Читать книгу Любопытная - Жозефен Пеладан - Страница 6

ОБЕР-КАМЕРГЕР императора Александра I князь Владимир Рязань погиб в 1866 году, упав с лошади. Несколькими годами ранее он взял в жены польскую графиню Крюковецку, двадцатилетнюю аристократку сказочной красоты, но ужасного нрава, превратившую их союз в круглосуточный ад, заключавший в себе не меньше мук, чем флорентийская геенна. Не случись «счастливого несчастья», как она называла смерть мужа, произошла бы другая драма, коль скоро в самый разгар траура по ушедшему супругу в ее сердце вспыхнула страсть к красавцу-графу Печерскому, затмив своей неистовой силой, как это всегда происходит в русской душе, все иные чувства. Даже княгине Вологда, которая была вольтерьянкой, сделалось не по себе, когда молодая вдова сообщила ей: «Мы с Печерским – без ума друг от друга и завтра же уезжаем в его поместье на Волге. Между альковными утехами и верховой ездой у нас едва ли найдется время для этой маленькой девочки. Я знаю наперед все ваши возражения, но не могу любить дочь, не любив ее отца. Поль дорога вам – позаботьтесь о ней».

Княгиня согласилась. Эта странная худая женщина, утратившая женственность в атмосфере идей восемнадцатого века, была когда-то дамой полусвета; состарившись, она предпочла дипломатию молитвам. Заинтересовавшись политикой, она собрала в своей гостиной всех опальных деятелей, потворствуя вольнодумствам, которые на берегу Невы называли французскими. В душе она насмехалась над нелепой идеей прогресса, но ей непременно хотелось занять себя чем-то особенным, и она чересчур увлеклась ролью конспираторши. Приняв всерьез ее тайные дела, ревностные слуги закона отослали ее из Петербурга, но смиренно понести наказание претило нраву княгини – к тому же, в действительности она была бесконечно предана своему императору. Прихватив с собой маленькую Поль, она уехала в Париж, где для нее был построен изящный особняк в ренессансном стиле, окна которого выходили на улицу Рембрандта и парк Монсо; вскоре особняк превратился в крыло российского посольства. Император Александр нередко спрашивал у своих министров: «О чем говорят у княгини Вологда?» И все же он не мог простить ей слов: «Не безумец, но русский готов возвеличить императора до святого, соединив два жезла в одной руке, чтобы вернее погибнуть». Убийство императора княгиня встретила со слезами на глазах – она любила спорить с властью, но ужаснулась заговору народовольцев, бросивших бомбу²⁷. «Бедный государь, если бы он мог знать сейчас, как я благоразумна. Его гибель побудила меня встать на сторону самодержавия – такая перемена в сердце старой княгини Вологда равносильна чудотворению, достойному причисления к лику святых». Утратив вкус к политике, она стала искать новую прихоть и внезапно заметила подле себя Поль, которую до той поры опекала прислуга. Девочка пришлась княгине по душе и превратилась в чудесную игрушку: «Она шумит, перечит, не слушается, мешает людям и портит вещи – у нее столько недостатков, что ее невозможно не полюбить».

Не будь Поль похожа на мальчишку-сорванца, княгиня, чьи гневные попреки наводили ужас на гостей, быстро бы заскучала: «Сколько кукол ты сегодня поломала, маленькая проказница? Ни одной. Если завтра в зале не окажется обломков игрушек, ты будешь наказана». В ответ на приготовленный Поль урок княгиня говорила: «Безупречно, мадемуазель, а теперь сделайте из этого шапку комиссара». Когда Поль исполнилось двенадцать, княгиня устроила вечеринку, где гостям досталась стая бумажных журавликов и флотилия корабликов, изготовленных из ученических тетрадок и книжек принцессы: «Я хочу, чтобы все приобщились к обучающим методам княгини Вологда и выбросили из головы мадам де Ментенон²⁸ – она не единственная во Франции воспитательница благородных девиц».

Поощряя племянницу за лень и всевозможные проделки (урок игры на фортепиано, по совету тети, завершался энергичным ударом ноги по клавишам), княгиня практиковала принцип неприменения наказаний, бесполезных перед неотвратимой силой инстинктов: воспитание оказалось эффективным, и удерживаемая от учебы Поль ревностно взялась за науку. Княгиня, более всего любившая превращать любое дело в абсурд, загромоздила особняк всевозможными приспособлениями для постижения знаний и отдала Поль в распоряжение легиона учителей. Лекторы из Эколь Нормаль²⁹, учителя из лучших коллежей и профессора Сорбонны ежедневно толпой приходили в дом и называли Поль «мадемуазель Журден³⁰». В соответствии с одним из требований княгини, Поль запрещалось читать, чтобы не переутомить глаза: одна из учительниц читала ей вслух, пока та не выучит урок наизусть. Чтобы завести подруг среди сверстниц, Поль пожелала отправиться в пансион, где стала вести себя, как мальчишка, и пристрастилась к гимнастике – неутомимой княгине пришлось оснастить особняк трапециями и гантелями.

