сознания. Для того, чтобы прийти к той или иной мысли, необходим опыт. Самый лучший – собственный. Чуть хуже – чужой пример. Пример негативный – самый запоминающийся. Увидев шедевр можно возжелать и даже помечтать сделать так же, а может и ещё учше! Но, как правило, это остается на уровне «вот бы»… Зато столкнувшись с убожеством, вы сами себе скажите, а не исключено, что и дадите установку – «никогда». И, как минимум, в восьми из десяти случаев, это сработает.

В тот день Олег и его спутница были примером. Симпатичный мужчина, милая женщина, ужин, свечи. У неё в мыслях надежда на будущее. У него… Подождем и посмотрим. Я всё уже сделал. Выбор за ним. Станет он моим инструментом или останется одним из немногих способных удивлять психов, вроде меня?

– Еще что-нибудь будете? … Ау?

Официантка. Симпатичная, молоденькая. По морщинкам у глаз и уголков рта видно, что весёлая. Блондинка. Бред, что они всё тупые! Просто тупые чаще красятся. Зачем она подошла? Ах, да! Кофе закончился, круассан давно съеден. Сижу и смотрю через улицу уже двадцать минут. И ничего не делаю. Не ем, не пью. Здесь так не принято. Чёрт! Опять правила! Но не такие уж и суровые. Тем более, кофе здесь вкусный.

– Можно еще кофе? И… – я слегка замялся, но уже через секунду добавил. – У вас есть «Альфред Мортон»?

Девушка дважды хлопнула ресницами и, разведя руки в стороны, попыталась жестом объяснить: то ли, что такого коньяка нет в наличии, то ли, что она вообще не понимает о чём речь.

– Забудьте! – махнул я рукой и приветливо, как я умею, улыбнулся. – Кофе. Черный. Такой же, как вы приносили ранее.

– Больше ничего? – прощебетала она.

– Ничего. Хотя… Не могли бы вы уделить мне пару минут? Как принесёте кофе.

– Вы меня приглашаете? – состроила она кокетливую гримаску.

– Да. Но не для того о чем вы подумали…

Какую скривила рожицу! Капризная. Но не отказала. Ей интересно. Конечно, предложи я ей поужинать вместе – она бы повыделывалась, но, скорее всего, согласилась бы. А потом… Но сейчас мне нужно другое. Мне нужно её мнение. Мнение человека живущего, как и все, в своем маленьком мирке. Мирке, где нет места мыслям ни о чём, кроме простого счастья и того пути, которым нужно пройти, чтобы, наконец, это самое счастье обрести. Такие мы все! Но, лишь немногие, в этом «своем мирке» не отводят специально зарезервированного места для кювета у прямой дороги к цели. Лишь немногие не думают о собственной неудаче. Эти люди мыслят ярко! Не озираясь на множественные «если». Мыслят, так, как прагматичные люди не могут себе позволить. Прагматики лишь украдкой, тайком от всех и даже самих себя, иногда впускают подобные мысли в свою голову, чтобы потом выгнать их оттуда, с обещанием больше никогда не допускать подобной ошибки. Люди, вроде этой девчонки, мыслят чисто. По крайней мере, мне кажется, что она из таких. По крайней мере, она ещё слишком молода, чтобы отравить сознание смогом реальности этого мира.

– Ваш кофе! – ей хватило всего нескольких минут, чтобы выполнить заказ.

– Садись. Может, чего-нибудь себе принесешь? Я заплачу… – предложил я.

– Это, как-то, на свидание смахивает! – театрально, сморщив лобик, смутилась официантка.

– Не смахивает. Не хочешь – как хочешь!

– К тому же, нам нельзя с клиентами рассиживаться… – продолжала она вяло сопротивляться.

– Это ненадолго. Смотри, во-о-о-о-он туда, – указал я пальцем на окно ресторана через улицу.

– Ну, ресторан и что?

– Видишь пара, у второго окна?

– Ну, и?

– Что ты о них думаешь?

– В смысле? – снова сморщила девица свой чистенький лобик. Она явно не поняла вопроса. Всё приходится объяснять! Хотя, это не удивительно. Все мы настолько отвыкли от простых, прямых вопросов. В каждом ищем ловушку…

– Просто, что думаешь, – пояснил я, несколько более снисходительно чем нужно. – Говори всё, что посчитаешь необходимым. Предположения, фантазии. Не стесняйся…

– Ну…

Она замялась. Это хорошо. Значит, либо, собиралась с мыслями, либо, придумывала враньё. И тот и другой вариант сгодится. Правда – отлично. Ложь – тоже неплохо. Ведь ложь из её уст может быть правдивыми мыслями такой же, как она сама. Её враньё – это то, что она могла бы подумать, при тех или иных обстоятельствах, глядя на указанных мною людей. Так что – особой разницы нет.

– Мне кажется им хорошо. Они счастливы, – после небольшого промедления сказала девушка, очевидно, первое, что пришло ей в голову.

Я ждал и надеялся на этот ответ. Она, простая, скорее всего, довольно заурядная девица. Со своими простыми мечтами, простыми истинами. Для простого человека, если отбросить философию, то, по большому счёту, есть «добро» и есть «зло», «черное» и «белое». Для подавляющего большинства, оттенков и подуровней этих определений не существует. Даже свои постыдные деяния мы не можем до конца вывести в разряд – «А если посмотреть с другой стороны…» Как ни крути, каким соусом не поливай, всё остается таким, каким является лично для нас.

Вот и у нее всё сложилось. Незнакомая парочка сидела в дорогом ресторане, наслаждалась ужином и друг другом. Это было «добро». Потом, мужчина, внезапно начал жестикулировать и что-то довольно бурно внушать своей спутнице. Что именно, молодая официантка не знала. Конечно, двойная стеклянная стена и разделявшая заведения улица не давали словам доноситься до её слуха. Но и без них всё было понятно. Вот, подошел официант, очевидно, узнать, всё ли в порядке. Вот, женщина закрыла лицо руками, плечи начали сотрясать волны начинающейся истерики. Вот, кавалер осушает очередной бокал, встает из-за стола, прихватив бутылку с остатками элитного спиртного, и направляется к гардеробу.

Всё и так понятно. Зачем озвучка этого спектакля? Моя нынешняя собеседница сделала свой выбор. Глаза грустные и немигающие, тонкие пальчики щипают форменный фартук. Для нее «добро» превратилось в «зло». Белую даль чужого счастья укрыла гарь испепеленных надежд. Она думает точно так же, как и единственный VIP-зритель. Только для юной девицы: «потому, что козёл!» – достаточная причина. А вот для него – нет. Для него, причина в том же, что разрушило его семью, из-за чего он остался один на один с большим Миром. Виктор знал – во всем виноват «Альфред Мортон»!

Спектакль окончен. На бис никто не выйдет. Можете аплодировать актерам, они хорошо отыграли свои партии. Но режиссер-постановщик пока останется за кулисами. Для него главной похвалой будет, если сегодняшний зритель сам выйдет на сцену и донесет до публики «свою правду». Правду о том, что во всем виноват «Альфред Мортон» и ему подобные. Сыграет так, чтобы зритель сказал – «верю» … Чтобы президент сказал – «Верю! Во всем, действительно, виноват старина Альфред»…