Читать книгу Черная Индия - Жюль Верн, Жуль Верн - Страница 5

Через 10 минут Джемс Старр и Гарри вышли наконец из галереи.

Молодой углекоп и его спутник очутились на лужайке, если только так можно назвать обширную и мрачную рытвину. Эта рытвина, однако, не была совсем уж лишена дневного света. Несколько солнечных лучей доходили до нее через отверстие одной оставленной шахты. Таким же путем достигали сюда и струи свежего воздуха.

Итак, немного воздуха и света проникало на лужайку через толстый слой шифера.

Вот тут-то, в подземном жилище, в котором во время эксплуатации копей работали гигантские машины, и жил уже 10 лет Симон Форд со своей семьей.

Старый углекоп любил называть свое скромное жилище громким именем «коттедж». Обладая довольно порядочным состоянием, приобретенным ценой долгой трудовой жизни, Симон Форд мог бы жить в любом городе королевства, под яркими лучами солнца и посреди деревьев; но ни его семья, ни он не хотели покидать копи, где они были так счастливы, благодаря сходству своих понятий и вкусов. Да! Им нравился этот коттедж, находившийся под землей на расстоянии почти 1 500 футов от ее поверхности. Жизнь в нем имела уже то преимущество, что здесь нечего было опасаться прихода агентов государственной казны, обязанных взимать земельные налоги!

В эту эпоху Симону Форду, бывшему старосте углекопов копи Дошар, исполнилось уже 65 лет. По своему высокому росту и крепкому сложению он выдавался среди жителей даже этого кантона, который доставлял самых видных солдат в полки горных шотландцев.

Симон Форд происходил из старинной семьи углекопов и вел свою генеалогию с того самого времени, когда началась эксплуатация угольных копей в Шотландии.

Не вдаваясь в археологические исследования о том, знали ли каменный уголь греки и римляне, пользовались ли им до начала христианской эры китайцы и действительно ли он получил свое французское название (la houille) от имени Гульо (Houillos), который жил в Бельгии в XII столетии, можно считать достоверным, что впервые правильная разработка угля началась в Великобритании. Уже в XI столетии Вильгельм Завоеватель разделил между своими рыцарями весь доход с залежей Ньюкасла. В XIII столетии Генрих III дал кому-то право эксплуатировать залежи «морского угля», как его тогда называли. Наконец, к концу того же самого столетия упоминается о залежах в Шотландии и Уэльсе.

Именно около этого времени предки Симона Форда стали углекопами, и данное звание переходило потом в их роде от отца к сыну. Они были простыми рабочими и, как каторжники, трудились над добыванием из земли драгоценного топлива. Существует даже мнение, что все углекопы той эпохи, равно как и солевары, стали настоящими рабами. Действительно, даже в XVIII столетии это мнение было до такой степени распространено в Шотландии, что во время войны претендента серьезно опасались, как бы 20 000 углекопов Ньюкасла не подняли оружие с целью завоевать себе свободу, которой они, по общему мнению, не имели.

Но как бы там ни было, а Симон Форд гордился тем, что принадлежал к древнему роду шотландских углекопов. Он работал там же, где и его предки применяли кирку, лом и заступ. В 30 лет он стал старостой копи Дошар, самой значительной из копей Аберфойла. Он страстно любил свое ремесло и в течение долгих лет старательно исполнял свои обязанности. Он страдал, видя, как угля в копях становится все меньше и меньше, и с ужасом ожидал наступления того грозного часа, когда уголь из Аберфойла совсем исчезнет.

Он ревностно стал искать новые залежи угля во всех копях Аберфойла, которые под землей соединялись друг с другом. Несколько таких слоев ему удалось открыть в последние годы эксплуатации. Им руководил удивительный инстинкт углекопа, и инженер Джемс Старр высоко ценил Форда. Можно сказать, что старый рабочий с такой же точностью определял, где находятся залежи угля в копях, с какой гидроскоп указывает источники воды, скрытые в земле.