В пятнадцать лет принцесса узнала о существовании великого множества полезных развлечений и записалась одновременно на все курсы для барышень – в Коллеж де Франс, Сорбонну, Школу Лувра и Высшие женские курсы. Она возвращалась домой поздно вечером и, измученная и без единой мысли в голове, за ужином передразнивала своих учителей, копируя деланное добродушие мсье Ренана³¹, взгляд мсье Каро³², манеру пышнотелого Шарля Блана³³, начинающего лекцию со слов: «Ах! уважаемые дамы, что за чудный художник Пинтуриккио³⁴!» и властный тон Ледрена³⁵. Терминологическая путаница, смешение сюжетов и категорий, клинописи и химических соединений, толкований древних текстов и ксилографий, хартий и цилиндров, чистого разума и гравюр по дереву, Столетней войны³⁶ и вивисекции, Мальтуса³⁷ и Батибуса и, наконец, непередаваемые бредни некой мадемуазель Пекюше³⁸ заставляли княгиню смеяться до слез и являли ее взору падение с пьедестала знаний.

На смену науке пришел театр – Поль посещала все утренние спектакли³⁹. Княгиня даже позволила ей смотреть вечерние представления в сопровождении гувернантки Петровны, которая боготворила молодую госпожу и без колебаний пригласила бы в ложу бенуара юного Линдора⁴⁰.

Из театра принцесса направилась в церковь – увлеченная мистикой, но более всего – благотворительностью, она за четыре месяца раздала одиннадцать тысяч франков милостыни. «Мадемуазель Сен-Венсан⁴¹, сказала на это тетка, пожалейте бедную княгиню, которая до сих пор не привела в порядок опекунские счета».

В семнадцать Поль стала выходить в свет, выезжая на балы и приемы со страстью, свойственной ей во всем. Однажды в салоне герцога Керси ей представилась возможность доказать аристократизм своей души.

Окруженная докучливыми поклонниками, она вдруг заметила неловко державшегося поодаль мужчину. Его костюм был дурно скроен, виски – тронуты сединой. Заметив ее взгляд, компания щеголей изрешетила чужака колкостями дурного тона. Осознав, что над ним насмехаются, унылого вида мсье испуганно взглянул на Поль, улыбавшуюся грубым шуткам. Увидев выражение лица осмеянного, принцесса направилась прямо к нему и громко произнесла: «Есть лишь один достойный человек, способный спровоцировать насмешки стольких глупцов. Окажите же мне честь!»

Этим патетическим персонажем был бессмертный автор «Истории форм и идей»⁴². Взяв философа под руку, Поль повела его к гостям, представила всем присутствующим и привлекла к нему всеобщее внимание. Используя все существующие приемы изысканной благосклонности, она принялась его угощать, расспрашивать о его трудах и, наконец, проявила любопытство: «Уважаемый философ наверняка пришел сюда не ради развлечения?». Нет, он надеялся встретиться с министром просвещения и ходатайствовать о скромной должности библиотекаря. С поистине королевской отвагой Поль направилась к герцогу, которого без объяснений увлекла в кабинет, велела тотчас же распорядиться о назначении и вручила бумагу изумленному философу, свободной рукой протягивая ему цветок, мгновение назад украшавший ее волосы. В глазах ученого заблестели слезы: «Принцесса, я обязан вам лучшей минутой своей жизни – красота и доброта соединились воедино, отдав дань науке в моем скромном обличье. Этот вечер я провел в обществе платоновской Диотимы. Мужчина, которого вы полюбите, непременно будет философом и объяснит вам значение этого комплимента».

Поль вспомнила об этом предсказании, когда Небо́ назвал ее наследницей мегарийки Диотимы: «Мужчина, которого вы полюбите, непременно будет философом и объяснит вам…» Разумеется, она его не любит и никогда не будет любить, но он все же объяснил ей значение таинственного комплимента.

Небо́ прочел в душе принцессы знак судьбы. Он был ей предсказан, и, признаваясь в родстве их сердец, был необычайно взволнован. Неведомые нам первопричины решают судьбу всякой встречи. Воспоминания обезоруживают застенчивость, и поцелуи смешиваются с картинами прошлых волнений. Воля отступает перед сиюминутностью ощущений, заставляющих забыть о смутных предсказаниях и знаках-предвестниках, подготавливающих сердце к внезапной встрече с весной чувств.

Стало быть, умелые слова Небо́ были обращены к подготовленной слушательнице, отличавшейся несвойственной женщинам прямотой и уважением к уму прежде всех других качеств; чувство справедливости диктовало ей быть доброй к некрасивым и защищать отсутствовавших. Не вызвав ни одной дурной мысли, Небо́ удалось завоевать доверие девушки, которая дралась с мальчишками по дороге домой, вступаясь за младших.

Прошел месяц. Как всякая молодая девушка, от чьего взгляда ничто не ускользает, Поль обнаружила на обратной стороне рисунка адрес Небо́. Коль скоро время Евы наступило в ее жизни до знакомства с философом, она, промедлив лишь столько, сколько потребовалось на обдумывание мер предосторожности, приобрела привычку уходить из дому рано, в дни, когда княгиня не принимала гостей.

Ежедневно общаясь с представителями высшего общества, Поль быстро поняла еретическую и малодушную природу персонажей Бальзака и д’Оревильи⁴³ и невероятным образом перенесла свои заблуждения на простой люд. Вначале она грезила о приключениях Родольфа из «Парижских тайн»⁴⁴, затем «Мадемуазель де Мопен», описав прогулки по порочному Парижу, предвосхитила замысел Небо́. Поразмыслив, она написала ему письмо – в надежде, что он похитит ее из башни условностей, где злая фея держала ее в плену, вдали от запретной тайны мужского начала.