Но наступил наконец момент, когда драгоценного ископаемого совсем не стало в копях. Новые изыскания не привели ни к каким результатам. Было очевидно, что залежи истощились, эксплуатация кончилась. Углекопы удалились.

И поверили они? Большинство из них ушло в отчаянии. Всякий, кто знает, что человек, в сущности, любит свой труд, не удивится этому. Симон Форд, бесспорно, пострадал больше всех. Он являлся типичным углекопом, существование которого было неразрывно связано с существованием копи. Со дня рождения он жил в ней и не захотел из нее удалиться по прекращении работ. Итак, он остался. Гарри, его сын, заботился о снабжении провиантом подземного жилища; что же касается его самого, то в течение 10 лет он едва ли больше 10 раз был на поверхности земли.

– Идти туда наверх! К чему? – говорил он обычно и не выходил из своего черного жилища.

Здесь не случалось резких перемен температуры, и старый углекоп не знал ни летнего зноя, ни зимних холодов. Его семья имела отличное здоровье. Чего ж ему надо было больше?

Но, в сущности, он глубоко страдал. Ему было жаль оживления, движения, царившего в копи во время работ; ему было жаль всей прежней жизни. В голове его крепко засела одна неотвязная мысль.

– Нет, нет! Копь не может быть истощена! – все повторял он.

И плохо пришлось бы тому, кто в присутствии Симона Форда усомнился бы в том, что копи старого Аберфойла снова заживут былой жизнью! Старого углекопа не покидала надежда на то, что он откроет когда-нибудь новые залежи угля, которые возвратят копям их блестящее прошлое. Да! Если бы понадобилось, он с величайшим удовольствием снова взял бы кирку углекопа, и его старые, но еще крепкие руки опять стали бы рубить скалы. И вот каждый день он то один, то в сопровождении сына отправлялся на свои поиски в эти мрачные галереи и каждый день возвращался в коттедж усталым, но все еще не потерявшим надежды.

Достойной женой Симона Форда была Мэдж, высокая и сильная старуха. Мэдж, как и ее муж, не хотела оставлять копи Дошар. Она разделяла все его надежды и желания. Она постоянно поддерживала его мужество.

– Ты прав, Симон! – говорила она ему. – Аберфойл не умер, а только спит!

Мэдж точно так же не любила уходить из темного коттеджа на землю, и они все втроем вели счастливую, уединенную жизнь.

Вот к каким людям пришел Джемс Старр.

Инженера ждали. Симон Форд стоял у двери, и лишь только заметил лампу Гарри, как тотчас же поспешил навстречу бывшему директору копей.

– Добро пожаловать, мистер Джемс! – закричал он ему, и его голос громко зазвучал под сводами галерей. – Добро пожаловать в коттедж старого углекопа! Дом Фордов по-прежнему гостеприимен, хотя и находится под землей на расстоянии 1 500 футов.

– Как поживаете, мой добрый Симон? – спросил Джемс Старр, пожимая руку, протянутую ему хозяином.

– Прекрасно, мистер Старр! Да и как же может быть иначе, когда мы здесь защищены от всех резких перемен погоды? Ваши леди, которые каждое лето отправляются подышать воздухом в Нью-Хейвен или в Портобелло[5], сделали бы гораздо лучше, если бы пожили несколько месяцев в копях Аберфойла! Здесь они, по крайней мере, не простудились бы, от чего не убережешься на сырых улицах вашей старой столицы.

– Вполне с вами согласен, Симон, – ответил Джемс Старр, радуясь тому, что нашел углекопа таким, каким он был прежде. – Признаться, я частенько себя спрашиваю, почему не ухожу из своего дома на Кэнонгейт, чтобы поселиться в каком-нибудь коттедже по соседству с вами.

– Если хотите, мистер Старр, то… я знаю одного из ваших бывших углекопов, который будет очень рад жить рядом с вами.

– Ну, как здоровье Мэдж? – спросил инженер.

– Старуха еще здоровее, чем я, если только это возможно! – ответил Симон Форд. – Она будет очень рада видеть вас у нас за столом. Я думаю, что она превзойдет себя, чтобы только хорошенько угостить вас.

– Увидим, Симон, увидим! – сказал инженер, который после долгой ходьбы был не прочь отведать хорошего завтрака.

– Вы не хотите поесть, мистер Старр?

– Очень даже хочу. Аппетит у меня разыгрался. И потом такая скверная погода!..

– А! Там наверху ведь дождь! – заметил Симон Форд.

– Да, Симон! И Форт разбушевался, как море!

– Ну вот видите, мистер Джемс! А здесь никогда не бывает дождя! Впрочем, к чему я вам это говорю? Вы сами знаете все не хуже меня! Вы в коттедже. Это – самое главное, и еще раз скажу: добро пожаловать!

Симон Форд, сопровождаемый Гарри, ввел Джемса Старра в свое жилище. Старр очутился посреди большой комнаты, освещенной несколькими лампами, одна из которых оказалась висящей.

На столе, накрытом чистой скатертью, было уже все готово для завтрака; вокруг стола стояли четыре стула, обитых кожей.

– Здравствуйте, Мэдж! – сказал инженер.

– Здравствуйте, мистер Джемс! – ответила шотландка, которая поднялась со стула, чтобы поздороваться с гостем.

– Я с удовольствием вас вижу, Мэдж!

– Всегда приятно, мистер Джемс, видеть тех, кому оказывал только добро.

– Ну, жена, суп на столе, – перебил тут Симон Форд, – и ни к чему заставлять мистера Джемса ждать. У господина инженера аппетит сейчас, как у углекопа, и нам приятно будет показать, что наш мальчик не заставляет нас голодать в коттедже. Кстати, Гарри, – добавил старый рабочий, обращаясь к сыну, – Жак Риан приходил к тебе сегодня.

– Я знаю, отец! Мы встретили его в шахте Яроу.

– Это прекрасный и веселый товарищ, – сказал Симон Форд. – Но мне кажется, ему нравится там, наверху! Значит, у него нет настоящей крови углекопа в жилах. Прошу за стол, мистер Джемс; завтракать надо хорошенько, потому что обедать нам сегодня не придется, да и ужинать будем довольно поздно.

Но прежде, чем сесть за стол, инженер обратился к своему хозяину со следующими словами:

– Да, Симон… Вы ведь желаете, чтобы я поел с аппетитом?

– Вы окажете нам этим величайшую честь, мистер Джемс, – ответил Симон Форд.

– Прекрасно, но для этого нужно отбросить всякие заботы… Вот почему я теперь же хотел бы предложить вам два вопроса.

– Пожалуйста, мистер Джемс.

– В вашем письме вы говорите, что сделаете мне интересное сообщение?

– Оно на самом деле интересно.

– Для вас?..

– Для вас и для меня, мистер Джемс. Но я хотел бы сообщить вам это после завтрака и на самом месте, а то, пожалуй, вы мне не поверите.

– Симон, – заметил инженер, – посмотрите мне… прямо в глаза. Интересное сообщение?.. Да?.. Хорошо! Я не спрашиваю вас больше об этом, – добавил он, как будто бы во взгляде старого углекопа он прочел ответ, на который надеялся.

– А второй вопрос? – спросил хозяин.

– Вы знаете, Симон, кто мне написал это? – ответил инженер, показывая анонимное письмо, что он получил.

Симон Форд взял письмо и с большим вниманием прочитал его.

Потом он подал его своему сыну.

– Ты знаешь эту руку? – поинтересовался он.

– Нет, отец! – ответил Гарри.

– И на этом письме тоже был штемпель почтового отделения в Аберфойле? – спросил Симон Форд у инженера.

– Да, как и на вашем, – сказал Джемс Старр.

– Что ты думаешь обо всем этом, Гарри? – произнес Симон Форд, лоб которого несколько нахмурился.

– Я думаю, отец, – ответил Гарри, – что кому-то нужно было помешать тому, чтобы мистер Джемс Старр к нам приехал.

– Но кому же это? – вскричал старый углекоп. – Кто мог разгадать самые сокровенные мои мысли?

И Симон Форд впал в задумчивость, из которой его вскоре вывел голос Мэдж.

– Сядемте, мистер Старр, – сказала она. – Суп остынет. Не будем больше думать об этом письме!

Все последовали ее приглашению и заняли свои места за столом. Джемс Старр сел напротив Мэдж, отец и сын – друг против друга.

Завтрак в шотландском вкусе был очень хорош. Сначала ели hotchpotch – суп, в котором мясо плавало посреди великолепного бульона. По словам Симона, его жена не знала соперниц в искусстве приготовления hotchpotch’а.

Впрочем, то же самое можно было сказать и относительно следующего блюда, рагу из курицы, которое заслуживало одних лишь похвал.

Все запивалось превосходным элем, купленным в одной из лучших пивоварен Эдинбурга.

Но главное блюдо оказалось еще впереди. Это был хаггис, национальный пудинг, который готовят из мяса и ячменной муки. Замечательное блюдо, внушившее поэту Бернсу одну из его лучших од, имело участь всего прекрасного на этом свете: оно исчезло, как мечта.

Гость чистосердечно поблагодарил Мэдж.

Завтрак закончился десертом, состоявшим из сыра и отлично приготовленного пирожного из овсяной муки. Десерт запили отличной наливкой, которой было 25 лет, то есть ровно столько же, сколько Гарри.

За столом сидели больше часа. Джемс Старр и Симон Форд не только досыта наелись, но и досыта наговорились, главным образом о прошлом старых копей Аберфойла.

Что касается Гарри, то он все время молчал. Два раза он выходил из-за стола и даже из дома. Было очевидно, что случай с камнем внушал ему некоторое беспокойство, и он хотел немного покараулить около коттеджа. Анонимное письмо только усилило его тревогу.

Когда он в первый раз вышел таким образом из дома, инженер сказал Симону Форду и Мэдж:

– А славный у вас мальчик, друзья мои!

– Да, мистер Джемс, он очень добрый и послушный сын! – с живостью ответил старый углекоп.

– Нравится ему с вами в коттедже?

– Да, он нас не оставляет.

– А вы не думаете его женить?

– Женить Гарри! – вскричал Симон Форд. – Да на ком? На девушке сверху, с земли, которая будет любить балы да танцы, которая предпочтет свой клан нашим копям! Гарри сам этого не захочет!

– Симон, – возразила Мэдж, – ты, однако, не потребуешь, чтобы наш Гарри никогда не женился…

– Конечно нет, – ответил старый углекоп, – но это не так настоятельно! Кто знает, может быть, мы и найдем ему…

Гарри вернулся в этот момент, и Симон Форд замолчал. Когда Мэдж поднялась из-за стола, все последовали ее примеру и потом присели на минуточку у дверей коттеджа.

– Ну, Симон, – сказал инженер, – я слушаю!

– Мистер Джемс, – ответил Симон Форд, – тут дело не в ваших ушах, а в ваших ногах. Вы отдохнули с дороги?

– И отдохнул, и подкрепил свои силы, Симон. Теперь я готов сопровождать вас всюду, куда хотите.

– Гарри, – сказал Симон Форд, обращаясь к сыну, – зажги наши предохранительные лампы.

– Вы берете предохранительные лампы! – вскричал Джемс Старр. Его сильно изумило это, так как нельзя было опасаться взрыва газа в копи, совершенно лишенной каменного угля.

– Да, мистер Джемс, мы берем их… из предосторожности!

– В таком случае, мой добрый Симон, уж не надеть ли и мне одежду углекопа?

– Ну, этому-то еще не время, мистер Джемс, еще не время! – ответил старый землекоп, и глаза его как-то странно сверкнули.

Гарри, который ушел в коттедж, почти тотчас же вернулся оттуда, неся три предохранительных лампы.

Одну из них Гарри отдал инженеру, другую – своему отцу, а третью оставил у себя в левой руке; в правую же руку он взял длинную палку.

– Так в путь! – сказал Симон Форд, взяв кирку, находившуюся у дверей коттеджа.

– Так в путь! – повторил инженер. – До свидания, Мэдж!